Из Рассказов Облачной страны: Пёс и лев (4)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3)
* * *
Обветшалый храм Кудара отражается в луже. Весь, вместе с башней. Выстроен он, на самом деле, не на Восточных холмах, а под ними. Место низкое и мокрое, особенно весной.
Угловатая, резких очертаний, столетняя слива. Веточки - как иглы. Цветов мало, но - тёмные, почти красные. Ради них одних стоило сюда прогуляться.
Монахов не видно, но слышно: молятся в храме. Хороший звук: старческое тихое чтение и медный, несильный отзвук от изваяния. От каждой складки плаща Просветлённого, от каждого завитка лучей в его сиянии.
Загляну. Вот он, кударский Будда.
Глупо было бы держать на виду Пса, даже если здешняя обитель его и добыла. Сейчас перед изваянием благовония не курятся вообще.
Распорядитель, господин Сайхаку, у себя в домике. Отворил не раньше, чем я назвался.
- Место у нас глухое. Боимся святотатцев…
Вот и хорошо. То есть плохо, но есть повод спросить:
- Посягал кто-то на святыню?
Сайхаку - лысый, сухонький, как сверчок. Говорит:
- Под нами пристоличная земля дорогая. Сожгут… Нам ведь потом не отстроиться…
- А что же дарители ваши, господа Кома?
- Это слёзы, а не дарители. Видите вот, - он указывает на лужу. - Я просил насчёт работников. Канава засорилась, стока никакого. Господин смотритель ворот мне заявил: сами напрудили, сами и расхлёбывайте. Он человек прямой…
- Нехорошо как.
- Куда уж хуже. Братия престарелая, нездоровая. А миряне… На новый год - видите, что нам поднесли?
Приглашает меня заглянуть за дверь, в домик. Там стоит корзина с луком. Репчатым, отчасти проросшим.
- А мы соблюдаем устав, пряных растений не вкушаем. Да и вредно старикам: пучит.
- Меняете?
- Не можем поощрять собратьев к нарушениям заповедей… - с сожалением молвит Сайхаку.
- Не для монахов. Мирян угостим. Чтоб они потом уст не отверзали. А то у нас учёные споры случаются…
- Да ты заходи. Обсудим.
На обмен у храма Кудары есть не только лук. Ещё несколько связок сушёных кореньев, плодов и трав, а также две бочки солений. Не знаю, весь ли этот набор овощей перепробовала уже госпожа Хатидзё, при теперешних её странных вкусах.
Нуждаются монахи всего более в одежде и рисе. Можно будет устроить.
- А по части храмовой утвари у вас как?
- Самое необходимое есть, сверх того позволить себе не можем. Да и подумай сам: что с той утвари, если братия перемрёт? К нам не то чтобы валом валят молодые крепкие послушники в обучение… Нет уж, по части утвари - обойдёмся.
Кажется, приобретать дорогие курильницы даже за полцены или меньше тут никто бы не стал. За милостыней монахи не ходят: боятся, как бы в городе их не ограбили. Вот и живут тем, что принесут прихожане из бедных огородников… С грабителями и похитителями едва ли эта обитель связалась, даже для пополнения казны.
- А не посещал ли ваш храм в минувший месяц господин Тохаку? Тоже ведь не чужой роду Кома?
- Надо отдать должное: достойный юноша. Сам я его не видел уже очень давно, но он к новому году нам кое-что прислал, поддержал… Сами-то господа Кома жертвуют, считай, раз в год - на день падения царства Кудара. А кушать всё время хочется…
Сайхаку чуть приободряется:
- Нехорошо так говорить, но теперь на молодого Тохаку вся надежда. Хорошо бы он заглянул, поглядел на скудость нашу. Он-то, небось, считает, что у нас тут такая же роскошь, как у дядей его! Неловко так говорить, но тут уж всё упование - на то, что рано или поздно явит щедрость. Наследник господина Комы - не шутка!
- Которого? Я, признаться, и не знал…
- Ну, это, конечно, пока не объявлено… Но хранитель сокровищницы не так давно к себе приглашал нашего настоятеля, советовался. По всему выходит - надумал состояние племяннику оставить: сыновей-то нет. Настоятель вернулся - и смеётся, и плачет. С одной стороны, господин Тохаку слывёт человеком и благочестивым, и не жадным. А с другой - наши-то монахи редко в Столице бывают, обидно смотреть, какие богатства накоплены - и хоть бы вспомнили о наших нуждах! Знаешь, чем Кома настоятеля оделил за советы? Тремя зонтами и шестью соломенными туфлями! И то из них четыре - непарные!
Это уже какой-то обычай у жителей Столицы. Разрозненные туфли, разновеликие колёса…
Откланялся я. Останавливаюсь во дворе. Храм, дерево и лужа…
Вчера во взоре тестя моего читалось: уж тебе ли, потомку древней знати, ходить по шлюхам? Тебе бы и царевна какая-нибудь не отказала, и родовитые девицы и дамы все - на твой выбор. Путайся, дескать, с ними, а нас, служилых, оставил бы в покое…
Будь мне эти дамы даже и нужны… У меня со стихами плохо, ухаживать не получится. Разве что вот так:
Дым не клубится
Над медью старинною
В храме Кудара.
Суетный гость не сломил
Ветви в багряном цвету…
Ветку сливы монахи предлагали, я вместо того попросил кисточку здешнего сушёного перца: для образца. Занесу на Восьмую улицу, привязавши к стихам. Вместо отчёта. А сам схожу в Облачную обитель. Вышлю кого-нибудь сюда с плащами, рисом и тачкой. А заодно переговорю с Нэхамбо, ежели он там.
* * *
- А Нэхамбо нету! - ябедничает мне привратник. - Днями нет, ночами нет… Когда он спит-то?
- Быть может, наставник уже свободен от потребности в сне.
- Или господа воеводы его потребностей не замечают…
Что-то не нравится мне всё это. Наверняка те места, где мог застрять наместник по доброй воле, уже проверены и перепроверены. Их же не так много у любого столичного жителя. А у гостя - и того меньше. Где бывать по службе, где отдыхать, развлекаться, молиться, строить козни - каждому предуказано по чину и роду. Если же господин забредает в несвойственный себе уголок, это почти наверняка оборачивается худо. По опыту знаю…
У китайца Рэя, как мне передали дома, без меня созрело ещё одно соображение. Уж не замешано ли в деле любовное зелье? То есть: красоток выкупил не слуга, а господин, только не по собственной охоте, а будучи опоен. Причём приворотное снадобье ещё действует, и он, забрав девиц, где-то с ними уединился и обо всём забыл. Включая чин, и род, и улицу, где живёт его дядя. Или тайно выбрался из города и куда-то сопровождает девушек…
А по-моему, возможен и другой неприятный расклад. Выкуп добыл сам слуга, наместник ни при чём. Стремянный подрядился за плату сделать что-то лихое. Убить, запугать, ограбить… И его очень скоро выследили те, кто от него пострадал. А может, наоборот, заказчики решили от парня избавиться.
Зачем избавляться? - возразила мне на это госпожа Хатидзё. - Раз он теперь у них в руках, то и будет на них работать, пока им не надоест.
А господин попробовал выручить своего слугу и на этом погорел?
Но не зная, что натворил стремянный, этого не проверишь. Можно спросить у господина Наммы, не знает ли он о каком-нибудь дерзком нападении в Столице в недавние дни - или о чём-то похожем.
Да: носильщики от него на Восьмую улицу приходили. Супруга моя их спровадила. Мы не готовы, всё ещё не готовы… К тому же, у нас теперь есть свои трое грузчиков, и если воспользоваться услугами других, наши решат, что не справляются - и могут утопиться. От стыда.
- Это они тебе сами сказали? - спросил я.
- Они по-облачному таких слов ещё не выучили. Но я их так поняла.
Так что насчёт городских происшествий у своего батюшки Садако пусть лучше спросит сама. Я боюсь.
Раз Нэхамбо в нетях - соберу припасы для храма Кудара сам. Договорюсь о доставке. Составлю сопроводительное письмо: чтобы у тамошнего распорядителя и монахов не возникло и тени подозрения, что Облачная Роща собирается наложить руку на их обитель. Наш обмен основан исключительно на сострадании и взаимной выгоде.
А пока, за неимением лучшего, можно заняться предположением о приворотном зелье. Сам я в него не очень верю, но имеет смысл посоветоваться со знатоком. Про одного такого знатока я даже знаю, где он живёт: это войсковой лекарь, тоже, кстати, подгорец - мы с ним встречались на проповедях Нэхамбо. Он даже, помнится, предлагал заходить - но без повода я постеснялся. Обитает он тоже на Восьмой улице, только в Западной части города.
У лекаря нет отбою от посетителей. По крайней мере, от одного: здоровенный малый в воинском платье ломится в ворота и ревёт о своих срочных нуждах. Из-за забора его увещевают старичок и старушка. Довольно неразборчиво: они, кажется, не местные, а от страха и вовсе плохо изъясняются на Облачном наречии. Насколько я могу понять, лекарь куда-то ушёл и с тех пор не возвращался, к тревоге и недоумению домашних.
- А мне что ж - помирать? - грозно вопрошает воин, когда я ему пересказываю, что разобрал. - И не ратной смертью, а от срамной болезни? Нет уж! Я на сегодня с лекарем договаривался - так что пусть хоть из под земли достанут!
О неподобающем недуге теперь уже извещена вся улица. Кое-где головы торчат из-за заборов, а некоторые и из соседних ворот выглядывают. Обращаю на это внимание страдальца и предлагаю, за неимением лекаря, прибегнуть к помощи монахов: молитвы Целителю втуне не пропадут, а огласки получится меньше.
- Проверял? - с подозрением переспрашивает воин.
- О да!
Он подмигивает мне:
- То-то лицо знакомое! Теперь вспомнил, где тебя встречал! - и удаляется.
Старики благодарят, многословно и неразборчиво. Слуги лекаря… Может, попробовать письменно с ними объясниться?
Прошу дозволения войти. Пропускают. Пишу на бумажке материковыми знаками: «Верно я расслышал, что наставник не принимает?» Старик прочёл, приписал: «Так и есть». «Могу ли передать ему записку?» - «Да, конечно, но мы не знаем, когда господин вернётся. Осмелимся просить помощи: надо доложить властям…»
Из дальнейшей нашей переписки выясняется: позавчера под утро лекаря вызвали к больному. Прибегала за ним девочка в узорном платье. Лекарь предупредил, что вернётся к полудню - да так и пропал.
Подать письменное заявление в городскую стражу старый слуга не решился. Не будучи знаком со здешним делопроизводством…
Заверяю, что меры по розыску будут приняты. Только начать придётся не со стражи. Хотел бы я знать, где сейчас вернее застать моего тестя. Дома? В Полотняном приказе? На Восьмой улице?
Лекарь - уже пятый пропавший, связанный с Подгорьем.
Сам Облачный Богатырь так расторопно не управился бы, очищая город от своих вековых супостатов Ямадо…
* * *
Повезло. Вот он, господин следователь: стоит посредине главной площади, недалеко от поворота на Восьмую. Слушает доклад каких-то приказных. Подхожу, кланяюсь.
Тесть подаёт мне знак - не уходить.
Приближаюсь. Прислушиваюсь.
- Трое, мал мала меньше. Уносили тело из того самого дома. На носилках.
- Похоронщики?
- Нет! Подозрительные. Одеты непонятно, головы замотаны.
Ох. Не наши ли это трое иноземцев?
- Куда двигались?
- Не к воротам, а вглубь города. Точнее пока не выяснено.
- Продолжайте, - отпускает Намма своих людей. - Найдёте толкового свидетеля - прямо ко мне.
Разворачивается, смотрит вопросительно.
- Лекарь пропал, - говорю. - Ещё один подгорец. В ту же ночь, под утро. Приходила за ним та самая девочка или очень похожая. Сказала, что кто-то заболел… Свидетели - лекарские слуги.
- К кому его вызывали?
- Этого слуги не поняли. Они китайцы, снадобья готовят в лекарской усадьбе. Облачное наречие знают слабо. Сам наставник… Насколько я знаю, он оказывает помощь девушкам из того же заведения. И посетителям, бывает, тоже. Сведущ в любовных недугах, но может и после драки перевязать.
- И добить, если надо? - мрачно уточняет господин Намма. - И скрыть следы насильственной смерти?
- Нет. Не такой человек. Но получается: все, кто связан с этим домом у Западных ворот, исчезают один за другим…
- Не все, положим, - следователь укоризненно оглядывает меня.
Да. Я нашёл куда таскаться. Храмов мне мало, проповедь негде послушать.
Да что же делать, если по храмам Нэхамбо не выступает?
- Лекарь этот при каком-то ведомстве числится? Или беззаконный?
- Войсковой. И притон войсковой - для средних чинов.
- Это, пожалуй, хорошо, - неожиданно заявляет средний советник. - Значит, люди казённые. Наше дело. Пойдём-ка туда, поглядим, остался ли кто ещё в этом заведении… из твоих знакомых.
Да, лекарь - не наместник, тут так тщательно скрывать исчезновение и розыск не обязательно. Показываю дорогу, как почтительный младший родич.
Иду и думаю: могли наши грузчики, не долго думая, подрядиться перетащить покойника? Или раненого, избитого? Они китайцы, у них о скверне понятия свои… Могли, пожалуй, и вовсе не спросить, что за ноша на носилках.
Как договаривались с нанимателем? Через переводчика, Рэя.
И потом являются на Восьмую улицу. Ходят возле Садако. Я бы почуял, что эти трое осквернены недавно, а не просто от них нечистым тянет, как от любых недавно прибывших чужеземцев? Может, да, а может, и нет.
Всем хорош китаец. И нравом, и повадкой, и художник редкостный… Только если что надо сотворить против закона - Рэй рад стараться. Даром что в Облачной державе ни одна из властей ему пока ничего дурного не сделала. Привычка!
Сперва кажется, что мы опоздали: стучим, кричим - нет ответа.
- Ладно! - заявляет Намма должностным голосом. - Опечатываем.
- Зачем? - раздаётся голос сестрицы Нэхамбо, и ворота отворяются. - Не надо, господин хороший! Зачем же живых людей-то опечатывать!
- Сейчас поглядим, - следователь отодвигает её и заходит во двор, - кто тут у вас живой, кто мёртвый.
- То допросы, то обыски, то обыски, то допросы… - ноет сводня. - Когда прикажете работать-то?
- Над чем работать? У вас тут по бумагам - запустелая усадьба. Подлежит перестройке. С выдворением незаконно заселившихся. По месту приписки!
- А норы? - спрашивает хозяйка сварливо.
- Какие ещё норы?
- Лисьи. Их вытравить должны. По бумагам.
По закону, видимо, полагается. Раз усадьба числится запустелой, в ней должны ютиться дикие звери. И по ночам перекидываться красотками?
- Отраву запасли? - походя бросает ей господин Намма. А сам поднимается в дом.
Кажется, сводня сама усугубила свои несчастья. Нет отравы? Недосмотр. Есть отрава? Преступление.
Подушку давеча уже изъяли. Если теперь весь дом перетряхнут ещё раз, заберут всё, где может быть спрятана отрава… Всю выпивку, весь запас закусок… А ещё ведь бывают отравленные гребни, украшения, одеяла…
Хозяйка смотрит на меня. С горькою обидой. Кажется, я и тут окажусь виноват. Ходил, гостил, а у самого - тесть в Полотняном приказе!
- В общем, так, - говорит следователь, усаживаясь поудобнее. - Имеются свидетельства, что позавчера к вам направился казённый лекарь военной палаты. Обратно он не вернулся. Начальство его пребывает в неведении… пока. Кто у вас тут - от вашего покровителя? Зови.
И в самом деле. Заведение это по закону не существует. Но действует: с ведома и по негласному дозволению дома Ямадо. То есть войскового начальства. Вопрос: почему при всех допросах и тревогах здесь ещё нет никого из крепких подгорных вояк - присмотреть и защитить, ежели что? Не прислали, похоже. И даже писем Полотняный приказ, как видно, не получал: пощадите, мол, наших девочек, а мы уж сами разберёмся, что они натворили…
Молчат благодетели. Даже распоряжений не отдали, как выкручиваться. Бросили? Или сами же и сдали? Но для такого бессердечия - очень веская причина нужна. И кажется, тут знают, что это за причина.
- А, пишите! - взмахивает рукавами сводня. - Потому что мне бояться нечего. Мои девочки тут ни при чём. А которые, может, и при чём - так те уже не мои!
- А чьи же?
- Как чьи? Теперь они, видать, - люди господина нашего наместника!
Какое, оказывается, непростое дело - записывать показания. Но раз уж при господине следователе есть кто-то младший и грамотный, то ясно, кому быть писарем. А я не помню: следует ли в таком случае пользоваться буквами - или сразу можно перелагать на казённое письмо?
Получается у сводни вот что. Были у неё две такие девушки, вроде как названые сестрички. Насколько хозяйка знает - из честной крестьянской семьи, каких-то их родичей я записал, только все они - в Подгорье. Или, по крайней мере, жили там несколько лет назад. Хаживал к девицам служилый молодец от господина Тохаку. По сердечной страсти или по делу - хозяйка не уточняла, сам говорил, что, мол, по сердечной. И даже посулил с год назад обеих выкупить - дайте только срок. Откуда у него такие средства - это сводня опять же не любопытствовала. И действительно, не соврал: два дня назад явился днём, принёс выкуп - частью деньгами, частью рисовыми расписками. Всё честно, она посчитала. Собирайтесь, говорит!
- Девушки и начали собираться, радёхоньки! А попозже и сам господин Тохаку к нам пожаловал - выпить чарочку да поздравить своего человека.
- А потом?
- Потом ещё чарочку. А затем удалиться изволил.
- Куда? И с кем?
- Куда - это он мне, знаете ли, не сказал. А с кем? А ни с кем. Один-одинёшенек!
- Так, - господин Намма прищуривается, - А человек его ещё тут оставался или раньше ушёл?
- Позже, позже, уже к утру ближе. Девушки хорошие - как им впопыхах-то собраться? Всё добро своё уложили на носилки, да так втроём и ушли, покинули кров мой. Я, вся в слезах, их до ворот проводила, а куда дальше отправились - не ведаю.
- А лекарь?
- Ну вот хоть пытайте, господин начальник - не было у нас никакого лекаря! Уже дней пять не появлялся! Забывать стал!
Следователь хмуро смотрит в искренние, слезами омытые глазки подгорки. Качает головой:
- Этого мало. Где они сейчас могут быть?
- Не знаю, - разводит сводня руками. - Про лекаря и про наместника - даже гадать не берусь.
- А девицы?
- Ну… Когда-то, пару лет назад, один щедрый посетитель старшей вроде как предоставил домик для особых нужд… Не домик даже - так, служебку какую-то. При военных складах. Только уж не обессудь, господин: сейчас нипочём не вспомню, который это был из тамошних чиновников! Да он теперь вроде и не в столице - перевели куда-то… Может, и сгинул уже в бою, бедный!..
Средний советник Намма поднимается во весь свой невеликий рост. Грозно смотрит в затылок бьющей поклоны хозяйке. Молвит:
- Опечатывать пока не буду. Бежать не вздумайте - ни ты, ни девицы твои. Дом ваш под присмотром. Гостей до моего разрешения не принимать.
- Ох… А если настойчивые?
- А если настойчивые - пришлю вам казённую бумагу с печатью, что у вас тут мор. Смертный. Список - городскому глашатаю!
Да… А встреченный мною сегодня воин подтвердит: точно, зараза там.
И разгонят эту подгорную лавочку. И потянутся сводня и питомицы её с пожитками от Западных ворот - к нам на Восьмую улицу. Скажут: не стало нам житья в Облачной Столице, хотим за море податься. Там-то весёлые дома по закону разрешены. А для начала желаем изучить китайский устный, чтобы с гостями там любезничать… И ведь Рэй не откажет. По намёкам, его матушка в стране То как раз содержит кабак с девицами…
Шагаю следом за тестем к военным складам. К тем, что в городе, а не во дворце.
Эта часть Столицы застроена почему-то особенно густо и наспех. Вместо ровных улиц - какие-то закоулки.
Завернули за угол. Впереди нас… Аварэ, а ведь это наставник мой! Нэхамбо!
Да не один! С ним девочка. Одета полегче, не в то пресловутое платье - но, кажется, это та самая девчонка!
Тесть их тоже заметил. Киваю: да, она. Господин следователь молча прибавляет шагу. Поспешаю за ним.
Вот и склады за перекрёстком. Справа видны большие ворота. Но не к ним, а вдоль стены направляется девица. Уже почти бегом. Нэхамбо - за нею.
Мы - следом. Вот, отсюда уже видно: там боковой вход. Обращён к проезжей улице, раскатанной тяжёлыми возами. Только не прямо, а чуть дальше по проулку. Хитро тут всё устроено. Чтобы со стены стрелять было удобнее по мятежникам, если вдруг те прорвутся к складам?
И из улицы наперерез нам - движется шествие. Пешие и верховые, свита господина Правого советника Ямадо. И сам он на чалом коне.
Нэхамбо и девчонка проскочили. Нам - не успеть, мы уже на виду у войсковых.
Господин Ямадо поворачивается. Подымает бровь.
Кланяемся.
- Займи его разговором, родич, - тихонько велит мне тесть. - О чём угодно и подольше.
Буду знать теперь, каким голосом посылают бойцов в наступление.
Что говорить-то? Пытаюсь сообразить, а сам шагаю к всадникам. Не вижу, но надеюсь: пока свита отвлеклась на меня, господин Намма проскользнул мимо неё к воротам.
- Имею сообщить…
Ямадо чуть склонил голову, смотрит на меня с неподвижной улыбкой, явно скрывая нетерпение.
А, знаю!
- Хотел бы тебя заверить. Как бывший жрец и как нынешний храмовый распорядитель. Я не знаю, в чём причина нынешних событий… Но одно могу подтвердить: это не Богатырь!
Так ведь и правда Облачный Богатырь не виноват. В обители я был сегодня. Если бы из кургана чуялось какое-то чудо, монахи уже бы всполошились.
Правый советник моргает. Мрачнеет. Приподымает руку с поводьями:
- Не здесь. Присоединяйся.
Ещё не легче: войсковой стремянный подводит мне коня…
(Продолжение будет)
* * *
Обветшалый храм Кудара отражается в луже. Весь, вместе с башней. Выстроен он, на самом деле, не на Восточных холмах, а под ними. Место низкое и мокрое, особенно весной.
Угловатая, резких очертаний, столетняя слива. Веточки - как иглы. Цветов мало, но - тёмные, почти красные. Ради них одних стоило сюда прогуляться.
Монахов не видно, но слышно: молятся в храме. Хороший звук: старческое тихое чтение и медный, несильный отзвук от изваяния. От каждой складки плаща Просветлённого, от каждого завитка лучей в его сиянии.
Загляну. Вот он, кударский Будда.
Глупо было бы держать на виду Пса, даже если здешняя обитель его и добыла. Сейчас перед изваянием благовония не курятся вообще.
Распорядитель, господин Сайхаку, у себя в домике. Отворил не раньше, чем я назвался.
- Место у нас глухое. Боимся святотатцев…
Вот и хорошо. То есть плохо, но есть повод спросить:
- Посягал кто-то на святыню?
Сайхаку - лысый, сухонький, как сверчок. Говорит:
- Под нами пристоличная земля дорогая. Сожгут… Нам ведь потом не отстроиться…
- А что же дарители ваши, господа Кома?
- Это слёзы, а не дарители. Видите вот, - он указывает на лужу. - Я просил насчёт работников. Канава засорилась, стока никакого. Господин смотритель ворот мне заявил: сами напрудили, сами и расхлёбывайте. Он человек прямой…
- Нехорошо как.
- Куда уж хуже. Братия престарелая, нездоровая. А миряне… На новый год - видите, что нам поднесли?
Приглашает меня заглянуть за дверь, в домик. Там стоит корзина с луком. Репчатым, отчасти проросшим.
- А мы соблюдаем устав, пряных растений не вкушаем. Да и вредно старикам: пучит.
- Меняете?
- Не можем поощрять собратьев к нарушениям заповедей… - с сожалением молвит Сайхаку.
- Не для монахов. Мирян угостим. Чтоб они потом уст не отверзали. А то у нас учёные споры случаются…
- Да ты заходи. Обсудим.
На обмен у храма Кудары есть не только лук. Ещё несколько связок сушёных кореньев, плодов и трав, а также две бочки солений. Не знаю, весь ли этот набор овощей перепробовала уже госпожа Хатидзё, при теперешних её странных вкусах.
Нуждаются монахи всего более в одежде и рисе. Можно будет устроить.
- А по части храмовой утвари у вас как?
- Самое необходимое есть, сверх того позволить себе не можем. Да и подумай сам: что с той утвари, если братия перемрёт? К нам не то чтобы валом валят молодые крепкие послушники в обучение… Нет уж, по части утвари - обойдёмся.
Кажется, приобретать дорогие курильницы даже за полцены или меньше тут никто бы не стал. За милостыней монахи не ходят: боятся, как бы в городе их не ограбили. Вот и живут тем, что принесут прихожане из бедных огородников… С грабителями и похитителями едва ли эта обитель связалась, даже для пополнения казны.
- А не посещал ли ваш храм в минувший месяц господин Тохаку? Тоже ведь не чужой роду Кома?
- Надо отдать должное: достойный юноша. Сам я его не видел уже очень давно, но он к новому году нам кое-что прислал, поддержал… Сами-то господа Кома жертвуют, считай, раз в год - на день падения царства Кудара. А кушать всё время хочется…
Сайхаку чуть приободряется:
- Нехорошо так говорить, но теперь на молодого Тохаку вся надежда. Хорошо бы он заглянул, поглядел на скудость нашу. Он-то, небось, считает, что у нас тут такая же роскошь, как у дядей его! Неловко так говорить, но тут уж всё упование - на то, что рано или поздно явит щедрость. Наследник господина Комы - не шутка!
- Которого? Я, признаться, и не знал…
- Ну, это, конечно, пока не объявлено… Но хранитель сокровищницы не так давно к себе приглашал нашего настоятеля, советовался. По всему выходит - надумал состояние племяннику оставить: сыновей-то нет. Настоятель вернулся - и смеётся, и плачет. С одной стороны, господин Тохаку слывёт человеком и благочестивым, и не жадным. А с другой - наши-то монахи редко в Столице бывают, обидно смотреть, какие богатства накоплены - и хоть бы вспомнили о наших нуждах! Знаешь, чем Кома настоятеля оделил за советы? Тремя зонтами и шестью соломенными туфлями! И то из них четыре - непарные!
Это уже какой-то обычай у жителей Столицы. Разрозненные туфли, разновеликие колёса…
Откланялся я. Останавливаюсь во дворе. Храм, дерево и лужа…
Вчера во взоре тестя моего читалось: уж тебе ли, потомку древней знати, ходить по шлюхам? Тебе бы и царевна какая-нибудь не отказала, и родовитые девицы и дамы все - на твой выбор. Путайся, дескать, с ними, а нас, служилых, оставил бы в покое…
Будь мне эти дамы даже и нужны… У меня со стихами плохо, ухаживать не получится. Разве что вот так:
Дым не клубится
Над медью старинною
В храме Кудара.
Суетный гость не сломил
Ветви в багряном цвету…
Ветку сливы монахи предлагали, я вместо того попросил кисточку здешнего сушёного перца: для образца. Занесу на Восьмую улицу, привязавши к стихам. Вместо отчёта. А сам схожу в Облачную обитель. Вышлю кого-нибудь сюда с плащами, рисом и тачкой. А заодно переговорю с Нэхамбо, ежели он там.
* * *
- А Нэхамбо нету! - ябедничает мне привратник. - Днями нет, ночами нет… Когда он спит-то?
- Быть может, наставник уже свободен от потребности в сне.
- Или господа воеводы его потребностей не замечают…
Что-то не нравится мне всё это. Наверняка те места, где мог застрять наместник по доброй воле, уже проверены и перепроверены. Их же не так много у любого столичного жителя. А у гостя - и того меньше. Где бывать по службе, где отдыхать, развлекаться, молиться, строить козни - каждому предуказано по чину и роду. Если же господин забредает в несвойственный себе уголок, это почти наверняка оборачивается худо. По опыту знаю…
У китайца Рэя, как мне передали дома, без меня созрело ещё одно соображение. Уж не замешано ли в деле любовное зелье? То есть: красоток выкупил не слуга, а господин, только не по собственной охоте, а будучи опоен. Причём приворотное снадобье ещё действует, и он, забрав девиц, где-то с ними уединился и обо всём забыл. Включая чин, и род, и улицу, где живёт его дядя. Или тайно выбрался из города и куда-то сопровождает девушек…
А по-моему, возможен и другой неприятный расклад. Выкуп добыл сам слуга, наместник ни при чём. Стремянный подрядился за плату сделать что-то лихое. Убить, запугать, ограбить… И его очень скоро выследили те, кто от него пострадал. А может, наоборот, заказчики решили от парня избавиться.
Зачем избавляться? - возразила мне на это госпожа Хатидзё. - Раз он теперь у них в руках, то и будет на них работать, пока им не надоест.
А господин попробовал выручить своего слугу и на этом погорел?
Но не зная, что натворил стремянный, этого не проверишь. Можно спросить у господина Наммы, не знает ли он о каком-нибудь дерзком нападении в Столице в недавние дни - или о чём-то похожем.
Да: носильщики от него на Восьмую улицу приходили. Супруга моя их спровадила. Мы не готовы, всё ещё не готовы… К тому же, у нас теперь есть свои трое грузчиков, и если воспользоваться услугами других, наши решат, что не справляются - и могут утопиться. От стыда.
- Это они тебе сами сказали? - спросил я.
- Они по-облачному таких слов ещё не выучили. Но я их так поняла.
Так что насчёт городских происшествий у своего батюшки Садако пусть лучше спросит сама. Я боюсь.
Раз Нэхамбо в нетях - соберу припасы для храма Кудара сам. Договорюсь о доставке. Составлю сопроводительное письмо: чтобы у тамошнего распорядителя и монахов не возникло и тени подозрения, что Облачная Роща собирается наложить руку на их обитель. Наш обмен основан исключительно на сострадании и взаимной выгоде.
А пока, за неимением лучшего, можно заняться предположением о приворотном зелье. Сам я в него не очень верю, но имеет смысл посоветоваться со знатоком. Про одного такого знатока я даже знаю, где он живёт: это войсковой лекарь, тоже, кстати, подгорец - мы с ним встречались на проповедях Нэхамбо. Он даже, помнится, предлагал заходить - но без повода я постеснялся. Обитает он тоже на Восьмой улице, только в Западной части города.
У лекаря нет отбою от посетителей. По крайней мере, от одного: здоровенный малый в воинском платье ломится в ворота и ревёт о своих срочных нуждах. Из-за забора его увещевают старичок и старушка. Довольно неразборчиво: они, кажется, не местные, а от страха и вовсе плохо изъясняются на Облачном наречии. Насколько я могу понять, лекарь куда-то ушёл и с тех пор не возвращался, к тревоге и недоумению домашних.
- А мне что ж - помирать? - грозно вопрошает воин, когда я ему пересказываю, что разобрал. - И не ратной смертью, а от срамной болезни? Нет уж! Я на сегодня с лекарем договаривался - так что пусть хоть из под земли достанут!
О неподобающем недуге теперь уже извещена вся улица. Кое-где головы торчат из-за заборов, а некоторые и из соседних ворот выглядывают. Обращаю на это внимание страдальца и предлагаю, за неимением лекаря, прибегнуть к помощи монахов: молитвы Целителю втуне не пропадут, а огласки получится меньше.
- Проверял? - с подозрением переспрашивает воин.
- О да!
Он подмигивает мне:
- То-то лицо знакомое! Теперь вспомнил, где тебя встречал! - и удаляется.
Старики благодарят, многословно и неразборчиво. Слуги лекаря… Может, попробовать письменно с ними объясниться?
Прошу дозволения войти. Пропускают. Пишу на бумажке материковыми знаками: «Верно я расслышал, что наставник не принимает?» Старик прочёл, приписал: «Так и есть». «Могу ли передать ему записку?» - «Да, конечно, но мы не знаем, когда господин вернётся. Осмелимся просить помощи: надо доложить властям…»
Из дальнейшей нашей переписки выясняется: позавчера под утро лекаря вызвали к больному. Прибегала за ним девочка в узорном платье. Лекарь предупредил, что вернётся к полудню - да так и пропал.
Подать письменное заявление в городскую стражу старый слуга не решился. Не будучи знаком со здешним делопроизводством…
Заверяю, что меры по розыску будут приняты. Только начать придётся не со стражи. Хотел бы я знать, где сейчас вернее застать моего тестя. Дома? В Полотняном приказе? На Восьмой улице?
Лекарь - уже пятый пропавший, связанный с Подгорьем.
Сам Облачный Богатырь так расторопно не управился бы, очищая город от своих вековых супостатов Ямадо…
* * *
Повезло. Вот он, господин следователь: стоит посредине главной площади, недалеко от поворота на Восьмую. Слушает доклад каких-то приказных. Подхожу, кланяюсь.
Тесть подаёт мне знак - не уходить.
Приближаюсь. Прислушиваюсь.
- Трое, мал мала меньше. Уносили тело из того самого дома. На носилках.
- Похоронщики?
- Нет! Подозрительные. Одеты непонятно, головы замотаны.
Ох. Не наши ли это трое иноземцев?
- Куда двигались?
- Не к воротам, а вглубь города. Точнее пока не выяснено.
- Продолжайте, - отпускает Намма своих людей. - Найдёте толкового свидетеля - прямо ко мне.
Разворачивается, смотрит вопросительно.
- Лекарь пропал, - говорю. - Ещё один подгорец. В ту же ночь, под утро. Приходила за ним та самая девочка или очень похожая. Сказала, что кто-то заболел… Свидетели - лекарские слуги.
- К кому его вызывали?
- Этого слуги не поняли. Они китайцы, снадобья готовят в лекарской усадьбе. Облачное наречие знают слабо. Сам наставник… Насколько я знаю, он оказывает помощь девушкам из того же заведения. И посетителям, бывает, тоже. Сведущ в любовных недугах, но может и после драки перевязать.
- И добить, если надо? - мрачно уточняет господин Намма. - И скрыть следы насильственной смерти?
- Нет. Не такой человек. Но получается: все, кто связан с этим домом у Западных ворот, исчезают один за другим…
- Не все, положим, - следователь укоризненно оглядывает меня.
Да. Я нашёл куда таскаться. Храмов мне мало, проповедь негде послушать.
Да что же делать, если по храмам Нэхамбо не выступает?
- Лекарь этот при каком-то ведомстве числится? Или беззаконный?
- Войсковой. И притон войсковой - для средних чинов.
- Это, пожалуй, хорошо, - неожиданно заявляет средний советник. - Значит, люди казённые. Наше дело. Пойдём-ка туда, поглядим, остался ли кто ещё в этом заведении… из твоих знакомых.
Да, лекарь - не наместник, тут так тщательно скрывать исчезновение и розыск не обязательно. Показываю дорогу, как почтительный младший родич.
Иду и думаю: могли наши грузчики, не долго думая, подрядиться перетащить покойника? Или раненого, избитого? Они китайцы, у них о скверне понятия свои… Могли, пожалуй, и вовсе не спросить, что за ноша на носилках.
Как договаривались с нанимателем? Через переводчика, Рэя.
И потом являются на Восьмую улицу. Ходят возле Садако. Я бы почуял, что эти трое осквернены недавно, а не просто от них нечистым тянет, как от любых недавно прибывших чужеземцев? Может, да, а может, и нет.
Всем хорош китаец. И нравом, и повадкой, и художник редкостный… Только если что надо сотворить против закона - Рэй рад стараться. Даром что в Облачной державе ни одна из властей ему пока ничего дурного не сделала. Привычка!
Сперва кажется, что мы опоздали: стучим, кричим - нет ответа.
- Ладно! - заявляет Намма должностным голосом. - Опечатываем.
- Зачем? - раздаётся голос сестрицы Нэхамбо, и ворота отворяются. - Не надо, господин хороший! Зачем же живых людей-то опечатывать!
- Сейчас поглядим, - следователь отодвигает её и заходит во двор, - кто тут у вас живой, кто мёртвый.
- То допросы, то обыски, то обыски, то допросы… - ноет сводня. - Когда прикажете работать-то?
- Над чем работать? У вас тут по бумагам - запустелая усадьба. Подлежит перестройке. С выдворением незаконно заселившихся. По месту приписки!
- А норы? - спрашивает хозяйка сварливо.
- Какие ещё норы?
- Лисьи. Их вытравить должны. По бумагам.
По закону, видимо, полагается. Раз усадьба числится запустелой, в ней должны ютиться дикие звери. И по ночам перекидываться красотками?
- Отраву запасли? - походя бросает ей господин Намма. А сам поднимается в дом.
Кажется, сводня сама усугубила свои несчастья. Нет отравы? Недосмотр. Есть отрава? Преступление.
Подушку давеча уже изъяли. Если теперь весь дом перетряхнут ещё раз, заберут всё, где может быть спрятана отрава… Всю выпивку, весь запас закусок… А ещё ведь бывают отравленные гребни, украшения, одеяла…
Хозяйка смотрит на меня. С горькою обидой. Кажется, я и тут окажусь виноват. Ходил, гостил, а у самого - тесть в Полотняном приказе!
- В общем, так, - говорит следователь, усаживаясь поудобнее. - Имеются свидетельства, что позавчера к вам направился казённый лекарь военной палаты. Обратно он не вернулся. Начальство его пребывает в неведении… пока. Кто у вас тут - от вашего покровителя? Зови.
И в самом деле. Заведение это по закону не существует. Но действует: с ведома и по негласному дозволению дома Ямадо. То есть войскового начальства. Вопрос: почему при всех допросах и тревогах здесь ещё нет никого из крепких подгорных вояк - присмотреть и защитить, ежели что? Не прислали, похоже. И даже писем Полотняный приказ, как видно, не получал: пощадите, мол, наших девочек, а мы уж сами разберёмся, что они натворили…
Молчат благодетели. Даже распоряжений не отдали, как выкручиваться. Бросили? Или сами же и сдали? Но для такого бессердечия - очень веская причина нужна. И кажется, тут знают, что это за причина.
- А, пишите! - взмахивает рукавами сводня. - Потому что мне бояться нечего. Мои девочки тут ни при чём. А которые, может, и при чём - так те уже не мои!
- А чьи же?
- Как чьи? Теперь они, видать, - люди господина нашего наместника!
Какое, оказывается, непростое дело - записывать показания. Но раз уж при господине следователе есть кто-то младший и грамотный, то ясно, кому быть писарем. А я не помню: следует ли в таком случае пользоваться буквами - или сразу можно перелагать на казённое письмо?
Получается у сводни вот что. Были у неё две такие девушки, вроде как названые сестрички. Насколько хозяйка знает - из честной крестьянской семьи, каких-то их родичей я записал, только все они - в Подгорье. Или, по крайней мере, жили там несколько лет назад. Хаживал к девицам служилый молодец от господина Тохаку. По сердечной страсти или по делу - хозяйка не уточняла, сам говорил, что, мол, по сердечной. И даже посулил с год назад обеих выкупить - дайте только срок. Откуда у него такие средства - это сводня опять же не любопытствовала. И действительно, не соврал: два дня назад явился днём, принёс выкуп - частью деньгами, частью рисовыми расписками. Всё честно, она посчитала. Собирайтесь, говорит!
- Девушки и начали собираться, радёхоньки! А попозже и сам господин Тохаку к нам пожаловал - выпить чарочку да поздравить своего человека.
- А потом?
- Потом ещё чарочку. А затем удалиться изволил.
- Куда? И с кем?
- Куда - это он мне, знаете ли, не сказал. А с кем? А ни с кем. Один-одинёшенек!
- Так, - господин Намма прищуривается, - А человек его ещё тут оставался или раньше ушёл?
- Позже, позже, уже к утру ближе. Девушки хорошие - как им впопыхах-то собраться? Всё добро своё уложили на носилки, да так втроём и ушли, покинули кров мой. Я, вся в слезах, их до ворот проводила, а куда дальше отправились - не ведаю.
- А лекарь?
- Ну вот хоть пытайте, господин начальник - не было у нас никакого лекаря! Уже дней пять не появлялся! Забывать стал!
Следователь хмуро смотрит в искренние, слезами омытые глазки подгорки. Качает головой:
- Этого мало. Где они сейчас могут быть?
- Не знаю, - разводит сводня руками. - Про лекаря и про наместника - даже гадать не берусь.
- А девицы?
- Ну… Когда-то, пару лет назад, один щедрый посетитель старшей вроде как предоставил домик для особых нужд… Не домик даже - так, служебку какую-то. При военных складах. Только уж не обессудь, господин: сейчас нипочём не вспомню, который это был из тамошних чиновников! Да он теперь вроде и не в столице - перевели куда-то… Может, и сгинул уже в бою, бедный!..
Средний советник Намма поднимается во весь свой невеликий рост. Грозно смотрит в затылок бьющей поклоны хозяйке. Молвит:
- Опечатывать пока не буду. Бежать не вздумайте - ни ты, ни девицы твои. Дом ваш под присмотром. Гостей до моего разрешения не принимать.
- Ох… А если настойчивые?
- А если настойчивые - пришлю вам казённую бумагу с печатью, что у вас тут мор. Смертный. Список - городскому глашатаю!
Да… А встреченный мною сегодня воин подтвердит: точно, зараза там.
И разгонят эту подгорную лавочку. И потянутся сводня и питомицы её с пожитками от Западных ворот - к нам на Восьмую улицу. Скажут: не стало нам житья в Облачной Столице, хотим за море податься. Там-то весёлые дома по закону разрешены. А для начала желаем изучить китайский устный, чтобы с гостями там любезничать… И ведь Рэй не откажет. По намёкам, его матушка в стране То как раз содержит кабак с девицами…
Шагаю следом за тестем к военным складам. К тем, что в городе, а не во дворце.
Эта часть Столицы застроена почему-то особенно густо и наспех. Вместо ровных улиц - какие-то закоулки.
Завернули за угол. Впереди нас… Аварэ, а ведь это наставник мой! Нэхамбо!
Да не один! С ним девочка. Одета полегче, не в то пресловутое платье - но, кажется, это та самая девчонка!
Тесть их тоже заметил. Киваю: да, она. Господин следователь молча прибавляет шагу. Поспешаю за ним.
Вот и склады за перекрёстком. Справа видны большие ворота. Но не к ним, а вдоль стены направляется девица. Уже почти бегом. Нэхамбо - за нею.
Мы - следом. Вот, отсюда уже видно: там боковой вход. Обращён к проезжей улице, раскатанной тяжёлыми возами. Только не прямо, а чуть дальше по проулку. Хитро тут всё устроено. Чтобы со стены стрелять было удобнее по мятежникам, если вдруг те прорвутся к складам?
И из улицы наперерез нам - движется шествие. Пешие и верховые, свита господина Правого советника Ямадо. И сам он на чалом коне.
Нэхамбо и девчонка проскочили. Нам - не успеть, мы уже на виду у войсковых.
Господин Ямадо поворачивается. Подымает бровь.
Кланяемся.
- Займи его разговором, родич, - тихонько велит мне тесть. - О чём угодно и подольше.
Буду знать теперь, каким голосом посылают бойцов в наступление.
Что говорить-то? Пытаюсь сообразить, а сам шагаю к всадникам. Не вижу, но надеюсь: пока свита отвлеклась на меня, господин Намма проскользнул мимо неё к воротам.
- Имею сообщить…
Ямадо чуть склонил голову, смотрит на меня с неподвижной улыбкой, явно скрывая нетерпение.
А, знаю!
- Хотел бы тебя заверить. Как бывший жрец и как нынешний храмовый распорядитель. Я не знаю, в чём причина нынешних событий… Но одно могу подтвердить: это не Богатырь!
Так ведь и правда Облачный Богатырь не виноват. В обители я был сегодня. Если бы из кургана чуялось какое-то чудо, монахи уже бы всполошились.
Правый советник моргает. Мрачнеет. Приподымает руку с поводьями:
- Не здесь. Присоединяйся.
Ещё не легче: войсковой стремянный подводит мне коня…
(Продолжение будет)