ИСТОРИЯ О (5)
Продолжение. Начало здесь, здесь, здесь и здесь.
О, эти русские...
Отплясали. Отметили. А потом начались будни, и Баттенберг обнаружил, что далеко не все так просто, как виделось. Группировка, поддерживающая его, была очень богата, но невелика и, в общем, не так уж влиятельна - массы, как водится, недолюбливали «жирных котов», которые, к тому же менее всего заботились о социалке, ибо в казне было пусто. А предсказуемо не получив от самодержавия ожидаемых коврижек, предсказуемо же ностальгировали по либералам, крутым парням, говорящим вслух то, о чем простецы, боясь цугендера, шушукались на кухнях.
Оставалось только расширять русское присутствие, в связи с чем, князь обратился к Императору с просьбой укрепить Болгарию квалифицированными кадрами. А поскольку идея поставить всю политику Болгарии под прямой русский контроль Александру Александровичу показалась многообещающей (он рассматривал Болгарию как «79-ю губернию»), в Софию командировали проверенных и компетентных людей. Генерал Леонид Соболев возглавил кабинет и МИД, генерал Александр Каульбарс стал первым вице-премьером и министром обороны, еще несколько ключевых портфелей достались специалистам в штатском, а все остальное поделили консерваторы, участвовавшие в перевороте.
В общем, на первый взгляд, оценка Энгельса, - «Управление, офицеры, унтер-офицеры, чиновники, наконец, вся система были русскими… из Болгарии была создана русская сатрапия», - выглядит вполне адекватно, но только на первый. Реально главные пенки снимали князь и «приличные люди», убившие сразу двух зайцев: с одной стороны, любые их действия можно было теперь оправдывать «волей России, которая не ошибается», а с другой стороны, все негативные последствия этих действий легчайше оправдывались тем, что «эти русские всю власть у болгар забрали».
Дешево, конечно, но на электорат действовало, а что такого рода объяснения льют воду на мельницу либералов, «которые бы не допустили», так на столько шагов вперед окружение Баттенберга, исповедуя принцип Carpe diem, не заглядывало, вполне удовлетворяясь тем, что «импортный премьер», в реалиях княжества не очень разбираясь, «слушает добрые советы».
В итоге, Леонид Соболев в 1882-м подписал «консервативный» проект «избирательного закона», отменивший всеобщее голосование и преобразовавший парламент из однопалатного парламента в двухпалатный. А затем, - поскольку на Неве, слыша громкие заявления Баттенберга типа «Болгария - это Россия!», считали, что «чем строже, тем больше пользы», - еще и согласился закрыть глаза на злоупотребления во время выборов и при подсчете голосов, после чего любовь политически активной общественности к «русским министрам» изрядно подугасла.
Впрочем, Леонид Николаевич, человек дельный и честный, эту нехитрую игру раскусил достаточно быстро и вышел из, как сказано в его мемуарах, «из тумана полного доверия к господам интриганам», заодно начав внимательно присматриваться и к князю.
«Недостатки закона, - писал он позже, - были мне очевидны, но меня умоляли подписать; требовалась подпись русского генерала. Я подписал, ибо в законе были и хорошие стороны, и он еще сам по себе при честном его применении не мог нанести большого ущерба народу. Но лишь при честном, и я откровенно заявил, что буду требовать неукоснительного соблюдения, специально за тем проследив. Однако при выборах я был не в силах исполнить своего обещания - и в этом я вижу самый крупный промах, сделанный мной в Болгарии». И когда он это понял, а поняв, взял ситуацию под реальный контроль, начались сложности, - в том числе, и с князем.
Русский транзит
Все дальнейшее трудно, - или даже невозможно, - понять, исходя только из политических или личностных факторов. Хотя, конечно, и они играли немалую роль. Рассматривая свою подчеркнуто ультра-пророссийскую позицию как нечто, дающее право требовать от суверена исполнения законных, по его мнению, просьб покорного вассала, - или, если угодно, как товар на продажу, - Баттенберг стремился конвертировать лояльность в нечто незыблемое, назойливо докучая царственному тезке «всепокорнейшими просьбами» о том, о сем, и желательно, чтобы быстро.
Ему хотелось имений в России (ибо лично был беднее церковной крысы), Ордена Андрея Первозванного с лентой (официально ради повышения авторитета в княжестве, но фактически для того, чтобы войти в элиту элит европейских монархов), ну и, разумеется, денег. Не милостыни, - никогда Баттенберги не протягивали руки! - а для реализации государственных проектов, полезных России, вроде женитьбы на черногорской княжне, свадьба с которой, по его прикидкам, чтобы не было стыдно, должна была обойтись в миллион золотых рублей.
А в ответ не то, чтобы вовсе уж тишина, но совсем не то, чего желалось. Скажем, вместо высочайшего «Святого Андрея», положенного либо за суперзнатность, либо за выдающиеся заслуги перед Империей, Его Высочество, будучи роду захудалого и заслуг не имея, получил всего лишь «Святого Владимира». Правда, 1-й степени, минуя нижние, но все равно очень обиделся. Имения тоже подарили, однако не такие и не там, где было прошено. А что до дочери Николы Негоша, так это одобрили и деньги дать согласились, но частями: 10% после помолвки, 90% после свадьбы, которую Петербург готов был оплатить отдельно, - и это для Александра I стало вообще пощечиной, поскольку реально жениться на «креолке» он вообще не планировал.
Виду князь, конечно, не подавал, - куда денешься? - лебезил и заискивал по-прежнему, но в беседах с «приличными людьми» недовольство изливал, не стесняясь в выражениях, «приличные» же, пользуясь случаем, разъясняли молодому, жизни не знавшему князиньке, что к чему. И вот в этом «что к чему» крылся корень всех проблем.
Болгария была бедна. Очень бедна. Сотни лет её экономика никак не развивалась, приходя в упадок вместе со всей Портой, крестьянство, - абсолютное большинство населения, - жило практически в условиях натурального хозяйства, а экспорт единственного востребованного за кордоном товара, - овчин, кож и так далее, - полностью контролировали две сотни «великих торговых домов», по тамошним меркам, олигархических кланов высочайшего уровня.
Товар свой они из поколения в поколение продавали во владениях Габсбургов, там же закупали, с барышом продавая дома, все, чего дома не было, и естественно, были связаны с Австрией накрепко, наследственно, суровым комммерческим интересом. Им, в принципе, совсем неплохо жилось и под Портой, однако независимость принесла им прямую выгоду, ибо, во-первых, на военных поставках «великие дома», отчаянно спекулируя, приподнялись в два-три раза, а во-вторых, после победы размер и разверстку налогов определяли их отпрыски.
Не что, чтобы очень уж идейные русофобы, - таковые имелось немного, - но убежденные «западники», получившие образование в Вене, Берлине, Париже, Лондоне, в войне не участвовавшие, но после нее ушедшие в профессиональную политику и лоббировавшие интересы семейных бизнесов, они не скрывали ориентации на «цивилизованный мир», и в этом их полностью поддерживали, скажем так, «новые болгарские», недавно еще голые и босые, но вовремя поймавшие ветер «национальные герои», сколотившие капитал на захвате усадеб и прочего имущества бежавших мусульман.
Эти особым «западничеством» не отличались, да и политически считались либералами, оспаривая лидерство у «приличных людей» из «великих домов», но, поскольку с Западом, в отличие от ничего не закупавшей и мало что имевшей на продажу России, заниматься бизнесом было выгодно, на Запад, понемногу пополняя ряды «приличных», разворачивались и они.
А самое главное, в этом была логика. Страна, повторяю, была критически бедна, соотношение доходов и расходов достигло 1:1,5, и даже совсем затянув пояса, и даже максимально повысив налоги, дефицит можно было разве лишь чуть-чуть уменьшить, тем паче, что «солидные» активно выдавали льготные кредиты семейным фирмам. Строить же предстояло немало. От армии, необходимой, но съедавшей немалую часть бюджета, до самой элементарной инфраструктуры, и в первую очередь, жизненно необходимых княжеству железных дорог.
Иными словами, без кредитов и концессий обойтись было нельзя, что «экономическому» (болгарскому) блоку правительства очень нравилось. Поскольку, помимо прогресса, - об этом они, не будем спорить, тоже думали, - предполагало попилы, откаты, комиссионные и прочие вкусняшки. И князю Александру тоже было по душе, ибо реальный процент на его личный счет в переговорах подразумевался по умолчанию.
А тут-то коса и нашла на камень. Российские «миллионщики», на фоне Запада еле-еле средний класс, рисковать, вкладывая деньги в сомнительные дела не хотели. Российское правительство тоже не спешило тряхнуть бюджетом, соглашаясь разве войти в долю , если проект будет государственным и София изыщет 30% нужных средств. Да и то, при условии, что железная дорога пойдет с севера на юг, дабы ежели что, гнать войска к Средиземке, но этот вариант ни Болгарию в целом, ни «великие дома» с экономической точки зрения не интересовал, будучи с точки зрения геополитики желателен только военному ведомству Империи.
А вот банки Берлина финансировать вкусное строительство готовы были в любой момент, и в Вене фирм, желающих концессий, имелось только свистни, и все теневые интересы в проект были заложены. Однако только в том случае, если железная дорога пойдет с запада на восток, от границ Сербии, на тот момент, покорного клиента Австро-Венгрии, к границам Турции, зоне особого интереса Рейха, и это (как участок уже замышлявшейся дороги Берлин-Багдад) было крайне выгодно и обоим Рейхам, и Софии. Но ни с какой стороны не Петербургу.
Русские уйдут!
Сами видите, чистая экономика без всякой политики. Венский проект - прибылен и перспективен, петербургский - не нужен и убыточен. Однако русские министры находились в Софии с заданием прежде всего блюсти политические интересы России, а всякие меркантильные интересы побоку, и Леонид Соболев вошел в жесткий клинч с «приличными», заявив, что никакого «венского проекта» не допустит, и пусть болгары помнят, чем России обязаны.
На что Константин Стоилов, лидер «приличных», довольно резко ответил, что все прекрасно помнит, - и что война стоила России 300 миллионов золотом, и про 250 тысяч убитых и раненых, - но если г-н премьер, исходя из этого, душит болгарскую промышленность, требуя рабского подчинения, то какие могут быть разговоры о братстве? - однако и Соболев, не стушевавшись, парировал в том смысле, что меньше из бюджета воровать надо, предъявив некоторые документы, и в результате решать вопрос пришлось князю, который, к изумлению Леонида Николаевича, высказался за «венский проект», который и был утвержден. И...
И в Гатчине, из уст наивысочайших, в отношении Баттенберга впервые прозвучало слово «предатели». Ставить вопросы базиса выше интересов надстройки Самодержец, ни в коей степени не будучи марксистом, не собирался, Австро-Венгрии не доверял, а неблагодарности не терпел ни от кого. Но поскольку по второму важнейшему вопросу, о жандармерии (детально не буду, ибо частность), князь пошел против «экономического блока», поддержав Россию, Александр Александрович высказался в том смысле, что «барыги парня охмурили», - и генерал Соболев, получил распоряжение перетряхнуть правительство, ответил «Есть!», 3 марта 1883 сформировал «второй кабинет», где уже не было самых радикальных западников.
К этому времени, успев за полгода разобраться в специфике местности, Леонид Николаевич уже сделал четкие выводы. «Этюд» 1881, - докладывал он Государю, - был инициативой узкого круга «интриганов и корыстолюбцев, злоупотребивших особенностями натуры Его Высочества», ЕИВ ввели в заблуждение, а генерал Эрнрот, поддержав просьбу князя, совершил грубую ошибку, которую следует исправлять, «обратившись прямиком к обществу». То есть, к либералам, среди которых, конечно, много фанатиков, но есть и порядочные люди, конечно, обиженные на Россию, но если объясниться открыто, протянутую руку они не оттолкнут.
«Не воспрещаю!», - откликнулась Гатчина, и Соболев приступил. О каких-то контактах с «крайними», типа Каравелова и Славейкова, речи, конечно, не шло, но ведь были и центристы, с которыми можно было искать точки соприкосновения, показав серьезность намерений. Для начала, скажем, смягчив цензуру, что Леонид Николаевич и сделал, крайне рассердив Баттенберга, но ни в какой степени этим не огорчившись. Затем, еще более разгневав князя, из ссылки вернули Драгана Цанкова, самого «приличного» в рядах «нигилистов», и тот, хотя и озлобленный на Россию, согласился «для взаимной пользы России и Болгарии не помнить зла», позволив племяннику Кириаку и посоветовав ряду близких соратников (о нем самом, конечно, речи не было) войти во «второй кабинет».
«Крайние», разумеется, объявили их «лакеями иностранцев, служками тирана, изменниками болгарской нации», покрыли позором и осыпали угрозами, но это «кружок Цанков» воспринял без обиды, с пониманием, благо, брань на вороту не виснет, а вот отношения премьера с разъяренным князем накалились добела.
В мае 1883, прибыв в Москву на коронационные торжества, Александр I попросил Государя отозвать Соболева и Каульбарса, «оскорбляющих достоинство монарха», но получил категорический отказ, а реакция на попытку качать права в стиле «Или я, или они!» была чисто в стиле Александра III: «Ну, они», после чего Соболев, тоже приехавший на коронацию, удостоился аудиенции, похвалы и награды, - а 6 сентября Баттенберг объявил восстановление Тырновской конституции и «национализацию правительства». Ибо «Болгария не колония».
Учитывая, что с Петербургом перед этим не только не посоветовались, но даже не уведомили, это означало, что «русским сатрапам» предельно хамски указывают на дверь, и в Гатчине вновь, уже громко на людях и в совершенно ясном единственному числе прозвучало слово «предатель». Телега поползла под уклон, постепенно набирая ход, и остановить ее уже не представлялось возможным, - да никто особенно и не пытался.
Продолжение следует.