Из Рассказов Облачной страны: Пёс и лев (2)
(Продолжение. Начало здесь: 1)
* * *
Возвращаюсь в Приказ. Дневальный смотрит сочувственно: вот ведь, и в праздники задёргали начальство…
- Слушай, - говорю. - Год закончился. Всем нам награждение выдали. И по-моему, справедливо. А как ты думаешь: кто больше всех старался?
- Ты, господин!
- А кроме меня?
- Ну, смею надеяться, вроде бы я… И ещё, пожалуй, Горо Коротыш.
Горо среди наших соглядатаев трое. Но Коротыш и вправду самый расторопный.
- Согласен. И вот вам с Горо поощрительное задание. Надо, понимаешь ли, обойти весёлые дома. Собрать свидетельства.
Другой бы осклабился. А этот малый серьёзно спрашивает:
- А докладывать как? Их, домов-то этих, в Столице… ни одного не числится.
- Конечно, не числится. Докладывать будете мне. Устно. Нужно выяснить: в котором доме бывали в недавние дни три особы…
Описываю стремянного и девочку со слов людей Тохаку. А самого наместника - по собственным воспоминаниям: закалённый службой на востоке, не первой молодости уже, ростом на полторы головы выше… гм… ну, скажем, Горо. В дорожной одежде, в сапогах. И так далее.
Дневальный помчался за Горо и за своим сменщиком. Дождусь их тут.
Кома не смог перечислить мне всех, у кого побывал в эти дни его племянник. Что любопытно, челядинцы тоже не сумели: господин, мол, изволил всюду ходить только со стремянным. Кого не мог миновать Тохаку? Раз он назначен в Подгорье - значит, должен был побывать у господ Ямадо. Из столичных подгорцев у них и чины высшие, и сестра их в минувшем году взята Государем в младшие супруги. Против воли братьев Ямадо назначение в их край - немыслимо.
Тохаку - человек строгий, но учтивый. Скорее всего, посетил и своего предшественника: бывшего наместника Подгорья, господина Оданэ. Тот, конечно, известный вор и вообще человек не лучших правил. У нас на него кое-что есть, ждёт своего часа. Но младший сын Оданэ теперь состоит учеником прежнего Государя в обители Облачной Рощи. Это тоже следует учитывать. Рад ли был господин Оданэ переводу из Подгорья в Столицу? Новая должность у него даже почётнее - но заметно менее доходна. Хотелось бы знать, как он относится к преемнику.
И есть ещё один человек в Столице, которого новый наместник не мог не навестить. И об этом наверняка не распространялся в доме своего гостеприимца. Это его второй дядюшка, тот Кома, который выписывает пропуска. Чтобы не оговариваться впредь, буду-ка про себя называть обоих стариков по их курильницам: Кома-Пёс и Кома-Лев. Последний - и впрямь грозен, славится своей прямотою, чтобы не сказать, грубостью. Молодому Государю это, кажется, по душе.
Есть ли у Тохаку в Столице близкие друзья? Или возлюбленная дама - зашёл попрощаться и задержался надолго… Нет, не похоже на него. И девчонка явно не была из приличного дома. И пустой ларец с туфлей… И, в конце концов, не у возлюбленной же он решил искать своего стремянного? Но всё равно придётся проверить.
Господина Асано, главу приказа, беспокоить этим происшествием пока рано. Вот будут какие-нибудь успехи… А пока займусь сам. Благо вон и новый дневальный поспешает - с непозволительно кислым видом. Где рвение, я спрашиваю?
Встаю. Достаю из рукава улику. Глаза у дневального лезут на лоб.
- Возьми-ка вот эту туфлю. Что ты можешь о ней сказать?
Тот её осматривает. Обнюхивает. Царапает ногтем. Ну вот, на лице - уже здоровая любознательность!
- Так. Носил человек длинный. Но, похоже, уже давно - зимней грязи на ней нету. Стаптывали её долго - хотя это смотря сколько владелец бегал. Если это кто из наших, то, может, и не слишком долго… Вторая потерялась?
- Откуда такой вывод?
- Так видно ж: и эта не туго на ноге-то сидела. На бегу такая наверняка свалилась бы. Вон завязки-то какие хлипкие… Не, не из наших!
- Молодец. Оставляю её тут. Глаз не спускай!
- Будет исполнено. Последние времена приходят!
Век бы этой присказки не слышать.
- Эт-то ещё почему?!
- Ну, если изменники стали в такую дрянь обуваться…
Дерзкое похищение. Пока - никаких требований о выкупе. Нет, невозможно. Но очень уж знакомая рука. Избыточно оно, вот в чём дело. Намёк насчёт украденного Пса отлично бы сработал, даже будь курильница на месте. Никто ведь - ни челядь, ни сам наместник, - не кинулись проверить ларец, прежде чем бежать за стремянным. Однако же Пёс тоже исчез. И этот тапок… Слишком похож на игрушку, нарочно подложенную для сыщика. А потом окажется, что был в древности какой-нибудь мудрец в одной туфле. Или не был, но напротив, будет. Грядёт, поспешая так, что не обулся на обе ноги…
Я знаю, что Хокума мёртв. Три года служу без него, мог бы привыкнуть. Но… Совершенно ведь в его вкусе выходка!
И тела я не видел. И старый Конопляник непредсказуем.
А вдруг глава рода не врал тогда - что ему все родичи родные?
* * *
У господина Комы-Льва ещё празднуют. Он выходит ко мне на крыльцо.
- К трапезе не зову, - объявляет сразу.
- Благодарю!
- Вижу, что по делу. Это кстати. Утомили уже досужие гости.
Слуги гостей, сидящие во дворе, хихикают.
И правда, лучше здесь поговорить: тепло, весною пахнет…
- Я по поводу твоего племянника, нового наместника Подгорья.
- Сам удивляюсь. Что это он в городе застрял? Пропуск с позавчерашнего дня лежит. На него и на всю его свиту.
Значит, города Тохаку не покидал, хоть и не имел затруднений с выездом.
- Так он не здесь? - якобы удивляюсь я.
Кома-Лев фыркает:
- У меня он побывал, поблагодарил, да и был таков. У братца моего не смотрели? Он там днюет, ночует и на наследство облизывается.
- Смотрели. Люди его там, а самого нет.
- А забавно было бы, если он двинулся в Подгорье, а всю свою ораву оставил моему родичу!
Старик уже в открытую смеётся. И резко обрывает себя:
- Мне бы сказали, кабы он по общему пропуску один отбыл.
- Лошадь его также осталась в усадьбе… Не знаешь ли, с кем Тохаку вёл дела в Столице? Такие, что могли бы его задержать?
Кома задумался. Качает головой:
- Не знаю. Единственное важное его дело я давно решил. И о том вы же и объявляли, ваш Приказ. Лучше бы он поторапливался: Государь увальней не одобряет.
Назначение Тохаку устроил этот дядюшка, а не Кома-Пёс? Да, похоже на то. Лев ближе к Государю… Но сильно встревоженным не выглядит. Кланяется и говорит уже почти учтиво:
- Спасибо, что дал знать. Пошлю кого-нибудь разыскивать обормота. Если ваши его первыми найдут - прошу меня уведомить!
- Обязательно. Только вот ещё что. Есть у господина Тохаку ближний человек, вроде как его стремянный. Не можешь ли о нём чего сказать?
Старик отгораживается рукавом:
- Нет уж. Чтоб я за его людьми присматривал? У меня своих хватает. Увы, ничего сказать не могу.
Твёрдо и прямо заявлено. Даже немного слишком твёрдо. Что ж, откланяюсь.
* * *
Прихожу домой обедать, а там все гомонят. Урасака меня увидел, как гаркнет:
- Вернулся!
Супруга, кормилица, Рю - все высунулись. Дочка с крыльца руками машет. Кричит:
- Вот и не пропал!
- Кто не пропал?
- Ты.
- Мы уже беспокоились, - объясняет жена. - Я так поняла, ты только на службу заглянуть вышел… Ждём, ждём…
Отвыкли уже, что я в Приказ могу уйти на полчаса, а вернуться через два месяца? Видно, я в самом деле становлюсь чиновником. Служу по расписанию. Плохо дело…
Сели обедать. Спрашиваю:
- Вам что-нибудь говорит такой узор на ткани: яркие птицы, наподобие петухов, с закруглёнными хвостами?
- Я не знаю, - отвечает супруга осторожно. - Может быть, и петухи, но тогда это что-то совсем новое… И привозное. А ещё могут быть горные курочки, их и у нас иногда ткут.
- Как они выглядят, эти тканые курочки?
Жена объясняет, дочка, за неимением хвоста, показывает полами платья. За переборку заглядывает Рю, заявляет:
- Только, господин, настоящие они совсем не такие!
Курочки бывают живые, тканые, вышитые, привозные, воспетые в стихах, жареные, а также отпущенные на волю по обету. Вскоре я запутался.
- Вот что, - говорю. - Ты, Рю, у нас лучше всех разбираешься в пернатой дичи. Обойди сегодня торговцев, погляди на товар. Если где встретишь таких кур, спроси, кому уже продавали эту ткань.
- Ладно. А что стряслось-то?
Можно было бы и промолчать с важным видом. Но на меня уже не только Рю смотрит выжидательно.
- Вам я скажу, но болтать об этом не надо…
Выслушали. Задумались. Все сделали разные выводы.
Рю подхватилась и отправилась за дичью. Кормилица встревожилась:
- Одна туфля? А зонтика, зонтика там не было?
- При чём тут зонтик?
- А там, ты говоришь, старинные вещи хранятся? Так если зонтик лежит сто лет без дела, он ожить может. И будет прыгать на одной ноге! Иногда - обутой!
Надо отдать должное барышне Намме. Вместо того чтобы начать прыгать, как зонтик, она задумчиво молвит:
- Курочки - хорошо. Но лучше собаку. Мне.
Супруга же говорит:
- Если неизвестно кто ходит по ночам, морочит людей по усадьбам, а те потом пропадают… Наши-то, чего доброго, и впустят. Больше ждать нельзя.
«Наши» на Восьмой улице. Старшая дочь и китайский живописец. И зять, которого никогда нет дома. В самом деле, прибежит посыльный, наряженный монастырским послушником: а вы знаете, господин Хатидзё в таком-то месте сейчас пропивает такую-то храмовую утварь. Или книгу. Или государственную тайну. В общем, бежимте его спасать. И побегут, как дураки!
- Так что, - продолжает жена, - ты к ним зайди. И пусть к нам перебираются. Рожать в родительском доме надо.
Кормилица кивает. Против двух мне не устоять. Тем более что они совершенно правы.
* * *
Застать господ Ямадо - дома ли, в Военной ли палате - дело непростое. У них по всей столичной округе склады, конюшни, сторожевые заставы требуют надзора. Но сегодня мне повезло: братья у себя в усадьбе. Только собираются куда-то опять отправляться. Как всегда, вместе.
- Рады видеть следователя Намму, - начинает Правый советник. Левый подхватывает:
- Но китайцев у нас больше нет!
Да мне и того хватает, который сейчас на Восьмой улице обосновался…
Осведомляюсь, не у них ли новый наместник Подгорного края. Выясняется: нет. Братья полагали, что он уже на пути в Ямадо - отбыл, когда и собирался.
Сообщаю, что это, увы, не так.
Они откликаются:
- Твоё беспокойство не удивительно.
- Вынуждены принести извинения за нашего наместника.
- Непростительно, непростительно!
- И ведь он - из лучших служилых, из самых ответственных…
- Ни на кого нельзя положиться…
Трудно их слушать, когда они одну и ту же речь произносят на два голоса. Да и обращаются не ко мне, а друг к другу.
Наместник - их. Они будто бы возмущаются, но не выглядят искренне обеспокоенными. Знают, где Тохаку, но не скажут, пока я сам не вычислю? Если так: он с их ведома где-то мешкает в Столице - или они сами же его и задержали? Чтобы успеть всё приготовить в Подгорье к его приезду: замести все следы, что натоптал его предшественник. В этом Полотняному приказу и вправду не признаешься.
А может быть, ничего не знают, но хотят разобраться своими силами.
Попробую:
- Господа Кома пребывают в недоумении…
Правый военный советник подымает правую бровь. Левый - соответственно, левую. Молвят:
- В кои-то веки раз?
- Кома между собой в чём-то согласились?
- У одного из них гость пропал, понятно…
- А второму-то что за дело?
Позволю себе заметить:
- По словам Комы - смотрителя ворот, он выхлопотал племяннику назначение в Подгорье. А тот пренебрегает новой службой.
Ямадо разводят руками. Глядят друг на друга, взметывают уже обе брови каждый:
- Он выхлопотал?
- Назначение в Подгорье?
И хором:
- У кого это?
- Полагаю, - говорю я, - что у вас, господа советники.
- Но это не так! Мы сами Тохаку нашли. По всем восточным землям искали!
Правый воскликнул это, а Левый задумчиво прибавил:
- Но какой тогда смысл…?
- Зачем приписывать себе несуществующие хлопоты? - уточняю я.
- И перед кем? Перед младшим родичем. Добро бы Кома в столичном кругу себе весу дутого прибавлял… Но в Подгорье-то всё станет ясно. И будет Кома перед племянником выглядеть, как дурак.
- И чего, - добавляет Правый, - будет стоить тогда эта его слава честного старика…
- Лгать подобным образом, - рассуждаю я вслух, - было бы нужно, если бы старик чего-то желал от Тохаку сейчас и немедленно. Не уважения вообще, а некой услуги. С другой стороны, тогда бы ему незачем было передо мной притворяться дядюшкой-благодетелем…
- Здраво, - кивает Правый советник, - Возможно, оказанием такой услуги наместник сейчас и занят.
- Но почему - не предупредив? - удивляется его брат, - Достаточно было сказать пару слов второму Коме…
- Или Тохаку ему сказал, а тот - забыл?
- Или - не забыл, а нарочно из головы выкинул?
Оба поворачиваются ко мне, кланяются:
- Благодарим, господин следователь. Меры будут приняты.
Посвящать меня в то, какие именно меры, они, конечно, не собираются. Однако же подкину им ещё одну мысль:
- Возможно, смотритель ворот и не хитрил, а сам был введён в заблуждение. Что, если он и впрямь договаривался - но не с вами, господа, а с кем-либо ещё? Если этот кто-то намекнул, что именно от него, а не от вас, зависит это назначение? А Кома поверил.
Ямадо озадачены. И, кажется, даже разгневаны. Вот и хорошо: пусть в высших кругах, куда мне ходу нет, братья новой государыни разбираются сами.
- Последний вопрос. С вашего разрешения. Вот вы искали такого человека по всем восточным землям… Позвольте полюбопытствовать: а какого - такого?
Они переглядываются в очередной раз. В виде исключения, Левый советник высказывается один:
- Ты не поверишь - порядочного. Честного чиновника. Это же наша земля.
- Почему же - поверю, - киваю я. - Поистине, честный чиновник - сокровище более редкостное, нежели рог носорога. Тем любопытнее мне: а в чём корень честности господина Тохаку? Он страшится кары за злоупотребления? Или чужд излишеств, толкающих на дурные пути? Или столь печётся о своём добром имени?
Братья задумываются, потом Правый советник произносит:
- Скорее - последнее.
Левый добавляет:
- А кроме того, ему проще быть честным. Иначе он начинает путаться…
* * *
Поворот на Восьмую улицу. Из-за угла выглядывает жердь, мерно покачивается. И другая: их целая связка, разных по длине.
Жерди несёт странный малый, долговязый и при этом колченогий, с полотенцем, намотанным на голову. Только глаза видны да подбородок, нечисто бритый. Помогает ему парень пониже и покрепче. И за хвост те же жерди поддерживает одной рукой совсем низенький - а в другой руке у него узелок. Нарочно не подберёшь более неудачной троицы для таскания длинномерных грузов.
Увидав меня, носильщики бросают свои жерди на землю. Принимаются бить поклоны. Но ничего не просят.
Прохожу мимо, оглядываюсь. Подхватились, понесли дальше.
На мужской половине у наших темно - друг мой Дзёхэй и в новогодие не покидает, видно, Государева книгохранилища. Зятя, как всегда, тоже нету.
Меня встретил здешний домоправитель, бывший вор по кличке Селезень. Отставной соглядатай главы дома Конопли. А может, и ныне действующий. Громогласно поздоровался - чтоб в доме слышали.
Чтобы вышло так, будто китаец опять не успел скрыться с глаз моих, хотя и пытался.
А на женской половине - всё бело. Переборки раздвинуты, и повсюду раскидана клоками вата. Будто снег прошёл. Отчасти она новая, а отчасти вытащена из одеяла и из подкладок. Перешивают.
Ну, конечно. Пока не управятся, о каком переезде говорить?
Работают жена и дочка домоправителя. Китаец Рэй меж тем с них рисует картину: небожительницы на облаках.
Госпожа Хатидзё тоже шьёт. Сидит у жаровни, а лицо - белое, почти как эта вата. И живот с прошлого раза, кажется, вырос ещё раза в полтора. А говорят, у полненьких дам беременность малозаметна… Враки.
Машет девочке, чтоб размела для меня на полу просвет, где сесть. Домоправительница поспешает на кухню. Рэй окидывает меня взглядом мастера: не сойду ли я за бога Громовника? Вздыхает, собирает свой рисовальный припас, но не уходит.
Садако, улыбаясь, смотрит на меня. Потом перекусывает нитку, встревоженно спрашивает:
- Что-то случилось? На службе? Ой, ведь праздники же… Дома?
Успокаиваю - зря волноваться ей не стоит. Хотя всё равно сейчас, наверное, поднимется шум.
- Дома всё спокойно. И всё готово. Тебя только ждём.
Дочка всплескивает руками - шитьё колышется, вата разлетается:
- Ну не сейчас же прямо! Мне ещё столько всего надо доделать! И, кстати, я хотела спросить: в святилище вот такое подойдёт? - и указывает на свёрток какой-то ткани.
Ткань-то хорошая. И в святилище её поднести после рождения дитяти будет незазорно. И я это подтвержу. Но зубы себе заговаривать не дам.
- Конечно, не сейчас. Я ж пришёл только предупредить: завтра Таро подъедет с возком, и, наверное, надо будет ещё носильщиков, троих-четверых. Давай прикинем сейчас, чтобы потом не сбиться, как что грузить будем.
Садако вздыхает. Смотрит на меня укоризненно. Откладывает шитьё, начинает считать по пальцам:
- Ну, во-первых, носильщиками тут не обойдёшься. Телега нужна! Во-вторых, лучше всё-таки подождать господина Хатидзё, а то вдруг я какие его бумаги перепутаю? А в-третьих, может, лучше не завтра, а этак через месяц? Когда потеплее будет.
И не поймёшь: это она мне голову морочит или себе самой?
А что до господина Хатидзё, то с его стороны было бы очень любезно действительно объявиться. Забрать все свои бумаги и прочее добро, и больше здесь уже не бывать. Совсем.
Может быть, я пристрастен. Но не получается у меня уважать моего зятя. Вот жена у человека. У знатного господина. Ждёт ребёнка, и точно не от него. Я бы не смог так, даже если бы любил - всё равно разошёлся бы с женщиной, когда уж так сложилось. А ему - уж чего бы проще? Сказал бы: жена мне надоела, вернулся бы к себе домой. Или, если старый господин Асано по-прежнему его видеть не желает, так переселился бы в свой храм. Или, наконец, строил бы собственную усадьбу. Но Хатидзё не съезжает от супруги. Говорят, иногда тут ужинает и ночует. Сплетен хочет избежать? Так чем дальше, тем их больше пойдёт. Про то, как он тут жену с китайцем делит - и доволен.
Уехал бы. И тогда я бы поторопил Дзёхэя: если уж собрался усыновлять своего заморского приёмыша, так хватит тянуть. И был бы у Садако муж как муж, ничего не надо было бы скрывать. Она ведь медлит, сдаётся мне, ещё и из-за Рэя: хочется вместе пожить, а дома будет неудобно. Кормилица ворчать начнёт, да и вообще разговоры пойдут.
А что муж из Китая, так это не беда: вот, семья Кома как у нас обжилась…
Дождутся ведь, что Конопляный господин сам обратит свой взор сюда на Восьмую улицу. Скажет: что это там мой правнук или правнучка - вот-вот родится, а рядом никого из толковых женщин, только бывшая воровка да девчонка малая? И потребует жену внука к себе в усадьбу. Тогда не то что Рэй, и я-то до дочки не доберусь…
- Нет уж. Пока холодно, а чуть степлеет, так станет слишком жарко. Или звёзды вам неладно встанут, или вы тут ещё потолки менять спохватитесь… И как же без хозяйкиного глаза…
Дочка косится на потолок. Опять вздыхает:
- Но первое и второе остаются.
Ну, я же не упрямец:
- Хорошо. Будет и телега. А ты сегодня вечером разбери всё с Хатидзё. Я его извещу, чтобы пришёл.
Домоправительница входит с подносом. Ставит передо мной, кланяется, сообщает:
- Там, господин, твои приказные во дворе. Ждут с докладом.
- Это о чём? - спрашивает госпожа Хатидзё.
В двух словах рассказываю. Пусть знает: дома без неё действительно никак. Мачеха, сестрица, кормилица уже обсуждают новое дело и, конечно, без Садако не разберутся. Тем более, что всё время отвлекаются на собак.
Кажется, заинтересовалась. Тяжело поднялась, ушла в уголок. Рэй задвигает за нею перегородку: это чтобы я сюда своих ребят позвал, а госпожа Хатидзё всё подслушала. Ну что ж - я её знаю, не разболтает… Даю знак китайцу тоже исчезнуть, зову приказных.
Горо и Дзиро кланяются. Явно довольны.
- Ну, и что у вас?
- Нашли мы то заведение. Это гостевая усадьба Военного ведомства. Сама-то она развалилась, как и значится в бумагах, но у стены при воротах есть такой домик. С девицами. Старшая тётка - из подгорцев. И вчерашней ночью - там видели!
- Наместника?
- Увы, нет. В смысле, отрицают.
- Стремянного?
- Лучше! Монаха Нэхамбо!
- Тоже мне радость… - ворчу я.
- Но, господин: он же бритый, ему врать-то нельзя! То есть ложные показания давать. Мы когда зашли, смотрим, а он - там сидит. Бурду какую-то кушает из чашки. Спросили: давно ты здесь? Он признался, что уж больше суток. Только утром выходил ненадолго. Мы: а не видал таких-то? По описанию наместника и слуги его. Молчит! Сказал бы «нет» - ну, значит, мимо… А так - наверняка видел!
Любопытно. Что монаху врать нельзя - это, конечно, не довод: ему и по девкам шататься как-то не очень положено. Но потолковать с Нэхамбо имеет смысл. Всем известно: он - доверенный рассыльный Подгорного дома. И если Ямадо затеяли в последний час какие-то новые переговоры со своим наместником… В общем, не похоже на случайное совпадение.
- И что, он там и остался?
- Да нет, мы проследили. Сразу за нами подхватился, отправился к себе в Облачную рощу.
Похоже, никого посылать к зятю мне не понадобится. Сам лично попрошу его пожаловать к супруге.
Перед уходом заглядываю к дочке. А она уже написала два письма. Мачехе и мужу. Что ж, передам.
(Продолжение будет)
* * *
Возвращаюсь в Приказ. Дневальный смотрит сочувственно: вот ведь, и в праздники задёргали начальство…
- Слушай, - говорю. - Год закончился. Всем нам награждение выдали. И по-моему, справедливо. А как ты думаешь: кто больше всех старался?
- Ты, господин!
- А кроме меня?
- Ну, смею надеяться, вроде бы я… И ещё, пожалуй, Горо Коротыш.
Горо среди наших соглядатаев трое. Но Коротыш и вправду самый расторопный.
- Согласен. И вот вам с Горо поощрительное задание. Надо, понимаешь ли, обойти весёлые дома. Собрать свидетельства.
Другой бы осклабился. А этот малый серьёзно спрашивает:
- А докладывать как? Их, домов-то этих, в Столице… ни одного не числится.
- Конечно, не числится. Докладывать будете мне. Устно. Нужно выяснить: в котором доме бывали в недавние дни три особы…
Описываю стремянного и девочку со слов людей Тохаку. А самого наместника - по собственным воспоминаниям: закалённый службой на востоке, не первой молодости уже, ростом на полторы головы выше… гм… ну, скажем, Горо. В дорожной одежде, в сапогах. И так далее.
Дневальный помчался за Горо и за своим сменщиком. Дождусь их тут.
Кома не смог перечислить мне всех, у кого побывал в эти дни его племянник. Что любопытно, челядинцы тоже не сумели: господин, мол, изволил всюду ходить только со стремянным. Кого не мог миновать Тохаку? Раз он назначен в Подгорье - значит, должен был побывать у господ Ямадо. Из столичных подгорцев у них и чины высшие, и сестра их в минувшем году взята Государем в младшие супруги. Против воли братьев Ямадо назначение в их край - немыслимо.
Тохаку - человек строгий, но учтивый. Скорее всего, посетил и своего предшественника: бывшего наместника Подгорья, господина Оданэ. Тот, конечно, известный вор и вообще человек не лучших правил. У нас на него кое-что есть, ждёт своего часа. Но младший сын Оданэ теперь состоит учеником прежнего Государя в обители Облачной Рощи. Это тоже следует учитывать. Рад ли был господин Оданэ переводу из Подгорья в Столицу? Новая должность у него даже почётнее - но заметно менее доходна. Хотелось бы знать, как он относится к преемнику.
И есть ещё один человек в Столице, которого новый наместник не мог не навестить. И об этом наверняка не распространялся в доме своего гостеприимца. Это его второй дядюшка, тот Кома, который выписывает пропуска. Чтобы не оговариваться впредь, буду-ка про себя называть обоих стариков по их курильницам: Кома-Пёс и Кома-Лев. Последний - и впрямь грозен, славится своей прямотою, чтобы не сказать, грубостью. Молодому Государю это, кажется, по душе.
Есть ли у Тохаку в Столице близкие друзья? Или возлюбленная дама - зашёл попрощаться и задержался надолго… Нет, не похоже на него. И девчонка явно не была из приличного дома. И пустой ларец с туфлей… И, в конце концов, не у возлюбленной же он решил искать своего стремянного? Но всё равно придётся проверить.
Господина Асано, главу приказа, беспокоить этим происшествием пока рано. Вот будут какие-нибудь успехи… А пока займусь сам. Благо вон и новый дневальный поспешает - с непозволительно кислым видом. Где рвение, я спрашиваю?
Встаю. Достаю из рукава улику. Глаза у дневального лезут на лоб.
- Возьми-ка вот эту туфлю. Что ты можешь о ней сказать?
Тот её осматривает. Обнюхивает. Царапает ногтем. Ну вот, на лице - уже здоровая любознательность!
- Так. Носил человек длинный. Но, похоже, уже давно - зимней грязи на ней нету. Стаптывали её долго - хотя это смотря сколько владелец бегал. Если это кто из наших, то, может, и не слишком долго… Вторая потерялась?
- Откуда такой вывод?
- Так видно ж: и эта не туго на ноге-то сидела. На бегу такая наверняка свалилась бы. Вон завязки-то какие хлипкие… Не, не из наших!
- Молодец. Оставляю её тут. Глаз не спускай!
- Будет исполнено. Последние времена приходят!
Век бы этой присказки не слышать.
- Эт-то ещё почему?!
- Ну, если изменники стали в такую дрянь обуваться…
Дерзкое похищение. Пока - никаких требований о выкупе. Нет, невозможно. Но очень уж знакомая рука. Избыточно оно, вот в чём дело. Намёк насчёт украденного Пса отлично бы сработал, даже будь курильница на месте. Никто ведь - ни челядь, ни сам наместник, - не кинулись проверить ларец, прежде чем бежать за стремянным. Однако же Пёс тоже исчез. И этот тапок… Слишком похож на игрушку, нарочно подложенную для сыщика. А потом окажется, что был в древности какой-нибудь мудрец в одной туфле. Или не был, но напротив, будет. Грядёт, поспешая так, что не обулся на обе ноги…
Я знаю, что Хокума мёртв. Три года служу без него, мог бы привыкнуть. Но… Совершенно ведь в его вкусе выходка!
И тела я не видел. И старый Конопляник непредсказуем.
А вдруг глава рода не врал тогда - что ему все родичи родные?
* * *
У господина Комы-Льва ещё празднуют. Он выходит ко мне на крыльцо.
- К трапезе не зову, - объявляет сразу.
- Благодарю!
- Вижу, что по делу. Это кстати. Утомили уже досужие гости.
Слуги гостей, сидящие во дворе, хихикают.
И правда, лучше здесь поговорить: тепло, весною пахнет…
- Я по поводу твоего племянника, нового наместника Подгорья.
- Сам удивляюсь. Что это он в городе застрял? Пропуск с позавчерашнего дня лежит. На него и на всю его свиту.
Значит, города Тохаку не покидал, хоть и не имел затруднений с выездом.
- Так он не здесь? - якобы удивляюсь я.
Кома-Лев фыркает:
- У меня он побывал, поблагодарил, да и был таков. У братца моего не смотрели? Он там днюет, ночует и на наследство облизывается.
- Смотрели. Люди его там, а самого нет.
- А забавно было бы, если он двинулся в Подгорье, а всю свою ораву оставил моему родичу!
Старик уже в открытую смеётся. И резко обрывает себя:
- Мне бы сказали, кабы он по общему пропуску один отбыл.
- Лошадь его также осталась в усадьбе… Не знаешь ли, с кем Тохаку вёл дела в Столице? Такие, что могли бы его задержать?
Кома задумался. Качает головой:
- Не знаю. Единственное важное его дело я давно решил. И о том вы же и объявляли, ваш Приказ. Лучше бы он поторапливался: Государь увальней не одобряет.
Назначение Тохаку устроил этот дядюшка, а не Кома-Пёс? Да, похоже на то. Лев ближе к Государю… Но сильно встревоженным не выглядит. Кланяется и говорит уже почти учтиво:
- Спасибо, что дал знать. Пошлю кого-нибудь разыскивать обормота. Если ваши его первыми найдут - прошу меня уведомить!
- Обязательно. Только вот ещё что. Есть у господина Тохаку ближний человек, вроде как его стремянный. Не можешь ли о нём чего сказать?
Старик отгораживается рукавом:
- Нет уж. Чтоб я за его людьми присматривал? У меня своих хватает. Увы, ничего сказать не могу.
Твёрдо и прямо заявлено. Даже немного слишком твёрдо. Что ж, откланяюсь.
* * *
Прихожу домой обедать, а там все гомонят. Урасака меня увидел, как гаркнет:
- Вернулся!
Супруга, кормилица, Рю - все высунулись. Дочка с крыльца руками машет. Кричит:
- Вот и не пропал!
- Кто не пропал?
- Ты.
- Мы уже беспокоились, - объясняет жена. - Я так поняла, ты только на службу заглянуть вышел… Ждём, ждём…
Отвыкли уже, что я в Приказ могу уйти на полчаса, а вернуться через два месяца? Видно, я в самом деле становлюсь чиновником. Служу по расписанию. Плохо дело…
Сели обедать. Спрашиваю:
- Вам что-нибудь говорит такой узор на ткани: яркие птицы, наподобие петухов, с закруглёнными хвостами?
- Я не знаю, - отвечает супруга осторожно. - Может быть, и петухи, но тогда это что-то совсем новое… И привозное. А ещё могут быть горные курочки, их и у нас иногда ткут.
- Как они выглядят, эти тканые курочки?
Жена объясняет, дочка, за неимением хвоста, показывает полами платья. За переборку заглядывает Рю, заявляет:
- Только, господин, настоящие они совсем не такие!
Курочки бывают живые, тканые, вышитые, привозные, воспетые в стихах, жареные, а также отпущенные на волю по обету. Вскоре я запутался.
- Вот что, - говорю. - Ты, Рю, у нас лучше всех разбираешься в пернатой дичи. Обойди сегодня торговцев, погляди на товар. Если где встретишь таких кур, спроси, кому уже продавали эту ткань.
- Ладно. А что стряслось-то?
Можно было бы и промолчать с важным видом. Но на меня уже не только Рю смотрит выжидательно.
- Вам я скажу, но болтать об этом не надо…
Выслушали. Задумались. Все сделали разные выводы.
Рю подхватилась и отправилась за дичью. Кормилица встревожилась:
- Одна туфля? А зонтика, зонтика там не было?
- При чём тут зонтик?
- А там, ты говоришь, старинные вещи хранятся? Так если зонтик лежит сто лет без дела, он ожить может. И будет прыгать на одной ноге! Иногда - обутой!
Надо отдать должное барышне Намме. Вместо того чтобы начать прыгать, как зонтик, она задумчиво молвит:
- Курочки - хорошо. Но лучше собаку. Мне.
Супруга же говорит:
- Если неизвестно кто ходит по ночам, морочит людей по усадьбам, а те потом пропадают… Наши-то, чего доброго, и впустят. Больше ждать нельзя.
«Наши» на Восьмой улице. Старшая дочь и китайский живописец. И зять, которого никогда нет дома. В самом деле, прибежит посыльный, наряженный монастырским послушником: а вы знаете, господин Хатидзё в таком-то месте сейчас пропивает такую-то храмовую утварь. Или книгу. Или государственную тайну. В общем, бежимте его спасать. И побегут, как дураки!
- Так что, - продолжает жена, - ты к ним зайди. И пусть к нам перебираются. Рожать в родительском доме надо.
Кормилица кивает. Против двух мне не устоять. Тем более что они совершенно правы.
* * *
Застать господ Ямадо - дома ли, в Военной ли палате - дело непростое. У них по всей столичной округе склады, конюшни, сторожевые заставы требуют надзора. Но сегодня мне повезло: братья у себя в усадьбе. Только собираются куда-то опять отправляться. Как всегда, вместе.
- Рады видеть следователя Намму, - начинает Правый советник. Левый подхватывает:
- Но китайцев у нас больше нет!
Да мне и того хватает, который сейчас на Восьмой улице обосновался…
Осведомляюсь, не у них ли новый наместник Подгорного края. Выясняется: нет. Братья полагали, что он уже на пути в Ямадо - отбыл, когда и собирался.
Сообщаю, что это, увы, не так.
Они откликаются:
- Твоё беспокойство не удивительно.
- Вынуждены принести извинения за нашего наместника.
- Непростительно, непростительно!
- И ведь он - из лучших служилых, из самых ответственных…
- Ни на кого нельзя положиться…
Трудно их слушать, когда они одну и ту же речь произносят на два голоса. Да и обращаются не ко мне, а друг к другу.
Наместник - их. Они будто бы возмущаются, но не выглядят искренне обеспокоенными. Знают, где Тохаку, но не скажут, пока я сам не вычислю? Если так: он с их ведома где-то мешкает в Столице - или они сами же его и задержали? Чтобы успеть всё приготовить в Подгорье к его приезду: замести все следы, что натоптал его предшественник. В этом Полотняному приказу и вправду не признаешься.
А может быть, ничего не знают, но хотят разобраться своими силами.
Попробую:
- Господа Кома пребывают в недоумении…
Правый военный советник подымает правую бровь. Левый - соответственно, левую. Молвят:
- В кои-то веки раз?
- Кома между собой в чём-то согласились?
- У одного из них гость пропал, понятно…
- А второму-то что за дело?
Позволю себе заметить:
- По словам Комы - смотрителя ворот, он выхлопотал племяннику назначение в Подгорье. А тот пренебрегает новой службой.
Ямадо разводят руками. Глядят друг на друга, взметывают уже обе брови каждый:
- Он выхлопотал?
- Назначение в Подгорье?
И хором:
- У кого это?
- Полагаю, - говорю я, - что у вас, господа советники.
- Но это не так! Мы сами Тохаку нашли. По всем восточным землям искали!
Правый воскликнул это, а Левый задумчиво прибавил:
- Но какой тогда смысл…?
- Зачем приписывать себе несуществующие хлопоты? - уточняю я.
- И перед кем? Перед младшим родичем. Добро бы Кома в столичном кругу себе весу дутого прибавлял… Но в Подгорье-то всё станет ясно. И будет Кома перед племянником выглядеть, как дурак.
- И чего, - добавляет Правый, - будет стоить тогда эта его слава честного старика…
- Лгать подобным образом, - рассуждаю я вслух, - было бы нужно, если бы старик чего-то желал от Тохаку сейчас и немедленно. Не уважения вообще, а некой услуги. С другой стороны, тогда бы ему незачем было передо мной притворяться дядюшкой-благодетелем…
- Здраво, - кивает Правый советник, - Возможно, оказанием такой услуги наместник сейчас и занят.
- Но почему - не предупредив? - удивляется его брат, - Достаточно было сказать пару слов второму Коме…
- Или Тохаку ему сказал, а тот - забыл?
- Или - не забыл, а нарочно из головы выкинул?
Оба поворачиваются ко мне, кланяются:
- Благодарим, господин следователь. Меры будут приняты.
Посвящать меня в то, какие именно меры, они, конечно, не собираются. Однако же подкину им ещё одну мысль:
- Возможно, смотритель ворот и не хитрил, а сам был введён в заблуждение. Что, если он и впрямь договаривался - но не с вами, господа, а с кем-либо ещё? Если этот кто-то намекнул, что именно от него, а не от вас, зависит это назначение? А Кома поверил.
Ямадо озадачены. И, кажется, даже разгневаны. Вот и хорошо: пусть в высших кругах, куда мне ходу нет, братья новой государыни разбираются сами.
- Последний вопрос. С вашего разрешения. Вот вы искали такого человека по всем восточным землям… Позвольте полюбопытствовать: а какого - такого?
Они переглядываются в очередной раз. В виде исключения, Левый советник высказывается один:
- Ты не поверишь - порядочного. Честного чиновника. Это же наша земля.
- Почему же - поверю, - киваю я. - Поистине, честный чиновник - сокровище более редкостное, нежели рог носорога. Тем любопытнее мне: а в чём корень честности господина Тохаку? Он страшится кары за злоупотребления? Или чужд излишеств, толкающих на дурные пути? Или столь печётся о своём добром имени?
Братья задумываются, потом Правый советник произносит:
- Скорее - последнее.
Левый добавляет:
- А кроме того, ему проще быть честным. Иначе он начинает путаться…
* * *
Поворот на Восьмую улицу. Из-за угла выглядывает жердь, мерно покачивается. И другая: их целая связка, разных по длине.
Жерди несёт странный малый, долговязый и при этом колченогий, с полотенцем, намотанным на голову. Только глаза видны да подбородок, нечисто бритый. Помогает ему парень пониже и покрепче. И за хвост те же жерди поддерживает одной рукой совсем низенький - а в другой руке у него узелок. Нарочно не подберёшь более неудачной троицы для таскания длинномерных грузов.
Увидав меня, носильщики бросают свои жерди на землю. Принимаются бить поклоны. Но ничего не просят.
Прохожу мимо, оглядываюсь. Подхватились, понесли дальше.
На мужской половине у наших темно - друг мой Дзёхэй и в новогодие не покидает, видно, Государева книгохранилища. Зятя, как всегда, тоже нету.
Меня встретил здешний домоправитель, бывший вор по кличке Селезень. Отставной соглядатай главы дома Конопли. А может, и ныне действующий. Громогласно поздоровался - чтоб в доме слышали.
Чтобы вышло так, будто китаец опять не успел скрыться с глаз моих, хотя и пытался.
А на женской половине - всё бело. Переборки раздвинуты, и повсюду раскидана клоками вата. Будто снег прошёл. Отчасти она новая, а отчасти вытащена из одеяла и из подкладок. Перешивают.
Ну, конечно. Пока не управятся, о каком переезде говорить?
Работают жена и дочка домоправителя. Китаец Рэй меж тем с них рисует картину: небожительницы на облаках.
Госпожа Хатидзё тоже шьёт. Сидит у жаровни, а лицо - белое, почти как эта вата. И живот с прошлого раза, кажется, вырос ещё раза в полтора. А говорят, у полненьких дам беременность малозаметна… Враки.
Машет девочке, чтоб размела для меня на полу просвет, где сесть. Домоправительница поспешает на кухню. Рэй окидывает меня взглядом мастера: не сойду ли я за бога Громовника? Вздыхает, собирает свой рисовальный припас, но не уходит.
Садако, улыбаясь, смотрит на меня. Потом перекусывает нитку, встревоженно спрашивает:
- Что-то случилось? На службе? Ой, ведь праздники же… Дома?
Успокаиваю - зря волноваться ей не стоит. Хотя всё равно сейчас, наверное, поднимется шум.
- Дома всё спокойно. И всё готово. Тебя только ждём.
Дочка всплескивает руками - шитьё колышется, вата разлетается:
- Ну не сейчас же прямо! Мне ещё столько всего надо доделать! И, кстати, я хотела спросить: в святилище вот такое подойдёт? - и указывает на свёрток какой-то ткани.
Ткань-то хорошая. И в святилище её поднести после рождения дитяти будет незазорно. И я это подтвержу. Но зубы себе заговаривать не дам.
- Конечно, не сейчас. Я ж пришёл только предупредить: завтра Таро подъедет с возком, и, наверное, надо будет ещё носильщиков, троих-четверых. Давай прикинем сейчас, чтобы потом не сбиться, как что грузить будем.
Садако вздыхает. Смотрит на меня укоризненно. Откладывает шитьё, начинает считать по пальцам:
- Ну, во-первых, носильщиками тут не обойдёшься. Телега нужна! Во-вторых, лучше всё-таки подождать господина Хатидзё, а то вдруг я какие его бумаги перепутаю? А в-третьих, может, лучше не завтра, а этак через месяц? Когда потеплее будет.
И не поймёшь: это она мне голову морочит или себе самой?
А что до господина Хатидзё, то с его стороны было бы очень любезно действительно объявиться. Забрать все свои бумаги и прочее добро, и больше здесь уже не бывать. Совсем.
Может быть, я пристрастен. Но не получается у меня уважать моего зятя. Вот жена у человека. У знатного господина. Ждёт ребёнка, и точно не от него. Я бы не смог так, даже если бы любил - всё равно разошёлся бы с женщиной, когда уж так сложилось. А ему - уж чего бы проще? Сказал бы: жена мне надоела, вернулся бы к себе домой. Или, если старый господин Асано по-прежнему его видеть не желает, так переселился бы в свой храм. Или, наконец, строил бы собственную усадьбу. Но Хатидзё не съезжает от супруги. Говорят, иногда тут ужинает и ночует. Сплетен хочет избежать? Так чем дальше, тем их больше пойдёт. Про то, как он тут жену с китайцем делит - и доволен.
Уехал бы. И тогда я бы поторопил Дзёхэя: если уж собрался усыновлять своего заморского приёмыша, так хватит тянуть. И был бы у Садако муж как муж, ничего не надо было бы скрывать. Она ведь медлит, сдаётся мне, ещё и из-за Рэя: хочется вместе пожить, а дома будет неудобно. Кормилица ворчать начнёт, да и вообще разговоры пойдут.
А что муж из Китая, так это не беда: вот, семья Кома как у нас обжилась…
Дождутся ведь, что Конопляный господин сам обратит свой взор сюда на Восьмую улицу. Скажет: что это там мой правнук или правнучка - вот-вот родится, а рядом никого из толковых женщин, только бывшая воровка да девчонка малая? И потребует жену внука к себе в усадьбу. Тогда не то что Рэй, и я-то до дочки не доберусь…
- Нет уж. Пока холодно, а чуть степлеет, так станет слишком жарко. Или звёзды вам неладно встанут, или вы тут ещё потолки менять спохватитесь… И как же без хозяйкиного глаза…
Дочка косится на потолок. Опять вздыхает:
- Но первое и второе остаются.
Ну, я же не упрямец:
- Хорошо. Будет и телега. А ты сегодня вечером разбери всё с Хатидзё. Я его извещу, чтобы пришёл.
Домоправительница входит с подносом. Ставит передо мной, кланяется, сообщает:
- Там, господин, твои приказные во дворе. Ждут с докладом.
- Это о чём? - спрашивает госпожа Хатидзё.
В двух словах рассказываю. Пусть знает: дома без неё действительно никак. Мачеха, сестрица, кормилица уже обсуждают новое дело и, конечно, без Садако не разберутся. Тем более, что всё время отвлекаются на собак.
Кажется, заинтересовалась. Тяжело поднялась, ушла в уголок. Рэй задвигает за нею перегородку: это чтобы я сюда своих ребят позвал, а госпожа Хатидзё всё подслушала. Ну что ж - я её знаю, не разболтает… Даю знак китайцу тоже исчезнуть, зову приказных.
Горо и Дзиро кланяются. Явно довольны.
- Ну, и что у вас?
- Нашли мы то заведение. Это гостевая усадьба Военного ведомства. Сама-то она развалилась, как и значится в бумагах, но у стены при воротах есть такой домик. С девицами. Старшая тётка - из подгорцев. И вчерашней ночью - там видели!
- Наместника?
- Увы, нет. В смысле, отрицают.
- Стремянного?
- Лучше! Монаха Нэхамбо!
- Тоже мне радость… - ворчу я.
- Но, господин: он же бритый, ему врать-то нельзя! То есть ложные показания давать. Мы когда зашли, смотрим, а он - там сидит. Бурду какую-то кушает из чашки. Спросили: давно ты здесь? Он признался, что уж больше суток. Только утром выходил ненадолго. Мы: а не видал таких-то? По описанию наместника и слуги его. Молчит! Сказал бы «нет» - ну, значит, мимо… А так - наверняка видел!
Любопытно. Что монаху врать нельзя - это, конечно, не довод: ему и по девкам шататься как-то не очень положено. Но потолковать с Нэхамбо имеет смысл. Всем известно: он - доверенный рассыльный Подгорного дома. И если Ямадо затеяли в последний час какие-то новые переговоры со своим наместником… В общем, не похоже на случайное совпадение.
- И что, он там и остался?
- Да нет, мы проследили. Сразу за нами подхватился, отправился к себе в Облачную рощу.
Похоже, никого посылать к зятю мне не понадобится. Сам лично попрошу его пожаловать к супруге.
Перед уходом заглядываю к дочке. А она уже написала два письма. Мачехе и мужу. Что ж, передам.
(Продолжение будет)