←
назад |
вперёд →
Пошла первая неделяСварочный резак, молоток, электроды, рубанок, пила и доски, перекур, столовая в трёх кварталах на Лиговском проспекте, и вновь молоток, электроды, пила - к концу недели суматошная конструкция из уголков и швеллеров, наконец, расцвела железным репейником на деревянном подиуме - как на листке гигантской кувшинки, но чего это стоило! Тело ныло от царапин и ушибов, ладонь правой руки горела огромной мозолью, а предплечье левой руки - ожогами от расплавленного металла. Нестерпимо резало глаза, будто насыпали туда самого грязного и колкого песка. Нина закапывала мне густую чайную заварку, уверяя, что всё как рукой снимет. Однако зайчики в глазах продолжали дружно прыгать, и Василий, заглянув как-то в моё лицо, от работы отстранил: "Сам буду варить" - "А я?" - "Без дела не останешься". И как по заказу, подкатил самосвал с пиломатериалами и вывалил их у ворот. Затаскивать их не стали: пускай дождик дрова помочит, решил мастер, глина к мокрому дереву лучше липнет.
Может быть, на мокрые доски глина ложится и лучше, но пилить их оказалось намного труднее, и на месте уже подсыхавшей мозоли вырос и больно лопнул новый волдырь. И так день за днём пошли своим чередом, похожие между собой, на первый взгляд, и такие разные. Не одиножды перед сном пытался начать я серьёзный разговор о моём отъезде, но Василий после дневных забот отключался мгновенно, едва касаясь подушки. А утром был опять в трудах и заботах. Ещё бы - кипела работа!
Каркас уже обшивали досками, и скоро одну нелепую конструкцию заменила другая. Мастер втиснулся в её нутро и долго ползал там как гиббон - волосатый и хмурый - среди лиан железа. Он стучал молотком по несущим опорам, проверяя их на прочность, тряс арматуру крепкой мужской рукой, просил подать гвозди и молоток - подколотил пару досок, и выполз, рыжий от ржавчины и довольный осмотром.
"Внизу потом пару швеллеров добавим - и порядок. А пока давай глину месить, - вручил он мне болотные сапоги сорок последнего размера. - Можешь одеть прямо на туфли, ноги не натрёшь".
Ноги я действительно не натёр, но они у меня гудели и отстёгивались от усталости, когда намотал я в ходьбе по чавкающей густой грязи не один километр. А мастер всё подгонял: "Ещё! Быстрее!" И когда вконец вымотался и готов был плюнуть я на все команды скульптора и раз-навсегда выкарабкаться из крохотного, но бесконечного болотца, он, уловив настроение моё, вовремя похвалил за доблестный труд, что-де моими стараниями глина готова на день раньше.
Однако напрасно полагал я, что моим мучениям на этом конец. Что впереди лишь творческие заботы, которые, конечно, лягут на плечи мастера, а я теперь свободен и волен ехать домой. Случилось всё наоборот: он удобно устроился под сенью огромной колючки, которой предстояло переродиться в благородный Лотос, и выдал команду подтаскивать ему глину - да ещё поторапливал, опрокидывая ведро за ведром к подножию каркаса.
В оправдание, что не поспеваю за ним, пришлось побранить глину, которая прилипает к лопате, и всякий раз приходится счищать её ножом, из-за этого, мол, и заминки. «Это хорошо, - услышал я в ответ, - удалась глина. Не оторвать от руки, - нахваливал он её. - Смачивай лопату - к мокрому железу глина не пристаёт».
Стало легче. Но всё равно не успевал я за мастером, который так яростно опрокидывал ведра, что гудела арматура, и трещали доски. Пришлось проявить смекалку: раз глина такая вязкая, буду, решил я, нарезать её лопатой на огромные кирпичи и таскать их руками. И дело пошло скорее. Глиняный ком рос как на дрожжах.
Мастер соорудил высокие деревянные козлы, прибил сверху доску, так что получилась "вышка для прыжков в воду", и, сидя на ней, деревянной колотушкой стал обстукивать глину, приводя её к требуемой форме. Время от времени он спускался размять ноги, покурить, похвалить за хорошо приготовленный замес. Потом выдал и мне запасную колотушку, и, минуту-другую постояв рядом, похвалил за точность и силу удара. В общем, остался он довольным, и, взобравшись на макушку будущего Лотоса, все работы внизу передоверил мне. "Ты только про глину, для меня, не забудь", - успел наказать строго.
Про глину я не забывал. Не подвела новая технология: глиняные кирпичи на подиуме уже ждали, когда кидал он на верёвке пустое ведро. А вот с "бабочками" мы переусердствовали: не хватило их, и пришлось снова пилить дранку. Но мастер был даже доволен - от лишних крестиков глиняная фигура только крепче будет.
Наконец, заскребла лопата по бетону - глина в яме кончилась, и мастер объявил, что подготовительный этап завершён.
"Давай, давай прикинем, сколько тебе полагается", - ждал я от него приблизительно такие слова. "В принципе, ты мне уже и не нужен, - мог сказать он. - Сейчас начнется творческая часть - я и один управлюсь". Но вместо этого он стал меня успокаивать тем, что именно теперь и начнётся настоящая работа.
В ту ночь я ворочался и скрипел на раскладушке. Я надеялся, что мастер пробудится от этого скрипа и спросит недовольно: "Отчего, сударь мой, вы сегодня не спите?" Но он спал, и спал безмятежно - чужая бессонница его нисколько не тревожила.
Пошла вторая неделяЯ пока не звонил ни домой, ни на работу. Я не знал, куда позвонить в первую очередь. И что говорить - не знал, когда меня спросят, почему я сразу не сообщил о своих коллизиях: где был все эти дни и почему не выходил на связь? Ведь спросят, непременно спросят. А я им в ответ - про священный цветок Лотос и девственницу Цецилию?! Нет, надо было придумать самое простое и житейское объяснение - к примеру, заболел. Но факт - потребуют потом справку от врача - и вот тут опять вспомнилась Иринка. Найду её, казалось, и встанет всё на свои места: и справку, я был уверен, какую надо, достала б и всё прочее уладила. Очень я на неё рассчитывал…
Встретились мы в прошлом году. А, кажется, сто лет её знаю. Здесь, в Питере, и встретились: то ли в Капелле, то ли в музее... А может, в книжном магазине - в том, что на Невском. То ли я к ней подошел, то ли - она ко мне, то ли я спросил о чём, то ли она первая заговорила.
Есть такие книги - типа домашней энциклопедии из серии «Хочу всё знать!». Так вот, она для меня стала той самой энциклопедией. В музее водила от картины к картине и подробно объясняла достоинства и недостатки каждой. Говорила при этом просто и доходчиво. Без обиняков, прикрывая ладошкой на картине неудачные, на её взгляд, места, объясняла достоинства и недостатки композиции. Ещё она знала, и откуда только, чуть ли не самые интимные подробности из жизни художников и музыкантов, типа - кто сколько раз и на ком был женат. Подробности эти были, явно, не из учебной литературы.
Мы продолжали наши культпоходы до последнего дня моей командировки. А в последний день повела она к своим знакомым, где, как я понял, молодые супруги (ну, конечно же, люди творческие) её очень хорошо знают, и, поскольку мы засиделись, запросто предложили гостям заночевать, чем мы и воспользовались... На скрипучем диване она совершенно спокойно, как само собой разумеющееся, приняла мое признание, что я женат. А ей будто бы с женатым даже и спокойнее вот так запросто переспать: что-де не будут её, потом, ни ревновать, ни нагружать разговорами о свадьбе. Куклы и ленты на капотах, надувные шары и прочие, как она выражалась, турусы на колесах, типа голубей у выхода из ЗАГСа и висячих замков, которые пристегивают молодожены к перилам Поцелуева моста - всё это она обсмеяла и, по крайней мере, на словах, выразила к свадебному процессу своё самое негативное отношение.
Водились за ней и другие маленькие странности: была она немного суеверной, типа - пятница тринадцатое число или разные там гадания. Ко всему этому относилась серьёзно и ещё обладала уникальной способностью видеть бесконечные цветные сны, при этом на удивление запоминала их и могла долго потом, будто сюжет прочитанной книги, пересказывать - да так гладко у неё получалось, что впору было заподозрить в словах её пересказ недавно прочитанной книжки. А ещё скупала она на последние деньги книги. И по художникам, и по музыке, и разного рода эзотерическую литературу - чуть ли не из-под полы, за что выкладывала кругленькую сумму. В книжном магазине с ней уже здоровались и обещали, сам слышал, отложить новое издание, очень редкое и дефицитное, кем-то откуда-то привезённое, и как только оно в букинистике будет выложено, ей тут же позвонят. И мой телефон, помнится, она в одной из только что купленных книг записала. Теперь, мол, телефончик твой не затеряется, уверяла она, бережно пряча книгу...
Вот такая была у ней свобода в сексе и трепетное суеверие одновременно. И потому, помнится, от Нины я никак не ожидал бурной, достаточно, реакции на мой как-то заданный простенький житейский вопрос об их отношениях с Василием. Она даже покраснела, как мне показалось, в тон своей неизменной малиновой кофты, а потом терпеливо объясняла, какая у Василия хорошая крепкая семья: двое славных ребятишек, прекрасная жена, и, стало быть, глупо задавать такие вопросы. Я был прощён только тем, что спросил это в самом начале нашего знакомства - когда имел счастливую возможность выдавливать из себя любые глупости на правах гостя. Однако я основательно уже загостился, и пора, пора поторапливать отъезд: завтра непременно словлю мастера для ответственного разговора.
←
назад |
вперёд →