Земля голендров
На заре 1990-х годов экспедиция, уточнявшая в Иркутской области список памятников архитектуры, обнаружила в глухих деревнях, - Пихтинске, Среднепихтинске и Дагнике в 300 километрах от Иркутска и в 70 от ближайшей станции Залари, - совершенно необычные дома, не похожие ни на русские избы, ни бурятские деревянные юрты, ни на зодчество сибирских белорусов, поляков или татар. Старожилы этих деревень говорили на чужом, хоть и явно славянском, языке, носили кружевные чепцы, готовили совсем не сибирские блюда, а в их домах хранились книги, отпечатанные готическим шрифтом в Берлине и Кёнигсберге. В переписях эти люди числились как украинцы, однако фамилии носили сплошь немецкие - Людвиг, Гимборг, Гильденбрандт... Или - Зелент, как Иван Зигмундович, тогдашний председатель иркутского заксобрания. Уроженец этих мест, он видел много углов Необъятной, но так и не встретил нигде ничего похожего на свою малую родину. Придя в 1994 году во власть, Зелент твёрдо решил докопаться до своих корней силами этнографов и краеведов. "На земле" активнее всех этим занялась директорша заларинского музея Галина Макогон, которая буквально вывела из забвения целый небольшой народ голендров.
С Галиной Николаевной созванивался и я - в 2020 году её телефон дал мне pavel-petukhov в Иркутске. Но тогда поездка в Пихтинск не состоялась из-за вспышки коронавируса, который занесли туда репортёры с "Культуры". Лишь в 2022 году, в прошлой части доехав по Ангаре до Балаганска, мы снова отправились на поиски Сибирской Голландии.
Иркутская область - первая в России по запасам леса, и всё-таки тут есть не только лес. Особенность Приангарья - многочисленные ополья, которые здесь называют степи, и именно с этих степных островков, а вовсе не из Великой Степи, разбрелись по Сибири буряты, якуты и эвенки. Поймав в Балаганске попутку с четой иркутян, возвращавшихся из-за Ангары с базы отдыха, мы и оглянуться не успели, как вокруг нас расступилась тайга:
2.
Близ Балаганска через Ангару перехлёстывает Усть-Ордынский Бурятский (уже не автономный) округ, его Нукутский район. Ведь Балаганск - он на самом деле Булагатск: острог был заложен в 1654 году в землях крупнейшего в Прибайкалье бурятского племени булагатов. Сами покорители новых земель, булагаты воевали с русскими несколько десятилетий, а их тотемный бык теперь покровитель всех бурят Буха-нойон. К концу 17 века булагаты склонились перед белым царём, но в своей степи остались хозяевами и в 21-м веке: среди высоких трав колышутся стада, сверкают сэргэ и ступы, а на улицах сёл видишь сплошь азиатские лица.
3.
От Балаганска до Заларей порядка 70 километров, и на полпути слева расстилается мелководное озеро, на самом деле являющееся заливом Унга в затопленной в 1961 году Братским морем пойме одноимённой речки. За Унгой вскоре замечаешь однопутную железную дорогу, вьющуюся по степным холмам - это подъездной путь основанного в 1958 году гипсового рудника, при котором вырос и райцентр этой степи Новонукутский (3,8 тыс. жителей).
4.
Границей Балаганской степи служит федеральная трасса "Сибирь", к которой примыкают Залари - райцентр (9,5 тыс. жителей), разросшийся к 1957 году в ПГТ у основанной в 1897 году станции Транссиба.
5.
Центр Заларей с храмом Елизаветы и Варвары (2019) лежит в паре километров от станции. Что за лари тут стояли, история умалчивает, но село на этом месте впервые упоминается под 1734 годом по случаю пожара уже не новой к тому времени церкви.
6.
Мы так и не добрались (почему - расскажу позже) до музея, который Галина Макогон основала в 1994 году и возглавляет с той поры бессменно. Наша точка притяжения была прозаичнее - столовая "Берёзка". Открытая с 8 до 15, в районе 14 часов она явно уже готовилась к закрытию. Встречены мы были отборным гавканьем в стиле "вас много, я одна", и как оказалось позже, о здешнем хамстве знает весь район. Так что лучше полюбуемся стоящей напротив огромной новой школой с неожиданно красивым в своей наивности памятником войне и миру:
7.
От Заларей до Сибирской Голландии порядка 80 километров в сторону Саян, вдаль от Ангары и Транссиба. Собираясь туда, стоит заранее созвониться с Еленой Владимировной Людвиг - это директор сельского ДК, через который и ездят к голендрам многочисленные краеведы и репортёры и немногочисленные туристы. Вот только начинать звонить ей (+79526193062) лучше как следует заранее: связи в Пихтинске нет, а усилителя сигнала хватает дай бог на пару комнат. Дороги в те края образуют на карте фигуру наподобие буквы "Р": у развилки стоит село Троицк, а на круге - крупные сёла Тагна и Хор-Тагна, через которые пару раз в неделю даже ходит прямой автобус из Иркутска. На прямой же участок нанизана Сибирская Голландия: местные называют эту дорогу "через Черемшанку", хотя сама Черемшанка (320 жителей) стоит от неё в стороне. Она была основана в 1909 году татарскими переселенцами, в 1914-15 годах даже срубившими себе мечеть, но главная достопримечательность Черемшанки - узкоколейка в Харагун (12км, а ещё на 38км линия уходила в другую сторону), по которой местные ездят на "бешеных табуретках" да возят туристов охотиться, рыбачить на жирного тагнинского хариуса и любоваться выступающими над тайгой гольцами Саян. Из Заларей мы доехали до Троицка на маршрутке, пассажиры которой, узнав, куда мы держим путь, одобрительно закивали, восхищаясь зажиточностью и опрятностью голендровских сёл. Мы встали на развилке, гадая, в какую сторону уедем, и в итоге нас подхватил грузовичок до Хор-Тагны, который вёл самый что ни на есть мужик с яйцами:
8.
Игорь, сам родом из крепкого старого Бельска, преуспел в тамошнем агрокомплексе как зоотехник, а поссорившись с начальством, взялся делать бизнес - выписывает яйца с птицефабрик да продаёт цыплят. Поставщиков он предпочитал зарубежных: не каждое яйцо плодовито, и закупая 1000 яиц в Канаде (как было до санкций), он получала порядка 500 птенцов, в Словакии (на которую переключился ныне) - около 300, а из Ярославля - менее 200, что выходило ниже самоокупаемости. Он много рассказывал нам о нюансах фермерства и о том, что бюрократия и санэпидемические требования в России таковы, что настоящих фермерских продуктов в городах не найти - это в лучшем случае продукция мелких фабрик. Но меньше всего в планы Игоря входило унывать - грузовичок пылил по грунтовкам, а из клеток в кузове доносился птичий писк.
9.
Что же до зажиточности голендров, то я бы сказал, что весь этот угол неожиданно живой: деревни вдоль грунтовок и тихой речки Тагна хоть и прорежены заброшками да пустырями, а всё-таки опрятны, трезвы и крепки. Здесь ещё жив дух переселенцев, уехавших за тридевять земель не за тем, чтоб ждать помощи барина. Далёкая и неожиданно обширная Хор-Тагна (740 жителей), основанная в 1892 году переселенцами из разных уголков России, в 2019 году и вовсе вошла в список "Самых красивых деревень России". Над зеркальной Тагной, где мост замыкает круг дороги, гостей поджидает медведь:
10.
В Хор-Тагне грунтовые, но очень чистые улицы, резные наличники на домах, высокие деревья над крышами и подвесные мосты. Игорь уехал в дальнюю часть деревни и встал напротив магазина, а вскоре машину окружили селянки, пришедшие забирать цыплят. Разобравшись за полчаса, уезжал Игорь крайне недовольным: мало того, что три заказа от разных людей из Хор-Тагны оказались на самом деле одним для всей деревни, так у машины ещё и потёк бензобак - поездка теперь выходила в убыток.
11.
Обратно в город Игорь ехал коротким путём, и вот за мостом через Тагну мимо снова замелькали въездные знаки. Названия на них с названиями на карте, мягко говоря, не совпадали:
12.
Голендры, как мало какой из малых народов России, сохранили свою культуру, будь то язык, обычаи или кухня. И тем удивительнее, что вплоть до изысканий Макогон и Зелента они даже не задумывались о своей инаковости, а просто жили как привыкли. В 1994 году в Новынах прошёл съезд земляков под красноречивым названием "Кто мы, откуда мы?", вот только на этот вопрос до сих пор нет окончательного ответа. Безусловно, что началась история голендров где-то в Северной Европе чуть меньше полутысячи лет назад. На время указывает их религия - лютеранство, а на место - название: напрашивается мысль, что предки жителей этой тайги бежали из Голландии от зверств испанской пехоты. По другой версии голендр - это "haulander" ("житель вырубок"), как в Прусской чащобе называли крестьян, сводивших тогда ещё обильные леса под угодья. В старых бумагах голендровских кирх имелась пасторская печать 1564 года, поставленная в одном из приходов близ Данцига. Ну а окружали вольный город Жулавы - глухие плавни низовий Вислы, где было что и по-голландски мелиорировать, и по-прусски корчевать. Всем этим владела на правах сюзерена Речь Посполитая, бывшая тогда на пике своего могущества, и вот в 1617 году магнат-протестант Рафаил Лещинский уже вполне достоверно переселил из Жулав 14 лютеранских семей то ли голландцев, то ли немцев-пруссаков, то ли славян-кошубов на Западный Буг, в окрестностях своего имения Влодава. Родину предков в пихтинских деревнях теперь называют Волынью, но по факту это был чуть другой регион - Подляшье на стыке границ современных Польши, Беларуси и Украины, органично смотревшееся бы в составе любой из них. Сёла бужских голендров Нейбрау и Нейдорф располагались в 30 километрах к югу от Бреста, и вот так выглядела кирха в одной из них:
12а.
В 1791 году Подляшье оказалось в составе Российской империи. Волынь была полна немецких колоний, а потому кирхи вместо костёлов ничуть не удивили царских чиновников и офицеров, да и среди окрестных селян бужские лютеране слыли "немцами". Селяне эти были в большинство своём униаты, то есть греко-католики, молившиеся по восточным обрядам, но признававшие власть Папы Римского. Таким способом польская корона пыталась извести православие в Восточных Кресах, теперь же Россия взялась обращать этот процесс вспять: к середине 19 века католичество здесь осталось уделом шляхты и чёрного духовенства, а типовые православные церкви-"муравьёвки" (от генерал-губернатора Михаила Муравьёва-Виленского) прочно вошли в пейзаж. Но вот маятник времени качнулся вновь: граница теперь уже Советской России откатилась на восток, а в 1921 году Нейбрау и Нейдорф в составе II Речи Посполитой были переименованы в Мосцице Гурное и Мосцице Дольное. В 1939 в Подляшье явились уже настоящие немцы, как и их будущий главный противник подошёл с другой стороны. Западный Буг стал советско-германской границей, и хотя селения голендров стояли на восточном берегу, большая часть угодий лежали на западном. Голендрам было предложено выбрать страну, но оба варианта фактически означали конец небольшой, чуть более 2 тысяч человек, общины. Те немногие, кто остались в Советском Союзе, вскоре были интернированы как "лица немецкой национальности", а сами их сёла сгорели буквально в первые минуты Великой Отечественной войны. Те, кто перебрались в Третий Рейх сперва уехали в Лодзь, затем во временный переселенческий лагерь Эрланген под Нюрнбергом, и наконец в конце 1940 года - в окрестности Познани, в изъятые у поляков дома. По окончании войны их выгнали уже поляки, и рассеявшись по Германии (в основном западной), две тысячи бужских голендров были обречены на ассимиляцию. Всё, что ныне осталось от них - городские культурные организации да землячества. В Беларуси же на месте Нейбрау и Нейдорфа теперь лишь поля да зарастающее кладбище с немецкими фамилиями на могилах.
13.
Так же были вырваны из родной земли с корнем тогда и многие другие народы, будь то карпатские лемки, балтийские курши или сахалинские айны. Но голендры успели дать второй побег: в 1908 году на станции Тыреть близ Заларей к начальнику переселенческой конторы Адаму Рейнарту явились четверо ходоков с Буга - Андрей Гимборг, Иван Гильдебрант, Пётр Кунц и Иван Бытов. К 1911 году голендры получили наделы у речки Тагна чуть выше её устья на Оке Саянской, а к 1917 году здесь уже стояло 4 деревни, в которых жило 36 семей. Большинство из них носило 4 фамилии: Людвиг, Зелент, Гильденбрант и Кунц, реже встречались Гимборг, Бендик и Пастрик. Столь же распространённые на Буге фамилии Бытов и Розин тут представляли по одной семье. Те же фамилии носят голендры и ныне, а население их деревень с момента переселения остаётся почти неизменным - от 200 до 300 человек.
14а.
В Среднепихтинском (Новыне) тогда собирались построить кирху, но пастор Цыбуль не приехал сюда, испугавшись таёжных разбойников, а дальше грянула Гражданская война. На отведённом под кирху участке Советы построили сельский клуб, рядом с которым и высадил нас Игорь. Неподалёку строился дом, и я зашёл на двор спросить дорогу к Елене Владимировне. Ответил мне человек совершенно не сибирской внешности - высокий, даже изящный мужчина с тонкими чертами лица и нереально голубыми глазами. Лица здешних женщин - на позапрошлом кадре. Голендры чем-то похожи, хотя бы потому, что все без исключения они здесь дальняя родня. И как заметила Наташа, лица их вполне органично смотрелись бы на полотнах Северного Ренессанса.
14.
Ну а Вторая Мировая война могла уничтожить и здешнюю общность: как рассказывали местные, с её началом в пихтинские деревни зачастили какие-то бродяги, подёнщики и торговцы, на самом деле оказавшиеся чекистами. Если бы эти разведчики услышали "хоть одно" немецкое слово, местных ждали бы депортация куда-нибудь в Среднюю Азию и лагеря. В итоге дело обошлось трудармией, из которой большинство голендров пусть не скоро, но вернулись по домам. Им посвящён второй памятник на кадре выше и фотовыставке в фойе ДК. Три века в Подляшье сделали своё дело: в культуре голендров причудливо сплелись немецкое со славянским, а лютеранское с православным. Родной язык они называют хохлатским или даже хохландским, и в наши дни старики на нём ещё говорят, а молодёжь - хотя бы их понимает. И все поют привезённые с Волыни песни - как украинские и польские, так собственно голендровские. Елена Владимировна, радушная хозяйка, за обедом рассказала, что вечером в доме культуры будет репетиция народного хора. Пару часов посидев в её доме, мы пошли в ДК, где собирались женщины средних лет из всех трёх селений. Они шли и ехали сюда с огородов, коровников и мастерских, даже не принарядившись, а потому записать пару-тройку песен я смог лишь с условием не снимать их самих. Вот он, голендровский язык, по ощущениям - явно западно-славянский:
Click to viewС материальной культурой голендров стоило бы ознакомиться в краеведческом музее Заларей, где Галина Макогон любовно собрала лучшие предметы их селений... если бы в 2002 году тот музей не сгорел. В 2005 году новый музей голендры собрали уже в своей Новыне, в соседнем с Домом культуры деревянном здании, другую половину которого занимает детский сад:
15а.
На веранде - ремёсла и хозяйство, и в том числе в правом нижнем углу дореволюционная ещё веялка, которую рабочие по недоразумению установили вверх дном. Над окном - серпы и одинокий бур, а на стене - то, чем эти деревни строились, включая продольную пилу с непривычной длинной ручкой. Ниже - обувь, и башмаки на деревянной подошве тут называют рэпы, а глухие сапоги - чобуты:
15.
С другой стороны - огромный деревянный верстат: в украинском это слово означает любой станок, а в голендровском - только ткацкий. Справа в нижнем углу курвиток (прялка), в на столе за верстатом лежат щётки и чесалки для обработки льна, в том числе похожая на расчёску "граце".
16.
В целом, сама крестьянская техника голендров не отличается от русской, но в музее здорово придумали все экспонаты подписать так, как их здесь называли:
16а.
Самым живучим производством у голендров, своеобразной их визиткой, и в наши дни осталось плетение корзин. Я ещё не раз покажу современные корзины из лозы, а вот в музее несколько старых корзин, сплетённых из ржи - эта традиция, увы, оборвалась:
16б.
Штельвага для плуга - уже не из музея: такую я увидел на стене одного из домов.
16в.
В следующей комнате - интерьер ушедшей эпохи: у современных голендров дома не отличить от городских квартир. И дыван здесь - это коврик на полу, а диван называется лышко, на котором лежат пошивки и пшистирадло, бывшие обязательной частью приданого. Рядом висит плетёная кулишка (колыбель) с огромной подушкой "ясичек":
17.
Ещё вещи:
17а.
Рядом - национальные костюмы с блюзками и хустками (платками), для хранения которых использовался куфер (сундук):
18.
Популярное украшение голендровских домов - вышитые картины. Рядом с такой висит кашкет, не сильно отличавшийся от русского картуза, ну а символом голендров, как феска у турок или кокошник у русских, считался голландский чепец, имевший отчасти магический смысл. Надевать такой незамужней женщине считалось дурной приметой, а вот для замужней было неприлично появляться на людях без чепца. Кульминацией свадьбы, длившейся три дня, было надевание чепца, когда на второй день молодожёны переезжали из дома невесты в дом жениха.
18а.
Третья комната посвящена домашнему хозяйству:
19.
Самая привлекательная часть коего - кухня, столь восточно-европейская, сколь это возможно. Голендры готовили несколько видов борща на квасе с копчёным мясом: бурачный (то есть обычный), щавущечный (с щавелем) или польский, он же весильный (с мукой; на фото). Все голендровские борщи делаются без картошки, а вот суп из картошки и капусты - то уже щи. На врезке - картофлянка: тёртая картошка в муке, сваренная и после обжаренная на сале. Есть ещё почти такой же внешне фушер - там те же ингредиенты запаривают. Ещё тут любят вареники, сырники, кровяную колбасу и копчёное сало, а праздничное блюдо - бэтки: варёные или жаренные ломтики свиного желудка. И только пирог слева - уже сибирское изобретение: привычные в Подляшье яблоки и груши тут заменила черёмуха.
20.
Но самая, пожалуй, удивительная грань Сибирской Голландии - религия, которую впору называть голендрианством. Голендры считают себя лютеранами, но пользуются польской (то есть католической) церковной литературой и служат по юлианскому колендарю. У них нет почитания святых, но отмечаются праздники вроде Петрова дня. На Буге у голендров были кирхи и пасторы, а сибирские голендры в своей глуши ещё дальше ушли от канона: для боженств (служб) тут выбирают какой-нибудь жилой дом, где раньше ставили небольшую, привезённую с Буга кафедру, а теперь просто собираются за столом при свечах и кресте без распятия:
21.
Главным реликвиями в голендровских домах были церковные книги: библии, ксёнжки (собрания молитв и духовных песен) и казания (жития и проповеди):
22а.
Языком богослужений у голендров был и остаётся польский, но печатались книги готическим шрифтом в немецких типографиях. Вот например ксёнжка, изданная в 1897 году в Берлине:
22.
А этой книге, которую мне показали уже не в музее, а в доме - и вовсе более полутора веков:
23.
Под обложками богословских книг скрываются и другие листы - картинка с петухом, например, из фыбли (азбуки):
24.
Здесь же писали семейные хроники, причём прежде - на польском: кажется, за неимением собственной письменности, голендры просто использовали для письма язык той страны, где живут.
25.
Главным праздником голендр оставалась Пасха, на которую здесь красили яйца и менялись ими. На "вербабну нидилю" (вербное воскресение) дети с утра забирались в дома к спящим односельчанам, будили их хлопками верб и желали здоровья. На рождественские коленды (колядки) дети брали в руки гвязду, которую крутили под окнами, распевая "Пани господаржо, пани господыню, позвольте нам коленды заколендовать". Но в целом голендрианство ушло столь далеко от канонов ещё и потому, что голендры сами по себе не очень-то религиозны: на боженства редко собирается более десяти человек, пастор из Омска приезжает несколько раз за год, ксёндза из Иркутска тут не видели давно и освящённый в 1990-х католический молельный дом пустует, зато немало выходцев отсюда приняли баптизм.
26.
На кадре выше - и сопровождавшие в музее Елена Владимировна (поодаль) и Нина Ивановна Кунц, которая здесь "русская": если когда-то голендры признавали браки только в пределах общины, то теперь в деревнях есть и полукровки, и приезжие из других мест вплоть до горожан, купивших домик в тихом месте. В последнем зале музея - сельхозинвентарь, старые фотографии, истории отдельных голендров, а в первую очередь - пара отличных макетов, которые сделал в свободное время иркутский дальнобойщик Владимир Зелент. Один макет изображает всю Сибирскую Голландию на 1925 год: вытянутые вдоль одной дороги Замустече, Новыны и ныне опустевший хутор Тулусинэ ближе к Хор-Тагне да стоящий в стороне Дахник. Рядом на стене - полный список домов по именам глав семей с указанием, что стало с каждым домом ныне:
27.
Второй макет, с портретом автора - собирательный образ голендровского "длинного дома":
28.
Отдельная "фишка" макета - в том, что его можно открыть: внутри проработана каждая комната. Но всё же интереснее макетов - настоящие дома, те самые, по которым в 1994 году было определено присутствие здесь неизвестного прежде народа. Всего по трём деревням осталось 14 "длинных домов", о каждом из которых в зале рассказано отдельно:
29.
Вообще, хотя туристов в Сибирской Голландии бывает немного, гостеприимство здесь явно поставлено на поток и отработано на десятках учёных и журналистов. Нас передавали буквально по эстафете - раньше, чем Нина Ивановна закончила рассказ, я заметил, что в музей пришёл красивый рослый долговязый мужчина с сединой. Звали его Пётр Мартынович, а Елене Владимировне он приходился свёкром и отчасти коллегой - если она принимает здесь официальных гостей, то через Петра Мартыныча в Сибирскую Голландию приезжают на отдых. Он и повёл нас знакомиться с голендровским зодчеством:
30.
На кадре выше - здание музея. Будка перед ним - не туалет, а вензарня - традиционная голендровская коптильня для мяса, без которой тут не обходится ни один уважающий себя двор. При музее вензаря тоже музейная, то есть давно не использовавшаяся по назначению, а потому Елена Владимировна показала нам такую и у себя во дворе. А также угостила салом - правда, совсем чуть-чуть, ибо сало из вензарен съедается быстро:
30а.
Главная улица Новыны была застроена брусовыми домами уже в советское время. Длинные дома же стоит искать в стороне, причём друг от друга весьма далеко - изначально селения представляли собой скорее россыпи хуторов, располагавшихся за деревьями. Один из исходных в Новыне дом Гимборгов (1912) на сотый год своего существования стал Среднепихтинским филиалом музея в Тальцах, и именно туда повёл нас Пётр Мартынович. Через ворота характерной конструкции - вместо створок тут доски в специальных пазах:
31.
Длинные дома - действительно длинные: дом Гимборгов вытянут на 30 метров. Фактически этом дом-двор, как на Русском Севере, и тем удивительнее, что на такую конструкцию голендров сподвигли отнюдь не морозы Сибири: очень архаичные, чуть ли не средневековые дома такого типа встречаются в польском Подляшье, а прежде их можно было увидеть и в Полесье, и на Волыни. Ближайший их аналог - "жилые риги" Прибалтики, у которых просто стали благоустраивать обращённый к солнцу конец. На инфостендах музея жилая часть обозначена как "изба", а Пётр Мартыныч и Елена Владимировна называли её "хата":
32.
Всего же длинный дом включал три части: белёную брусовую хату, срубленную из полубрёвен стайку и дощатый ток:
33.
Вход в дом располагался между стайкой и током. В последнем находились зерновой амбар, стуруна (хранилище снопов) и наверху - гура (сеновал). В стайке хлев служил шлюзом, отделявшим избу от морозного внешнего мира:
34.
Между хатой и хлевом хранился всяческий скарб:
35.
Сама же изба состояла из нескольких комнат, отапливавшихся относительно небольшой печью во внутренней стене:
36.
В комнатах с дощатыми полами и белёными стенами - совершенно европейский, и даже не сказать чтобы крестьянский, интерьер:
37.
А главными украшениями служили всё те же кружева на покрывалах и занавесках:
37а.
Ещё один длинный дом - самого Петра Мартыновича:
38.
Он же, вместе с хозяином, на заглавном кадре - Пётр Мартынович плетёт из лозы не только корзины, но и скульптуры:
38а.
Целая коллекция их стоит на веранде - жилой тут советский дом на другой стороне двора:
39.
В токе "длинного дома" у Петра Мартыновича амбар, в стайке - кухня, ну а хата превратилась в семейный мемориальный зал:
40.
И такому отношению к себе, своим традициям и предкам можно лишь по-белому завидовать. Вдвойне странно то, что голендры до сих пор официально не выделены как отдельная национальность. А потому неизвестно и то, сколько их.
41.
В каждой из трёх голендровских деревень прописано по сотне жителей. От Среднепихтинского (Новыны) в разные стороны 3 километра до Дагника (где находится самое крупное голендровское кладбище) и 4 километра до просто Пихтинского (Замустече). Первая со стороны большого мира, эта деревня в одну улицу и более открыта во внешний мир - несколько домов в ней сдаются туристам для сельского отдыха, и в один из таких, по 600 рублей с человека, Елена Владимировна определила и нас. Вот так вот спали мы - без городских удобств, но в звенящей тишине и прохладе, а хозяйка Валя с вечера принесла нам домашних ватрушек.
42.
Её дом - буквально напротив, и в доме этом журналисты да этнографы так же частый гость - ведь здесь живёт Альвина Адольфовна Зелент, одна из старейших голендров. Она родилась в 1938 году, а в 1942-м её отца мобилизовали в Трудармию, откуда он вернулся только через 10 лет. К тому времени дочь стала взрослой - в 11 лет она потеряла мать и практически в одиночку, успев окончить только начальную школу, тянула на себе хозяйство. В 1950-х годах она вышла замуж за голендра из Тулусине, и за 20 с небольшим лет у них родилось десятеро детей. Затем супруг ушёл из жизни, и Альвина Адольфовна вновь осталась наедине с хозяйством и пятью несовершеннолетними.
43.
Теперь она вроде как на покое, вот только не привычен ей покой - во всей Сибирской Голландии Альвину Адольфовну знают по половикам и подушкам, которые она шьёт.
44.
К ней особенно часто ездят фольклористы и лингвисты - записывать голендровский язык, песни, пословицы и поговорки. Мне запомнилась присказка "черво не дерво" ("чрево не древо") - здесь нас тоже накормили борщом, бутербродами с домашним маслом и черёмуховым вареньем.
45.
За домом Зелентов Тагна делает излучину, известную как Бабцин Кут. Здесь в Сибирской Голландии находится зона отдыха, по облику которой легко подумать, будто эти три деревни уже приняли в Евросоюз:
46.
Но нет, голендрам тут не помогли ни заграница, ни Москва - просто свой маленький мирок они любят, ценят и обустраивают сообща. В деревнях голендров чисто, уютно и как-то при этом просторно: за все два дня мы не видели здесь ни матерящихся компаний, ни пьянчуг. Ну а чем живут тут? Отчасти, что логично в деревне - сельским хозяйством (например, поставляя мясо и молоко для столовой ближайшей школы в Хор-Тагне), но в первую очередь, думается, помощью родственников на "большой земле".
47.
Напоследок мы прошли длинное Замостече насквозь. На единственной улице запомнились начальная школа:
48.
Длинный дом покинутого вида:
49.
Да католическая икона в чьём-то окне. Собравшись уезжать попуткой, на выезде из Пихтинского, у травянистого ручья, мы простояли около двух часов и даже подремали в траве, но мимо так и не прошло ни одной машины. Вернувшись к Валентине, мы узнали, что в 7 утра из Хор-Тагны пойдёт автобус, до которого, однако, ещё надо доехать, а вот найдётся ли желающий везти нас в такую рань за 20 километров - ещё вопрос. Я потянулся в карман за деньгами, как вдруг раздался шум мотора и меня позвала Наташа: откуда-то из тайги выкатилась буханка, груженая техническим инвентарём и мужиками, ездившими что-то ремонтировать в глуши. По дороге нас угощали "сибирским коньяком" (неожиданно приятным самогоном) и водой из артезианского родника под мостом через тихую речку, а в Заларях на мосту через Транссиб мы увидели электричку, мчащуюся на вокзал. Мужики дали по газам, и мы приехали на станцию почти одновременно с ней... вот только подали электричку не на первый путь, и мы поняли, что не успеем ни взбежать на виадук, ни подлезть под грузовым составом. Рядом, однако, нашлась маршрутка, ехавшая в какую-то деревню, и этой маршруткой мы выехали к трассе "Сибирь", где ещё минут через 20 нас подхватил автобус, ехавший в Иркутск из далёкого Усть-Кута...
49а.
...В 2020 году, расстроенные тем, что сорвался визит к голендрам, мы собрались ехать в Тунки. На выезде из Култука нас подобрала бойкая женщина средних лет с очень выразительными глазами и звонким голосом. На заднем сидении у неё лежали полусферические корзины, и когда я рассказал ей о несостоявшейся поездке к голендрам, она встрепенулась: "Так вот я - голендр!". Звали её Люда Людвиг, родилась она в одной из этих деревень, но выучившись, уехала в Слюдянку. Однажды ей нужно было решить некий вопрос с местными чиновниками, и отчаявшись было добиться от них чего-то, она вдруг увидела на одном из кабинетов фамилию Людвиг... стоит ли говорить, что за дверью оказалась её землячка, и вскоре вопрос был решён. Три деревни, несмотря на ухоженный вид, понемногу пустеют, но в Иркутской области, а может уже и в далёкой Москве понемногу складывается диаспора голендров. Со своим набором фамилий и самобытной внешностью голендры легко узнают друг друга, и тем более - не бросают друг друга в беде.
50.
В Иркутске точкой их притяжения стала пекарня "Жито" - скорее магазин экопродуктов, чем кафе. Персонал тут разный, но голендры - шеф-повар и, видимо, директор. Интерьер подвальных залов полон всё тех же корзин:
51.
А размер голендровского хлеба можно оценить, сравнив с головой продавца. От каравая нам отрезали кусок, размером не уступавший обычной буханке. Хлеб этот мы купили в дорогу - в поезд на Усть-Кут и на катер вниз по Лене, которая и была основной целью начинавшегося путешествия. Но то - другая история, которую я продолжу только в октябре.
51а.
Пока же - вот другие мои посты о народах переселенцев.
Гальбштадт. Алтайские немцы.
Вершина. Сибирские поляки.
Дерсу. Староверы из Южной Америки.
Молокане в Закавказье.