ИСТОРИЯ О (16)
Продолжение.
Начало здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь,
а также здесь, здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь.
Сто лет одиночества
Основная проблема диктатора заключалась в том, что система, выстроенная им, при кажущейся несокрушимости, была очень зыбкой. Весь аппарат ниже очень узкого «ближнего круга» преданных лично ему людей, которых он считал равными, состоял из винтиков, слепо послушных исполнителей, не имеющих собственного мнения и, в обмен на возможность делать мелкие гешефты (шалить крупно запрещалось), готовых на всё, но лишь до тех пор, пока Акела не промахнулся.
Сам он это прекрасно понимал, и позже, огрызаясь на обвинения в том, что его кадры «бездари и тряпки», а префекты на местах - «„конокрады”, которых давно надо было повесить или отправить на каторгу», упирал лишь на то, что «Мне безразлично ваше мнение. Вы никто. Я признаю только один форум - потомство».
До какого-то момента , правда, недостатки скрадывались идеально слаженной работой того самого «ближнего круга», курировавшего основные направления, «разгружая» и прикрывая Самого, но практически одномоментная потеря Белчева, Муткурова и Вълковича была невозместима, а других не было, и заменить их было некем.То есть, профессионалы, разделяющие ориентацию на Запад, конечно, имелись, и премьер затыкал ими дырки в номенклатуре, но вот «стамболовистами» эти люди не были ни в какой степени: каждый имел свои амбиции, свои аппетиты и создать новую «обойму» не получилось.
Михаил Савов, новый военный министр, очень послушный и лояльный, в отличие от суперсвоего Савы, боялся политики, и премьеру пришлось, кроме всего, лично контролировать армию, а офицеров коробило вмешательство «штафирки» в их корпоративные дела. Григорий Начевич, умнейшая голова, прекрасный дипломат и блестящий финансист с крутыми связями на венской бирже, являясь полным единомышленником премьера в смысле русофобии и полной неразборчивости в средствах, был, однако, себе на уме и гнул свою линию, за что в итоге был изгнан и ушел в «легальную оппозицию» к Радославову. Там же оказался и Димитр Данчев, лучший юрист Болгарии, превысивший «лимит на взятки» настолько, что диктатор всерьез собирался отдать его под суд за лихоимство.
В итоге, «легальная оппозиция» стала еще и «объединенной», а Стамболов оказался на вершине пирамиды в полном одиночестве, всевластный, всемогущий, единый и неделимый, но практически без опоры. И все эти процессы тихо, без ненужных рывков отслеживал уже оперившийся князь.
В свое время, срочно разыскивая «хоть кривого, хоть горбатого», всесильный «первый регент», увидев единственное, что удалось пойти, в восторг не пришел. Жеманный, завитой и припудренный молодой человек совершенно не соответствовал его представлению о монархе, достойном Болгарии, однако выбирать не приходилось, а кроме того, «Ну что же, Болгария для него ничто, но эта кукла, по крайней мере, не будет мешать».
Проблема, однако, заключалась в том, что «кукла» вовсе не хотела быть куклой. Фердинанд жаждал править, и если вел себя именно так, как хотелось диктатору, то лишь потому, что, редкий хитрюга, не собирался с самого начале переть на рожон. Напротив, напоказ развлекаясь, при первом случае уезжая «отдохнуть» в Вену, Будапешт или Берлин, часами разбирая любимые ботанические коллекции, изготовляя чучела птиц и развлекаясь с белокурыми секретарями, - против чего премьер совершенно не возражал, - он понемногу, очень осторожно создавал свой собственный «дружеский кружок». Как говорили злые языки, «тайный кабинет», но на то ж они и злые.
Инка, в Куско отдыхая, вей петлю на Ольянтая!
Ничего вызывающего, упаси Боже. Просто по родственным каналам, - связи у него все же были куда круче, чем у безродного «балканца», - пробивал кредиты и займы. Помогал крупным предпринимателям получать приятные заказы за рубежом, беря, разумеется, комиссионные, но прикрывая от налоговиком, при этом собирая на каждого досье с компроматиком. Приглашал лидеров «легальной оппозиции» на чашку чая и уважительно выслушивал их мнения, по итогам тоже пополняя досье.
Ну и, конечно, - главнокомандующий же, - общался с военными, сочувственно кивая, когда они сетовали на засилие в армии румелийцев, перекрывших уроженцам «старого княжества» пути к карьерному росту. Типа, все так, жаль, что помочь, сами понимаете, не в силах, но… Вот вам, майор, часы на память, а вам, подполковник, перстень. Так сказать, все, что могу лично.
По ходу, на почве русофобии, дружески сблизился с Рачо Петровым, за исполнение «рущукских русофилов» и Паницы возвышенным в начальники Генштаба, но считавшим себя обойденным, ибо желал генеральских погон и пост военного министра. А в 1891-м, летом, по случаю 4-летней годовщины царствования, и вовсе, не спросивши премьера, отдал приказ о внеочередном повышении большой группы офицеров, что очень разозлило Стамболова, но рыбка ж задом не плывет.
Встречался с «македонистами», заверяя в том, что даже во сне не забывает «третью сестрицу» и жертвую (из рук в руки) немалые суммы на «общее дело». Встречался с «русофилами», давая понять, что никогда не забудет, чем Болгария обязана России и грустя по Олимпию Панову. Встречался с «беттенбержцами», показывая дружественную переписку с предшественником, о котором отзывался крайне тепло, встречался с ходоками из провинции, вполне соглашаясь с тем, что стамболовские «экзекуции», по сути, чистейшей воды грабеж и «туреччина».
Не забывал и газетчиков. Например, «случайно» встретившись на пляже с редактором пловдивской «Балканска зора», угнетаемой премьером за «клевету на кабинет и князя», сообщил, что истинная демократия невозможна без свободы слова и попросил диктатора, во избежание, не обижать, а себя критиковать побольше и покруче. После чего «неизвестные друзья» начали ежемесячно переводить редакции 1000 левов, а на полосах одного в одном из двух основных рупорах оппозиции, наряду с «белыми пятнам» под грифом «Здесь должна была быть статья о Стамболове», валом пошли добрые карикатуры на Его Высочество: князь с птичками, князь с цветочками и так далее.
А в ноябре 1891 и вовсе, «смиренно пригласив» на коктейль ненавидевших его епископов, объяснил, что очень уважает Православие, но ведь святые отцы, как никто, понимают, что вера для того, кто думает о душе, не перчатки, ее так просто не поменяешь. Вслед за тем, попросив прощения за «глумления безбожного Стамболова» и пообещав, что «и впредь будет заступаться, хотя гарантировать ничего не может».
Излишне говорить, что «бати» были польщены и с тех пор критика князя в храмах сошла на нет - потоки дегтя лились, в основном, на премьера, и втройне излишне говорить, что в обществе начались негромкие разговоры о «добром и справедливом» Фердинанде, как небо от земли отличающемся от «злого и несправедливого» Стамболова.
Видел ли все это премьер?
Не мог не видеть. Хотя и не все: князь действовал предельно осторожно.
Понимал ли, насколько велика опасность?
Скорее всего, понимал. Но, видимо, недооценивал. Даже скорее всего.
Потом, в не очень далеком, но все-таки будущем, он, - по словам известного журналиста Рихарда фон Маха, - показав на портрет Фердинанда, скажет: «Этого человека я сам, сам, по своей глупости лично привел в Болгарию. Сюда - добавил он, ударив себя кулаком по лбу, сюда, в это место должны ударить меня убийцы, когда придут меня убивать! Здесь - этот глупый мозг, который смог сделать такую глупость!», и что «Избрание Фердинанда в князья Болгарии - самая большая ошибка, которую я сделал в своей жизни».
А пока что, как потом аккуратно выразился один из его друзей, «в некоторой степени потеряв душевное равновесие», но лично контролируя всё и вся, он, насколько можно судить, всерьез поверил в свою незаменимость. Тем паче, что «мой франкенштейн», изредка порыкивавший, всегда отступал, стоило Стефану пригрозить отставкой, в связи с чем, официоз диктатора, популярнейшая «Свобода», не стесняясь никого, чеканила в бронзе то самое: «Нет альтернативы Стамболову. Есть Стамболов - есть князь, есть Болгария, нет Стамболова - нет ни князя, ни Болгарии».
Так что, на всякие пустяки типа похорон Баттенберга (о чем позже) и шашней Его Высочества с «жалкими ничтожествами» премьер не обращал внимания. Его главной заботой, благо экономика не очень волновала, было во что бы то ни стало добиться утверждения статуса Болгарии, как субъекта политик, в первую очередь, признания законности Фердинанда и он требовал, чтобы суверен женился и завел наследника, тем самым, основав династию. И вот тут начинались серьезные сложности.
Плодитесь и размножайтесь
Учитывая амбиции и князя, и диктатора, невесту хотелось заполучить самой первой свежести, желательно, из династий «концерта». Однако ни Габсбурги, обычно на такое щедрые, ни Гогенцоллерны, тоже располагавшие парком девиц на выданье, ни даже лондонские Саксен-Кобург-Гота, даром, что ближайшая родня, намеки игнорировали. А когда софийский холостяк окончательно достал, мягко пояснили, что никак невозможно, ибо, во-первых, если и князь, то «для внутреннего пользования», а во-вторых, как изящно написала Вдова, «тонкий ценитель мужской красоты».
Однако, поскольку человек, какой ни есть, не должен быть один, предложили ровню: Марию-Луизу Пармскую, не очень красивую и не совсем молодую, но приятную девушку, дочь всего лишь мелкого герцога, да и то уже не владетельного, а в эмиграции, зато с примесью королевской крови бывших французских Бурбонов, в это время уже не особо щепетильных, благо Вдова взамен посулила дать в долг плюс приданое.
Особо выбирать не приходилось, и Фердинанд согласился практически не глядя. Однако и тут возникла сложность. Потенциальная суженая очень хотела замуж, даже в Болгарию, но, как выяснилось, была фанатично религиозна и даже под угрозой остаться старой девой ставила условием робкого «да» право остаться доброй католичкой и детей воспитывать в духе filioque.
Жених, тоже добрый католик, - в свое время, выклянчивая престол, он был готов на все, кроме перехода в православие, - совершенно не возражал, а вот 38 глава Тырновской конституции возражала, и очень конкретно: супруга монарха, - а главное, наследники, - должны были быть крещены по православному обряду. Нарушить это правило означало поссориться с Церковью, то есть, с абсолютным большинством болгар, а что-то изменить казалось невозможным, - и князю, видимо, пришлось бы куковать с мальчиками и дальше, не стой у него за спиной Стамболов, слова «невозможно» в принципе не признававший.
Как Стефану удалось этого добиться, - вопрос отдельный, но он этого добился. В декабре 1892 Народное Собрание приняло поправки в Основой Закон, предоставив «первым представителям» правящего дома, - князю, княгине и наследнику, - право оставаться католиками в православном государстве. Правда, новеллу такого уровня должна была одобрить и высшая инстанция, Великое Народное Собрание, где голосов, учитывая влияние «церковной фракции», могло не хватить, но этот вопрос Стамболов решил играючи, распустив ВНС и проведя выборы.
Учитывая важность темы, оглядки на избирательное законодательство не было вовсе, на дикие злоупотребления никто внимания не обратил, да и боялись, ибо диктатор, добиваясь своего, шел напролом, сметая все. Крайний пример: когда 14 февраля 1893 митрополит Климент, обожаемый всей Болгарией, был приглашен в Тырново отслужить молебен по случаю помолвки, вместо этого возгласил с амвона призыв к народу «беречь отеческую веру православную от папской скверны», реакция Стамболова поразила всех.
На следующий же день он приказал арестовать владыку и привлечь к уголовной ответственности «за его развратную и бунтарскую жизнь». Причем из протоколов допросов понятно, что под «развратом» следствие подразумевало сборники лирических стихов, опубликованных митрополитом до пострига, а под «бунтарством», - помимо русофильства и причастности к Августу-86, что еще как-то можно понять, - давнее-давнее участие в действиях «чет» против турок. Дело, понятно, кончилось ничем, - князь поспешно заступился, - но нервы владыке помотали изрядно, а «бати» приумолкли, затаив в душе удвоенную ненависть.
Впрочем, на «бородатых» премьер не обратил никакого внимания: атеистом он не был, но клириков уважал только в тех случаях, когда они ему не мешали. Его вполне удовлетворило, что 20 апреля 1893 свадьба состоялась, а 27 мая Великое Народное собрание, - выборы провели так, что подавляющее большинство по свистку премьера проголосовало бы за собственную кастрацию, - утвердило новеллы, по общему мнению, «в Болгарии невозможные», получив взамен расширение полномочий с 3 до 5 лет. А мимоходом, почти без обсуждений, - ведь сам премьер предложил, - урезали избирательное право, введя ценз, сократили число мандатов на следующие созывы и расширили полномочия кабинета в ущерб князю, - но князь «воле народа» не противоречил.
Князь ждал.
Продолжение следует.