Георгиевск. Часть 2: окрестности
Георгиевск, старейший русский город Кавказа и "пятый элемент" Кавказских Минеральных Вод, за свою историю оброс весьма впечатляющей системой станиц и посёлков. Если в самом городе живёт лишь 65 тысяч человек, то в агломерации - 120 тысяч. И я бы сказал, окрестности Георгиевска как бы не более интересны, чем сам показанный в прошлой части город: тут есть деревянные церкви, старинные усадьбы, заброшенная железная дорога, крупнейшее и старейшее дерево всея Руси и одно жутковатое заведение из стереотипов тёмного Средневековья.
Наш сегодняшний маршрут образует кольцо, южная сторона которого - 30-километровая трасса, ведущая в Георгиевск из Пятигорска. По улицам она проходит как бы не больше, чем по полям, но предместья двух городов разделяет Лысая гора - самый плоский и невзрачный из 17 КавМинВодских лакколитов. Я даже толком её не заснял, как и куда более эффектные виды - за Лысой горой маршрутка буквально пикирует в долину Подкумка, вдоль которого лежит станица Лысогорская (12 тыс. жителей). В отличие от большинства станиц, расставленных по степи волей императоров и атаманов, Лысогорка возникла спонтанно и не от хорошей жизни: в 1836 году кабардинцы из аула Бабуков внезапно устроили ночной набег на станицы Александрию и Подгорную, где пожгли хутора и околицы. Станицы к тому времени разрослись, многие казаки имели наделы поодаль, а потому и отстроились к ним поближе - против Лысой горы на левом берегу Подкумка. К 1860 году станичникам стало тесно и там, а кто-то заметил, что на правом берегу под горой гораздо больше воды в колодцах, и вот к началу ХХ века Лысогорская почти полностью переползла на правый берег. Историю наглядно отражает планировка - в отличие от большинства станиц, планы которых напоминают тетрадный лист в клеточку, улицы Лысогорской извилисты, как в среднеазиатских кишлаках. Станица вытянулась вдоль реки на 9 километров, однако трасса пересекает её поперёк. У маршруток в сторону Георгиевска в Лысогорской долгие стоянки и посадка как бы не больше, чем в Пятигорске - станичники едут в райцентр:
2.
В сотне метров от остановки - и основная достопримечательность станицы: деревянная церковь Рождества Богородицы, срубленная в 1875-77 годах воронежским мастерами:
3.
Местная легенда гласит, что атаман был против самовольного переселения казаков даже между соседних станиц, и когда те пришли к нему с прошением построить церковь, поставил условие - уместить её "на шкуре барана", которого ему привезли. В результате шкуру нарезали на тонкие ремни и выложили ими периметр храма... но это явно пересказ каких-то горских архетипов: с русскими чиновниками в 19 веке дела так не делались.
3а.
А может быть, под "атаманом" скрывается турецкий паша, а под "казаками" - болгары или армяне? Вполне вероятно, что легенду пересказал кто-то вернувшийся с русско-турецкой войны: строили церковь проштрафившиеся казаки, а отличившиеся - увековечены в её зале.
4а.
Где лишь в 1937-42 годах не проводились службы. Открыл храм председатель колхоза Архип Пискарёв в полгода немецкой оккупации. Позже он отправился под суд как коллаборационист (тем более это могло быть не единственным его деянием под фрицем), но вновь закрывать храм не стали.
4.
А в качестве альтернативы воздвигли рядом монументальный Дворец культуры (1961):
5.
Где-то в полях вокруг Лысогорской остались заброшенные бюветы: прежде из под Лысой горы сочились нарзан и термальные воды, вот только я узнал об этом лишь при написании поста. От Лысогорской всего 7 километров до следующей станицы Незлобной, а на полпути между станиц до недавнего времени путника ждал "Автобус". Как-то в нулевых годах армяне из Незлобной поехали в Пятигорск торговать шашлыком, да только между станицами их микроавтобус сломался. День был знойный, с помощью вышла какая-то накладка, и от безнадёги армяне поставили мангал и начали готовить шашлыки прямо на обочине дороги. Делали они это явно в ударе, цену занизили, чтобы хоть что-то продать... и в общем зашло дело так хорошо, что на следующий день отремонтированный микроавтобус приехал не в Пятигорск, а сюда же. "Шашлыки из автобуса" стали настоящей достопримечательностью дороги в Георгиевск, и "автобусом" местные по старинке называли павильон, построенный всё на том же месте через несколько лет успешной торговле. Ну а в итоге дорогу сделали скоростной и оснастили физическим разделением, да и шашлык, скорее всего, успел стать "не тот" - теперь от "Автобуса" даже следа не осталась. Последнее напоминание - тропка в лес, на высокий берег невидимого в своей пойме Подкумка, где прежде народ отдыхал за шампурами.
6.
Чуть дальше начинается сама Незлобная - гигантская (20 тыс. жителей) станица, другим концом фактически приросшая к окраинам Георгиевска. История её сошлась в 1862 году из двух линий, начинавшихся в 1780-х годах. В 1783 году под стены Георгиевской крепости перекочевал с Чегема целый кабардинский аул Бабуков, основным населением которого, впрочем, быстро сделались абазины - северокавказские абхазы, ещё в 10 и 15 веках двумя волнами заселившие предгорья нынешней Карачаево-Черкесии. Они и по сей день живут там, помнят язык и происхождение, но культура и быт их за века полностью унифицировались с черкесскими. В 1821 году Бабуков аул был преобразован в станицу, а горцы приняты в казаки, но как показала история о появлении Лысогорской, соседство их с русскими казаками оказалось отнюдь не мирным. В 1861 году бабуковцы вернулись в Кабарду и Абазинию, а на их места переехала из Кабарды станица Незлобная, зародившаяся в 1786 году на реке Золке. Первопоселенцы поняли это название как "злюка", а так как злюкой быть нехорошо, село своё нарекли Незлобным. Переселенцами этими были в первую очередь однодворцы - так называлось то ли упразднённое в 1866 году сословие, то ли ещё живой по курским и воронежским сёлам субэтнос. Потомки служилых дворян, охранявших границы Русского царства, с концу 17 века они обеднели настолько, что в хозяйстве и быту не отличались от крестьян, однако имели право владеть не то что землёй, а теми же крестьянами. И, конечно же, держались особняком, стараясь не родниться с мужиками. С покорением Кавказа власти вспомнили, что однодворцы были стражами границ, и активно приглашали их на новые границы с перспективой перехода в казаки. В 1833 году Незлобное село стало станицей Волгского полка Кавказского линейского казачьего войска, а в 1862 его жители перебрались на Подкумок.
7.
С собой казаки перевезли деревянную церковь Михаила Архангела, но её фотографий, кажется, не сохранилось в природе. Новый Михайло-Архангельский храм освятили в 2009 году:
8.
И вышел он, я бы сказал, просто неожиданно удачным - легко принять его за памятник "кирпичного стиля" 1860-х:
8а.
Сам Михаил Архангел во дворе присматривает за порядком:
8б.
В основном Незлобная - это море частного сектора с высокими заборами, аляповатыми фасадами и кислотными цветами крыш. Кабардинцы и абазины сюда не вернулись, а вот армяне - без малого четверть жителей. В бескрайнем пространстве станицы есть и несколько старых зданий - вот, скажем, школа:
9.
А это больше похоже на станичное правление, отмеченное в списке памятников архитектуры по другому адресу:
10.
И в общем, как и всё незлобное, была станица эта небольшой и бедной, но жизнь изменилась в 1875 году - сюда пришла железная дорога. Была это одна из самых прибыльных в России частных линий Ростов - Владикавказ. Ну а значение Незлобной переоценить было трудно: окружённая плодородными полями, станица сделалась воротами Ессентуков, Пятигорска и Кисловодска. По сути дела она заняла то же место, что сейчас Минеральные Воды, где действует крупнейший аэропорт Северного Кавказа. Незлобная сделалась главной промежуточной станцией Ростов-Владикавказской магистрали, по объёмам пассажирского трафика и перевалки грузов уступавшей лишь самому Ростову. Коммерсанты везли сюда товары всей страны на ярмарку к станичникам и горцам, курортники пересаживались на фаэтоны, и без преувеличения для нескольких народов (!) Незлобная сделалась главным окном в мир. И при взгляде с объездной, выныривающей из Георгиевска по северным околицам станицы, над Незлобной старый элеватор высится как кафедральный собор:
11.
Одну из самых современных в тогдашней России механическую мельницу построил в 1908 году торговый дом "Кащенко и сыновья", основатель которого Василий начал торговать хлебом в 1860-х годах в воронежской Бутурлиновке, а здесь дело отца продолжил младший сын Александр. Тут стоит заметить, что магнаты из народа всегда по особому смотрели на народ, то убегая от него как безжалостные эксплуататоры, то воздавая долг как меценаты. Кащенко были из вторых, а потому Незлобную Александр Васильевич обогатил школой с кадра №9 и больницей практически в ограде мелькомбината:
12.
Теперь здесь что-то административное - больницу в огромном селении явно построили и поновее. Александр Кащенко после революции бежал в Иран, но там, где хлеб всему голова, мельница продолжила работать.
12а.
С возвращением капитализма, напротив, мелькомбинат с его устаревшим энергоёмким оборудованием оказался на грани закрытия. В 2009 году производство здесь остановилось, но дальше - Крым, санкции, обвал рубля, импортозамещение.... К 2016 году мелькомбинат прошёл модернизацию и заработал вновь:
13.
А в глубине его так и стоит старая мельница Кащенко:
14.
На комбинате заканчивается и железная дорога, чуть дальше образующая странный тупик, перпендикулярный основному направлению:
15.
Ржавые рельсы, бурьян между шпал, пасущиеся прямо на путях бараны - так выглядит теперь некогда крупнейшая станция Кавказа:
16.
В домах у насыпи ещё можно опознать если не вокзал, то какие-нибудь путейские казармы, товарные конторы, железнодорожные больницы:
17.
18.
Табличка на одном из дворовых сараев прямо извещает, что это Железнодорожные дома, а улицы вокруг - Узловая, Вокзальная, Станционная:
18а.
С улицы Ленина, ведущей в Георгиевск, хорошо видна путейская будка. В 1913-15 годах отсюда была проложена на север железная дорога - сперва 11 километров до дальней окраины Георгиевска, затем - ещё 94 километра до Святого Креста, что Советы переименовали в Будённовск. Вокзал в Георгиевске, где теперь останавливаются поезда что до Ростова, что до Владикавказа, я показывал в конце прошлой части: ветка от Незлобной к Георгиевску превратилась в ветку от Георгиевска до Незлобной, а магистраль в ХХ веке каким-то странным образом поменяла ход, сместившись буквально на несколько километров на север.
19.
Станичная улица Ленина незаметно переходит в городскую улицу Калинина, приводящую на показанный в прошлой части автовокзал у центральной площади Победы. Теперь проедем Георгиевск насквозь, но чтобы он не выпадал из маршрута - покажу несколько фотографий утраченных зданий, не попавшие в прошлую часть. Вот например церковь Пантелеймона Целителя (1902-12), стоявшая на полпути до центра города от нынешнего Георгиевского собора:
20а.
Хуже, чем церквям, в Георгиевске не везёт кинотеатрам. Если "Аврора" просто стоит заброшенной на главной площади, то начинавшийся в 1912 году как синематограф Кривозубенко "Ударник" и вовсе исчез без следа - в 1985 году его собирались реконструировать со сносом, но осуществить успели только первую часть.
20б.
Дом культуры, построенный в 1930-е годы, из-за каких-то ошибок строительства сразу пошёл опасными трёщинами, и с его сносом Георгиевску пособили немцы.
20в.
Самым же ценным, пожалуй, из утраченных памятников Георгиевска был Казённый мост (1853), к которому спускалась от Водяных ворот крепости Святого Георгия показанная в самом начале прошлой части Шоссейная улица. Тогдашний Подкумок был мощный шумной рекой, плеск волн которого был слышан даже в центре города. Крепость стерегла единственный брод, становившийся непроходимым в половодья и паводки. С упразднением крепости местные жители соорудили деревянный мост, но и на нём вода порой перехлёстывала через полотно, сбивая с него экипажи. Наконец, кавказский наместник граф Михаил Воронцов пошёл на радикальное решение проблемы, соорудив капитальный каменный мост длиной порядка 800 (!) метров - рискну предположить, крупнейший в тогдашней России за пределами Петербурга. В 1930-х годах он ещё стоял, а что сгубило его - Великая Отечественная война или плановая реконструкция дороги, - я опять же не смог разобраться.
20г.
Нынешний прозаичный бетонный мост выводит к двум прудам в пойме Подкумка:
20.
От прудов можно повернуть к Георгиевской бальнеолечебнице - пятым элементом КавМинВод я назвал этот город не только потому, что он ровесник Ессентуков, Пятигорска, Железноводска и Кисловодска и даже старше их, но и потому, что здесь тоже есть минеральные воды. Текут они, правда, не из природных ключей, а из пробуренных в советскую эпоху скважин:
21.
Причём воды здесь не железистые, как в Железноводске, не сероводородные и радоновые, как в Пятигорске, не хлоридно-гидрокарбонатные, как в Ессентуках, и даже не сульфатно-гидрокарбонатные, как в Кисловодске, а йодобромистые. На российских курортах такой тип воды, кажется, самый редкий, да и пить их нельзя - только купаться. Вместе с Георгиевском получается, что на КавМинВоды оказались представлены как бы ли не все основные типы целебных вод. Однако что-то не сложилось - открывшаяся в 1976 году бальнеолечебница так и осталась на этом курорте единственной, и кажется, даже не менялась с той поры.
22.
Бальнеолечебница стоит в лесу, за которым в паре километров от моста дорога выводит к окраинам Георгиевской станицы. Сам этот лес некогда был крупнейшим на равнинах Предкавказья, и именно обилие дичи, грибов и ягод, дров и стройматериалов предопределили роль Крепости Святого Георгия как флагмана в колонизации Кавказа. Потихоньку лес свели, от чего и присмирел Подкумок, и всё же довольно крупный массив, частично восстановленный в советское время, тянется от Незлобной на 15 километров вниз вдоль реки. Вглубь этого леса мы и направились дальше, вернувшись в Георгиевск и проехав его по пыльным, полузаброшенным окраинам:
23.
В тенистую чащу здесь уходит грунтовка, по которой весной как ни в чём ни бывало гуляют фазаны. Самца с длинным хвостом я заснять не успел, но пусть хоть курочка будет в кадре:
23а.
Где-то в километре за опушкой от дороги ответвляется направо хорошо заметная, даже проезжая, тропа. И вот куда она приводит:
24.
Патриарх Георгиевского леса - серебристый тополь, возраст которого оценивается то ли в 400, то ли в 800 лет. Вроде бывают деревья и постарше, однако ствол его у основания достигает в обхвате 12 метров, и кора напоминает кожу космогонического слона. Это самое большое дерево как минимум Ставропольского края, а может - и всей нашей северной страны:
25.
Вернее, было таковым до 2014 года - в Крыму есть дубы и помощнее. Уверенно могу сказать, что это самое могучее дерево России из тех, которые видел я лично, хоть Чудо-тополю Георгиевска далеко до Стельмужского дуба в Литве и совсем уж колоссального, крупнейшего во всём бывшем Союзе, платан Тджре в Карабахе.
26.
Ещё километр, и лесная дорога выводит на Сафонову дачу - в лесу скрыт романтического вида особняк:
27.
Изначально, впрочем, усадьбу называли Ильинкой: терем в глубине чащобы построил в 1895-99 годах генерал Илья Сафонов, выйдя здесь на покой. Был это потомственный казак и отчаянный вояка, прошедший все крупнейшие кампании Кавказской войны и под конец её командовавший дивизией. Дивизия это была вооружена не просто берданками, а сафоновскими берданками - генерал лично усовершенствовал конструкцию винтовки и добился её внедрения в войска. Принимая гостей в обличие светского графа, Илья Иваныч порой удивлял их, например, разрубая шашкой на лету кусок сукна или за считанные минуты разбирая и собирая пулемёт Максима. Обосновавшись близ КавМинВод, и их отставной генерал пытался улучшить, например проспонсировав (видимо, не единолично) новый курзал в Кисловодске. На коронации Николая II Илья Иванович нёс балдахин, а на похороны генерала в 1896 году приходил целый Чехов.
28.
Всё подготовив для безбедной старости, распорядиться Ильинкой старый Сафонов уже не успел, так что основным владельцем имения стал его сын Василий. Так Ильинка и сделалась Сафоновой дачей - пианист, дирижёр и преподаватель жил в основном в Петербурге, а сюда приезжал отдыхать. В 1905 году он "не принял демократических преобразований", а потому и вовсе махнул в цитадель демократии: в 1906-09 годах Wassily Safonoff был главным дирижёром филармонии в Нью-Йорке. В память о нём на башне усадебного дома начертаны ноты:
29.
Ну а третьей поколенье владельцев этой дачи было представлено Анной Васильевной, верной женой Верховного правителя России Александра Колчака. Более известна она как Анна Тимирева, но эта фамилия досталась Анне Сафоновой в 1911 году от первого мужа адмирала Сергея Тимирева, от которого у неё родился сын. Влюбившись в 1918 году в другого адмирала, Анной Колчак она так и не стала - в лихое время было не до свадеб. И хотя в январе 1920 года Тимирева добровольно пошла с Колчаком под арест, расстреливать её вместе с Верховным правителем не стали. Третий брак за инженером-строителем Книппером оказался у Анны Васильевны самым долгим (муж умер в 1942 году), и за это время она многое пережила. Например, тюрьмы Иркутска, Новониколаевска и Москвы, бараки Бамлага и Карлага, ссылки в Рыбинске и Вышнем Волочке, бесконечный поиск работы, а в 1938 - расстрел сына. Но воля к жизни у "мадам Колчак" (как знали её в бараках) оказалась потрясающей - она дожила до реабилитации, а умерла в 1975 году в квартире на Плющихе. Интеллигенция знала Анну Книппер как художницу и поэтессу, а на старости лет ещё и актрису, успевшую сыграть эпизодические роли дворянки на балу в "Войне и мире" Сергея Бондарчука и туристки на теплоходе в "Бриллиантовой руке" Леонида Гайдая.
30
Помнила ли она эту дачу? Хотела ли снова её посетить? С 1934 года терем стал главной усадьбой Подкумского лесничества, но сейчас его вид скорее заброшенный. Вокруг - мехбаза, на которой кипит уже другая, рабочая жизнь. На машине типа УАЗа можно было бы уехать ещё дальше в лес, где лесничество разводит маралов.
31.
Более короткий путь на Сафонову дачу - через Краснокумское, ещё одно огромное село (19 тыс. жителей), плотно приросшее к Георгиевску за железной дорогой и простирающееся аж до слияния Подкумка и Кумы. Как ни странно, оно даже чуть старше города - в 1776 году здесь был основан, как сказали бы в советскую эпоху, "временный посёлок строителей" крепости. Позже от него остался госпиталь, вокруг которого разрослась Госпитальная слободка, или Красная Слободка в 1919-34 годах. Вот только смотреть там особо не на что, кроме новодельной Троицкой церкви (2015), а к Сафоновой даче ведёт оттуда только пешеходный мост. На машине мы снова поехали по тенистой дороге в Георгиевск, на этот раз пересекая его практически через центр. И чтобы снова отметить присутствие в городе, покажу столь нетипичную для моего блога вещь, как магазин и музей антиквариата. Дело в том, что в гостях у человека, который меня встречал, я приметил всякие рогатины, кадки да тележное колесо, и он рассказал, что коллекционирует старые вещи. Часть из них он отдал другу, который держит антикварный магазин, и вот привёз меня туда показать вещи из своей коллекции. Надо сказать, в антикварных лавках я обычно не бываю, и даже сравнить-то толком мне "Георгиевского Антиквара" не с чем, но всё же пяток кадров я сделал и тут:
32.
33.
34.
Больше всего озадачил столбик с цитатой Дзержинского - присягу на нём чекисты дают, что ли?
35.
С вещами, которые можно купить, соседствует память, которая не продаётся:
36.
По Октябрьской улице, на которой старые домики из прошлой части заканчиваются довольно быстро, снова покидаем Георгиевск. Изначально проходившая через Александровские ворота крепости, которые вели на Москву, в дорогу к столице Октябрьская переходит и ныне. Георгиевск провожает руинами промзон, печальным даже по меркам остальной России:
37.
У перекрёста - станица Подгорная (6 тыс. жителей), примечательная тем, что каждый пятый житель в ней - цыган. Но искать что-то похожее на цыганские трущобы Румынии и Болгарии там не стоит - это цыгане оседлые, с участками, домами и работой сторонящиеся своих кочующих соплеменников, и разве что в праздники выдающие себя пышностью нарядов и танцев. На фоне Подгорной же видна нынешняя магистраль Северо-Кавказской железной дороги. Обратите внимание на кладку: судя по тому, что на карте 1918 года железные дороги имеют ещё старую конфигурацию, а на карте 1940 уже современную, этот участок был отстроен в 1920-е годы взамен разрушенного Гражданской войной.
38.
На кадре выше чернеют тоннели транзитной дороги, уходящей в бескрайние поля Ставрополья:
39.
...но мы сворачиваем в другую сторону и едем по тихой просёлке, загибая круг обратно к лакколитам КавМинВод:
40.
Здесь притаился крошечный после буйства окрестных станиц посёлочек Терский (700 жителей):
41.
Местами он не отличим от парка или пышного советского санатория для номенклатуры, и лишь явно конспиративное название (до Терека ещё целая Кабардино-Балкария!) смутно предупреждает, что здесь что-то не так. Дальней стороной посёлок упирается в заборы и подсобки, где стоит тоскливый запах лежалого белья и кислых щей.
42.
И объехав забор, невольно цепенеешь от иррационального, первобытного страха перед вывеской на неприметных воротах. От слова "лепрозорий" веет смрадными каменными улицами и докторами в птичьих масках, но здесь это слово значит то же самое, что значило и в Средние века. Сейчас проказу относят к так называемым "забытым болезням" - не исчезнувшим без следа, но отступившим куда-то на край человечества. В средневековой Европе существовали тысячи лепрозориев, а прокаженные, даром что отпеты и символически погребены, расхаживали по улицам укутанные в плотные одежды и увешанные трещотками. В СССР действовало 14 лепрозориев, ну а в нынешней России осталось 4 - научный в Сергиевом Посаде, тюремный в Астрахани и жилые в краснодарском Синегорске и здесь. Основанный в 1897 году врачом и статским советником Ильёй Гюбертом (он же держал гостиницу "Лувр" из прошлой части) и названный по тогдашней губернии, Терский лепрозорий - крупнейший в России, и к тому же при нём находилась единственная в бывшем Союзе психбольница для лепробольных. Местные с мрачным юмором называют Терский "республикой прокажённых" - и сотня работников с семьями, и несколько десятков больных живут обособленно от внешнего мира, для которого на них клеймо. Жители, однако, не болеют лепрой: в отличие от другой "забытой болезни" чёрной оспы проказа отступила не под натиском медицины. Её возбудитель передаётся воздушно-капельным путём, но во-первых лишь при очень длительном контакте (вполне закономерном в тесных средневековых городах), а во-вторых - только тем, кто изначально генетически к ней расположен. Изоляция прокажённых в конечном счёте сделала своё дело - генетические линии лепроуязвимых в большинстве своём попросту пресеклись. Теоретически, современный прокажённых может жить в крупном городе, ездить в метро, ходить на работу, не опасаясь никого заразить... но не не зря выражение "убегать как от прокажённого" означает непреодолимый и панический бойкот. Лепрозорий защищает не здоровых от больных, а больных от здоровых - здесь они живут замкнутой общиной, иные по полвека и больше, и даже образуют семьи и рожают детей. Дети их в большинстве случаев здоровы, но детей этих мало: почти все пациенты лепрозория - старики. От старости здесь в основном и умирают: непрерывные профилактика и лечение позволяют не доводить лепру до знакомых по книгам симптомов. Мы заходить в лепрозорий не стали хотя бы по этическим соображениям (люди всё ж таки не живность в вольере), а в общем-то журналисты тут совсем не редкий гость: проникновенные тексты о Терском можно прочесть, например, здесь, здесь или здесь.
42а.
Чуть дальше дорога начинает закругляться уже к Лысогорской, и по правую руку отлично видны лакколиты Пятигорья, похожие на странный архитектурный ансамбль. В кадре, слева направо, Бештау (1400м) о 5 вершинах, миниатюрные лакколиты Железноводска (до 767м), лежащие с другой стороны от него Железная (853м) и Развалка (926м), перед которой - Змейка (994м) с её карьером во весь склон. Правее и поодаль видны Бык (817м) и Верблюд (885м), первыми встречающие со стороны Ставрополя:
43.
Особенно эффектна Змейка, нависающая голыми скалами над степью от Минеральных Вод до Георгиевска:
44.
На кадре выше, однако, обратите внимание на поросшие кустами полосы перерытой земли, которые пересекает и грунтовая дорога:
45.
Поравнявшись с ними, мы покинули машину и пошли в сторону Минеральных Вод по краю между кустами и полем. Жирный чернозём налип на ботинки тяжеленными калошами, в которых было сложно не то что не поскользнуться, а не упасть, потеряв равновесие. Шли долго, километр или около того, держа полосу кустов по правую руку, а над нами, словно приглядывая, кто влез на поле, пролетел небольшой вертолёт:
45а.
В какой-то момент я нашёл тропку в кустах, и тропка вывела меня на ровную поляну, с двух сторон обрывавшуюся отвесно. Чуть отойдя вбок, я понял, что это мост, или скорее дренажная арка: кусты - ни что иное, как насыпь железной дороги Ростов-Владикавказ, проходившей с 1875 года через тот тупик в Незлобной.
46.
В итоге разгадку заброшенной линии мне подсказали в комментариях на Яндекс-Дзене: на самом деле участок Минеральные Воды - о. п. Неволька не был даже разрушен войной: в 1913 году железная дорога пострада от паводка на Подкумке, и это стало поводом проложить её по-новому, более логичным маршрутом через Георгиевск. С полей видно, как заброшенная линия спускается в предместья Минеральных Вод, по которым гремят поезда нынешней магистрали:
47.
И я надеюсь, что вновь увижу эти степи очень скоро - сегодня ночью я выезжаю на юг. В Волгодонск, Армавир, Адыгею и далее на Центральный Кавказ увидеть то, что весной ( ОБЗОР и ОГЛАВЛЕНИЕ!) не увидел из-за погоды и отметить день рождения на склоне Эльбруса.