Русские переселенцы в Северной Персии (2/4)
Б. В. Бессонов. Русские переселенцы в Северной Персии. - Петроград, 1915.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Астрабад
Глава III
Г. Астрабад. - Условия жизни в нем. - Малярия. - Гумбет-Кобуз. - Дорога к нему. - Бендер-Гез. - Положение русской торговли в Северной Персии. - Хлопковая и ковровая торговля.
Население это в настоящее время состоит из персов и туркмен, да еще из небольшой части русских переселенцев. Персидское население в Астрабадской провинции почти все сосредоточено в предгорьях и горах и в полосе непосредственно к ним примыкающей, в степи же персидских деревень, кроме нескольких, разбросанных вокруг Астрабада, совсем нет. В ней частью кочуют, частью оседло живут туркмены. Граница между этими двумя частями населения довольно определенна, и как в занятой персидскими деревнями территории нет туркменских аулов, так и в туркменской степи не встречается персидских деревень, хотя около Гумбета те и другие находятся в довольно близком соседстве. Центром всего персидского населения является Астрабад, центром туркменского - Гумбет-Кобуз; в первом пребывает русский консул, ведающий делами персидскими, а в Гумбете русский пограничный комиссар, управляющий делами туркменскими. Граница районов того и другого, при которой в район консула попадают несколько туркменских аулов, даже таких крупных, как Хаджи-Нефес, Гумюш-Тепе и Омчалы, с границею влияний не совпадает, и тяготение туркмен и консульского района направлено все-таки к Гумбету. Из-за этого обстоятельства между консулом и комиссаром даже были некоторые недоразумения, окончившиеся тем, что в настоящее время консул может разрешать дела туркмен своего района только по соглашению с комиссаром.
Шахрудские ворота Астрабада
Город Астрабад с населением до 20000 чел. представляет собой типичный восточный маленький городок. В старые времена, когда еще персы вели беспрерывную борьбу с туркменами, весь он был окружен высокою стеною с башнями и рвом; теперь стена обратилась в не особенно высокие валы, в некоторых местах почти совершенно разрушилась, кое-где обвалилась и обнажила старую кирпичную кладку, а рвы так густо заросли всякого рода кустарниками, что перейти их можно только проложенными тропами. В валах этих до сих пор существуют четверо древних ворот, типичной персидской архитектуры, которыми и въезжают в город.
Астрабадская улица
Улицы все мощеные, и мостовые эти являются остатками бывшей когда-то культуры, вновь же их не делается и старые не исправляются, но при очень малой езде по ним, да и то только верховой, они и не портятся. Водоснабжение города поддерживается громадною системою арыков, на которые разбивается втекающая в него у Шахрудских ворот под стену горная речка Хасе-руд и вытекающая из него, пройдя всю эту систему, вновь в виде речки у Фурджирских ворот. Эта же система арыков служит и канализацией, так как весь сор и всякие отбросы сваливаются в те же быстро бегущие арыки, которые и уносят все вниз по течению, но надо себе представить, во что обращаются эти арыки к выходу из города. Проведены они везде, и всякое городское владение пересекается хотя бы одним из них, в некоторых же, как, например, на усадьбе консульства, они составляют особые самостоятельные системы; бегут они и вдоль улиц: воды в них всегда достаточно, но количество ее заметно колеблется в зависимости от того, что происходит в горах, и то они бегут шумными ручьями, когда там идут дожди, то тихо журчат, когда горы освобождаются от своего облачного покрова. Для питья вода запасается в особые каменные водохранилища, капитально устроенные глубоко в земле, наполняемые водой на целый год весною, когда по всем арыкам Астрабада Хасе-руд несет с гор кристально чистую снеговую воду; этого запаса, как говорят, хватает от весны до весны. Прекрасная вода для питья получается также из расположенного у Чильдухтерских ворот города источника Сар-Ходжа, маленькое озеро при котором вместе с тем служит для всего города водопоем особого рода: сюда съезжаются персы не потому, чтобы негде было в другом месте напоить ишаков и лошадей, а для прогулки и чтобы щегольнуть своими конями и их уборами, и поэтому в часы заката, когда солнце скрывается за близкими горами и последние лучи его чуть золотят верхушки тонущих в голубом сумраке дальних хребтов, а к источнику начинает съезжаться народ, над воротами на стене собираются туземные зрители; да и европейская часть населения Астрабада не брезгует, сидя на берегу маленького озерка и наслаждаясь наступающей после невыносимого зноя сравнительной прохладой, полюбоваться этой своеобразной картиной, под звуки монотонной персидской песни и доносящегося из города заунывного призыва муэдзинов.
Источник Сар-Ходжа
Улицы Астрабада кривы и узки, сплетения их составляют такой лабиринт проходов и тупиков, что сразу разобраться в них очень трудно. Широких настолько, чтобы по ним возможна была колесная езда, очень мало, а все остальные доступны только для прохода и проезда верховой или вьючной лошади. Центром города, к которому сходятся все эти кривые и узенькие улицы, является большой базар, - типичные крытые длинные проходы со множеством тесно приткнувшихся друг к другу, открытых лавок, торгующих всевозможными товарами, причем во многих из них торговля производится произведениями тут же и изготовляемыми, так что лавочка в этом случае не отделяется уже от мастерской и торговец от мастера. Тачают сапоги в одном месте, в другом постукивает швейная машина всемирного Зингера, на которой солидный перс в очках шьет незатейливое персидское платье, кое-где раздается стук молоточка что-то чеканящего медника, постукивают молотки столяров, но все это делается медленно, не спеша, под взглядами неподвижно сидящих зрителей и мерно выступающих по базару типичных персидских фигур. Собственно торговли почти не видно, и становится непонятно, чем же живет все это множество торговцев.
Базар в Астрабаде
Кроме большого базара в Астрабаде имеется еще два, совершенно такого же характера, но меньших размеров. Постройки, кроме базарных - деревянных, почти все из сырцового кирпича, строительные качества которого, благодаря значительной примеси извести во всех здешних глинах, превосходны. Дома строятся таким образом, что на улицы окон в нижнем этаже не выходит и все владения огораживаются глухими стенами с маленькими только калитками, вследствие чего улицы имеют ужасно глухой вид: все время тянутся две стены, открывая кое-где узкие проходы в стороны, да видны плотно притворенные калитки.
Улица в Астрабаде
Окна на улицу бывают только во втором этаже, причем рам, в европейском смысле, в них нет, а вставляются какие-то решетки с причудливым узором без стекол или вешаются циновки. Крыты персидские дома в Астрабаде все без исключение черепицей, которой покрываются и глинобитные стены, тянущиеся вдоль всех улиц, - а на них, по черепице, густо разрастается ирис, и благодаря этому во время цветения его улицы Астрабада представляют чрезвычайно своеобразную и красивую картину. Больших зданий в Астрабаде нет, кроме бывшего шахского дворца, ныне казармы русского отряда, представляющего собой собственно очень много слитых между собой зданий с внутренними дворами, садами и всевозможными переходами и даже с подземельями. Когда-то он был богато отделан, в садах его журчали фонтаны над зеркальными водоемами, кипела в нем жизнь, но все это осталось в прошлом, а теперь большая часть его заброшена, многое разрушено и почти все ценное разворовано. Главное здание - самый дворец, сохраняет еще и сейчас следы бывшей отделки; в нем уцелела, например, в нижнем этаже облицовка стен из какого-то прозрачного камня с нанесенными на заднюю сторону его рисунками цветов и великолепные майолики под карнизом в труднодоступных местах, в более же легко доступных все уже вынуто. И добро бы это разворовывалось с какою-нибудь целью, хотя бы наживы: нет, все это уничтожается просто от нечего делать или по полному непониманию ценности этих предметов; следы пуль в майоликах и части их, валяющиеся в грязи для более удобного перехода, лучше всего это доказывают.
Шахский дворец в Астрабаде
Растительность в Астрабаде вообще роскошная: громадные густолиственные чинары, стройные пирамидальные тополи, каштаны и инджир с их разрезными листьями, гирлянды свешивающегося из-за стен винограда и тянущиеся по всем улицам на стенах линии ирисов в соединении с желтыми стенами зданий и красными черепичными крышами делают вид Астрабада чрезвычайно живописным. Общая картина эта хороша и при ярком солнечном освещении и при красноватых лучах заката, но под лунным светом, при темно-синем, глубоком персидском небе с ярко сверкающими на нем звездами, с редкими мигающими среди густой зелени огоньками в персидских домах и одиноко бредущими по пустынным, узким улицам прохожими в восточных костюмах, она оставляет неизгладимое впечатление.
Астрабад
Условия жизни в Астрабаде очень тяжелы; полное отсутствие удобств, трудность отыскать квартиру, невозможность достать привычные пищевые продукты, едва выносимая жара и духота, особенно ощущающаяся в самом городе, где, благодаря окружающим его стенам, накаленный воздух почти неподвижен, все это составляет для европейца отрицательную сторону астрабадской жизни; общим бичом для всего населения является свирепствующая здесь малярия различных видов, от заболевания которой человеку живущему в Астрабаде нет почти никакой возможности уберечься. Эта страшная болезнь проявляется здесь иногда в такой молниеносной форме, что в три дня наступает смерть. Главный контингент больных, обращавшихся к отряду Красного Креста, ведшему в 1914 году успешную борьбу с малярией, и лежавших в его больнице, составляли малярики, а работа его по исследованию этой болезни показала, что в районе Астрабада людей, не зараженных малярийным плазмодием, почти не встречается, с тою только разницею, что у одних малярия проявляется в острой форме, кончающейся в большинстве смертью, если не будет оказана медицинская помощь, у других в хронической, но даже у людей, совершенно не считающих себя больными, кровь, по исследованию, оказывалась измененной. Уберечься от заболевания ею почти нельзя, потому что уберечься вообще можно только от того, что нападает открыто, нападение же малярии совершается коварно и совершенно незаметно: заражение ею передается укусом комара, а их-то в Астрабаде и нет. Прожив там и довольно значительное время, едва ли удастся увидеть только несколько десятков комаров, между тем малярию получить в Астрабаде почти обязательно. Некоторым предохранением служит постоянная хинизация, но встречаются случаи, когда и при ней люди заражаются малярией.
Дому консульства в Астрабаде
Конечно, бич этот существует не для одного Астрабада, но одинаково тяжел и для всей провинции, в особенности для прибывающих сюда европейцев, организм которых совершенно не приспособлен к выпадающей на его долю борьбе; русские переселенцы страшно страдают от малярии, а насколько она может быть ужасна, лучше всего может показать пример Саратовского поселка, в котором из 110 душ в продолжение времени с января по октябрь 1913 года вымерло 73, а остальные без оглядки бежали; целой семьи не осталось ни одной, а одна вымерла целиком. Медицинской помощи не было.
Другим центром Астрабадской провинции, туркменским, является Гумбет-Кобуз, называемый укреплением, хотя укрепления никакого в нем нет, местопребывание пограничного комиссара и стоянка русских казаков. От Астрабада до него считают 110 верст колесной дороги или верст 80 по верховой, но пользуются обыкновенно первой, так как она, проходя все время по степи, ровна и гладка, верховые же тропы, пробираясь у самых гор, все состоят из подъемов и спусков и пересекают множество арыков и речек, в зимнее и весеннее время совершенно непереходимых, так как мостов нигде не имеется.
Развалины крепости Ах-Кала
Колесная дорога от Астрабада идет сперва по прямому направлению к Гюргену, к развалинам бывшей когда-то крепости Ах-Кала. Тут имеется древний мост с защитными башнями старой персидской архитектуры, сохранившийся настолько, что им еще и до сих пор пользуются для единственного переезда через Гюрген на всем его протяжении от Хаджи-Нефеса до Гумбета. Но мост этот уже очень ветхий, и, вероятно, недалеко то время, когда он откажется далее служить, и, конечно, о восстановлении его никто заботиться не будет, так же, как теперь никто не думает об его поддержании; будут ездить летом вброд, где-нибудь в стороне, а зимой и весной не будут ездить совсем. По этой же дороге существует такой же мост через Кара-су; он теперь провалился, и летом 1914 года все объезжали его стороною, по руслу высохшей реки, но никто не думает о его поправке.
Провалившийся мост через р. Кара-су
Русло р. Кара-су, заросшее в летнее время тростниками и совершенно пересохшее
От Ах-Кала дорога до Гумбета идет все время правым берегом Гюргена, то подходя к нему вплотную, то удаляясь довольно значительно. Впечатление от этой дороги самое безотрадное; без конца тянется она по гладкой как пол выжженной степи и пропадает в затянутой мглою спертого, знойного воздуха дали. Чахлые, низкие травы, серые от покрывающей их пыли, совершенно гармонируют с общим бескрасочным, несмотря на яркое солнце, колоритом всей картины. Оживляют ее только изредка попадающиеся сайги, останавливающиеся внезапно на своем беге недалеко от дороги, с любопытством рассматривающие несколько мгновений едущих по ней путников и затем быстрыми, легкими прыжками, как стрела, бросающиеся в сторону и тотчас же бесследно исчезающие, сливаясь со степью.
Гумбет-Кабуз
Самый Гумбет представляет собою широко раскинувшееся поселение с постройками из сырцового кирпича, крытыми соломой, частью черепицей, но нередко и железом. Дома на европейский лад, множество лавок, но не базарного типа, а скорее в виде торговых рядов, широкие улицы, по окраинам туркменские кибитки и разбросанные кругом аулы с их типичными вышками. В стороне от поселка пригорок, на котором высится дом комиссара и знаменитая древняя Гумбетская башня в 30 саж. вышиной, в настоящее время - приют летучих мышей, живущих в ней в таком множестве, что запах их слышен даже тогда, когда только проходишь мимо ее мрачного входа. Гумбет расположен на левом берегу Гюргена, на совершенно гладкой и ровной степи. Отрицательной стороной его является отсутствие воды для питья; по необходимости приходится ее брать из Гюргена, хотя в нем она и тепла и мутна и ее необходимо отстаивать, но для орошения из реки вывозить ее невозможно, а доходящая сюда с гор по арыкам вся расходуется для полива огородов и бахчей. Поэтому Гумбет представляется совершенно лишенным растительности, больших деревьев в нем нет вовсе, сажаемые же молодые принимаются плохо и имеют чахлый вид, весьма непривлекательный от покрывающей их густым слоем лессовой пыли. Постоянно дующие в полуденные часы западные ветры поднимают целые тучи ее и гонят по степи, затуманивая воздух; нередко образуются из пыли смерчи, кривыми колоннами поднимающиеся высоко к небу и быстро бегущие по степи, подхватывая попадающийся на пути сор и сухие степные травы. В общем вид степи вокруг Гумбета крайне безжизненный, однообразный и безотрадный, и нигде так не ощущается необходимость устройства орошения для ее оживления и обращения в пригодную для культуры землю, как здесь. Гумбет является только наполовину селением туркменским, наполовину же он и сейчас уже представляет собою русское поселение: русских, живших в нем летом 1914 года, по подсчету комиссара, было до 150 сем., около 600 душ, но так как большинство из них не переселенцы в тесном смысле этого слова, а или ремесленники, или торговцы, или просто люди, приехавшие сюда поискать какого-либо дела и даже поудить рыбу в мутной воде, то элемент этот является крайне неустойчивым, и число русских в Гумбете подвержено частым и сильным колебаниям.
Третьим центральным местом Астрабадской провинции является местечко Бендер-Гез, верстах в 50 от Астрабада летом по колесной дороге, на берегу Каспийского моря, почти в самом юго-восточном углу его, порт в настоящее время Астрабадской провинции и местная персидская таможня. В торговом отношении, благодаря этому, Бендер-Гез играет очень большую роль как проводник в Северную Персию всех ввозимых в нее и вывозимых из нее в Россию товаров. Порт Бендер-Гез очень плохой, потому что из-за незначительной глубины моря пароходы должны останавливаться далеко в заливе, у поставленного верстах в двух от берега дебаркадера, что чрезвычайно затрудняет и доставку товаров на берег, и выгрузку их с парохода, которая иногда в бурную погоду бывает совершенно невозможна; в таких случаях назначенные в Бендер-Гез грузы приходится провозить далее, в надежде выгрузить их на обратном пути, что иногда также не удается и грузы вместо Бендер-Геза могут попасть в Мешедессер, а иногда и в Чикишляр, и приходится потом или выручать их оттуда с большими затруднениями, или вновь грузить на пароход со следующим рейсом, что бывает раз в неделю, и снова пытаться доставить их по назначению. К этому надо прибавить, что монопольное здешнее пароходство «Кавказ и Меркурий» совершенно уже перестало церемониться с грузами и вовсе не считает срочную их доставку для себя обязательной. Эти крайние неудобства внешних сообщений Персии являются одною из главных причин застоя всей здешней торговли и промышленности.
Улица в Бендер-Гезе
Бендер-Гез населен исключительно персами и европейцами, которых здесь, как в торговом месте, довольно много, туркмены бывают в нем только по торговым делам, живущих же тут их нет вовсе. Европейская жизнь здесь тесно переплелась с персидской, здания уже не носят туземного характера, а выстроены почти все на европейский манер, а некоторые и совершенно по-европейски; наряду с лавками базарного типа, есть прекрасные магазины с вывесками на русском языке; все это совершенно отнимает от Бендер-Геза характер персидского города, а вместе с тем кривые, узкие улицы и грязь не делают его похожим и на европейский город, и получается ни то ни се. Условия жизни в нем еще хуже, чем в Астрабаде; благодаря близости моря и гор, дающих на береговую полосу очень много влаги, окрестности Бендер-Геза сильно заболочены, а следствием таких условий, под здешним горячим солнцем, всегда является усиленное развитие малярии, и, действительно, Бендер-Гез служит ее главным очагом во всей Астрабадской провинции.
В Бендер-Гезе находится персидская таможня, состоящая в управлении бельгийцев; на притеснения, чинимые ею, очень жалуются все бендергезские торговцы, но если принять во внимание ту упорную борьбу, которую ей приходится все время вести с беспошлинным и даже контрабандным провозом товаров в страну, жалобы эти потеряют значительную долю своей основательности, а в иных случаях, пожалуй, будут смахивать на крокодиловы слезы.
Торговля в Бендер-Гезе, как главном ввозном пункте восточной части Северной Персии, может служить показателем и для всей торговли этого района, и, конечно, здесь она гораздо оживленнее, чем в Астрабаде; товары здесь другого сорта и тут можно купить и порядочные вещи из привозных товаров, и очень хорошие из туземных, особенно персидские и туркменские ковры. Нетуземные товары, главным образом мануфактура, расходящаяся отсюда по всему району, встречаются одинаково русские и иностранные, т. е. немецкие и французские, которые попадают в Персию все под видом маловесных почтовых посылок: этим способом ввоза создается удивительно странное положение: сама Россия ввозит в Персию товары своих торговых конкурентов и дает им возможность избегать таким путем уплаты таможенных пошлин и успешно конкурировать с ее товарами. Рынок в Бендер-Гезе, например, совершенно заполнен коврами немецкой и французской фабрикации, очень красивыми, но качества очень плохого, отчасти из-за того, что вес их ловко рассчитан на предъявляющиеся к почтовым отправлениям требования. По качеству цена их довольна высока, но по виду и величине она кажется низкой, почему сбыт их очень значителен. Например, ковры аршин 3-х длиною и 2-х шириною немецкой работы почему-то, несмотря на немецкие клейма, называемые здесь английскими, продаются по 8 р. 60 к., французской по 7 р., вида же у них куда больше. Благодаря виду и небольшой стоимости они охотно раскупаются, между прочим, и русскими, а так как и русским таможням в Красноводске и по персидской границе приходится вести непрерывную, но едва ли производительную борьбу с контрабандой, то ковры эти без оплаты пошлиной попадают и на русский рынок. Цены в рублях и копейках указываются потому, что в Бендер-Гезе русские деньги пользуются не только равными правами с персидскими, но даже расчеты на них предпочитаются.
Ввозная торговля вся, в особенности русская, не прибегающая к способам почтовой пересылки, поставлена тут в очень тяжелые условия, отчасти по причине крайнего неустройства доставки сюда грузов, о которой сказано выше, отчасти вследствие общих персидских условий, крайне затрудняющих расчеты с покупателями. Отсутствие в Персии определенных законов и правильного суда чрезвычайно усложняет всякого рода взыскания, а во многих случаях делает их совершенно безнадежными. Это зло так сильно и так тесно слилось со всем персидским укладом, что многие торговцы даже и не пытаются взыскивать долги, наученные опытом считать это дело окончательно бесполезным, и просто заносят их в число понесенных по своей же неосторожности убытков. К этому следует присоединить и те части жалоб торговцев на персидскую таможню, в которых действительно есть справедливость, как, например, жалобы на неответственность таможни за порчу грузов и кражи, и тогда станет совершенно понятно, что надеяться на особое развитие здешней торговли, пока будут оставаться нетронутыми сложившиеся таким образом условия, тщетно.
Предметами вывоза служат хлопок, ковры и разного рода растительные продукты: фисташки, фиги, грецкие орехи, шептала, абрикосы и т. п.
Хлопковая торговля вся сосредоточена в руках немногих армянских товариществ, которые благодаря отсутствию конкуренции и близорукому стремлению к крупным барышам упорно не дают ей развиваться. Персидский хлопок качеством хуже туркестанского и расценивается гораздо ниже; обыкновенная цена его по 8 р. на месте и 11 р. с доставкой в Астрахань. Ферганский же, например, ценится 14,5 р. на месте. Причины же этого явления всецело лежат в постановке хлопковой промышленности, даваемой ей самими хлопковыми торговцами. Так, они не только не заботятся о снабжении хлопководов улучшенными семенами, но, наоборот, смешением хороших сортов с плохими для того, чтобы иметь возможность оценить весь доставляемый хлопок одной ценой, они отбивают от продавцов всякое желание повысить качество продукта. С тою же целью понижения его качества для низкой оценки, они не заботятся и об устройстве хлопкоочистительных заводов в районе, а на принадлежащих им берут такую цену за очистку, что после нее хлопководу становится уже совершенно невыгодно отдавать хлопок по цене, предлагаемой ему собственником же завода. Если к этим условиям присоединить еще почти полное отсутствие колесных дорог в Северной Персии, и даже совсем полное в тех местах, где условия для хлопка наиболее благоприятны, то станет понятно, что развитию здешней хлопковой промышленности и торговли предстоит еще долгое пребывание в инертном состоянии, в настоящее же время персидского хлопка ввозится на русский рынок около 1.800.000 пудов, из которых несколько более 2/10, а именно около 400.000 пуд., приходятся на долю северо-восточного угла Персии, ввоз из которого составляет, таким образом, 1/62 часть всего русского хлопкового ввоза, равного 25.000.000 пудов. Это, конечно, очень немного, но нет никакого сомнения, что при надлежащем отношении к здешнему хлопководству и при местных природных условиях ввоз хлопка из этого угла Персии может быть очень сильно повышен.
Ковровое производство в Персии ведется исстари; персидские и туркменские ковры издавна пользуются прекрасной репутацией, которая и до сих пор продолжает оставаться непоколебленной, несмотря на проникновение и в здешнюю патриархальную страну европейской культуры в виде анилиновых красок. Благодаря им, спокойные прежде тоны растительных красок заменились кричащими и яркими, прочность же самого тканья осталась все та же. Но благодетельное время и способность анилиновых красок выцветать на свету довольно быстро приводят эту яркость к спокойствию, и тогда персидские и туркменские ковры, приближаясь к гармоничным сочетаниям окрасок старых образцов, становятся действительно великолепными.
Настоящие персидские и туркменские ковры все ручного производства, и если более дешевые сорта их и производятся на фабриках, то это не значит, что они выделываются машинами, так как ковровые фабрики, которых в Мешхеде имеется до 40, представляют собою заведения особого рода, на которых ковры ткутся тем же ручным способом наемными ткачами и фабричная выделка их выражается только тем, что получается сразу несколько ковров одинакового рисунка; от ткача здесь требуется только чисто механическое умение ткать, знание же рисунка и умения его воспроизвести не нужно. Для этого посреди фабрики сидит певец, распевающий старинные песни, подробно и детальнейшим образом излагающие приемы тканья, и ткачам остается только слепо следовать их указаниям, вовремя переменить цвет пряжи, продернуть определенное количество раз уток известного цвета через основу, и узор выйдет сам собою, как на машине. Такие ковры ценятся дороже с несимметричным узором, с симметричным же дешевле, так как они допускают возможность тканья их сразу с двух концов; в общем же все-таки ковры мешхедских фабрик, поступающие на рынок сразу в большом количестве одинаковых образцов, ценятся дешевле кустарных, но вообще цены на туземные ковры и на месте стоят очень высокие: даже в туркменских аулах, так сказать, из первых рук, за них запрашивают так непомерно дорого, что покупка их для человека с средним достатком становится совершенно недоступной.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
См. также:
• П. И. Огородников. На пути в Персию и прикаспийские провинции ее
• А. М. Сахаров. Русская колонизация Астрабадской провинции в Персии
• Г. Ф. Чиркин. Отчетная записка о поездке в Астрабадскую и Мазандеранскую провинции Северной Персии
• А. М. Никольский. Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• А. М. Никольский. Летние поездки натуралиста
• С. В. Чиркин. Двадцать лет службы на Востоке
• Альбом «Виды Северной Персии»
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Астрабад
Глава III
Г. Астрабад. - Условия жизни в нем. - Малярия. - Гумбет-Кобуз. - Дорога к нему. - Бендер-Гез. - Положение русской торговли в Северной Персии. - Хлопковая и ковровая торговля.
Население это в настоящее время состоит из персов и туркмен, да еще из небольшой части русских переселенцев. Персидское население в Астрабадской провинции почти все сосредоточено в предгорьях и горах и в полосе непосредственно к ним примыкающей, в степи же персидских деревень, кроме нескольких, разбросанных вокруг Астрабада, совсем нет. В ней частью кочуют, частью оседло живут туркмены. Граница между этими двумя частями населения довольно определенна, и как в занятой персидскими деревнями территории нет туркменских аулов, так и в туркменской степи не встречается персидских деревень, хотя около Гумбета те и другие находятся в довольно близком соседстве. Центром всего персидского населения является Астрабад, центром туркменского - Гумбет-Кобуз; в первом пребывает русский консул, ведающий делами персидскими, а в Гумбете русский пограничный комиссар, управляющий делами туркменскими. Граница районов того и другого, при которой в район консула попадают несколько туркменских аулов, даже таких крупных, как Хаджи-Нефес, Гумюш-Тепе и Омчалы, с границею влияний не совпадает, и тяготение туркмен и консульского района направлено все-таки к Гумбету. Из-за этого обстоятельства между консулом и комиссаром даже были некоторые недоразумения, окончившиеся тем, что в настоящее время консул может разрешать дела туркмен своего района только по соглашению с комиссаром.
Шахрудские ворота Астрабада
Город Астрабад с населением до 20000 чел. представляет собой типичный восточный маленький городок. В старые времена, когда еще персы вели беспрерывную борьбу с туркменами, весь он был окружен высокою стеною с башнями и рвом; теперь стена обратилась в не особенно высокие валы, в некоторых местах почти совершенно разрушилась, кое-где обвалилась и обнажила старую кирпичную кладку, а рвы так густо заросли всякого рода кустарниками, что перейти их можно только проложенными тропами. В валах этих до сих пор существуют четверо древних ворот, типичной персидской архитектуры, которыми и въезжают в город.
Астрабадская улица
Улицы все мощеные, и мостовые эти являются остатками бывшей когда-то культуры, вновь же их не делается и старые не исправляются, но при очень малой езде по ним, да и то только верховой, они и не портятся. Водоснабжение города поддерживается громадною системою арыков, на которые разбивается втекающая в него у Шахрудских ворот под стену горная речка Хасе-руд и вытекающая из него, пройдя всю эту систему, вновь в виде речки у Фурджирских ворот. Эта же система арыков служит и канализацией, так как весь сор и всякие отбросы сваливаются в те же быстро бегущие арыки, которые и уносят все вниз по течению, но надо себе представить, во что обращаются эти арыки к выходу из города. Проведены они везде, и всякое городское владение пересекается хотя бы одним из них, в некоторых же, как, например, на усадьбе консульства, они составляют особые самостоятельные системы; бегут они и вдоль улиц: воды в них всегда достаточно, но количество ее заметно колеблется в зависимости от того, что происходит в горах, и то они бегут шумными ручьями, когда там идут дожди, то тихо журчат, когда горы освобождаются от своего облачного покрова. Для питья вода запасается в особые каменные водохранилища, капитально устроенные глубоко в земле, наполняемые водой на целый год весною, когда по всем арыкам Астрабада Хасе-руд несет с гор кристально чистую снеговую воду; этого запаса, как говорят, хватает от весны до весны. Прекрасная вода для питья получается также из расположенного у Чильдухтерских ворот города источника Сар-Ходжа, маленькое озеро при котором вместе с тем служит для всего города водопоем особого рода: сюда съезжаются персы не потому, чтобы негде было в другом месте напоить ишаков и лошадей, а для прогулки и чтобы щегольнуть своими конями и их уборами, и поэтому в часы заката, когда солнце скрывается за близкими горами и последние лучи его чуть золотят верхушки тонущих в голубом сумраке дальних хребтов, а к источнику начинает съезжаться народ, над воротами на стене собираются туземные зрители; да и европейская часть населения Астрабада не брезгует, сидя на берегу маленького озерка и наслаждаясь наступающей после невыносимого зноя сравнительной прохладой, полюбоваться этой своеобразной картиной, под звуки монотонной персидской песни и доносящегося из города заунывного призыва муэдзинов.
Источник Сар-Ходжа
Улицы Астрабада кривы и узки, сплетения их составляют такой лабиринт проходов и тупиков, что сразу разобраться в них очень трудно. Широких настолько, чтобы по ним возможна была колесная езда, очень мало, а все остальные доступны только для прохода и проезда верховой или вьючной лошади. Центром города, к которому сходятся все эти кривые и узенькие улицы, является большой базар, - типичные крытые длинные проходы со множеством тесно приткнувшихся друг к другу, открытых лавок, торгующих всевозможными товарами, причем во многих из них торговля производится произведениями тут же и изготовляемыми, так что лавочка в этом случае не отделяется уже от мастерской и торговец от мастера. Тачают сапоги в одном месте, в другом постукивает швейная машина всемирного Зингера, на которой солидный перс в очках шьет незатейливое персидское платье, кое-где раздается стук молоточка что-то чеканящего медника, постукивают молотки столяров, но все это делается медленно, не спеша, под взглядами неподвижно сидящих зрителей и мерно выступающих по базару типичных персидских фигур. Собственно торговли почти не видно, и становится непонятно, чем же живет все это множество торговцев.
Базар в Астрабаде
Кроме большого базара в Астрабаде имеется еще два, совершенно такого же характера, но меньших размеров. Постройки, кроме базарных - деревянных, почти все из сырцового кирпича, строительные качества которого, благодаря значительной примеси извести во всех здешних глинах, превосходны. Дома строятся таким образом, что на улицы окон в нижнем этаже не выходит и все владения огораживаются глухими стенами с маленькими только калитками, вследствие чего улицы имеют ужасно глухой вид: все время тянутся две стены, открывая кое-где узкие проходы в стороны, да видны плотно притворенные калитки.
Улица в Астрабаде
Окна на улицу бывают только во втором этаже, причем рам, в европейском смысле, в них нет, а вставляются какие-то решетки с причудливым узором без стекол или вешаются циновки. Крыты персидские дома в Астрабаде все без исключение черепицей, которой покрываются и глинобитные стены, тянущиеся вдоль всех улиц, - а на них, по черепице, густо разрастается ирис, и благодаря этому во время цветения его улицы Астрабада представляют чрезвычайно своеобразную и красивую картину. Больших зданий в Астрабаде нет, кроме бывшего шахского дворца, ныне казармы русского отряда, представляющего собой собственно очень много слитых между собой зданий с внутренними дворами, садами и всевозможными переходами и даже с подземельями. Когда-то он был богато отделан, в садах его журчали фонтаны над зеркальными водоемами, кипела в нем жизнь, но все это осталось в прошлом, а теперь большая часть его заброшена, многое разрушено и почти все ценное разворовано. Главное здание - самый дворец, сохраняет еще и сейчас следы бывшей отделки; в нем уцелела, например, в нижнем этаже облицовка стен из какого-то прозрачного камня с нанесенными на заднюю сторону его рисунками цветов и великолепные майолики под карнизом в труднодоступных местах, в более же легко доступных все уже вынуто. И добро бы это разворовывалось с какою-нибудь целью, хотя бы наживы: нет, все это уничтожается просто от нечего делать или по полному непониманию ценности этих предметов; следы пуль в майоликах и части их, валяющиеся в грязи для более удобного перехода, лучше всего это доказывают.
Шахский дворец в Астрабаде
Растительность в Астрабаде вообще роскошная: громадные густолиственные чинары, стройные пирамидальные тополи, каштаны и инджир с их разрезными листьями, гирлянды свешивающегося из-за стен винограда и тянущиеся по всем улицам на стенах линии ирисов в соединении с желтыми стенами зданий и красными черепичными крышами делают вид Астрабада чрезвычайно живописным. Общая картина эта хороша и при ярком солнечном освещении и при красноватых лучах заката, но под лунным светом, при темно-синем, глубоком персидском небе с ярко сверкающими на нем звездами, с редкими мигающими среди густой зелени огоньками в персидских домах и одиноко бредущими по пустынным, узким улицам прохожими в восточных костюмах, она оставляет неизгладимое впечатление.
Астрабад
Условия жизни в Астрабаде очень тяжелы; полное отсутствие удобств, трудность отыскать квартиру, невозможность достать привычные пищевые продукты, едва выносимая жара и духота, особенно ощущающаяся в самом городе, где, благодаря окружающим его стенам, накаленный воздух почти неподвижен, все это составляет для европейца отрицательную сторону астрабадской жизни; общим бичом для всего населения является свирепствующая здесь малярия различных видов, от заболевания которой человеку живущему в Астрабаде нет почти никакой возможности уберечься. Эта страшная болезнь проявляется здесь иногда в такой молниеносной форме, что в три дня наступает смерть. Главный контингент больных, обращавшихся к отряду Красного Креста, ведшему в 1914 году успешную борьбу с малярией, и лежавших в его больнице, составляли малярики, а работа его по исследованию этой болезни показала, что в районе Астрабада людей, не зараженных малярийным плазмодием, почти не встречается, с тою только разницею, что у одних малярия проявляется в острой форме, кончающейся в большинстве смертью, если не будет оказана медицинская помощь, у других в хронической, но даже у людей, совершенно не считающих себя больными, кровь, по исследованию, оказывалась измененной. Уберечься от заболевания ею почти нельзя, потому что уберечься вообще можно только от того, что нападает открыто, нападение же малярии совершается коварно и совершенно незаметно: заражение ею передается укусом комара, а их-то в Астрабаде и нет. Прожив там и довольно значительное время, едва ли удастся увидеть только несколько десятков комаров, между тем малярию получить в Астрабаде почти обязательно. Некоторым предохранением служит постоянная хинизация, но встречаются случаи, когда и при ней люди заражаются малярией.
Дому консульства в Астрабаде
Конечно, бич этот существует не для одного Астрабада, но одинаково тяжел и для всей провинции, в особенности для прибывающих сюда европейцев, организм которых совершенно не приспособлен к выпадающей на его долю борьбе; русские переселенцы страшно страдают от малярии, а насколько она может быть ужасна, лучше всего может показать пример Саратовского поселка, в котором из 110 душ в продолжение времени с января по октябрь 1913 года вымерло 73, а остальные без оглядки бежали; целой семьи не осталось ни одной, а одна вымерла целиком. Медицинской помощи не было.
Другим центром Астрабадской провинции, туркменским, является Гумбет-Кобуз, называемый укреплением, хотя укрепления никакого в нем нет, местопребывание пограничного комиссара и стоянка русских казаков. От Астрабада до него считают 110 верст колесной дороги или верст 80 по верховой, но пользуются обыкновенно первой, так как она, проходя все время по степи, ровна и гладка, верховые же тропы, пробираясь у самых гор, все состоят из подъемов и спусков и пересекают множество арыков и речек, в зимнее и весеннее время совершенно непереходимых, так как мостов нигде не имеется.
Развалины крепости Ах-Кала
Колесная дорога от Астрабада идет сперва по прямому направлению к Гюргену, к развалинам бывшей когда-то крепости Ах-Кала. Тут имеется древний мост с защитными башнями старой персидской архитектуры, сохранившийся настолько, что им еще и до сих пор пользуются для единственного переезда через Гюрген на всем его протяжении от Хаджи-Нефеса до Гумбета. Но мост этот уже очень ветхий, и, вероятно, недалеко то время, когда он откажется далее служить, и, конечно, о восстановлении его никто заботиться не будет, так же, как теперь никто не думает об его поддержании; будут ездить летом вброд, где-нибудь в стороне, а зимой и весной не будут ездить совсем. По этой же дороге существует такой же мост через Кара-су; он теперь провалился, и летом 1914 года все объезжали его стороною, по руслу высохшей реки, но никто не думает о его поправке.
Провалившийся мост через р. Кара-су
Русло р. Кара-су, заросшее в летнее время тростниками и совершенно пересохшее
От Ах-Кала дорога до Гумбета идет все время правым берегом Гюргена, то подходя к нему вплотную, то удаляясь довольно значительно. Впечатление от этой дороги самое безотрадное; без конца тянется она по гладкой как пол выжженной степи и пропадает в затянутой мглою спертого, знойного воздуха дали. Чахлые, низкие травы, серые от покрывающей их пыли, совершенно гармонируют с общим бескрасочным, несмотря на яркое солнце, колоритом всей картины. Оживляют ее только изредка попадающиеся сайги, останавливающиеся внезапно на своем беге недалеко от дороги, с любопытством рассматривающие несколько мгновений едущих по ней путников и затем быстрыми, легкими прыжками, как стрела, бросающиеся в сторону и тотчас же бесследно исчезающие, сливаясь со степью.
Гумбет-Кабуз
Самый Гумбет представляет собою широко раскинувшееся поселение с постройками из сырцового кирпича, крытыми соломой, частью черепицей, но нередко и железом. Дома на европейский лад, множество лавок, но не базарного типа, а скорее в виде торговых рядов, широкие улицы, по окраинам туркменские кибитки и разбросанные кругом аулы с их типичными вышками. В стороне от поселка пригорок, на котором высится дом комиссара и знаменитая древняя Гумбетская башня в 30 саж. вышиной, в настоящее время - приют летучих мышей, живущих в ней в таком множестве, что запах их слышен даже тогда, когда только проходишь мимо ее мрачного входа. Гумбет расположен на левом берегу Гюргена, на совершенно гладкой и ровной степи. Отрицательной стороной его является отсутствие воды для питья; по необходимости приходится ее брать из Гюргена, хотя в нем она и тепла и мутна и ее необходимо отстаивать, но для орошения из реки вывозить ее невозможно, а доходящая сюда с гор по арыкам вся расходуется для полива огородов и бахчей. Поэтому Гумбет представляется совершенно лишенным растительности, больших деревьев в нем нет вовсе, сажаемые же молодые принимаются плохо и имеют чахлый вид, весьма непривлекательный от покрывающей их густым слоем лессовой пыли. Постоянно дующие в полуденные часы западные ветры поднимают целые тучи ее и гонят по степи, затуманивая воздух; нередко образуются из пыли смерчи, кривыми колоннами поднимающиеся высоко к небу и быстро бегущие по степи, подхватывая попадающийся на пути сор и сухие степные травы. В общем вид степи вокруг Гумбета крайне безжизненный, однообразный и безотрадный, и нигде так не ощущается необходимость устройства орошения для ее оживления и обращения в пригодную для культуры землю, как здесь. Гумбет является только наполовину селением туркменским, наполовину же он и сейчас уже представляет собою русское поселение: русских, живших в нем летом 1914 года, по подсчету комиссара, было до 150 сем., около 600 душ, но так как большинство из них не переселенцы в тесном смысле этого слова, а или ремесленники, или торговцы, или просто люди, приехавшие сюда поискать какого-либо дела и даже поудить рыбу в мутной воде, то элемент этот является крайне неустойчивым, и число русских в Гумбете подвержено частым и сильным колебаниям.
Третьим центральным местом Астрабадской провинции является местечко Бендер-Гез, верстах в 50 от Астрабада летом по колесной дороге, на берегу Каспийского моря, почти в самом юго-восточном углу его, порт в настоящее время Астрабадской провинции и местная персидская таможня. В торговом отношении, благодаря этому, Бендер-Гез играет очень большую роль как проводник в Северную Персию всех ввозимых в нее и вывозимых из нее в Россию товаров. Порт Бендер-Гез очень плохой, потому что из-за незначительной глубины моря пароходы должны останавливаться далеко в заливе, у поставленного верстах в двух от берега дебаркадера, что чрезвычайно затрудняет и доставку товаров на берег, и выгрузку их с парохода, которая иногда в бурную погоду бывает совершенно невозможна; в таких случаях назначенные в Бендер-Гез грузы приходится провозить далее, в надежде выгрузить их на обратном пути, что иногда также не удается и грузы вместо Бендер-Геза могут попасть в Мешедессер, а иногда и в Чикишляр, и приходится потом или выручать их оттуда с большими затруднениями, или вновь грузить на пароход со следующим рейсом, что бывает раз в неделю, и снова пытаться доставить их по назначению. К этому надо прибавить, что монопольное здешнее пароходство «Кавказ и Меркурий» совершенно уже перестало церемониться с грузами и вовсе не считает срочную их доставку для себя обязательной. Эти крайние неудобства внешних сообщений Персии являются одною из главных причин застоя всей здешней торговли и промышленности.
Улица в Бендер-Гезе
Бендер-Гез населен исключительно персами и европейцами, которых здесь, как в торговом месте, довольно много, туркмены бывают в нем только по торговым делам, живущих же тут их нет вовсе. Европейская жизнь здесь тесно переплелась с персидской, здания уже не носят туземного характера, а выстроены почти все на европейский манер, а некоторые и совершенно по-европейски; наряду с лавками базарного типа, есть прекрасные магазины с вывесками на русском языке; все это совершенно отнимает от Бендер-Геза характер персидского города, а вместе с тем кривые, узкие улицы и грязь не делают его похожим и на европейский город, и получается ни то ни се. Условия жизни в нем еще хуже, чем в Астрабаде; благодаря близости моря и гор, дающих на береговую полосу очень много влаги, окрестности Бендер-Геза сильно заболочены, а следствием таких условий, под здешним горячим солнцем, всегда является усиленное развитие малярии, и, действительно, Бендер-Гез служит ее главным очагом во всей Астрабадской провинции.
В Бендер-Гезе находится персидская таможня, состоящая в управлении бельгийцев; на притеснения, чинимые ею, очень жалуются все бендергезские торговцы, но если принять во внимание ту упорную борьбу, которую ей приходится все время вести с беспошлинным и даже контрабандным провозом товаров в страну, жалобы эти потеряют значительную долю своей основательности, а в иных случаях, пожалуй, будут смахивать на крокодиловы слезы.
Торговля в Бендер-Гезе, как главном ввозном пункте восточной части Северной Персии, может служить показателем и для всей торговли этого района, и, конечно, здесь она гораздо оживленнее, чем в Астрабаде; товары здесь другого сорта и тут можно купить и порядочные вещи из привозных товаров, и очень хорошие из туземных, особенно персидские и туркменские ковры. Нетуземные товары, главным образом мануфактура, расходящаяся отсюда по всему району, встречаются одинаково русские и иностранные, т. е. немецкие и французские, которые попадают в Персию все под видом маловесных почтовых посылок: этим способом ввоза создается удивительно странное положение: сама Россия ввозит в Персию товары своих торговых конкурентов и дает им возможность избегать таким путем уплаты таможенных пошлин и успешно конкурировать с ее товарами. Рынок в Бендер-Гезе, например, совершенно заполнен коврами немецкой и французской фабрикации, очень красивыми, но качества очень плохого, отчасти из-за того, что вес их ловко рассчитан на предъявляющиеся к почтовым отправлениям требования. По качеству цена их довольна высока, но по виду и величине она кажется низкой, почему сбыт их очень значителен. Например, ковры аршин 3-х длиною и 2-х шириною немецкой работы почему-то, несмотря на немецкие клейма, называемые здесь английскими, продаются по 8 р. 60 к., французской по 7 р., вида же у них куда больше. Благодаря виду и небольшой стоимости они охотно раскупаются, между прочим, и русскими, а так как и русским таможням в Красноводске и по персидской границе приходится вести непрерывную, но едва ли производительную борьбу с контрабандой, то ковры эти без оплаты пошлиной попадают и на русский рынок. Цены в рублях и копейках указываются потому, что в Бендер-Гезе русские деньги пользуются не только равными правами с персидскими, но даже расчеты на них предпочитаются.
Ввозная торговля вся, в особенности русская, не прибегающая к способам почтовой пересылки, поставлена тут в очень тяжелые условия, отчасти по причине крайнего неустройства доставки сюда грузов, о которой сказано выше, отчасти вследствие общих персидских условий, крайне затрудняющих расчеты с покупателями. Отсутствие в Персии определенных законов и правильного суда чрезвычайно усложняет всякого рода взыскания, а во многих случаях делает их совершенно безнадежными. Это зло так сильно и так тесно слилось со всем персидским укладом, что многие торговцы даже и не пытаются взыскивать долги, наученные опытом считать это дело окончательно бесполезным, и просто заносят их в число понесенных по своей же неосторожности убытков. К этому следует присоединить и те части жалоб торговцев на персидскую таможню, в которых действительно есть справедливость, как, например, жалобы на неответственность таможни за порчу грузов и кражи, и тогда станет совершенно понятно, что надеяться на особое развитие здешней торговли, пока будут оставаться нетронутыми сложившиеся таким образом условия, тщетно.
Предметами вывоза служат хлопок, ковры и разного рода растительные продукты: фисташки, фиги, грецкие орехи, шептала, абрикосы и т. п.
Хлопковая торговля вся сосредоточена в руках немногих армянских товариществ, которые благодаря отсутствию конкуренции и близорукому стремлению к крупным барышам упорно не дают ей развиваться. Персидский хлопок качеством хуже туркестанского и расценивается гораздо ниже; обыкновенная цена его по 8 р. на месте и 11 р. с доставкой в Астрахань. Ферганский же, например, ценится 14,5 р. на месте. Причины же этого явления всецело лежат в постановке хлопковой промышленности, даваемой ей самими хлопковыми торговцами. Так, они не только не заботятся о снабжении хлопководов улучшенными семенами, но, наоборот, смешением хороших сортов с плохими для того, чтобы иметь возможность оценить весь доставляемый хлопок одной ценой, они отбивают от продавцов всякое желание повысить качество продукта. С тою же целью понижения его качества для низкой оценки, они не заботятся и об устройстве хлопкоочистительных заводов в районе, а на принадлежащих им берут такую цену за очистку, что после нее хлопководу становится уже совершенно невыгодно отдавать хлопок по цене, предлагаемой ему собственником же завода. Если к этим условиям присоединить еще почти полное отсутствие колесных дорог в Северной Персии, и даже совсем полное в тех местах, где условия для хлопка наиболее благоприятны, то станет понятно, что развитию здешней хлопковой промышленности и торговли предстоит еще долгое пребывание в инертном состоянии, в настоящее же время персидского хлопка ввозится на русский рынок около 1.800.000 пудов, из которых несколько более 2/10, а именно около 400.000 пуд., приходятся на долю северо-восточного угла Персии, ввоз из которого составляет, таким образом, 1/62 часть всего русского хлопкового ввоза, равного 25.000.000 пудов. Это, конечно, очень немного, но нет никакого сомнения, что при надлежащем отношении к здешнему хлопководству и при местных природных условиях ввоз хлопка из этого угла Персии может быть очень сильно повышен.
Ковровое производство в Персии ведется исстари; персидские и туркменские ковры издавна пользуются прекрасной репутацией, которая и до сих пор продолжает оставаться непоколебленной, несмотря на проникновение и в здешнюю патриархальную страну европейской культуры в виде анилиновых красок. Благодаря им, спокойные прежде тоны растительных красок заменились кричащими и яркими, прочность же самого тканья осталась все та же. Но благодетельное время и способность анилиновых красок выцветать на свету довольно быстро приводят эту яркость к спокойствию, и тогда персидские и туркменские ковры, приближаясь к гармоничным сочетаниям окрасок старых образцов, становятся действительно великолепными.
Настоящие персидские и туркменские ковры все ручного производства, и если более дешевые сорта их и производятся на фабриках, то это не значит, что они выделываются машинами, так как ковровые фабрики, которых в Мешхеде имеется до 40, представляют собою заведения особого рода, на которых ковры ткутся тем же ручным способом наемными ткачами и фабричная выделка их выражается только тем, что получается сразу несколько ковров одинакового рисунка; от ткача здесь требуется только чисто механическое умение ткать, знание же рисунка и умения его воспроизвести не нужно. Для этого посреди фабрики сидит певец, распевающий старинные песни, подробно и детальнейшим образом излагающие приемы тканья, и ткачам остается только слепо следовать их указаниям, вовремя переменить цвет пряжи, продернуть определенное количество раз уток известного цвета через основу, и узор выйдет сам собою, как на машине. Такие ковры ценятся дороже с несимметричным узором, с симметричным же дешевле, так как они допускают возможность тканья их сразу с двух концов; в общем же все-таки ковры мешхедских фабрик, поступающие на рынок сразу в большом количестве одинаковых образцов, ценятся дешевле кустарных, но вообще цены на туземные ковры и на месте стоят очень высокие: даже в туркменских аулах, так сказать, из первых рук, за них запрашивают так непомерно дорого, что покупка их для человека с средним достатком становится совершенно недоступной.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
См. также:
• П. И. Огородников. На пути в Персию и прикаспийские провинции ее
• А. М. Сахаров. Русская колонизация Астрабадской провинции в Персии
• Г. Ф. Чиркин. Отчетная записка о поездке в Астрабадскую и Мазандеранскую провинции Северной Персии
• А. М. Никольский. Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• А. М. Никольский. Летние поездки натуралиста
• С. В. Чиркин. Двадцать лет службы на Востоке
• Альбом «Виды Северной Персии»