Е.Кригер || «
Известия» №221, 18 сентября 1941 года
СЕГОДНЯ В ГАЗЕТЕ: ПЕРВАЯ СТРАНИЦА. В ГОСУДАРСТВЕННОМ КОМИТЕТЕ ОБОРОНЫ. О всеобщем обязательном обучении военному делу граждан СССР. От Советского Информбюро. ВТОРАЯ СТРАНИЦА. В Наркоминделе. П.НИКИТИН. Станичники. Я.ГИК. Вдвое больше, вдесятеро лучше! Всеволод ИВАНОВ. Клятва молодости. О бдительности и ротозеях. ТРЕТЬЯ СТРАНИЦА. На фронтах великой отечественной войны. Дневник ефрейтора Макса Маровец. Л.ТОНКОНОГИЙ. Защитники Одессы. К.ТАРАДАНКИН. Наступательный бой. Е.КРИГЕР. Свидетельство врага. 3.ДОКТОРОВ. Семь атак. ЧЕТВЕРТАЯ СТРАНИЦА. Антисоветская белофинская фальшивка. Вынужденное признание Михаила Антонеску. Послание Рузвельта «Американскому легиону». Процесс германского шпионского центра в США. Ненависть норвежского народа к оккупантам. Сопротивление французского народа растет.
# Все статьи за
18 сентября 1941 года.
Мы предоставим слово тем из свидетелей, которые отнюдь не заинтересованы в прославлении советской артиллерии. Это солдаты и офицеры немецко-фашистской армии.
Большинство писем так и не доставлено по адресам. Многие обрываются на полуслове. Они найдены в сумках убитых - измятые листки бумаги, с косо разбегающимися строчками, со словами, нацарапанными в темноте, с фразами, начатыми заново, другим карандашом, - очевидно, авторам часто приходилось откладывать начатые письма до более удобной минуты. Почему? На этот вопрос отвечают сами авторы.
Вот один из них - солдат Лестен. 15 августа он писал родителям в Диссельбург: «Вы, вероятно, давно ждете от меня писем. Однако при всем моем желании это невозможно было сделать. Здесь нам поставлена задача удержать позиции.
Это самое ужасное из того, что могу себе представить. Уже, целую неделю мы лежим здесь в норах, в открытом поле. Днем вообще нельзя показаться. Радуешься, когда снова наступает ночь. Ночью мы можем посменно спать несколько часов. И ко всему этому нечего жрать. Так уже несколько дней мы лежим здесь, как
разбойники. Но это еще не самое тяжелое. Самое тяжелое - это неслыханный артиллерийский огонь. Я могу сказать вам, что отражать ко всему этому яростные атаки русских - это уже сверх того, что могут выдержать нервы. Это не может больше так продолжаться в течение длительного времени, ибо мы все погибнем...»
На этом письмо обрывается. Солдат Лестен не ошибся: для него это продолжалось не особенно долго. Он погиб еще до того, как вложил письмо в конверт.
Другой свидетель - Отто Беркман, солдат 336-го полка, 161-й германской пехотной дивизии. 11 августа он писал своей жене:
«Моя милая Фрида! Мы вынуждены воевать здесь в ужасных условиях - лежим в 300 метрах от противника. Не получаем никакой пищи и питья. Едим сырую картошку и огурцы. Мы
полностью завшивели. Полны грязи. Обросли бородами. Фрида, я
ужасно хотел бы видеть свою семью, у меня
ужасная тоска по родине. Едва ли я вернусь домой. Русские пушки мучают нас непрестанно!»
Это повторяется в каждом письме: грязь, вши, голод и, наконец, пушки, советские пушки. Недавно еще офицеры уверяли солдат: «Русским нечем защищаться, мы пройдем с оркестрами впереди». Вранье фашистских офицеров было прервано залпами наших батарей.
В письме от 10 августа офицер германской армии Иоганн Петерс скулит: «Лежим все время в окопах. Днем нельзя поднять головы, так как русские сразу направляют на нас огонь со всех сторон. Ходить можем только ночью. Сейчас отошли в тыл километров на пять. Однако и здесь нас беспокоит русская артиллерия».
Click to view
В начале войны молодчики в роде Иоганна Петерс даже в плену продолжали тупо твердить: «Мы идем на Москву!» Теперь им некогда - они
ищут вшей и тоскливо ждут смерти. Их гонят в наступление. Чем это кончается, хорошо знает автор одного из писем, найденных в немецком окопе на Ярцевском участке фронта. Он писал своей матери: «Вчера без обеда нас перевели в наступление. Мы вышли в какой-то девственный русский лес. Нас было 120 человек. Мы имели задачу занять мост. Темнело, когда мы стали подходить к мосту. Наше продвижение заметил противник. Он лежал в ста метрах от нас, но не стрелял. Потом налетели самолеты и стали забрасывать бомбами. С деревьев открыли огонь русские стрелки, открыла огонь и артиллерия. Потом русские бросились на нас в атаку. Лучше не спрашивай, ничего подобного в жизни я еще не переживал. Спасая свою жизнь, я бежал сквозь свинцовый дождь. Многие наши
сложили здесь головы. За высотой я повалился на землю, как мешок с мукой, и
дрожал, как лягушка. Мы окопались. Но возле моста в 3-5 метрах непрерывно рвались снаряды. Мы лежали, как прикованные. Нельзя было двинуться ни взад, ни вперед. И так четыре дня и четыре ночи без сна. Прощай, мама. Твой Эрнст».
Чаще всего в немецких письмах встречается одно слово: нервы. Лейтенант Эмануил Кул пишет некоему Артуру Краусу: «Ежедневная стрельба из всех родов оружия. Я рад был бы выбраться из этого адского огня. Только ночью мы можем выйти из наших ям. В таком грязном котловане я сижу и пишу вам это письмо. Это постепенно начинает действовать на нервы. Такая война может доконать самого сильного человека».
Один из таких «сильных людей» раскис настолько, что без всякого стеснения жалуется даже собственной дочери: «Если бы ты видела, Ирма, ты бы напугалась, каким я стал. Четырнадцать дней я не мылся и не брился. Моя одежда превратилась в тряпки. Весь в грязи. Рубаха такого же цвета, как земля. Да, это совершенно другая война, чем во Франции, где мы быстро нашли все необходимое. Вот и сейчас над головой сплошные разрывы снарядов».
В июне они кричали: «Молниеносный марш, вперед по русским равнинам!» Ефрейтор Вальтер Бургардт завопил из-под Ярцева в Рейхенбах: «Мы вынуждены вести сидячую жизнь.. Днем никто не может расхаживать из-за русских артиллеристов».
В сентябре унтер-офицер Вальтер Кунт продолжал кричать из того же района: «Ты не можешь представить, любимая Анна, что у нас делается. Сижу в окопах. Снаряды поют арии. Эти арии страшнее, чем бой на передней линии. От этих арий я скоро сойду с ума. Многие из вновь пришедших уже сошли с ума. Дай бог пережить все это, но надежды мало. Ты обижаешься, что редко пишу. Но невозможно высунуть голову».
Однажды Вальтер Кунт все же высунул голову, и вот его письмо в наших руках. Таковы свидетельские показания об огне советских батарей из немецких окопов. //
Е.Кригер, спец. корр. «Известий». ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 17 сентября.
____________________________________________________________
П.Майский:
Разговор с Августом Гуммелем ("Известия", СССР)*
И.Луковский:
Облик фашистского бандита** ("Красная звезда", СССР)
********************************************************************************************************************
Дневник ефрейтора Макса Маровец
Дневник немецкого ефрейтора Макса Маровец был захвачен во вражеской бронемашине, подожженной нашими бойцами на одном из участков Северо-Западного направления фронта. Ефрейтор бежал, забыв впопыхах дневник,
с которым он не расставался с первого дня войны.
23 июня. В субботу вечером шел боевой приказ. В половине второго побудка, затем двинулись по направлению к границе.
26 июня. Русские ведут сильный артиллерийский огонь. Одна наша бронемашина подбита, Командир и водитель ранены. Стрелок, очевидно, убит или взят в плен. Ничего определенного установить нельзя. Все машины сбились в кучу, в дивизионе паника. Противотанковая пушка отказала. Какое несчастье! Это было маленькое боевое крещение.
28 июня. Русские стали обстреливать из пушек мост и дорогу. Многие дома подожжены артиллерийским огнем. Настоящий фейерверк. Это продолжалось почта полтора часа.
1 июля. Артогонь усилился.
Грохот сумасшедший. В тыл привозят раненых. Наши части окапываются. Хороший вечер, но так одиноко, так далеко от дома. Думаю о доме, было ведь так хорошо...
7 июля. В Острове было ужасно. Все сожжено, не осталось и шестой части города. Люди бегали среди развалин и разыскивали свои пожитки.
9 июля. Весь день ничего не ели. Достали себе конфеты. Штатские боятся, они все прячутся. Поехали в деревню. Когда вернулись, на нас напали два русских истребителя. Они нам устроили изрядную баню.
10 июля. Партизаны окружили нас и хотели атаковать. Едва простояли полчаса, как на нас снова напали со всех сторон. Думал, что конец пришел. Выжимал из пушки все, что мог. Это была тяжелая работа. Шульце и Дитрих ранены.
11 июля. Остановились в городке Порхове и вот лежим в тени под деревьями. Русские благословляют нас сверху. Зенитки стреляют, как бешеные. В половине восьмого едем дальше и делаем привал в маленькой деревне. Русские опять появляются и опускают на нас сверху свое благословение. День был какой-то сумасшедший.
12 июля. В сумерках вступили в деревню. Тут началась паника, ибо
передние заметили крестьянский трактор! Все повернули вдруг назад. После некоторого замешательства сделали привал.
13 июля. Целые сутки ничего несли и не спали. Полубольны, валимся с ног от усталости. Но нужно двигаться вперед, пока совсем не свалишься.
14 июля. Русские защищаются упорно и ожесточенно. Наша артиллерия стреляет, как бешеная, но и русская стреляет неплохо. Все кругом горит. Партизаны сильно допекают. У СС несколько убитых и раненых.
16 июля. Привели двух детей и мужчину. Они подавали сигналы русской батарее. После краткого допроса их уложили. Это
банда свиней.
17 июля. Утром над нами пролетели три русских бомбардировщика. Недалеко от нас они сбросили свои бомбы. Одна бронемашина разбита. Приступили было к еде, но покушать не успели: наш лейтенант ведь всегда должен итти вперед, чтобы заработать свой железный крест первой степени, а на нас, он никакого внимания не обращает. Так дальше быть не может, мы выдохнемся совсем.
20 июля. Снова разбудил ужасный грохот, поднятый русскими. Старший ефрейтор Циммерман убит. Такого народа, как русские, я еще никогда не видел. Даже когда русские окружены,
они не сдаются. Этакое не часто встретить. С меня более, чем достаточно. Ах, если бы эта война кончилась!
24 июля. В девять часов прилетели русские и бросили бомбы. Их было на этот раз 18 штук. Зенитки стреляли, но не попали ни разу. Бомбардировщики приходили еще несколько раз и несли свои яйца. Весь наш дом дрожал. Рев и грохот.
25 июля. В 3 часа под'ем. Встали и подготовили машину. Нам разрешили снова ложиться. Едва улеглись, приказали тронуться: нужно было подвезти боеприпасы. Мы должны прорваться во что бы то ни стало. Ну, и приказ! Когда мы прибыли в следующую деревню, началась настоящая чертовщина. Поскорей назад! Наше счастье, что вас не сцапали. Так бесцельно гнать людей на смерть! Но кто на это смотрит? Когда мы снова сделали привал, сам сатана стал править свой пир. Нас обстреляли свои же. Какой позор! Мучились, мучились - и все зря. В этот день я был рад, что снова остался цел.
28 июля. Прибыли в город Псков.
1 августа. Ел и спал. Не знаю, чем занять себя. Вечером была вечеринка с пивом. Бочка пива -
неплохое средство для создания хорошего настроения.
2 августа. Совершили небольшую прогулку по городу. Ужасный вид, все разрушено, редкое здание цело. Навстречу попалась колонна санитарных машин с нашими ранеными. Неутешительная картина.
3 августа. Радиомузыка раздражает. Поскорее бы мир.
7 августа. Оделись и пошли на рыночную площадь. Там были повешены двое русских. На это
непременно надо было поглядеть. Их глаза были завязаны. С такими долго не церемонятся.
9 августа. Встал и смотрел, как соседи увязывали свои вещи. Их машина готова, и они сегодня уезжают. В таких случаях надо за вещичками присматривать...
11 августа. Очень поздно встал, немного валялся в постели. Получили водку. Вечером рассказываем друг другу сказки и запиваем их водкой. Машина уже готова. Ну, скоро опять все начнется.
14 августа. В 7 часов выехали из Пскова. Издали видели пламя. После обеда началась кутерьма. Самые тяжелые снаряды полетели на нас. Мне стало не по себе. Через два часа это прекратилось. И рад же был я. Вечером, когда мы стояли в охранении, нас снова стали благословлять. Быстро залезли в щель. Осколки так и летали кругом. Когда разрыв близко, наш маленький окопчик дрожит, трудно не сойти с ума при этом. У троих нервный шок. Такого огня еще не было. Наши потери очень велики. В деревне могилы ефрейторов Шаллера, Бибса, Фукса. Тидеман ранен. Опять потеряли две бронемашины. Другие роты тоже несут большие потери. Когда мы уйдем отсюда, каждый поставит по свечке всем святым. Если бы на родине знали, как мы живем и что у нас творится!
19 августа. Получили задание разведать впереди лежащую местность. По дороге нас встретил связист и сказал, что лейтенант Якель со своим взводом уничтожен. В ближайшей деревне стояла наша рация. Она была разбита, в лесу горел мотоцикл, кругом валялось еще много мотоциклов, - от взвода ничего не осталось. Перетрусили здорово. Это был для нас снова день, полный событий и переживаний. Всю ночь пришлось бодрствовать, а разные там господа спали.
20 августа. Лейтенант Кейхель поехал с переводчиком на грузовой машине в деревню,
чтобы достать продовольствие. Они привезли свыше двухсот яиц, меду, масла. Пришел командир дивизиона и забрал все яйца. Подумайте только!
21 августа. Никто не думает о пользе нашего брата. Мы и наш командир - каждый сам по себе.
Снова скверная дорога, приходится вытаскивать машины из грязи. Вдобавок началась гроза. Такого я еще не переживал, - становилось светло, как днем, один удар грома следовал за другим, дождь лил, как из ведра. В большом лесу, без часовых, одни одинешеньки! Впервые наша часть окружена, это выглядит весьма скверно. Вейнике убит, Шетлер тяжело ранен, Бем пропал без вести, одна машина попала к русским.
22 августа. Впервые за пять ночей спал.
23 августа. Холод! Мерзли, как собаки.
26 августа. За обедом наш лейтенант произнес речь. Но я знаю, как к ним относиться. Меня это не трогает. Мы таскаем из огня каштаны, а кто-то получает от этого удовольствие. Будь, что будет.
28 августа. Сегодня наша машина будет готова, поедем в свою роту. Впереди еще долгий путь...
* * *
На этом дневник обрывается.
___________________________________________________
Признания немецкого унтер-офицера ("Красная звезда", СССР)
Дневник фашистского унтер-офицера ("Красная звезда", СССР)
********************************************************************************************************************
Защитники Одессы
… Потери врага на подступах к Одессе исчисляются десятками тысяч убитых и раненых. Показания пленных и захваченные на поле боя документы свидетельствуют о том, что мощные, с каждым днем усиливающиеся удары, наносимые защитниками Одессы, приводят в ужас румынских вояк.
- Перед атакой у меня было 33 человека, - сообщил командир взвода 2-й роты 1-го батальона 13-го пехотного полка 14-й пехотной дивизии Дмитрий Гребнич. - После атаки осталось 12. Особенно велики потери в офицерском составе.
Гребнич - третий командир взвода на короткий период. От участи предшественников его избавила своевременная сдача в плен.
Вот что говорят уцелевшие благодаря сдаче в плен офицеры и солдаты 13-й пехотной дивизии:
Локотенент Шербанеску: - Только за 27 августа 13-я пехотная дивизия потеряла от советского артиллерийского огня до 70 проц. личного состава; 22-й пехотный полк после боя насчитывал только 50 человек.
В тот злосчастный для германо-румынских войск день на подступы к Одессе была брошена 8-я пехотная дивизия. На передовой линии она пробыла не больше суток. Уже 28 августа из-за понесенных огромных потерь дивизия была выведена в резерв.
Пленный Циху Ион: - Потери в вооружении еще больше, чем в живой силе. В моей 8-й пулеметной роте из 16 станковых пулеметов осталось только два 13-й пехотный полк потерял свыше половины своего вооружения.
Румынское командование чрезвычайно обеспокоено огромными потерями. Раньше германские офицеры гнали румынских солдат скопом под угрозой пулеметов в «психические» атаки. Теперь это запрещено. Приказ командира 3-й пехотной дивизии генерала Штефеля за № 5598 гласит: «Пехоте запрещается собираться в кучу. Каждый солдат должен сохранять интервал не менее пяти шагов от соседа».
- Румынские солдаты не хотят наступать ни кучей, ни развернутой цепью. Война нужна тем, у кого большие животы, - говорит пленный солдат Ефрем Григорьяну. - Офицеры избивают и расстреливают нас за отказ воевать, а на фронте солдат почти не кормят.
Докладная записка командира 2-й роты 1-го батальона 35-го пехотного полка гласит: «Довожу до сведения, что 2-я рота с 23 по 26 августа не получала никакой пищи».
В своем дневнике рядовой Жиану Марин записал: «Три дня лежу в окопе без пищи и без капли воды. Вот какова жизнь румынского солдата!»
И румынские солдаты делают из этого свои выводы.
- Шестьдесят моих товарищей, - заявил пленный Г.Шербан, - сговорились в удобный момент сдаться в плен и выполнили это намерение.
Среди добровольно сдавшихся в плен имеются немецкий военный врач и немало офицеров.
С каждым днем крепнет
железная, непоколебимая стена обороны на подступах к Одессе. С каждым днем увеличиваются потери германо-румынских частей. Командование врага в бешеной злобе бросает на фронт новые подкрепления, сплошь и рядом необученные, быстро теряющие под огнем боеспособность. // Л.Тонконогий, спец. корр. «
Известий». ОДЕССА, 16 сентября. (Доставлено на самолете).
********************************************************************************************************************
Датские консервы с "начинкой"
ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ, 17 сентября. (ТАСС). Народы оккупированных стран всеми способами ведут борьбу с ненавистными захватчиками - гитлеровскими бандитами. Об этом ярко свидетельствует попавший в наши руки специальный приказ по тылу 415-го пехотного полка немецкой армии, действовавшей в районе Холма.
В третьем разделе: «Административная служба» в седьмом пункте записано следующее: «В мясных консервах датского производства были обнаружены металлические стружки длиной 1-2 см и диаметром 1/4 мм. На эти консервы надо обратить особое внимание. О подобных случаях надо немедленно сообщать командованию полка, присылая вместе с донесением пробу и по возможности крышку коробки. Описание: крышка 10 см, в середине которой стоит слово «Дания» и цифра «210», с внешней стороны на краю крышки вдавлена цифра «140».
Видать, не по вкусу пришлись немцам консервы с «начинкой» датского производства.
______________________________________________
О ненависти к врагу* ("Красная Звезда", СССР)**
К.Симонов:
Лицо врага* ("Красная звезда", СССР)
Наша ненависть к врагу* ("Красная звезда", СССР)
И.Эренбург:
Исповедь врага ("Красная звезда", СССР)
Ф.Гладков:
Фашизм - смертельный враг русского народа* ("Красная звезда", СССР)
Газета «Известия» №221 (7597), 18 сентября 1941 года