Загадка менестреля. «В Петербурге сегодня дожди...»
← назад | вперёд →
«В Петербурге сегодня дожди...»Ни в тот вечер, ни в последующий день работа не шла. В муках вынужденного безделья, кружил мастер по цеху, меряя шагами забитое хламом пространство вокруг подиума, курил одну за другой сигарету, заваривал крепкий чай. Вертел в руках гипсовую модель, падал на топчан - выискивать подсказку в потолке, вновь спешил в цех и долго, настырно черкал что-то своим ятаганом на гладкой глиняной поверхности. А потом рукавом стирал нарисованное, как школьник смахивает с доски неправильный ответ, чтоб вновь всё повторять сначала: курить, вздыхать, хлебать чай, черкать и стирать неудачные линии.
- Так будет, - шепнула мне Нина, - пока не нащупает концепцию. А потом Василя не остановишь. Ты, главное, не обращай внимания, если он сорвётся и накричит на тебя. Не обижайся...
Но "не обижаться" в первую очередь пришлось именно ей, Нине. По мнению Василия, суп получился у Нины жидким как помои, а чай - «вонючим как веник». Мастер строго-настрого запретил Нине подходить к продуктам: только добро, мол, переводишь, лучше в столовой обедать, а потом и вовсе попросил её, когда имела она неосторожность ему посочувствовать, неделю не показываться на глаза.
- Ну, неделю тебе - роскошно, - ворчала Нина, судорожно раскрывая у дверей латаный зонт, - а вот завтра меня не будет точно. У меня тоже есть личные дела.
- В чём заминка? - успел я спросить Нину, прежде чем выставил её мастер за дверь. - Ведь есть же модель, утверждённая худсоветом, и кипы чертежей-проектов, которыми он меня готов потчевать, так что мешает начать работу?
- Модель моделью, - защищала собрата по творческому процессу Нина. - На модели всё условно, эскизно, с учётом дальнейшей поправки. Для худсовета модель. А главная модель у любого творца вот тут, - стучала она пальчиком по кудрявой своей голове. - Ты не мог не заметить, что одного лепестка на модели и вовсе нет. А может быть, именно он - центральный, связующий, с которого и требуется начать работу. - И добавила что-то про мануалы и регистры, про лабиальные трубы с широкой мензурой, про обетованный ряд и верхние обервеки. Знакомые нотки мастера плясали в её горячем ответе, в котором не было и капли обиды за только что сказанные в её адрес крепкие словечки.
- Так что, - пожимала она плечами и выгибала дугой брови, - ничего не попишешь, приходится ждать. - И тут же успокаивала скорым днем, когда я только и буду успевать подносить свежую глину.
И она туда же: нет, чтоб подбодрить и успокоить скорым моим отъездом… А мастер даже не оглянулся ей вслед: сидел перед Лотосом, водил руками, как будто примеривая что-то, и ни на кого не реагировал.
Отрицательные флюиды, которыми наполнил мастер пространство в муках безделья, коснулись не только Нины, но и погоды. Она закапризничала, захныкала, и как это всегда бывает в затяжной дождь, казалось, никогда больше не установятся погожие деньки. Я и не помню, когда вернулся мастер в тот день ко сну - да и спал ли он вовсе: топчан с утра, когда меня растолкали, был уже заправлен, а с вечера или с утра, кто знает…
- Ну, ты и спать! Вставай! - тормошил он меня. И тряс так яростно, что пришлось ухватиться за раскладушку - чтоб из неё не вывалиться. Я вскочил, не понимая ещё, кто трясёт и зачем, и только шлепая босыми ногами по холодной воде, окончательно проснулся.
- По камушкам ступай, - указал мастер на кирпичи, цепочкой уложенные от двери до окна, и от окна в альков. Сам он, уже в сапогах, ступал по невесть откуда взявшейся воде без разбору. - У нас тут стихийное бедствие!..
В руках он держал поплавок от сливного бачка к унитазу, и в углу мастерской, где особенно хлюпало и булькало, прицепил его к хитрому механизму, вроде насоса, от которого бросил за окно шланг. Осторожно, чтоб не замочить провод, шагнул он к розетке - и в комнате все затряслось.
Мотор выключился, вздрогнув в конвульсиях, когда поплавок лёг на цементный пол.
- Грунтовые воды, - пояснял Василий, - никому ничего не надо... - добавил в сердцах.
Я предлагал установить насос в коридоре или в цехе, чтоб не будил он нас завтра (точно полагая, что и завтра мне придется встречать утро именно здесь). Но, как выяснилось, в коридоре пол намного выше, и вода, не задерживаясь, стекает сюда, в мастерскую. Да и, как я понял, никаких завтра быть не должно. К следующей ночи, обещал мастер, вода пробьёт новое русло, и уйдёт в другой дом. Проверено. Тут в подвале опять грохнуло, ухнуло, пол затрясся, вода заходила кругами, всколыхнув обрывки бумаги, спички, окурки, пятна масла, пузыри грязной пены, и принимал я от Василия не новые, но еще блестящие калоши.
Мастер в цехе приоткрыл брезент, пересчитывал мешки с цементом и гипсом. Часть из них безнадежно пропала. Потом кружил вокруг Лотоса и в одном из боков его проделал круглый лаз. Он вполз в него, тряс внутри арматуру, стучал по ней молотком и стал выдавать отрывистые команды: маску... электроды... напряжение!
И гудел расплавленный металл, мигали лампочки под потолком, завеса дыма заполняла цех. Потом мы тщательно залили водой внутренности Лотоса, дабы не оставить там ни единой искорки, и лишь когда убедился мастер в полной противопожарной безопасности, пояснил: "Надо подиум укреплять - доски прогибаются". И мы вталкивали кирпичи каблуками и кувалдой в зазор между дощатым кругом и щербатым полом.
В цехе капала с потолка вода, она звенела и булькала в тазах и вёдрах, наполняя комнату запахом сырой извести и суетными мыслями о неизбежном ремонте помещения. Василий нашел в углу, в куче не выкинутого мусора, куски толя и заложил ими на крыше пристройки предполагаемые дыры. Ему показалось, что капать стало меньше, слегка успокоился, наказал, как прояснится небо, напомнить ему - заделать щели гудроном, а пока гнал из цеха:
- Иди, делай свои дела.
А куда мне было идти в такой дождь?
- Отдыхай, гуляй, позвони своим...
- Да звонил я вчера.
- Ну, гипс накрой, а то размокнет.
- И так уже укутали всем, что есть.
- Ну, не знаю, иди... Позвони домой, - повторялся он, не находя новых слов.
Я действительно звонил жене вчера с почты на углу, два раза. Сначала на работу. "Все нормально, - сообщила она кратко, - здоровы". Потом звонил и вечером - домой. Но и в домашней обстановке разговор не сложился. Жена повторила, что у них все хорошо, не болеют, и тут же стала выспрашивать подозрительно - когда вернусь и как дела? «Нормально», - отвечал уклончиво. - «Выезжай поездом, - наставляла жена, - а то передают, дожди у вас. - Когда планируешь?» - На что я промолчал. И лишний раз теперь звонить не хотелось.
Так бездарно пропал ещё один день. Мастер уже и не пытался чего-то изобразить: как лёг после обеда, так и лежал на подиуме, подложив под голову кулаки - давал позвоночнику «отдохнуть». Вставал ли он, взбирался ли на свою стремянку, не знаю. Ни стека, ни нож не нарушили девственный глянец глины.
Я старался быть рядом, в надежде, что он обо мне вспомнит. И раз уж такие дела - не даются творческие потуги, давай, друг, ждал я от него таких слов: не теряй, мол, зря время, друг мой ситный, езжай с Богом! Вот тебе и денежки на дорогу. Но мастер молчал. И тогда я сам стал опять излагать свои проблемы - что-де затянулись мои труды праведные, пора, наверное, и честь знать… Да и погода козни строит: самолётом не улететь, а поездом два с лишним дня пилить, не меньше. Так что не будем больше откладывать отъезд мой. И не перебивал мастер, будто внимал моим словам. Но, как выяснилось, зря я так думал. В самый неподходящий для серьёзного разговора миг, когда выворачивал я душу наизнанку, он вскочил, выхватил из ведра самый большой нож и стал черкать и кромсать глину. А когда отмёл очередную свою задумку, вновь кружил вокруг подиума, про меня забыв. А ближе к ночи, стал переодеваться: «Сегодня меня не жди - переночую дома, - буркнул он. - Так надо». И, без дальнейших объяснений, не пожелав даже спокойной ночи, вышел под дождь, оставив меня одного в этом неуютном сыром подвале.
← назад | вперёд →
C чего всё начиналось:
• Опус ветреного дня
Опубликованные ранее:
• Приехал называется
• Первый день
• Лотос, глобус, апельсин...
• День второй
• Неделя первая и вторая
• Признание и орга́н
Комментариусы к рукописи:
• Комментариус первый
• Комментариус второй