Из Рассказов Облачной страны: Пёс и лев (5)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3, 4)
Нэхамбо, монах из храма Облачной Рощи
«Еле нашла тебя, наставник»… Тебя саму, похоже, еле-еле не нашли! - «А, не важно!» И кланяется: «Просим помолиться за господина». А что с ним? «Не жив, не мёртв!»
За покойников монах молиться умеет. За живых тоже доводилось. Чтобы и мёртвый, и вместе с тем отчасти живой, беспокойный, - бывает. Но вот так ни разу не приглашали: когда ни то, ни другое.
Но это не причина отказывать. Побежали.
Не живых и не мёртвых теперь хранят, как выяснилось, на оружейных складах. Здание мощное, бревенчатое, без дверей, с окошками под самой крышей. Охраны никакой не видать. Да она, кажется, занята: бегает гуськом за господином нашим Правым советником Ямадо, раз уж тот нагрянул с проверкой.
Дверка - наподобие лаза в храмовой башне. За нею кто-то бубнит:
- Ну сделайте хоть что-нибудь, наставник!
- Дождёмся уж… - откликается ему лекарь. Наш, подгорский.
- Чего дождёмся-то?!
- Чуда…
Упование - это правильно.
Внутри склада темень. Большие сундуки и бочки. За ними теплится лучинка.
Там разобран уголок, на полу циновка. На циновке тело, подле него - лекарь и старшая из названых сестёр с какой-то миской. А ещё парень: вроде бы тот самый стремянный, Нэхамбо его мельком видел в подгорском заведении.
И у всех кроме лежащего вид очень усталый. Младшая сестра выдыхает:
- Вот!
Нэхамбо подходит поближе. Садится.
Дышит ли тело - не разобрать. Одно видно: это новый наместник края Ямадо. Крепкий ведь мужчина-то, и не старый ещё…
- Что с ним? - спрашивает монах.
Парень с девицей переглядываются. Лекарь отвечает сердито:
- Господину, видать, не спалось. Эти, заботливые, - кивает на сестриц, - подали ему сонного зелья. Моего. Каждая по чарочке.
Монах только присвистывает.
- Именно, - соглашается лекарь. - От одной засыпают. От двух полагалось бы помереть. Наше счастье, что он третий день… Лежит вот. Что дальше будет, понятия не имею.
- Мы не нарочно… - всхлипывает старшая. Младшая объясняет:
- Просто договориться не успели.
Да ведь хорошее лекарство-то. В своё время распорядитель Хатидзё им с одного приёма от пьянства исцелился. На разных людей, конечно, по-разному действует…
- А перед тем сколько выпил наместник - считали?
- Браги-то? Да почти ничего. Чарочки три.
- Но то у нас. А ещё прежде, дома - кто его знает…
- Господин вообще у нас не то чтобы пьющий сильно, - подаёт голос парень. - Особенно перед дальней дорогой.
Насколько видит Нэхамбо, ран или побоев на недужном нет. Коли даже свалился тогда, голову не расшиб. Лицо чистое, мокрой тряпицей обтертое.
Ну, что ж. Значит, молиться - как за живого.
Не пересаживаясь, прямо над телом, монах призывает Просветлённого, Закон его и Общину - дать прибежище. И дальше - «Так я слышал…», и первые слова книги о Наставнике-Врачевателе.
- Однажды Победоносный, странствуя по разным землям, прибыл в город Обширно-величавый и остановился под Певчим древом. Было с ним восемь тысяч учеников, милосердных подвижников - тридцать шесть тысяч, а ещё государь той страны, великие сановники, жрецы, домохозяева, небожители, змии и иные существа, люди и нелюди - неисчислимо огромная толпа с почтением следовала за ним, а он учил их Закону…
- У-ннн… - стонет недужный и открывает глаза.
Миска падает на пол. Ах! - вскрикивает старшая девица. Младшая хлопает в ладоши, лекарь хватает руку больного, считает пульс. А стремянный падает в поклоне, лбом об пол:
- Виноват, господин!
Монах продолжает читать нараспев, как ни в чём не бывало. Это проповедника перебить каждый может, а тут - сутра, прерываться нельзя.
Господин Тохаку пытается отвернуться от лучинки. Спрашивает невнятно:
- Где я?
- Среди своих, - заверяет лекарь.
Все тут тебе теперь свои, господин наместник. По крайней мере, до следующего твоего назначения.
- Тут, барин, вот что приключилось…
Тохаку прислушивается. Узнаёт голос. Велит:
- Об-бращайся по чину.
- Так ведь - господин наместник!
Тот щурится:
- Наместник чего?
- Да Подгорья ж…
- О-оо! - голова недужного падает опять на циновку. Лекарь подаёт знак девицам: воды! Да воды, не перепутайте!
А что, Тохаку надеялся, ему всё приснилось? В том числе и Подгорская должность? А на самом деле он всё ещё на Востоке служит?
Наместник отхлёбывает. Перекатывает воду во рту. Прислушивается к причитаниям стремянного, к чтению монаха, к неразборчивом ворчанию лекаря. Глотает. Упирается уже осмысленным взором в своего челядинца:
- А собака…?
- Что? - не понял было стремянный. - А! Не беспокойся! Собака там, у господина смотрителя ворот. Как ты и велел.
- А у нас собака пустячная, не старинная, - подхватывает старшая сестра.
- Помните? Да вот она, - младшая вытаскивает откуда-то из темноты курильницу. Незажжённую, дешёвого вида, со вмятиной на боку.
Из-за сундуков выглядывает белое лицо среднего советника Наммы. Он ничего не говорит, только рукой машет: вы продолжайте, я слушаю. И записываю.
Госпожа Хатидзё, урождённая Намма
Я же говорила: переезжать мы сегодня не будем!
Потому что надо всё обсудить. Батюшка и супруг пришли вместе. В кои-то веки говорят друг с другом о деле. Я тоже не осталась в стороне.
- И вот, - рассказывает господин следователь, - не успел монах пропеть первые слова своей молитвы, как потерпевший очнулся и стал давать показания.
Господин храмовый распорядитель кивает с видом: да, этот случай мы приобщим к записям чудес нашей Облачной обители.
- Я не поняла. А зачем они его усыпляли?
Муж и батюшка переглядываются. Потом господин Намма начинает с расстановкой:
- Видишь ли, эти девушки боялись, что не успеют собраться. К отъезду подготовиться.
Из всего-то надо вывести назидательный пример!
- То есть наместник был не против, чтобы его стремянный их выкупил?
- Всецело поддерживал. В том числе средствами на выкуп.
- Надо же, какой щедрый, - что-то меня это настораживает.
- На самом деле, - мрачно говорит батюшка, - тут получилась довольно грязная история. Помнишь, я поминал про медную собаку?
- Что стремянный мог её украсть и пропить? Помню.
- Так вот, он оказался не нерадивым и гулящим челядинцем, а совсем наоборот. К сожалению. Господин Тохаку всюду с ним ездил. Вот, когда наместник был у смотрителя ворот, парень и услышал: никакой иной благодарности за хлопоты этот Кома принять не желает - разве что кударского Пса в пару к своему Льву. Тохаку оказался в глупом положении: никак не мог решить, с которым из своих дядей повести себя, как неблагодарная скотина. А преданный стремянный надумал избавить его от этих сомнений. Пса украл и смотрителю ворот отнёс. По крайней мере, так он утверждает.
Когда господин следователь употребляет подобные оговорки, это значит: свидетелю он верит не более чем наполовину.
- Так. А господин Тохаку случайно сам не просил его избавить от терзаний неопределённостью?
- Если и просил, - вступает мой супруг, - то никто в этом теперь не признается. Неудобно!
- Ну хорошо. Не просил. Стремянный явил истинную преданность. А наместник не смог оставить сие неуместное рвение без награды, так?
- В общем, да. Тем более что насчёт своей страсти к той девице парень весь прошлый год ныл, как я понимаю.
Могу себе представить…
- А сама-то девушка? Её пожелания кто-нибудь узнавал?
- Ну, она-то не то чтобы весь год ныла, - с некоторой запинкой говорит мой супруг. - Но сейчас утверждает, что этого парня любит. И сестрёнка её к нему привязалась. И вообще…
- И вообще возвращаться ей, может, и некуда, - добавляет батюшка. - Потому что в заведении этом… в общем, придётся наводить порядок. Пока это был притон распутства - ну ладно, пусть это остаётся на совести Военной палаты. Но когда обнаружилось, что там гостей отравой потчуют… Мне нехорошо стало, когда выяснилось, сколько им лекарь этого зелья в год поставляет!
Иногда батюшка решительно отказывается понимать простые вещи!
- Ну надо же и этим девушкам когда-нибудь дух-то перевести! А так - воин спит, служба идёт… Уж лучше пусть дрыхнут в весёлом доме, чем на карауле!
На это господин следователь не изволил ответить, но продолжил свой рассказ:
- Итак, стремянный отдал украденного Пса смотрителю ворот. Получил награду, понёс к сводне. Расплатился. Девицы собираются. Надо заметить: у них не всё добро хранилось в весёлом доме. Часть имущества - на складе. Один из прежних посетителей им там по дружбе сдал закуток. А тут ещё младшая сестра сбегала проверить и увидала, что на склад не пробраться: там господа Ямадо переучёт затеяли. Внезапно, в праздничный день, как это им свойственно. Стремянный торопит, говорит: господин на рассвете выезжает! Бросайте всё, идём! Девушки придумали, как задержать наместника. Кавалеру своему ничего не сказали, а младшая меж тем побежала в дом Комы. И рассказала, вернее, намекнула про курильницу. Об этом деле сёстры знают: у них несколькими днями ранее парень прятал этого самого Пса. У сводни же есть собственная курильница в виде собачки, а может, и какого-то другого зверя, не старинная, особой ценности не представляет. Расчёт у девиц был такой. Наместник спохватится: как так Пёс Кудары оказался в весёлом доме, он же давно должен быть у дядюшки!
- «Мой челядинец обманул меня»? Этак до удара довести можно…
- Господин Тохаку помчался в это заведение. Там ему, как и собирались, показали местную курильницу. Наместник: уфф, нельзя ж так пугать-то! Девицы просят прощения, предлагают подкрепиться на дорожку. Одну чарочку поднесли, другую… Тохаку несколько успокаивается, выпивает ещё. И в этот раз младшая девчонка ему подносит вместо браги сонное зелье. А вскоре после неё старшая подаёт ту же смесь. Случайность, видите ли! Наместник падает без чувств. Стремянный его тормошит - без толку. К утру послали за лекарем. Тот пробует разные противоядия - не действуют. Господина Тохаку переносят на склад.
- Они втроём и несли? - спрашивает господин Хатидзё. - Челядинец и две девицы, мал мала меньше?
- Похоже, что так. Без малого двое суток наместник лежал пластом. Наконец, решились вызвать монаха Нэхамбо.
- А кстати, где он? - спрашиваю.
- Скоро сюда придёт. Со склада лично сопровождал наместника со всею его… скажем, свитой. В дом Ямадо, для объяснений.
- Насчёт неуставного использования складских помещений?
- Хуже. Что так не поступают с господами, которые устроили тебе назначение в одну из лучших земель Облачной державы.
Супруг кивает:
- Потому что, как и следовало ожидать, смотритель ворот тут ни при чём. Он человек прямой и чужд семейственности. Хотя порою и не чужд хвастовства. Тохаку всем обязан именно Подгорному дому.
Соображаю:
- А прежний наместник? Он, получается, не замешан?
- В этом деле - совершенно ничем, - разводит руками батюшка. - Почтенный человек. Щедрый жертвователь на храмы…
И как-то странно смотрит на господина Хатидзё.
Из-за раздвинутой переборки слышится:
- Господин средний советник! Вот так и сиди пожалуйста!
Рэй делает наброски.
- Всё, благодарю! Настоящий взор Подземного Властелина!
Это он не к месту. Или слишком к месту. Батюшка, кажется, сейчас их обоих заточил бы в подземелье Беспросветное: и зятя, и художника… Надо выручать!
- А тапок? - спрашиваю с неотступной любознательностью.
- Вот с ним непонятно, - признаёт господин следователь.
- Значит, дело не закончено!
И попробуйте только у меня ссориться в ходе следствия.
* * *
Монаха Нэхамбо, конечно, знает весь город. Но по-настоящему я с ним познакомилась только этой осенью. Когда мне рассказали, что пьёт мой супруг именно с ним.
Всё из-за бывшего государя, как всегда. Ему в монастыре поручили ученика, и господину Унрину это неожиданно понравилось. А нрав у него такой: больше чем на одного человека его внимания не хватает. Не понимаю, как он царствовал! Так или иначе, господин Хатидзё, окончательно покинутый своим Государем…
А человек он мягкий на самом деле и стеснительный, поэтому дома стал появляться реже прежнего. Нэхамбо - тот заходил. Иногда с поручениями, а то и за милостыней. Всегда трезвый, кстати, и не похмельный.
Вот однажды я его и спрашиваю:
- Расскажи мне, наставник, чего я не знаю про собственного мужа. И каков он во хмелю?
Нэхамбо ещё больше перекосился лицом:
- Плох. Со знанием дела напивается, по-жречески. Напиток-то божий.
- И что ты тут присоветуешь?
- Не знаю. Может, ему полезно было бы тоже сообщить, чего он не знает про собственную жену…
Всё-таки хорошие соглядатаи в доме Ямадо.
- Ладно уж, - отвечаю. - Только я лучше с ним сама поговорю.
С Нэхамбо я ему записку и послала. «Приходи срочно, тут - такое…» Если человека как следует напугать, он сразу протрезвеет, так батюшка всегда говорил.
Пришёл. Срочно. Принюхивается, уж не горела ли усадьба и не болен ли кто, нет ли скверны. А нет - у меня другое было припасено:
- Слушай, - говорю, - у нас же с тобой дитя будет! Что делать-то?
Он не испугался и не разгневался, но задумался. Если время рассчитывать, то, конечно, никак не получается.
- Ну так что же тут можно делать? Носить да рожать.
По лицу его, как обычно, ничего не поймёшь. Только голос - выдаёт. И выдаёт он радость.
Не то чтоб господин распорядитель вообразил тут чудо: полтора года целомудренного брака - и вдруг! Нет, он, получается, сам признался: всё я понял давно про тебя и про китайца, и по мне это - хорошо. А теперь, значит, и богам нашим Облачным по сердцу пришлось…
- Но мне же все будут давать советы! И матушка, и кормилица, и госпожа Намма, и Рю, и остальные…
- Можно выслушать, откинуть всё, что не повторяется, а насчет остального посмотрим: вдруг что пригодится… Ты, главное, им пугать себя не давай.
И дальше уже деловой разговор пошёл: что в дом нужно, что в Конопляное святилище, что в храм, о каком молении просить настоятеля Арэна… И разговорами он не ограничился. Всюду похлопотал, в доме чаще бывать начал, а главное, бросил пить. Вроде бы совсем бросил, если верить Нэхамбо.
Тогда, осенью, я вообще-то не знала, будет дитя или нет. Оказалось - не соврала.
Страшно!
Рэй, как узнал, куда больше засуетился. Одних благовещих картин нарисовал шестьдесят четыре листа, все переборки в доме ими оклеил. Всё больше овощи и плоды. И надписи непонятные, и от китайских лекарей разные снадобья… Я один раз полюбопытствовала, что там намешано, - потом уже предпочла не спрашивать.
Было дело утром, как раз когда первый снег выпал. Выходит Рэй во двор - и нет его что-то долго. Возвращается - весь в слезах! Падает со мною рядом, возле постели, и плачет, и по-своему что-то говорит. Еле я от него добилась, что стряслось.
Оказывается, около нашей уборной в саду подстерегли его трое земляков. Они тайно бежали из страны То, а матушка Рэя им сказала: сына моего найти сможете на Облачных островах, в тамошней Столице, на Восьмой улице. Про нужник, кажется, всё-таки не уточняла.
Но это значит: во-первых, Рэй расслабился тут у нас сверх всякой меры. А если бы не просто земляки, а враги за ним явились? Старые счёты сводить, от властей императорских или от китайского жулья. И прибили бы его прямо тут на нашем дворе. А то и усадьбу подожгли бы! Да пусть бы даже и друзья: что, если бы не Рэй первым на них наткнулся, а домоправитель наш Селезень? Или кто из женщин? Или, хуже того, господин Дзёхэй, домовладелец? Правда, господин хоть по-китайски объясняется…
Во-вторых - матушка жива! И не просто жива, а достаточно благополучна, чтобы давать наказы всяким беглецам. Не повод ли для слёз радости?
А в-третьих, мать знает, что и Рэй жив. Знает, где он и как живёт. Это всё господин Дзёхэй, бывший посол: он передаёт ей от Рэя весточки.
- А я, бессердечный сын… Я, бестолковый слуга… Я же и не думал, что господин… для меня… такую милость…
Ну, конечно: он теперь недостоин, чтобы господин Дзёхэй его в сыновья принял. И здесь реветь недостоин, и вообще, вообще… Пришлось утешать.
Я потихоньку на этих троих посмотрела. Они не братья, но связаны общей судьбой. Прозвание у них одинаковое - У. Зовутся У-Большой, У-Средний и У-Меньшой. Легко запомнить. Однажды встретились и решили вместе промышлять. И бежали тоже вместе: император на них нарекания имеет, как и на Рэя. А о сёстрах их сейчас заботится рэева матушка. Обеспечила их кровом, столом, работой и полезными знакомствами. Сколько этих сестёр, я так и не поняла.
Сложнее всего было объяснить Селезню и Уточке, что это за гости и почему ходят они к нам обычно через забор. Селезень меня послушал, послушал, потом заявил: я с ним сам потолкую. И кажется, потолковал! Как - понятия не имею.
(Окончание будет)
Нэхамбо, монах из храма Облачной Рощи
«Еле нашла тебя, наставник»… Тебя саму, похоже, еле-еле не нашли! - «А, не важно!» И кланяется: «Просим помолиться за господина». А что с ним? «Не жив, не мёртв!»
За покойников монах молиться умеет. За живых тоже доводилось. Чтобы и мёртвый, и вместе с тем отчасти живой, беспокойный, - бывает. Но вот так ни разу не приглашали: когда ни то, ни другое.
Но это не причина отказывать. Побежали.
Не живых и не мёртвых теперь хранят, как выяснилось, на оружейных складах. Здание мощное, бревенчатое, без дверей, с окошками под самой крышей. Охраны никакой не видать. Да она, кажется, занята: бегает гуськом за господином нашим Правым советником Ямадо, раз уж тот нагрянул с проверкой.
Дверка - наподобие лаза в храмовой башне. За нею кто-то бубнит:
- Ну сделайте хоть что-нибудь, наставник!
- Дождёмся уж… - откликается ему лекарь. Наш, подгорский.
- Чего дождёмся-то?!
- Чуда…
Упование - это правильно.
Внутри склада темень. Большие сундуки и бочки. За ними теплится лучинка.
Там разобран уголок, на полу циновка. На циновке тело, подле него - лекарь и старшая из названых сестёр с какой-то миской. А ещё парень: вроде бы тот самый стремянный, Нэхамбо его мельком видел в подгорском заведении.
И у всех кроме лежащего вид очень усталый. Младшая сестра выдыхает:
- Вот!
Нэхамбо подходит поближе. Садится.
Дышит ли тело - не разобрать. Одно видно: это новый наместник края Ямадо. Крепкий ведь мужчина-то, и не старый ещё…
- Что с ним? - спрашивает монах.
Парень с девицей переглядываются. Лекарь отвечает сердито:
- Господину, видать, не спалось. Эти, заботливые, - кивает на сестриц, - подали ему сонного зелья. Моего. Каждая по чарочке.
Монах только присвистывает.
- Именно, - соглашается лекарь. - От одной засыпают. От двух полагалось бы помереть. Наше счастье, что он третий день… Лежит вот. Что дальше будет, понятия не имею.
- Мы не нарочно… - всхлипывает старшая. Младшая объясняет:
- Просто договориться не успели.
Да ведь хорошее лекарство-то. В своё время распорядитель Хатидзё им с одного приёма от пьянства исцелился. На разных людей, конечно, по-разному действует…
- А перед тем сколько выпил наместник - считали?
- Браги-то? Да почти ничего. Чарочки три.
- Но то у нас. А ещё прежде, дома - кто его знает…
- Господин вообще у нас не то чтобы пьющий сильно, - подаёт голос парень. - Особенно перед дальней дорогой.
Насколько видит Нэхамбо, ран или побоев на недужном нет. Коли даже свалился тогда, голову не расшиб. Лицо чистое, мокрой тряпицей обтертое.
Ну, что ж. Значит, молиться - как за живого.
Не пересаживаясь, прямо над телом, монах призывает Просветлённого, Закон его и Общину - дать прибежище. И дальше - «Так я слышал…», и первые слова книги о Наставнике-Врачевателе.
- Однажды Победоносный, странствуя по разным землям, прибыл в город Обширно-величавый и остановился под Певчим древом. Было с ним восемь тысяч учеников, милосердных подвижников - тридцать шесть тысяч, а ещё государь той страны, великие сановники, жрецы, домохозяева, небожители, змии и иные существа, люди и нелюди - неисчислимо огромная толпа с почтением следовала за ним, а он учил их Закону…
- У-ннн… - стонет недужный и открывает глаза.
Миска падает на пол. Ах! - вскрикивает старшая девица. Младшая хлопает в ладоши, лекарь хватает руку больного, считает пульс. А стремянный падает в поклоне, лбом об пол:
- Виноват, господин!
Монах продолжает читать нараспев, как ни в чём не бывало. Это проповедника перебить каждый может, а тут - сутра, прерываться нельзя.
Господин Тохаку пытается отвернуться от лучинки. Спрашивает невнятно:
- Где я?
- Среди своих, - заверяет лекарь.
Все тут тебе теперь свои, господин наместник. По крайней мере, до следующего твоего назначения.
- Тут, барин, вот что приключилось…
Тохаку прислушивается. Узнаёт голос. Велит:
- Об-бращайся по чину.
- Так ведь - господин наместник!
Тот щурится:
- Наместник чего?
- Да Подгорья ж…
- О-оо! - голова недужного падает опять на циновку. Лекарь подаёт знак девицам: воды! Да воды, не перепутайте!
А что, Тохаку надеялся, ему всё приснилось? В том числе и Подгорская должность? А на самом деле он всё ещё на Востоке служит?
Наместник отхлёбывает. Перекатывает воду во рту. Прислушивается к причитаниям стремянного, к чтению монаха, к неразборчивом ворчанию лекаря. Глотает. Упирается уже осмысленным взором в своего челядинца:
- А собака…?
- Что? - не понял было стремянный. - А! Не беспокойся! Собака там, у господина смотрителя ворот. Как ты и велел.
- А у нас собака пустячная, не старинная, - подхватывает старшая сестра.
- Помните? Да вот она, - младшая вытаскивает откуда-то из темноты курильницу. Незажжённую, дешёвого вида, со вмятиной на боку.
Из-за сундуков выглядывает белое лицо среднего советника Наммы. Он ничего не говорит, только рукой машет: вы продолжайте, я слушаю. И записываю.
Госпожа Хатидзё, урождённая Намма
Я же говорила: переезжать мы сегодня не будем!
Потому что надо всё обсудить. Батюшка и супруг пришли вместе. В кои-то веки говорят друг с другом о деле. Я тоже не осталась в стороне.
- И вот, - рассказывает господин следователь, - не успел монах пропеть первые слова своей молитвы, как потерпевший очнулся и стал давать показания.
Господин храмовый распорядитель кивает с видом: да, этот случай мы приобщим к записям чудес нашей Облачной обители.
- Я не поняла. А зачем они его усыпляли?
Муж и батюшка переглядываются. Потом господин Намма начинает с расстановкой:
- Видишь ли, эти девушки боялись, что не успеют собраться. К отъезду подготовиться.
Из всего-то надо вывести назидательный пример!
- То есть наместник был не против, чтобы его стремянный их выкупил?
- Всецело поддерживал. В том числе средствами на выкуп.
- Надо же, какой щедрый, - что-то меня это настораживает.
- На самом деле, - мрачно говорит батюшка, - тут получилась довольно грязная история. Помнишь, я поминал про медную собаку?
- Что стремянный мог её украсть и пропить? Помню.
- Так вот, он оказался не нерадивым и гулящим челядинцем, а совсем наоборот. К сожалению. Господин Тохаку всюду с ним ездил. Вот, когда наместник был у смотрителя ворот, парень и услышал: никакой иной благодарности за хлопоты этот Кома принять не желает - разве что кударского Пса в пару к своему Льву. Тохаку оказался в глупом положении: никак не мог решить, с которым из своих дядей повести себя, как неблагодарная скотина. А преданный стремянный надумал избавить его от этих сомнений. Пса украл и смотрителю ворот отнёс. По крайней мере, так он утверждает.
Когда господин следователь употребляет подобные оговорки, это значит: свидетелю он верит не более чем наполовину.
- Так. А господин Тохаку случайно сам не просил его избавить от терзаний неопределённостью?
- Если и просил, - вступает мой супруг, - то никто в этом теперь не признается. Неудобно!
- Ну хорошо. Не просил. Стремянный явил истинную преданность. А наместник не смог оставить сие неуместное рвение без награды, так?
- В общем, да. Тем более что насчёт своей страсти к той девице парень весь прошлый год ныл, как я понимаю.
Могу себе представить…
- А сама-то девушка? Её пожелания кто-нибудь узнавал?
- Ну, она-то не то чтобы весь год ныла, - с некоторой запинкой говорит мой супруг. - Но сейчас утверждает, что этого парня любит. И сестрёнка её к нему привязалась. И вообще…
- И вообще возвращаться ей, может, и некуда, - добавляет батюшка. - Потому что в заведении этом… в общем, придётся наводить порядок. Пока это был притон распутства - ну ладно, пусть это остаётся на совести Военной палаты. Но когда обнаружилось, что там гостей отравой потчуют… Мне нехорошо стало, когда выяснилось, сколько им лекарь этого зелья в год поставляет!
Иногда батюшка решительно отказывается понимать простые вещи!
- Ну надо же и этим девушкам когда-нибудь дух-то перевести! А так - воин спит, служба идёт… Уж лучше пусть дрыхнут в весёлом доме, чем на карауле!
На это господин следователь не изволил ответить, но продолжил свой рассказ:
- Итак, стремянный отдал украденного Пса смотрителю ворот. Получил награду, понёс к сводне. Расплатился. Девицы собираются. Надо заметить: у них не всё добро хранилось в весёлом доме. Часть имущества - на складе. Один из прежних посетителей им там по дружбе сдал закуток. А тут ещё младшая сестра сбегала проверить и увидала, что на склад не пробраться: там господа Ямадо переучёт затеяли. Внезапно, в праздничный день, как это им свойственно. Стремянный торопит, говорит: господин на рассвете выезжает! Бросайте всё, идём! Девушки придумали, как задержать наместника. Кавалеру своему ничего не сказали, а младшая меж тем побежала в дом Комы. И рассказала, вернее, намекнула про курильницу. Об этом деле сёстры знают: у них несколькими днями ранее парень прятал этого самого Пса. У сводни же есть собственная курильница в виде собачки, а может, и какого-то другого зверя, не старинная, особой ценности не представляет. Расчёт у девиц был такой. Наместник спохватится: как так Пёс Кудары оказался в весёлом доме, он же давно должен быть у дядюшки!
- «Мой челядинец обманул меня»? Этак до удара довести можно…
- Господин Тохаку помчался в это заведение. Там ему, как и собирались, показали местную курильницу. Наместник: уфф, нельзя ж так пугать-то! Девицы просят прощения, предлагают подкрепиться на дорожку. Одну чарочку поднесли, другую… Тохаку несколько успокаивается, выпивает ещё. И в этот раз младшая девчонка ему подносит вместо браги сонное зелье. А вскоре после неё старшая подаёт ту же смесь. Случайность, видите ли! Наместник падает без чувств. Стремянный его тормошит - без толку. К утру послали за лекарем. Тот пробует разные противоядия - не действуют. Господина Тохаку переносят на склад.
- Они втроём и несли? - спрашивает господин Хатидзё. - Челядинец и две девицы, мал мала меньше?
- Похоже, что так. Без малого двое суток наместник лежал пластом. Наконец, решились вызвать монаха Нэхамбо.
- А кстати, где он? - спрашиваю.
- Скоро сюда придёт. Со склада лично сопровождал наместника со всею его… скажем, свитой. В дом Ямадо, для объяснений.
- Насчёт неуставного использования складских помещений?
- Хуже. Что так не поступают с господами, которые устроили тебе назначение в одну из лучших земель Облачной державы.
Супруг кивает:
- Потому что, как и следовало ожидать, смотритель ворот тут ни при чём. Он человек прямой и чужд семейственности. Хотя порою и не чужд хвастовства. Тохаку всем обязан именно Подгорному дому.
Соображаю:
- А прежний наместник? Он, получается, не замешан?
- В этом деле - совершенно ничем, - разводит руками батюшка. - Почтенный человек. Щедрый жертвователь на храмы…
И как-то странно смотрит на господина Хатидзё.
Из-за раздвинутой переборки слышится:
- Господин средний советник! Вот так и сиди пожалуйста!
Рэй делает наброски.
- Всё, благодарю! Настоящий взор Подземного Властелина!
Это он не к месту. Или слишком к месту. Батюшка, кажется, сейчас их обоих заточил бы в подземелье Беспросветное: и зятя, и художника… Надо выручать!
- А тапок? - спрашиваю с неотступной любознательностью.
- Вот с ним непонятно, - признаёт господин следователь.
- Значит, дело не закончено!
И попробуйте только у меня ссориться в ходе следствия.
* * *
Монаха Нэхамбо, конечно, знает весь город. Но по-настоящему я с ним познакомилась только этой осенью. Когда мне рассказали, что пьёт мой супруг именно с ним.
Всё из-за бывшего государя, как всегда. Ему в монастыре поручили ученика, и господину Унрину это неожиданно понравилось. А нрав у него такой: больше чем на одного человека его внимания не хватает. Не понимаю, как он царствовал! Так или иначе, господин Хатидзё, окончательно покинутый своим Государем…
А человек он мягкий на самом деле и стеснительный, поэтому дома стал появляться реже прежнего. Нэхамбо - тот заходил. Иногда с поручениями, а то и за милостыней. Всегда трезвый, кстати, и не похмельный.
Вот однажды я его и спрашиваю:
- Расскажи мне, наставник, чего я не знаю про собственного мужа. И каков он во хмелю?
Нэхамбо ещё больше перекосился лицом:
- Плох. Со знанием дела напивается, по-жречески. Напиток-то божий.
- И что ты тут присоветуешь?
- Не знаю. Может, ему полезно было бы тоже сообщить, чего он не знает про собственную жену…
Всё-таки хорошие соглядатаи в доме Ямадо.
- Ладно уж, - отвечаю. - Только я лучше с ним сама поговорю.
С Нэхамбо я ему записку и послала. «Приходи срочно, тут - такое…» Если человека как следует напугать, он сразу протрезвеет, так батюшка всегда говорил.
Пришёл. Срочно. Принюхивается, уж не горела ли усадьба и не болен ли кто, нет ли скверны. А нет - у меня другое было припасено:
- Слушай, - говорю, - у нас же с тобой дитя будет! Что делать-то?
Он не испугался и не разгневался, но задумался. Если время рассчитывать, то, конечно, никак не получается.
- Ну так что же тут можно делать? Носить да рожать.
По лицу его, как обычно, ничего не поймёшь. Только голос - выдаёт. И выдаёт он радость.
Не то чтоб господин распорядитель вообразил тут чудо: полтора года целомудренного брака - и вдруг! Нет, он, получается, сам признался: всё я понял давно про тебя и про китайца, и по мне это - хорошо. А теперь, значит, и богам нашим Облачным по сердцу пришлось…
- Но мне же все будут давать советы! И матушка, и кормилица, и госпожа Намма, и Рю, и остальные…
- Можно выслушать, откинуть всё, что не повторяется, а насчет остального посмотрим: вдруг что пригодится… Ты, главное, им пугать себя не давай.
И дальше уже деловой разговор пошёл: что в дом нужно, что в Конопляное святилище, что в храм, о каком молении просить настоятеля Арэна… И разговорами он не ограничился. Всюду похлопотал, в доме чаще бывать начал, а главное, бросил пить. Вроде бы совсем бросил, если верить Нэхамбо.
Тогда, осенью, я вообще-то не знала, будет дитя или нет. Оказалось - не соврала.
Страшно!
Рэй, как узнал, куда больше засуетился. Одних благовещих картин нарисовал шестьдесят четыре листа, все переборки в доме ими оклеил. Всё больше овощи и плоды. И надписи непонятные, и от китайских лекарей разные снадобья… Я один раз полюбопытствовала, что там намешано, - потом уже предпочла не спрашивать.
Было дело утром, как раз когда первый снег выпал. Выходит Рэй во двор - и нет его что-то долго. Возвращается - весь в слезах! Падает со мною рядом, возле постели, и плачет, и по-своему что-то говорит. Еле я от него добилась, что стряслось.
Оказывается, около нашей уборной в саду подстерегли его трое земляков. Они тайно бежали из страны То, а матушка Рэя им сказала: сына моего найти сможете на Облачных островах, в тамошней Столице, на Восьмой улице. Про нужник, кажется, всё-таки не уточняла.
Но это значит: во-первых, Рэй расслабился тут у нас сверх всякой меры. А если бы не просто земляки, а враги за ним явились? Старые счёты сводить, от властей императорских или от китайского жулья. И прибили бы его прямо тут на нашем дворе. А то и усадьбу подожгли бы! Да пусть бы даже и друзья: что, если бы не Рэй первым на них наткнулся, а домоправитель наш Селезень? Или кто из женщин? Или, хуже того, господин Дзёхэй, домовладелец? Правда, господин хоть по-китайски объясняется…
Во-вторых - матушка жива! И не просто жива, а достаточно благополучна, чтобы давать наказы всяким беглецам. Не повод ли для слёз радости?
А в-третьих, мать знает, что и Рэй жив. Знает, где он и как живёт. Это всё господин Дзёхэй, бывший посол: он передаёт ей от Рэя весточки.
- А я, бессердечный сын… Я, бестолковый слуга… Я же и не думал, что господин… для меня… такую милость…
Ну, конечно: он теперь недостоин, чтобы господин Дзёхэй его в сыновья принял. И здесь реветь недостоин, и вообще, вообще… Пришлось утешать.
Я потихоньку на этих троих посмотрела. Они не братья, но связаны общей судьбой. Прозвание у них одинаковое - У. Зовутся У-Большой, У-Средний и У-Меньшой. Легко запомнить. Однажды встретились и решили вместе промышлять. И бежали тоже вместе: император на них нарекания имеет, как и на Рэя. А о сёстрах их сейчас заботится рэева матушка. Обеспечила их кровом, столом, работой и полезными знакомствами. Сколько этих сестёр, я так и не поняла.
Сложнее всего было объяснить Селезню и Уточке, что это за гости и почему ходят они к нам обычно через забор. Селезень меня послушал, послушал, потом заявил: я с ним сам потолкую. И кажется, потолковал! Как - понятия не имею.
(Окончание будет)