Академгородок, 1966. Пост 1. Культурная республика соан.
Начало главы Академгородок, 1966.Продолжение книги "Мой Академгородок"
Начало книги см. главы: Академгородок, 1959 (Посты 1 - 20), 1960 (Посты 1 - 12), 1961 (Посты 1 - 29), 1962 (Посты 1 - 19), 1963 (Посты 1 - 2 9), 1964 (Посты 1 - 42), 1965 (Посты 1 - 62).
культурная республика соан
Я начинаю писать о 1966-м годе в Академгородке, и этот год вспоминается, как год радости, когда утром просыпался с готовностью горы свернуть, а вечером ложился спать с сожалением, что день уже закончился. Это был год успехов и в профсоюзной, и в научной работе. Это был год дружной работы и в Институте и в профсоюзном комитете. Это был год постоянного комплексного чувства рациональной неудовлетворенности и иррационального удовлетворения. Год всё новых и новых задумок и воплощения их в реальные дела. Год понимания, что нужно делать и дружной работы всех звеньев - не только команды, но и тех людей, с кем мы постоянно взаимодействовали.
Удивительное было время. Если были споры, то не о том, что делать, а как. Вокруг была какая-то благожелательная атмосфера, я не помню, чтобы отравленный воздух дул из какой-либо щели. Мы твердо знали, кто не с нами, но в том году они не были против нас. Правда, мы считали, что не даем им повода для критики. Как впоследствии оказалось, это было не так.
Дело в том, что у партийных органов в Академгородке всегда было две основных задачи: Надзор за учеными, а заодно и за наукой (это было чужое поле, поле Лаврентьева, куда их пускали очень неохотно). И надзор за идеологией ученых и студентов (и здесь первый секретарь новосибирского обкома КПСС Ф.С. Горячев считал это своим полем действий).
Надзирая за учеными, обычно ловили момент, когда они проявляли свою неспособность к управлению коллективами. Например, нарушали правила охраны труда и техники безопасности, и это приводило к несчастным случаям или даже к гибели сотрудников. Нечасто, но это случалось. Здесь, чаще всего, вмешивались крупные научные авторитеты, и спускали дело на тормозах. Так что, такие дела заканчивались без серьезного ущерба для провинившихся. Спасали и крупных ученых, например, Богдана Вячеславовича Войцеховского, впоследствии академика, и некрупных - например, в том же институте гидродинамики академик Лаврентьев отстоял Эльмара Андреевича Антонова, у которого в группе погиб талантливый молодой ученый, нарушивший правила техники безопасности при проведении эксперимента с зарядом взрывчатого вещества.
Но если сталкивались научные амбиции и дело доходило до серьезных размолвок между крупными учеными, здесь партийные органы с нескрываемым удовольствием пытались брать на себя роль арбитров, и эти столкновения интересов разбирались во всевозможных партийных комиссиях вплоть до обкомовских с привлечением работников ЦК КПСС, и об этих разборках знало даже Политбюро.
Такие дела брались на карандаш, смаковались и обобщались. В рассмотрении таких вопросов «проявлялась» роль партийной организации в воспитании ученых.
До поры до времени и в этих вопросах академику Лаврентьеву, несмотря на противодействие, удавалось отстаивать свою точку зрения, даже если это шло в ущерб науке. Он твердо стоял на своем, не меняя точку зрения. В качестве примера можно привести его столкновения с академиком Христиановичем или академиком АМН Мешалкиным. И всем партийным деятелям приходилось идти ему навстречу.
Организационно вмешательство партийных органов непосредственно в дела институтов СО АН было оформлено в 1965 году путем ликвидации парткома СО АН, создания в Советском райкоме КПСС отдела науки, укрепления отдела науки в Обкоме КПСС.
А вот в вопросах идеологии партийные органы после роспуска парткома СО АН начали бдительно следить за неустойчивыми в этом отношении научными сотрудниками, как официально считалось высшими партийными деятелями и как было на самом деле. Но особенно бдительными следовало быть с молодежью - и научной и студенческой. Именно в этой среде возникала ересь, которую партия постоянно искореняла. И для этой своей работы партийные деятели создали большой аппарат идеологических работников - идеологические отделы в райкоме, горкоме и обкоме КПСС. Более того, этот аппарат смыкался с аппаратом областного управления КГБ, их многочисленными представителями в СО АН и огромной армией завербованных «стукачей», многие из которых регулярно докладывали о своих наблюдениях. Были и добровольные помощники, как анонимные доносчики, так и люди, подписывающиеся своим именем - доносчики легальные, - «сигнализирующие в интересах победы социализма и коммунизма».
Причем до поры до времени вся эта армия следила за инакомыслием, подразумевая под этим инакомыслие только в вопросах политики и экономики. Они следили за клубами, темами дискуссий, высказываниями… Удивительно, но к таким областям культуры в Академгородке, как театр, живопись, литература внимание партийных органов и КГБ приковано не было. Это показала уже выставка Роберта Фалька, которая прошла без замечаний со стороны райкома. Даже выставка Эрнста Неизвестного не привлекла внимания, несмотря на то, что его имя ассоциировалось со скандалом в Манеже и обвинениями в абстракционизме. Работа Дома ученых и Дома культуры «Академия» оказалась на какое-то время вне сферы внимания идеологических работников.
Даже разбор моего персонального дела связали только с техническими вопросами, не затронув идеологической темы. А я, откровенно говоря, ожидал, что Прасковья Павловна Шавалова, секретарь горкома КПСС по идеологии, припомнит, мне мягко скажем, нестандартное оформление пионерлагеря «Солнечный», выполненное Юрием Кононенко. Однако, обошлось.
Но это была временная передышка. Внимание к вопросам культуры в полной мере проявилось в следующем, 1967 и особенно в 1968 году. Тогда и произошел откат интеллектуальной свободы. А пока… 1966 год - год расцвета культуры в СО АН. Год, когда Академгородок вполне можно было назвать культурная республика соан.
Передо мной работа научных сотрудников Института истории СО РАН доктора исторических наук Евгения Григорьевича Водичева и кандидата исторических наук Натальи Александровны Куперштох «Формирование этоса научного сообщества в новосибирском Академгородке, 1960-е годы» (http://www.nir.ru/sj/sj/sj4-01kup.html). В ней довольно полно описано вмешательство партийных органов в жизнь Академгородка. Подробно описывается организация науки, состояние научного сообщества, его взгляды, стремление всё осмыслить, обдумать, покритиковать, предложить своё. Это, естественно связывается с междисциплинарными семинарами и дискуссионными клубами, среди которых упоминается кофейно-кибернетический клуб, закрытый в 1965 году и кафе-клуб «Под интегралом», закрывшийся в 1968 году. При этом причиной закрытия ККК называется дискуссия о переселении человеческого разума в кибернетическую систему, а одной из причин начала гонений кафе-клуба «Под интегралом» проведение дискуссии о вялости интеллигенции. Далее приводится суждение о том, что «В "Республике соан" (по выражению братьев Стругацких) постепенно, шаг за шагом, совершалось продвижение от интеллектуальной гимнастики и политического резонерства клуба "Под интегралом" к попыткам экономических экспериментов более прагматичного "Факела", успешно занимавшегося незаконной, по мнению властей, хозяйственной деятельностью».
Я читаю это и недоумеваю: «Какая же у нас, если судить по этой статье, была бедная жизнь!» На самом деле, и ККК, и кафе-клуб, и «Факел» были только, если позволительно применить географическое сравнение, пиками на высокогорном плато культуры Академгородка, причем далеко не единственными. Жизнь бурлила на всем плато. И пиков было много. Главным пиком был ДК «Академия», к которому в 1965-1966 гг. присоединился и Дом ученых, причем они работали совместно. И сказать, что интеллектуальная свобода, о которой пишут авторы статьи, была направлена на науку, на общество и на политику - это просто сказать общие слова и далеко не все, которые требуется. А привести в пример только ККК, «Интеграл» и «Факел» и, вообще, поставить их в один ряд, как главные примеры культурного феномена Академгородка, означает не увидеть настоящего Академгородка того времени.
ККК был замечательным клубом, в котором участвовали интереснейшие люди того времени, но это был сравнительно узкий клуб со специфическими интересами.
Кафе-клуб «Под Интегралом» был, действительно, центром притяжения, привлекшим к себе массу людей, и не только молодых и очень молодых, но и наших академгородковских интеллектуалов, вплоть до некоторых академиков.
А «Факел», на мой взгляд, не имел права на существование в ту эпоху, поскольку в его основе лежал «криминальный постулат» обналичивания безналичных денег. Он открылся и существовал только благодаря «откатам» и «парашютизму» под «крышей» всё позволявшим ему комсомольским органам. Эти «откаты», как пишет И.И. Коршевер в статье «От города Солнца к городу Зеро» в газете «Наука в Сибири» (http://www.nsc.ru/HBC/article.phtml?nid=57&id=25) и в Сб. «И забыть по-прежнему нельзя» (http://www.nsc.ru/HBC/hbc.phtml?19+421+1), «иные хозяйственники ныне вспоминают … со смесью публичной иронии и тайного вожделения».
И не «откатами» ли объясняется «здравый смысл управляющего Советским районным отделением Госбанка и управляющего Новосибирским областным отделением», о котором пишет создатель «Факела» Александр Казанцев, запамятовавший их фамилии. Они не имели права выдавать зарплату тем, кто был оформлен на работу в «Факеле», поскольку это был не строго лимитируемый правительством фонд заработной платы, а безналичные деньги.
А для тех, кто не знает, что такое «парашютизм», подскажу, что для того, чтобы выплатить одному человеку предварительно оговоренную большую сумму в ведомость на выплату денег вписывались все его родственники и друзья.
Поэтому для меня совершенно удивительно обожествление «Факела» как яркой приметы экономического прагматизма того времени. Это, может быть и прагматизм, но только криминальный.
Но вернусь к своему сравнению. Интеллектуальная жизнь кипела и бурлила повсеместно, - во многих клубах, во многих коллективах художественной самодеятельности, некоторые из которых были вполне профессиональны. Ну никак не поворачивается язык назвать художественной самодеятельностью театр-студию Арнольда Пономаренко, Симфонический оркестр Евгения Иоанесяна, Оркестр народных инструментов Бориса Швецова или Танцевальный ансамбль «Спин» Геннадия Малькова.
А полные залы ДК и Дома ученых, когда бурно приветствовали артистов, писателей, поэтов, приезжавших из столиц и говоривших здесь то, что там уже было сказать нельзя. Режиссеров, привозивших спектакли и фильмы, которые там уже показать было невозможно. Ученых - экономистов, социологов, литературоведов, историков, -рассказывавших то, о чем уже там высказываться публично было нельзя. Разве научная среда Академгородка не воспитывалась ими, не поднимала свой культурный и гражданский уровень? Разве это не повышало общий уровень культуры Академгородка? А дальнейшее оттачивание интеллекта происходило уже на «кухнях» в тесном общении с приезжими, которые переходили из одной «кухни» в другую, поскольку желали их видеть многие.
Вот эти моменты полностью упущены в статье вышеупомянутых авторов. Мне же они кажутся главными. Кое-что написано в Сборнике воспоминаний об Академгородке. Кое-что лишь упоминается, а многого и вовсе нет. Да и в моей памяти осталось далеко не все.
Правда - категория тихая. Чаще всего, она молчит и не высовывается. Сегодня самое громкое из того, что было - кафе-клуб «Под Интегралом» и «Факел». Первый - вполне заслуженно. О втором - можно говорить как о неоднозначном, спорном явлении в жизни Академгородка, но не культурном и не идеологическом, а о факторе, позволившем с одной стороны кое-что очень многим заработать, а с другой стороны, кому-то материально помочь в очень важных вопросах. Причем, именно в то время, когда перестал помогать профсоюз. Когда меня там уже было. И вот это с высоты сегодняшнего дня, может быть, перевешивает полукриминальную суть «Факела».
А вот о Доме ученых и ДК «Академия» рассказать некому. И в моей памяти осталось немного. У меня было много других дел, которыми я постоянно занимался - дети, спорт, вопросы строительства и соцкультбыта, да и чисто профсоюзные дела - путевки в санатории, охрана труда занимали немалое время. Да и научной работой я занимался постоянно, на что уходила вся первая половина дня. Но нити "управления культурой" Объединенный комитет профсоюза держал в эти годы в своих руках. Всем помогал и способствовал, как мог, морально и материально, развитию каждого кружка, каждого клуба, каждого коллектива, как взрослого, так и детского.
Продолжение следует