Русская колонизация Астрабадской провинции (1/2)
А. Сахаров. Русская колонизация Астрабадской провинции в Персии. - Петроград, 1915.
ОКОНЧАНИЕ
Карта прикаспийских провинций Персии (приложение к книге А. М. Сахарова)
Введение
Достаточно беглого взгляда на географическую карту, чтобы убедиться в огромном значении для России южных побережий Каспийского моря. Почти от самой Москвы туда идет значительнейший и удобнейший во внутренней Европе водный путь, обеспечивающий дешевый транзит фабрикатов нашего промышленного центра в Персию и обратно - доставку продуктов персидской добывающей промышленности на русские рынки. К этому нужно добавить, что Персия и Россия представляют страны с совершенно различными естественными и торгово-промышленными условиями, а потому взаимный обмен продуктами служит удовлетворению насущных потребностей обоих государств. Персия посылает нам рис, хлопок, шерсть, фрукты, - мы даем ей ткани, сахар, муку и разные изделия.
Неудивительно поэтому, что почти на всем протяжении нашей истории обнаруживалось заметное тяготение России к Ирану, принимавшее в зависимости от обстоятельств те или иные формы и возникшее почти одновременно с образованием Русского государства. Арабский географ средины IX века - Ибн-Хордадбех, в своем сочинении «Книга путей и государств», пишет: «Купцы русские ходят на кораблях по реке Славянской (Волге), проходят по заливу хазарской столицы, где владетель берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (Каспийскому) и выходят на любой им берег. Иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад» [Цитировано по книжке М. Тебенькова: «Древнейшие сношения Руси с прикаспийскими странами». Тифлис, 1896 г.].
Сношения древних славян с бассейном Каспийского моря не всегда имели лишь торговый характер. Другие арабские историки (Аль-Масуди, Ибн-Эль-Асир и др.) сообщают о неоднократных набегах русов на многочисленных кораблях в провинции западного и южного побережий Каспия. Впоследствии княжеские междоусобицы и татарское иго надолго задержали это движение русских к югу, но затем, с эпохи Иоанна Грозного, оно возобновилось, выражаясь большею частью в мирных торговых сношениях. Во время смут, наставших в Персии к началу XVIII века, популярность России, как сильной державы, здесь была уже настолько прочна, что последний представитель династии Сефевидов - Тохмасп-шах предлагал Петру Великому отдать прикаспийские провинции за помощь против своего врага афганского Махмуд-хана. Петр Великий, провидевший значение для нас тесной связи с Азией, отправил в Каспий значительную армию и уже в 1723 году, по петербургскому договору, мы получили Гилянскую, Мазандеранскую и Астрабадскую провинции; но фактически присоединение края не состоялось; в 1732 году Россия вернула Персии вышеуказанные провинции. Несмотря на такой короткий срок владения, притом имевшего место только на бумаге, и до сих пор среди местного населения живет память, что Гилян, Мазандеран и Астрабад были когда-то русскими.
Удачные для России войны с Персией 1813 и 1826 гг. лишили последнюю Грузии, Дагестана и ханств Карабахского, Шекинского, Ширванского, Дербентского, Бакинского, Талышинского, Эриванского и Нахичеванского. Кроме того, Россия получила все воды Каспийского моря и исключительное право содержать на нем военные суда. С тех пор Персия, понявшая невозможность бороться с Россией, поддерживает с ней вполне добрососедские отношения, являясь ее союзницей по отношению к Афганистану и Турции. Персы особенно должны быть благодарны нам за завоевание закаспийских степей, прекратившее многовековые набеги на Иран туркменских кочевников.
Но параллельно с укреплением мирных отношений наших с Персией возникло и выросло соперничество Англии и России. Кроме естественной борьбы за персидский рынок, оно поддерживалось главным образом боязнью англичан нашего вторжения в Афганистан и Индию. «После бесконечного ряда взаимных шахматных ходов и скрытого антагонизма между этими державами состоялось, наконец, политическое соглашение по всем вопросам, касающимся Средней Азии, оформленное особым договором, заключенным в августе 1907 года» [М. Грулев. «Соперничество России и Англии в Средней Азии», СПБ., 1909 года.].
«Правительства России и Великобритании, - говорится в конвенции 18/31 августа 1907 г., - взаимно обязавшись уважать целость и независимость Персии и желая искренне сохранения порядка на всем протяжении этой страны и ее мирного развития, равно как и постоянного установления одинаковых преимуществ для торговли и промышленности всех других народов, принимая во внимание, что каждая из них имеет, по причинам географического и экономического свойства, специальный интерес в поддержании мира и порядка в некоторых провинциях Персии, смежных или соседних с русской границей, с одной стороны, и с границами Афганистана и Белуджистана с другой, и желая избежать всякого повода к столкновению между их взаимными интересами в персидских провинциях, о которых было упомянуто выше, - согласились о нижеследующих положениях. Великобритания обязуется не домогаться для самой себя и не поддерживать в пользу британских подданных, равно как и в пользу подданных третьих держав, каких-либо концессий политического или торгового свойства, как то: концессии железнодорожные, банковские, телеграфные, дорожные, транспортные, страховые и т. д. - по ту сторону линии, идущей от Касри-Ширина через Исфаган, Йезд, Хакк (Кахк) и оканчивающейся в точке на персидской границе при пересечении границ русской и афганской, и не противиться, ни прямо, ни косвенно, требованиям подобных концессий в этой области, поддерживаемых российским правительством. Считается конечно установленным, что местности, упомянутые выше, входят в область, где Великобритания обязуется не домогаться вышесказанных концессий».
Такие же обязательства приняла Россия по отношению к Англии в местностях, расположенных к югу от линии Себзевар (в Афганистане) - Биржан-Керман и Бендер-Аббас.
Эта конвенция, разрешив, хотя бы и на время, запутанный доселе вопрос, предоставила обоим государствам значительную свободу действий в их сферах влияния. Представители русской власти на севере Персии почувствовали под ногами твердую почву и их воздействие на местах сразу приобрело надлежащую определенность и силу, отвечающую задачам России.
С этого же времени в отношениях между Россией и Персией возник новый фактор. С 1907 года в Астрабадской провинции начали появляться русские переселенцы, привлекаемые слухами о дешевизне и плодородии местных земель. Это движение, возникшее без всякого воздействия правительства, приняло мало-помалу стихийный характер и достигло таких размеров, что принудило обратить на себя соответствующее внимание. С 1913 года к оказанию русским переселенцам необходимой помощи были привлечены чины Сырдарьинского переселенческого района.
Естественные условия района русского переселения
Колонизация Персии русским крестьянством до сих пор еще не распространилась за границы Астрабадской провинции [В Мазандеране тоже имеются земельные владения русских подданных, но там они носят исключительно частновладельческий характер.]. Последняя по своим естественноисторическим особенностям может быть разделена на три части: 1) северную - до реки Гюргена, являющуюся прямым продолжением Закаспийской низменности со всеми характерными ее особенностями: сухостью климата и большею частью глинисто-солонцеватыми, иногда песчаными почвами; впрочем, около самого Гюргена и здесь почвы пригодны для поливного, а местами и для богарного земледелия; 2) среднюю - между р. Гюргеном и северным склоном Эльборуского хребта; эта часть тоже представляет собою низменность, шириною в общем 20-30 верст, почти всюду очень ровную с небольшой покатостью к западу и северу, и 3) южную - по лесистым северным склонам указанных гор.
Русская колонизация коснулась пока только средней части провинции, почему мы и остановимся на ней несколько подробнее.
<…>
Климат Астрабадской низменности нельзя признать слишком жарким, так как термометр редко поднимается выше 30° по Реомюру в тени. (В Закаспии летние жары в 35-38 °Р в тени - довольно обычное явление.) Но, благодаря обилию в воздухе влаги, он является очень нездоровым, действуя на организм расслабляющим образом. К числу эпидемических болезней местности относится малярия, большею частью трехдневная, иногда и тропическая. Летом людей и скот изводят комары, москиты и др. мошки. Зимы обычно мягкие, продолжаются не более двух месяцев (декабрь-февраль) с минимальной температурой в 7-8 °Р. Осенние и весенние заморозки бывают очень редко.
Если принять в соображение местное плодородие лессовых почв, то можно сделать заключение, что при наличии указанных благоприятных факторов Астрабадская низменность представляется местностью достаточно ценной. На левом берегу Гюргена вполне обходится без искусственного орошения пшеница, ячмень, овес, просо, горчица, кунжут и другие растения.
Средний урожай пшеницы и ячменя местные старожилы определяют в 70-100 пуд. с казенной десятины, причем, по их словам, недороды очень редки; наоборот, в удачные годы урожаи поднимаются до 200 и выше пудов. К западу от Астрабада с уверенностью в постоянном урожае от 60 до 100 пуд. можно сеять неполивной хлопок, в восточной же половине низменности он возможен лишь вблизи лесной полосы; чем дальше от гор и к востоку, тем необходимее для уверенности в урожае иметь в запасе для хлопка поливную воду; в русских поселках, расположенные около Гумбет-Кобуза (Лавровка, Покровское) неполивной хлопок, по-видимому, совсем невозможен.
Местные климатические условия таковы, что позволяют культивировать на склонах гор пшеницу, виноград, хлопок и рис. Благодаря мягкости климата, в Астрабадской низменности доступна культура многих ценных растений: сахарного тростника, шелковой ваты и даже чая. Достаточно сказать, что в консульском саду в Астрабаде свободно растут различные виды пальм, бананы, эвкалипты, лавровые деревья, черные сливы, бамбук и т. п. Апельсины, лимоны, померанцы, каштаны и олеандры - обычные растения в садах астрабадских обывателей. И вся равнина между Гюргеном и горами могла бы быть таким цветущим садом.
Прошлое и настоящее Астрабадского района
<…>
« <…> Номинально Астрабадская провинция вошла в состав Персии со времен Аббаса Великого (1586-1628), но до момента занятия нами Закаспийской области персы не имели здесь абсолютно никакой власти. Лет 40 назад даже местности по ту сторону Эльборуского хребта постоянно подвергались набегам туркмен, и караваны из Шахруда в Мешхед и обратно отправлялись не иначе, как группами в 1000-2000 людей с пушками и солдатами» [П. Огородников. «Страна Солнца». СПБ., 1881 г.]. То же самое констатирует для 1892 года подполковник Генерального штаба Л. К. Артамонов [Л. К. Артамонов. «Астрабад-Шахрудский район и северный Хоросан», 2 части. Тифлис, 1894 г.]. После покорения нами текинцев такие далекие аламаны (набеги) постепенно вывелись; однако до самых последних лет между Гюргенскими туркменами и персидской властью происходила постоянная открытая борьба; последняя, будучи не в силах прочно подчинить туркмен, ограничивалась кровавыми походами за сбором податей и применением принципа: divide et impera. Она подкупает влиятельных туркмен и, разжигая посредством их вражду между гокланами и иомудами и между отдельными коленами иомудов, мало-помалу готовит их окончательное подчинение. Во всяком случае, еще лет 10 назад аламанство в пределах Астрабадской провинции было далеко не редким явлением.
Северный склон Эльборуского хребта и узкую предгорную полосу занимают персы. Под этим именем среди русских слывут в сущности таджики («таты»), смешавшиеся с каджарами (колено из тюркского племени джелаир, из которого вышла царствующая теперь в Персии династия) и азербейджанскими турками. Но так как те и другие и третьи совершенно оперсиянились, приняли персидский язык и стали ревностными шиитами, то обычное наименование их персами вполне понятно. Они расселились в горных долинах селениями в среднем дворов до 100, но иногда и до 1000 и более; впрочем, в настоящее время, с прекращением аламанства, стали возникать и более мелкие персидские деревни. От туркмен их отделяет полоса предгорных лесов и кустарников. Персы живут в довольно убогих, тесно прижатых друг к другу постройках из дерева с глиняной смазкой на высоких фундаментах из камня или сваях для защиты от сырости; крыши остроконечные, соломенные или черепичные, обычно на два ската. Селения часто обнесены валом со рвом и запираются воротами; но в новых селениях этого иногда уже не наблюдается.
Характерной особенностью хозяйственного строя персидских крестьян является их юридическая безземельность. Вся земля и воды по склону Эльборуса принадлежат частным владельцам (арбаб-ам); крестьяне за право пользоваться землей и водой платят помещикам половину урожая риса и 1/10 всех остальных культур, не исключая и хлопка; крестьяне совершенно свободны в выборе помещика и могут беспрепятственно переходить от одного к другому. В литературе укоренилось мнение, что, вследствие произвола властей, положение персидского крестьянина очень тяжело. Но, судя по рассказам местных старожилов, при современных условиях в Астрабадской провинции это не совсем так. Благодаря прекращению аламанства, явилась возможность заселять и культивировать пустовавшие ранее земли предгорий; владельцы последних, стараясь переманить на эти земли крестьян, принуждены возводить для них по возможности хорошие постройки, иногда даже принимать их ремонт на свой счет, снабжать в рассрочку скотом и т. п. Если при этом принять в соображение незначительную арендную плату за землю, то окажется, что персидский земледелец находится пожалуй даже в лучших условиях, чем безземельный хотя бы крестьянин в южной России, уплачивающий за землю от 20 до 30 рублей годовой аренды за десятину.
Персидское население ведет исключительно оседлый образ жизни. Из скота разводится главным образом крупный рогатый (в том числе порядочное количество буйволов) и в небольшом числе - овцы, козы, ослы и катера (мулы). Основное занятие жителей - земледелие. Несмотря на давнее возникновение оседлости, техника полевого хозяйства носит довольно примитивный характер. Пашут первобытным деревянным плугом, обычно на одном быке, к которому плуг привязывается сбоку особым самодельным ярмом. Пшеница, ячмень, горох и чечевица сеются главным образом для своего потребления, промышленный характер имеет лишь культура риса и хлопка. Рис занимает почти всю предгорную полосу Эльборуского хребта, более или менее ровные лощины и низины и не очень крутые склоны которого разделываются перед посевом площадками в виде уступов. Ровная жаркая температура вегетационного периода, отсутствие утренников и обилие влажности обеспечивают рису весьма высокий средний урожай, который, по мнению старожилов, может быть определен пудов в 180-200 неочищенного зерна («шалы») с кисмета (персидская мера приблизительно в 1,1 гектара, т. е. почти равная казенной десятине) [Точнее: кисмет = 20×20 камышин, в каждой из которых 5 зар (зар = 105 сантиметрам).]. Отдавая пудов 90 помещику, земледелец имеет таким образом до 90 пудов шалы, продаваемой в среднем по 9 туманов (16 руб. 20 к.) за халвар (16 пуд. 32 фун.), т. е. до 90-100 рублей валового дохода, не считая соломы. Эта высокая доходность рисовой культуры и обеспечивает ей постоянное и прочное место в хозяйстве персидского крестьянина. Астрабадская провинция снабжает рисом Хоросан, Туркменскую степь, и отчасти Россию. Но, как и всюду, рис является рассадником жестокой малярии. Другим выгодным растением на персидских полях служит хлопок, дающий при поливе до 100 пудов, а без полива, в западной части низменности, до 80 пудов среднего урожая. Культура его понемногу распространяется; но персы очень мало заботятся об улучшении сортов хлопка, при этом вся скупка его находится в руках бендер-гязских армян, которые, сбивая цены, в то же время применяют крайне небрежную очистку, благодаря чему персидский хлопок пользуется дурной репутацией на русских рынках.
Шелководство пока не играет значительной роли; оно сильно упало с 60-х годов прошлого столетия, благодаря эпидемическим болезням червей, и начало возрождаться лишь с 90-х годов, когда начался ввоз в Персию грены, приготовленной пастеровским способом. Садоводство и огородничество тоже не имеют в провинции экономического значения; бахчеводство с промышленными целями применяется лишь по соседству с крупными населенными пунктами (Астрабадом, Бендер-Гязем). Из посторонних промыслен можно отметить извоз (Бендер-Гяз - Астрабад - Шахруд), углежжение и охоту на зверей и птиц.
Расслабляющий климат, непрекращающаяся малярия, привычка к опиуму и постоянные на протяжении долгих веков грабежи туркмен сделали персидского крестьянина слабосильным, вялым, инертным, и в этом смысле он прямая противоположность русскому землеробу. Насколько последний «жаден» до земли, настолько перс равнодушен к увеличению посевов и к улучшению своего хозяйства. Несмотря на свободу запашки помещичьей земли и низкую арендную плату, в среднем посевы одного хозяйства (5-6 душ обоего пола) не превышают, по общему отзыву, 3-4 кисметов. Этой же инертностью персидского крестьянства объясняется сравнительно слабое распространение хлопка, культуры, как известно, требующей значительной заботливости и большого расхода труда. Перс вполне удовлетворяется продовольственным посевом пшеницы и ячменя и кисметом риса, который покрывает его несложные денежные потребности.
По обоим берегам Гюргена тянутся аулы туркмен. По левую сторону они занимают полосу в общем не шире 15 верст, а на север их кочевья частью даже заходят на русскую территорию. Таким образом, между туркменами и персами остается свободное пространство от 10 до 20 верст. На этой нейтральной полосе, как увидим из дальнейшего, и оседают главным образом русские переселенцы.
Персидские туркмены принадлежат к двум довольно враждебным друг к другу племенам; на востоке, приблизительно до Гумбет-Кобуза, живут гокланы, к западу от них до моря - иомуды. Каждое из этих племен разделяется в свою очередь на роды (таифе), часто, особенно у иомудов, тоже враждующие друг с другом. Персидских подданных гоклан насчитывают теперь до 4000 кибиток и иомудов до 9000, но эти данные основаны на приблизительных подсчетах. Полковник Бендерев для 1902 г. дает число кибиток гоклан 3552 и иомудов 8120. Туркмены составляют, таким образом, 30-35% всего населения Астрабадской провинции. Так как территория гоклан находится вне пределов современной русской колонизации, то в дальнейшем речь будет идти исключительно об иомудах.
Иомуды разделяются на две, по численности почти равные, ветви: шериф, среди которой главенствует род джафарбаев, и чони, во главе с родами атабаев и аг-атабаев; первые занимают пространство от моря приблизительно до меридиана Астрабада, а вторые дальше на восток. Как и все туркмены, они мусульмане-сунниты, но не отличаются особой религиозностью. До занятия нами Закаспийской области они были совершенно независимы от Персии и в широких размерах практиковали набеги на оседлое персидское население Астрабадской, Бастамской и Хоросанской провинций. По рассказам местных жителей, открытые грабежи прекратились всего лет 5-7 назад, но мелкий угон скота у персов применяется и доселе. Если верить русским переселенцам, то даже в последнюю зиму (1913-14 гг.) в восточной половине района дело временами доходило до продолжительных ружейных перестрелок. Известна роль гюргенских туркмен в последние дни пребывания в Персии бывшего шаха Магомета-Али: значительная часть их открыто стала на его сторону. Обладай экс-шах большей энергией и инициативой, он при помощи своих воинственных союзников легко мог бы перетянуть чашу весов на свою сторону. Разумеется, туркмены сражались за шаха не из преданности к нему лично, а из врожденного презрения к персам, которое до сих пор сквозит в каждом слове иомуда об «ирани». Можно с уверенностью сказать, что все туркмены в душе, а некоторые роды и на деле, до сих пор не считают себя персидскими подданными. Местные жители убеждены в неизбежности беспорядков и аламанства, если русские почему-либо вздумают бросить провинцию на произвол судьбы. И это действительно так. Смелым, воинственным, почти поголовно вооруженным винтовками иомудам не страшны малочисленный астрабадский гарнизон и далекая, расшатанная шахская власть.
Все туркмены живут в обычных юртах аулами от 50 до 100 кибиток; но на берегу моря встречаются аулы (Ходжа-Нефес и нек. другие) и в несколько сот кибиток. Постройки из дерева сравнительно редки; лишь в приморских аулах довольно много деревянных торговых помещений, складов для снастей и рыбы и даже иногда жилых домов. Ввиду обилия комаров, у большинства имеются вышки, т. е. помосты для спанья на 4-6-жердевых столбах в 3-5 сажен высоты. Так как до 85% иомудов перестало уже кочевать, то эти аулы носят сравнительно постоянный характер. Кочевники («чорва») проводят на Гюргене лишь 4-5 зимних месяца, а на остальное время уходят в пределы Закаспийской области на Атрек; официально они являются «двуданниками», т. е. подданными России и Персии, но обычно платят лишь русский кибиточный сбор и никакой зависимости от персидских властей не признают.
Усиленное оседание иомудов отразилось непосредственным образом на их землепользовании. Пока земля рассматривается лишь как пастбищное пространство, она естественно является у кочевников родовым или даже племенным достоянием; именно такой характер носят у иомудов атрекские пастбища и полоса предгорных кустарников и прилегающих бурьянов к югу от Гюргена. Но пахотные земли у них уже в значительной мере потеряли общинный характер. Туркмены приморского аула Ходжа-Нефес говорили, что общинных земель, годных для пахоты, у них уже не осталось; все пашни перешли в мюльк (частную собственность); то же самое, по их словам, замечается почти у всех джафарбаев; у верхних же родов (ветви чони) до сих пор есть родовые пахотные земли. Но еще свежие кочевые интересы сказываются и на мюльковых землях в том смысле, что пашня, пока она служит пастбищем (жниво, пар, залежь), должна быть в общественном пользовании. В количественном отношении мюльк распределен между отдельными владельцами крайне неравномерно; ханы, главари родов и другие влиятельные лица захватили иногда по несколько сот и даже тысяч десятин, тогда как рядовые туркмены часто имеют лишь небольшой клочок пашни. Значительное число бедняков совершенно безземельно; они обрабатывают поля издольно у богатых.
Промышленный характер скотоводство носит лишь у кочевников; разводятся главным образом верблюды и мелкий скот. Оседлые же туркмены имеют в небольших количествах быков, коров и овец. Лошадей у иомудов сравнительно мало; по словам туркмен, климатические условия Астрабадской низменности неблагоприятны для этого вида скота. Основное занятие оседлых иомудов - земледелие, а в приморских аулах рыболовство. Сеют почти исключительно озимые пшеницу и ячмень и в небольшом количестве хлопок; поливных земель у иомудов очень мало, почему применяются главным образом богарные посевы. Техника полеводства такая же примитивная, как и у персов. Из посторонних промыслов необходимо отметить рыболовство, которым в довольно значительных размерах занято население приморских аулов.
Нужно сознаться, что иомуды, презирая персов, в общем не обнаруживают симпатии и к русским. Причины этому - еще не забытые воспоминания о разгроме хивинских иомудов после покорения Хивы в 1873-74 гг., а главным образом боязнь потерять при русском владычестве свою фактическую независимость. Персы совершенно не вмешиваются во внутренний строй туркменского быта, ограничиваясь лишь сбором податей и, за последнее время, обязательством некоторых родов предоставлять в распоряжение астрабадского губернатора определенное число вооруженных всадников. Слабость персидского правительства дает иомудам право надеяться, что со временем их призрачное подчинение персам еще более ослабеет. Персидская анархия для них родная стихия. «Туркмены, - пишет в вышеназванном труде подполковник Артамонов (ч. I, стр. 126), - гордые своим происхождением, свободолюбивые, подозрительные, склонные по натуре к аламанам, без которых им скучно (сами говорили это), привыкшие к тревожной боевой жизни, - боятся русского режима, слишком для них законного [Все у вас закон да закон. Ступить нельзя не по закону, - говорили неоднократно туркмены.] и сурового». Они не могут примириться с мыслью, что «за убийство нельзя убить виновного, что за кражу можно потерять надолго свободу, а за грабеж быть сосланным в Сибирь». Но нет пока никаких оснований преувеличивать все вышесказанное. Если туркмены около Каспийского моря и не чувствуют особенного влечения к русским, то, во всяком случае, они не проявляют и сколько-нибудь заметной враждебности.
Положение и значение русской власти в Астрабадской провинции
Представителями интересов России здесь служат русское консульство в Астрабаде и пограничный с Персией комиссар - в Гумбет-Кобузе (с 1897 года). Для характеристики эволюции русского влияния в районе за последние десятилетия небезынтересно сравнить три периода: начало 90-х годов минувшего столетия (по данным подполковника Артамонова), начало 900-х годов (по данным полковника Бендерева) и, наконец, настоящее время.
Подполковник Артамонов отмечает систематическую поддержку местной персидской властью всех враждебных нам элементов среди туркмен и вообще возбуждение недоверия и недоброжелательства их к России. По целым годам оставались нерешенными самые вопиющие дела о грабежах туркменами русских подданных. «Жалобы Консульства на систематические неисполнения уже признанных и санкционированных решений остаются без всяких последствий, так что армяне-купцы (русские подданные) предпочитают взяткой правителю обойти трудный и безрезультатный путь решения дела чрез посредство Консульства» (стр. 122, ч. 1).
И в заключение: «За время моего 5-месячного знакомства с Астрабадской провинцией и туркменскими делами - я вынес лишь горькое, обидное для русского имени чувство: во всех делах русскоподданных персидские власти проявляют такую наглость и надежду на безнаказанность, что становишься в тупик перед вопросом: - да кто же кого облагодетельствовал, мы персиян - или персияне нас. Какая же из сторон, наконец, имеет решающий голос в туркменских делах» (стр. 121, ч. 1).
Полковник Бендерев нашел такое же враждебное отношение персидских властей ко всему русскому, выражавшееся в постоянном нарушении интересов наших подданных и в беспрерывных придирках и различных требованиях к русским властям. Учреждение комиссарства в Гумбет-Кобузе повело к тому, что персы воспользовались «нашею силою и лояльностью не только для утверждения своей власти на Гюргене, но и для урона среди туркмен нашего престижа» (стр. 161). В результате «из независимой Туркмении, какою в 1891-2 годах застал подполковник Артамонов долину Среднего Гюргена, ныне почти ничего не осталось. В 1902 г. я не нашел решительно никакой разницы между положением давно подпавших под влияние астрабадских правителей туркмен на нижнем Гюргене и положением туркмен, населяющих долину Среднего Гюргена. Джафарбаи у устья Гюргена скорее пользуются большею внутреннею независимостью, чем кан-иокмазцы или коджухцы в окрестностях Гумбет-Кобуза» (стр. 163). Между тем «многие из побывавших на Гюргене русских и теперь могут услышать от туркмен заявления, что не будь русских в Гумбете - персидские власти никогда бы не показались здесь, и что уйди только наш комиссар, то и эти власти разбежались бы в тот же день, а если бы и решились остаться на Гюргене, то были бы в первый же день вырезаны, как бараны» (стр. 162).
Затем, «со времени учреждения нашего комиссарства на Гюргене персы достигли и другого рода культурных успехов в долине этой реки. Прежде персидское население пряталось в своих горных ущельях и не смело показаться на равнине средней части Гюргена, находившейся в полном распоряжении туркмен. Ныне они постепенно начинают спускаться в эту равнину, увеличивают свои запашки, расширяют свое хозяйство и мало-помалу захватывают плодороднейшие участки этой равнины. Недавно к северу от с. Рамиана основано с. Гюль-Чишме; у Ниля-Коу, в долине р. Дааны, появились два других персидских селения; у той же горы, в долине реки Чили-Чай, можно видеть персидские рисовые поля и т. п. Как более культурное и более трудолюбивое, чем туркмены, племя, персы, при утверждении их власти на р. Гюргене, грозят вытеснить окончательно туркмен и нынешнюю Персидскую Туркмению, житницу большинства наших туркмен Красноводского уезда, превратить в обыкновенные персидские булюки (волости), которые перестанут кормить своим хлебом наших подданных, благодаря имеющему последовать запрещению отпуска хлеба из пределов Персии в Закаспийскую область, как то практикуется на границе последней с Хоросаном» (стр. 163).
Таким образом, представители русской власти в крае вместо того, чтобы расширить, углубить и упрочить здесь русское влияние, к началу 900-х годов, как видим, достигли прямо противоположных результатов. Они не сумели воспользоваться оглушительным впечатлением, произведенным занятием нами Ахал-Текинского и Мервского оазисов, и сразу взять верный твердый тон, соответствующий нашему достоинству и интересам. Трудно сказать, произошло ли это по причине индивидуальной неспособности лиц, замещавших указанные посты, или вследствие общей нерешительности русской политики в Персии. Как бы там ни было, в начале этого столетия значение персидской власти в Астрабадской провинции поднялось на относительно небывалую (хотя абсолютно все же очень скромную) высоту; наоборот, наше влияние, если и не уменьшилось, то во всяком случае и не возросло.
Такой порядок вещей несомненно мог бы в конце концов привести к тому, что русские оказались бы в Персии на положении едва терпимых иностранцев. Но во второй половине истекшего десятилетия политическая конъюнктура вдруг совершенно изменилась. Персия, уже давно находившаяся в периоде глубокого экономического кризиса, вступила в полосу революционной анархии. В течение нескольких лет произошла полная дезорганизация правительственной машины. Русские принуждены были ввести войска во многие пункты северной Персии, в том числе и в Астрабадскую провинцию, где они находились до последнего времени. Восстание гюргенских туркмен, поднятое бывшим шахом Магометом-Али, если и не вернуло ему потерянного трона, то в значительной мере вернуло иомудам сознание их силы и независимости. Наконец, соглашение России с Англией дало нашей политике в Персии большую уверенность и свободу.
Все эти обстоятельства волей-неволей поставили астрабадских властей перед нашим консулом и комиссаром до некоторой степени в подчиненное положение. Относительно Персидской Туркмении, особенно в районе комиссарства, можно с уверенностью сказать, что здесь вся власть и значение перешли к нашим представителям. Туркменское и даже персидское население поняло, что в лице России оно имеет перед собою не бессильное узаконенное беззаконие шахского правительства, а действительную основу спокойного, устойчивого существования. Судебные функции комиссариата и консульства расширились в глубину и ширину, а их административное воздействие на местную жизнь, раньше равнявшееся почти нулю, теперь приняло очень значительные размеры. Словом, по определению местных жителей, в настоящее время консул и комиссар в своих районах [Сферы деятельности консула и комиссара разделяются рекою Курджавалом, верстах к 40 к востоку от Астрабада, около поселка Рождественского.] - все равно, что русские губернаторы в своих губерниях. Если в этом и есть преувеличение, то очень небольшое.
Самым важным для России последствием такого оборота дел явилась, несомненно, колонизация Астрабадской равнины русским крестьянством, едва ли бы возможная в начале 900-х годов. Дело в том, что заключенный между персидским и русским правительствами в 1828 году Туркменчайский договор, действительный и до сих пор, запрещает русским и вообще иностранным подданным владеть в пределах Персии всякого рода земельными имуществами. Несмотря на очевидную устарелость и несправедливость этого пункта (персы в России свободно приобретают дома и земли), шахское правительство до последнего времени очень ревниво следило за его выполнением, и если бы не революция, переселение русских крестьян на Гюрген вызвало бы большой шум и неисчислимые затруднения. На деле этого не случилось и только за самое последнее время Тегеран вновь подтвердил запрещение покупки и даже аренды земель русскими. Но теперь наше влияние в северной Персии настолько упрочилось, что это запрещение остается пока мертвой буквой.
ОКОНЧАНИЕ
См. также:
• Виды Северной Персии
• Б. В. Бессонов. Русские переселенцы в Северной Персии
• Г. Ф. Чиркин. Отчетная записка о поездке в Астрабадскую и Мазандеранскую провинции Северной Персии
• С. В. Чиркин. Двадцать лет службы на Востоке
• П. И. Огородников. На пути в Персию и прикаспийские провинции ее
• А. М. Никольский. Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• А. М. Никольский. Летние поездки натуралиста
ОКОНЧАНИЕ
Карта прикаспийских провинций Персии (приложение к книге А. М. Сахарова)
Введение
Достаточно беглого взгляда на географическую карту, чтобы убедиться в огромном значении для России южных побережий Каспийского моря. Почти от самой Москвы туда идет значительнейший и удобнейший во внутренней Европе водный путь, обеспечивающий дешевый транзит фабрикатов нашего промышленного центра в Персию и обратно - доставку продуктов персидской добывающей промышленности на русские рынки. К этому нужно добавить, что Персия и Россия представляют страны с совершенно различными естественными и торгово-промышленными условиями, а потому взаимный обмен продуктами служит удовлетворению насущных потребностей обоих государств. Персия посылает нам рис, хлопок, шерсть, фрукты, - мы даем ей ткани, сахар, муку и разные изделия.
Неудивительно поэтому, что почти на всем протяжении нашей истории обнаруживалось заметное тяготение России к Ирану, принимавшее в зависимости от обстоятельств те или иные формы и возникшее почти одновременно с образованием Русского государства. Арабский географ средины IX века - Ибн-Хордадбех, в своем сочинении «Книга путей и государств», пишет: «Купцы русские ходят на кораблях по реке Славянской (Волге), проходят по заливу хазарской столицы, где владетель берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (Каспийскому) и выходят на любой им берег. Иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад» [Цитировано по книжке М. Тебенькова: «Древнейшие сношения Руси с прикаспийскими странами». Тифлис, 1896 г.].
Сношения древних славян с бассейном Каспийского моря не всегда имели лишь торговый характер. Другие арабские историки (Аль-Масуди, Ибн-Эль-Асир и др.) сообщают о неоднократных набегах русов на многочисленных кораблях в провинции западного и южного побережий Каспия. Впоследствии княжеские междоусобицы и татарское иго надолго задержали это движение русских к югу, но затем, с эпохи Иоанна Грозного, оно возобновилось, выражаясь большею частью в мирных торговых сношениях. Во время смут, наставших в Персии к началу XVIII века, популярность России, как сильной державы, здесь была уже настолько прочна, что последний представитель династии Сефевидов - Тохмасп-шах предлагал Петру Великому отдать прикаспийские провинции за помощь против своего врага афганского Махмуд-хана. Петр Великий, провидевший значение для нас тесной связи с Азией, отправил в Каспий значительную армию и уже в 1723 году, по петербургскому договору, мы получили Гилянскую, Мазандеранскую и Астрабадскую провинции; но фактически присоединение края не состоялось; в 1732 году Россия вернула Персии вышеуказанные провинции. Несмотря на такой короткий срок владения, притом имевшего место только на бумаге, и до сих пор среди местного населения живет память, что Гилян, Мазандеран и Астрабад были когда-то русскими.
Удачные для России войны с Персией 1813 и 1826 гг. лишили последнюю Грузии, Дагестана и ханств Карабахского, Шекинского, Ширванского, Дербентского, Бакинского, Талышинского, Эриванского и Нахичеванского. Кроме того, Россия получила все воды Каспийского моря и исключительное право содержать на нем военные суда. С тех пор Персия, понявшая невозможность бороться с Россией, поддерживает с ней вполне добрососедские отношения, являясь ее союзницей по отношению к Афганистану и Турции. Персы особенно должны быть благодарны нам за завоевание закаспийских степей, прекратившее многовековые набеги на Иран туркменских кочевников.
Но параллельно с укреплением мирных отношений наших с Персией возникло и выросло соперничество Англии и России. Кроме естественной борьбы за персидский рынок, оно поддерживалось главным образом боязнью англичан нашего вторжения в Афганистан и Индию. «После бесконечного ряда взаимных шахматных ходов и скрытого антагонизма между этими державами состоялось, наконец, политическое соглашение по всем вопросам, касающимся Средней Азии, оформленное особым договором, заключенным в августе 1907 года» [М. Грулев. «Соперничество России и Англии в Средней Азии», СПБ., 1909 года.].
«Правительства России и Великобритании, - говорится в конвенции 18/31 августа 1907 г., - взаимно обязавшись уважать целость и независимость Персии и желая искренне сохранения порядка на всем протяжении этой страны и ее мирного развития, равно как и постоянного установления одинаковых преимуществ для торговли и промышленности всех других народов, принимая во внимание, что каждая из них имеет, по причинам географического и экономического свойства, специальный интерес в поддержании мира и порядка в некоторых провинциях Персии, смежных или соседних с русской границей, с одной стороны, и с границами Афганистана и Белуджистана с другой, и желая избежать всякого повода к столкновению между их взаимными интересами в персидских провинциях, о которых было упомянуто выше, - согласились о нижеследующих положениях. Великобритания обязуется не домогаться для самой себя и не поддерживать в пользу британских подданных, равно как и в пользу подданных третьих держав, каких-либо концессий политического или торгового свойства, как то: концессии железнодорожные, банковские, телеграфные, дорожные, транспортные, страховые и т. д. - по ту сторону линии, идущей от Касри-Ширина через Исфаган, Йезд, Хакк (Кахк) и оканчивающейся в точке на персидской границе при пересечении границ русской и афганской, и не противиться, ни прямо, ни косвенно, требованиям подобных концессий в этой области, поддерживаемых российским правительством. Считается конечно установленным, что местности, упомянутые выше, входят в область, где Великобритания обязуется не домогаться вышесказанных концессий».
Такие же обязательства приняла Россия по отношению к Англии в местностях, расположенных к югу от линии Себзевар (в Афганистане) - Биржан-Керман и Бендер-Аббас.
Эта конвенция, разрешив, хотя бы и на время, запутанный доселе вопрос, предоставила обоим государствам значительную свободу действий в их сферах влияния. Представители русской власти на севере Персии почувствовали под ногами твердую почву и их воздействие на местах сразу приобрело надлежащую определенность и силу, отвечающую задачам России.
С этого же времени в отношениях между Россией и Персией возник новый фактор. С 1907 года в Астрабадской провинции начали появляться русские переселенцы, привлекаемые слухами о дешевизне и плодородии местных земель. Это движение, возникшее без всякого воздействия правительства, приняло мало-помалу стихийный характер и достигло таких размеров, что принудило обратить на себя соответствующее внимание. С 1913 года к оказанию русским переселенцам необходимой помощи были привлечены чины Сырдарьинского переселенческого района.
Естественные условия района русского переселения
Колонизация Персии русским крестьянством до сих пор еще не распространилась за границы Астрабадской провинции [В Мазандеране тоже имеются земельные владения русских подданных, но там они носят исключительно частновладельческий характер.]. Последняя по своим естественноисторическим особенностям может быть разделена на три части: 1) северную - до реки Гюргена, являющуюся прямым продолжением Закаспийской низменности со всеми характерными ее особенностями: сухостью климата и большею частью глинисто-солонцеватыми, иногда песчаными почвами; впрочем, около самого Гюргена и здесь почвы пригодны для поливного, а местами и для богарного земледелия; 2) среднюю - между р. Гюргеном и северным склоном Эльборуского хребта; эта часть тоже представляет собою низменность, шириною в общем 20-30 верст, почти всюду очень ровную с небольшой покатостью к западу и северу, и 3) южную - по лесистым северным склонам указанных гор.
Русская колонизация коснулась пока только средней части провинции, почему мы и остановимся на ней несколько подробнее.
<…>
Климат Астрабадской низменности нельзя признать слишком жарким, так как термометр редко поднимается выше 30° по Реомюру в тени. (В Закаспии летние жары в 35-38 °Р в тени - довольно обычное явление.) Но, благодаря обилию в воздухе влаги, он является очень нездоровым, действуя на организм расслабляющим образом. К числу эпидемических болезней местности относится малярия, большею частью трехдневная, иногда и тропическая. Летом людей и скот изводят комары, москиты и др. мошки. Зимы обычно мягкие, продолжаются не более двух месяцев (декабрь-февраль) с минимальной температурой в 7-8 °Р. Осенние и весенние заморозки бывают очень редко.
Если принять в соображение местное плодородие лессовых почв, то можно сделать заключение, что при наличии указанных благоприятных факторов Астрабадская низменность представляется местностью достаточно ценной. На левом берегу Гюргена вполне обходится без искусственного орошения пшеница, ячмень, овес, просо, горчица, кунжут и другие растения.
Средний урожай пшеницы и ячменя местные старожилы определяют в 70-100 пуд. с казенной десятины, причем, по их словам, недороды очень редки; наоборот, в удачные годы урожаи поднимаются до 200 и выше пудов. К западу от Астрабада с уверенностью в постоянном урожае от 60 до 100 пуд. можно сеять неполивной хлопок, в восточной же половине низменности он возможен лишь вблизи лесной полосы; чем дальше от гор и к востоку, тем необходимее для уверенности в урожае иметь в запасе для хлопка поливную воду; в русских поселках, расположенные около Гумбет-Кобуза (Лавровка, Покровское) неполивной хлопок, по-видимому, совсем невозможен.
Местные климатические условия таковы, что позволяют культивировать на склонах гор пшеницу, виноград, хлопок и рис. Благодаря мягкости климата, в Астрабадской низменности доступна культура многих ценных растений: сахарного тростника, шелковой ваты и даже чая. Достаточно сказать, что в консульском саду в Астрабаде свободно растут различные виды пальм, бананы, эвкалипты, лавровые деревья, черные сливы, бамбук и т. п. Апельсины, лимоны, померанцы, каштаны и олеандры - обычные растения в садах астрабадских обывателей. И вся равнина между Гюргеном и горами могла бы быть таким цветущим садом.
Прошлое и настоящее Астрабадского района
<…>
« <…> Номинально Астрабадская провинция вошла в состав Персии со времен Аббаса Великого (1586-1628), но до момента занятия нами Закаспийской области персы не имели здесь абсолютно никакой власти. Лет 40 назад даже местности по ту сторону Эльборуского хребта постоянно подвергались набегам туркмен, и караваны из Шахруда в Мешхед и обратно отправлялись не иначе, как группами в 1000-2000 людей с пушками и солдатами» [П. Огородников. «Страна Солнца». СПБ., 1881 г.]. То же самое констатирует для 1892 года подполковник Генерального штаба Л. К. Артамонов [Л. К. Артамонов. «Астрабад-Шахрудский район и северный Хоросан», 2 части. Тифлис, 1894 г.]. После покорения нами текинцев такие далекие аламаны (набеги) постепенно вывелись; однако до самых последних лет между Гюргенскими туркменами и персидской властью происходила постоянная открытая борьба; последняя, будучи не в силах прочно подчинить туркмен, ограничивалась кровавыми походами за сбором податей и применением принципа: divide et impera. Она подкупает влиятельных туркмен и, разжигая посредством их вражду между гокланами и иомудами и между отдельными коленами иомудов, мало-помалу готовит их окончательное подчинение. Во всяком случае, еще лет 10 назад аламанство в пределах Астрабадской провинции было далеко не редким явлением.
Северный склон Эльборуского хребта и узкую предгорную полосу занимают персы. Под этим именем среди русских слывут в сущности таджики («таты»), смешавшиеся с каджарами (колено из тюркского племени джелаир, из которого вышла царствующая теперь в Персии династия) и азербейджанскими турками. Но так как те и другие и третьи совершенно оперсиянились, приняли персидский язык и стали ревностными шиитами, то обычное наименование их персами вполне понятно. Они расселились в горных долинах селениями в среднем дворов до 100, но иногда и до 1000 и более; впрочем, в настоящее время, с прекращением аламанства, стали возникать и более мелкие персидские деревни. От туркмен их отделяет полоса предгорных лесов и кустарников. Персы живут в довольно убогих, тесно прижатых друг к другу постройках из дерева с глиняной смазкой на высоких фундаментах из камня или сваях для защиты от сырости; крыши остроконечные, соломенные или черепичные, обычно на два ската. Селения часто обнесены валом со рвом и запираются воротами; но в новых селениях этого иногда уже не наблюдается.
Характерной особенностью хозяйственного строя персидских крестьян является их юридическая безземельность. Вся земля и воды по склону Эльборуса принадлежат частным владельцам (арбаб-ам); крестьяне за право пользоваться землей и водой платят помещикам половину урожая риса и 1/10 всех остальных культур, не исключая и хлопка; крестьяне совершенно свободны в выборе помещика и могут беспрепятственно переходить от одного к другому. В литературе укоренилось мнение, что, вследствие произвола властей, положение персидского крестьянина очень тяжело. Но, судя по рассказам местных старожилов, при современных условиях в Астрабадской провинции это не совсем так. Благодаря прекращению аламанства, явилась возможность заселять и культивировать пустовавшие ранее земли предгорий; владельцы последних, стараясь переманить на эти земли крестьян, принуждены возводить для них по возможности хорошие постройки, иногда даже принимать их ремонт на свой счет, снабжать в рассрочку скотом и т. п. Если при этом принять в соображение незначительную арендную плату за землю, то окажется, что персидский земледелец находится пожалуй даже в лучших условиях, чем безземельный хотя бы крестьянин в южной России, уплачивающий за землю от 20 до 30 рублей годовой аренды за десятину.
Персидское население ведет исключительно оседлый образ жизни. Из скота разводится главным образом крупный рогатый (в том числе порядочное количество буйволов) и в небольшом числе - овцы, козы, ослы и катера (мулы). Основное занятие жителей - земледелие. Несмотря на давнее возникновение оседлости, техника полевого хозяйства носит довольно примитивный характер. Пашут первобытным деревянным плугом, обычно на одном быке, к которому плуг привязывается сбоку особым самодельным ярмом. Пшеница, ячмень, горох и чечевица сеются главным образом для своего потребления, промышленный характер имеет лишь культура риса и хлопка. Рис занимает почти всю предгорную полосу Эльборуского хребта, более или менее ровные лощины и низины и не очень крутые склоны которого разделываются перед посевом площадками в виде уступов. Ровная жаркая температура вегетационного периода, отсутствие утренников и обилие влажности обеспечивают рису весьма высокий средний урожай, который, по мнению старожилов, может быть определен пудов в 180-200 неочищенного зерна («шалы») с кисмета (персидская мера приблизительно в 1,1 гектара, т. е. почти равная казенной десятине) [Точнее: кисмет = 20×20 камышин, в каждой из которых 5 зар (зар = 105 сантиметрам).]. Отдавая пудов 90 помещику, земледелец имеет таким образом до 90 пудов шалы, продаваемой в среднем по 9 туманов (16 руб. 20 к.) за халвар (16 пуд. 32 фун.), т. е. до 90-100 рублей валового дохода, не считая соломы. Эта высокая доходность рисовой культуры и обеспечивает ей постоянное и прочное место в хозяйстве персидского крестьянина. Астрабадская провинция снабжает рисом Хоросан, Туркменскую степь, и отчасти Россию. Но, как и всюду, рис является рассадником жестокой малярии. Другим выгодным растением на персидских полях служит хлопок, дающий при поливе до 100 пудов, а без полива, в западной части низменности, до 80 пудов среднего урожая. Культура его понемногу распространяется; но персы очень мало заботятся об улучшении сортов хлопка, при этом вся скупка его находится в руках бендер-гязских армян, которые, сбивая цены, в то же время применяют крайне небрежную очистку, благодаря чему персидский хлопок пользуется дурной репутацией на русских рынках.
Шелководство пока не играет значительной роли; оно сильно упало с 60-х годов прошлого столетия, благодаря эпидемическим болезням червей, и начало возрождаться лишь с 90-х годов, когда начался ввоз в Персию грены, приготовленной пастеровским способом. Садоводство и огородничество тоже не имеют в провинции экономического значения; бахчеводство с промышленными целями применяется лишь по соседству с крупными населенными пунктами (Астрабадом, Бендер-Гязем). Из посторонних промыслен можно отметить извоз (Бендер-Гяз - Астрабад - Шахруд), углежжение и охоту на зверей и птиц.
Расслабляющий климат, непрекращающаяся малярия, привычка к опиуму и постоянные на протяжении долгих веков грабежи туркмен сделали персидского крестьянина слабосильным, вялым, инертным, и в этом смысле он прямая противоположность русскому землеробу. Насколько последний «жаден» до земли, настолько перс равнодушен к увеличению посевов и к улучшению своего хозяйства. Несмотря на свободу запашки помещичьей земли и низкую арендную плату, в среднем посевы одного хозяйства (5-6 душ обоего пола) не превышают, по общему отзыву, 3-4 кисметов. Этой же инертностью персидского крестьянства объясняется сравнительно слабое распространение хлопка, культуры, как известно, требующей значительной заботливости и большого расхода труда. Перс вполне удовлетворяется продовольственным посевом пшеницы и ячменя и кисметом риса, который покрывает его несложные денежные потребности.
По обоим берегам Гюргена тянутся аулы туркмен. По левую сторону они занимают полосу в общем не шире 15 верст, а на север их кочевья частью даже заходят на русскую территорию. Таким образом, между туркменами и персами остается свободное пространство от 10 до 20 верст. На этой нейтральной полосе, как увидим из дальнейшего, и оседают главным образом русские переселенцы.
Персидские туркмены принадлежат к двум довольно враждебным друг к другу племенам; на востоке, приблизительно до Гумбет-Кобуза, живут гокланы, к западу от них до моря - иомуды. Каждое из этих племен разделяется в свою очередь на роды (таифе), часто, особенно у иомудов, тоже враждующие друг с другом. Персидских подданных гоклан насчитывают теперь до 4000 кибиток и иомудов до 9000, но эти данные основаны на приблизительных подсчетах. Полковник Бендерев для 1902 г. дает число кибиток гоклан 3552 и иомудов 8120. Туркмены составляют, таким образом, 30-35% всего населения Астрабадской провинции. Так как территория гоклан находится вне пределов современной русской колонизации, то в дальнейшем речь будет идти исключительно об иомудах.
Иомуды разделяются на две, по численности почти равные, ветви: шериф, среди которой главенствует род джафарбаев, и чони, во главе с родами атабаев и аг-атабаев; первые занимают пространство от моря приблизительно до меридиана Астрабада, а вторые дальше на восток. Как и все туркмены, они мусульмане-сунниты, но не отличаются особой религиозностью. До занятия нами Закаспийской области они были совершенно независимы от Персии и в широких размерах практиковали набеги на оседлое персидское население Астрабадской, Бастамской и Хоросанской провинций. По рассказам местных жителей, открытые грабежи прекратились всего лет 5-7 назад, но мелкий угон скота у персов применяется и доселе. Если верить русским переселенцам, то даже в последнюю зиму (1913-14 гг.) в восточной половине района дело временами доходило до продолжительных ружейных перестрелок. Известна роль гюргенских туркмен в последние дни пребывания в Персии бывшего шаха Магомета-Али: значительная часть их открыто стала на его сторону. Обладай экс-шах большей энергией и инициативой, он при помощи своих воинственных союзников легко мог бы перетянуть чашу весов на свою сторону. Разумеется, туркмены сражались за шаха не из преданности к нему лично, а из врожденного презрения к персам, которое до сих пор сквозит в каждом слове иомуда об «ирани». Можно с уверенностью сказать, что все туркмены в душе, а некоторые роды и на деле, до сих пор не считают себя персидскими подданными. Местные жители убеждены в неизбежности беспорядков и аламанства, если русские почему-либо вздумают бросить провинцию на произвол судьбы. И это действительно так. Смелым, воинственным, почти поголовно вооруженным винтовками иомудам не страшны малочисленный астрабадский гарнизон и далекая, расшатанная шахская власть.
Все туркмены живут в обычных юртах аулами от 50 до 100 кибиток; но на берегу моря встречаются аулы (Ходжа-Нефес и нек. другие) и в несколько сот кибиток. Постройки из дерева сравнительно редки; лишь в приморских аулах довольно много деревянных торговых помещений, складов для снастей и рыбы и даже иногда жилых домов. Ввиду обилия комаров, у большинства имеются вышки, т. е. помосты для спанья на 4-6-жердевых столбах в 3-5 сажен высоты. Так как до 85% иомудов перестало уже кочевать, то эти аулы носят сравнительно постоянный характер. Кочевники («чорва») проводят на Гюргене лишь 4-5 зимних месяца, а на остальное время уходят в пределы Закаспийской области на Атрек; официально они являются «двуданниками», т. е. подданными России и Персии, но обычно платят лишь русский кибиточный сбор и никакой зависимости от персидских властей не признают.
Усиленное оседание иомудов отразилось непосредственным образом на их землепользовании. Пока земля рассматривается лишь как пастбищное пространство, она естественно является у кочевников родовым или даже племенным достоянием; именно такой характер носят у иомудов атрекские пастбища и полоса предгорных кустарников и прилегающих бурьянов к югу от Гюргена. Но пахотные земли у них уже в значительной мере потеряли общинный характер. Туркмены приморского аула Ходжа-Нефес говорили, что общинных земель, годных для пахоты, у них уже не осталось; все пашни перешли в мюльк (частную собственность); то же самое, по их словам, замечается почти у всех джафарбаев; у верхних же родов (ветви чони) до сих пор есть родовые пахотные земли. Но еще свежие кочевые интересы сказываются и на мюльковых землях в том смысле, что пашня, пока она служит пастбищем (жниво, пар, залежь), должна быть в общественном пользовании. В количественном отношении мюльк распределен между отдельными владельцами крайне неравномерно; ханы, главари родов и другие влиятельные лица захватили иногда по несколько сот и даже тысяч десятин, тогда как рядовые туркмены часто имеют лишь небольшой клочок пашни. Значительное число бедняков совершенно безземельно; они обрабатывают поля издольно у богатых.
Промышленный характер скотоводство носит лишь у кочевников; разводятся главным образом верблюды и мелкий скот. Оседлые же туркмены имеют в небольших количествах быков, коров и овец. Лошадей у иомудов сравнительно мало; по словам туркмен, климатические условия Астрабадской низменности неблагоприятны для этого вида скота. Основное занятие оседлых иомудов - земледелие, а в приморских аулах рыболовство. Сеют почти исключительно озимые пшеницу и ячмень и в небольшом количестве хлопок; поливных земель у иомудов очень мало, почему применяются главным образом богарные посевы. Техника полеводства такая же примитивная, как и у персов. Из посторонних промыслов необходимо отметить рыболовство, которым в довольно значительных размерах занято население приморских аулов.
Нужно сознаться, что иомуды, презирая персов, в общем не обнаруживают симпатии и к русским. Причины этому - еще не забытые воспоминания о разгроме хивинских иомудов после покорения Хивы в 1873-74 гг., а главным образом боязнь потерять при русском владычестве свою фактическую независимость. Персы совершенно не вмешиваются во внутренний строй туркменского быта, ограничиваясь лишь сбором податей и, за последнее время, обязательством некоторых родов предоставлять в распоряжение астрабадского губернатора определенное число вооруженных всадников. Слабость персидского правительства дает иомудам право надеяться, что со временем их призрачное подчинение персам еще более ослабеет. Персидская анархия для них родная стихия. «Туркмены, - пишет в вышеназванном труде подполковник Артамонов (ч. I, стр. 126), - гордые своим происхождением, свободолюбивые, подозрительные, склонные по натуре к аламанам, без которых им скучно (сами говорили это), привыкшие к тревожной боевой жизни, - боятся русского режима, слишком для них законного [Все у вас закон да закон. Ступить нельзя не по закону, - говорили неоднократно туркмены.] и сурового». Они не могут примириться с мыслью, что «за убийство нельзя убить виновного, что за кражу можно потерять надолго свободу, а за грабеж быть сосланным в Сибирь». Но нет пока никаких оснований преувеличивать все вышесказанное. Если туркмены около Каспийского моря и не чувствуют особенного влечения к русским, то, во всяком случае, они не проявляют и сколько-нибудь заметной враждебности.
Положение и значение русской власти в Астрабадской провинции
Представителями интересов России здесь служат русское консульство в Астрабаде и пограничный с Персией комиссар - в Гумбет-Кобузе (с 1897 года). Для характеристики эволюции русского влияния в районе за последние десятилетия небезынтересно сравнить три периода: начало 90-х годов минувшего столетия (по данным подполковника Артамонова), начало 900-х годов (по данным полковника Бендерева) и, наконец, настоящее время.
Подполковник Артамонов отмечает систематическую поддержку местной персидской властью всех враждебных нам элементов среди туркмен и вообще возбуждение недоверия и недоброжелательства их к России. По целым годам оставались нерешенными самые вопиющие дела о грабежах туркменами русских подданных. «Жалобы Консульства на систематические неисполнения уже признанных и санкционированных решений остаются без всяких последствий, так что армяне-купцы (русские подданные) предпочитают взяткой правителю обойти трудный и безрезультатный путь решения дела чрез посредство Консульства» (стр. 122, ч. 1).
И в заключение: «За время моего 5-месячного знакомства с Астрабадской провинцией и туркменскими делами - я вынес лишь горькое, обидное для русского имени чувство: во всех делах русскоподданных персидские власти проявляют такую наглость и надежду на безнаказанность, что становишься в тупик перед вопросом: - да кто же кого облагодетельствовал, мы персиян - или персияне нас. Какая же из сторон, наконец, имеет решающий голос в туркменских делах» (стр. 121, ч. 1).
Полковник Бендерев нашел такое же враждебное отношение персидских властей ко всему русскому, выражавшееся в постоянном нарушении интересов наших подданных и в беспрерывных придирках и различных требованиях к русским властям. Учреждение комиссарства в Гумбет-Кобузе повело к тому, что персы воспользовались «нашею силою и лояльностью не только для утверждения своей власти на Гюргене, но и для урона среди туркмен нашего престижа» (стр. 161). В результате «из независимой Туркмении, какою в 1891-2 годах застал подполковник Артамонов долину Среднего Гюргена, ныне почти ничего не осталось. В 1902 г. я не нашел решительно никакой разницы между положением давно подпавших под влияние астрабадских правителей туркмен на нижнем Гюргене и положением туркмен, населяющих долину Среднего Гюргена. Джафарбаи у устья Гюргена скорее пользуются большею внутреннею независимостью, чем кан-иокмазцы или коджухцы в окрестностях Гумбет-Кобуза» (стр. 163). Между тем «многие из побывавших на Гюргене русских и теперь могут услышать от туркмен заявления, что не будь русских в Гумбете - персидские власти никогда бы не показались здесь, и что уйди только наш комиссар, то и эти власти разбежались бы в тот же день, а если бы и решились остаться на Гюргене, то были бы в первый же день вырезаны, как бараны» (стр. 162).
Затем, «со времени учреждения нашего комиссарства на Гюргене персы достигли и другого рода культурных успехов в долине этой реки. Прежде персидское население пряталось в своих горных ущельях и не смело показаться на равнине средней части Гюргена, находившейся в полном распоряжении туркмен. Ныне они постепенно начинают спускаться в эту равнину, увеличивают свои запашки, расширяют свое хозяйство и мало-помалу захватывают плодороднейшие участки этой равнины. Недавно к северу от с. Рамиана основано с. Гюль-Чишме; у Ниля-Коу, в долине р. Дааны, появились два других персидских селения; у той же горы, в долине реки Чили-Чай, можно видеть персидские рисовые поля и т. п. Как более культурное и более трудолюбивое, чем туркмены, племя, персы, при утверждении их власти на р. Гюргене, грозят вытеснить окончательно туркмен и нынешнюю Персидскую Туркмению, житницу большинства наших туркмен Красноводского уезда, превратить в обыкновенные персидские булюки (волости), которые перестанут кормить своим хлебом наших подданных, благодаря имеющему последовать запрещению отпуска хлеба из пределов Персии в Закаспийскую область, как то практикуется на границе последней с Хоросаном» (стр. 163).
Таким образом, представители русской власти в крае вместо того, чтобы расширить, углубить и упрочить здесь русское влияние, к началу 900-х годов, как видим, достигли прямо противоположных результатов. Они не сумели воспользоваться оглушительным впечатлением, произведенным занятием нами Ахал-Текинского и Мервского оазисов, и сразу взять верный твердый тон, соответствующий нашему достоинству и интересам. Трудно сказать, произошло ли это по причине индивидуальной неспособности лиц, замещавших указанные посты, или вследствие общей нерешительности русской политики в Персии. Как бы там ни было, в начале этого столетия значение персидской власти в Астрабадской провинции поднялось на относительно небывалую (хотя абсолютно все же очень скромную) высоту; наоборот, наше влияние, если и не уменьшилось, то во всяком случае и не возросло.
Такой порядок вещей несомненно мог бы в конце концов привести к тому, что русские оказались бы в Персии на положении едва терпимых иностранцев. Но во второй половине истекшего десятилетия политическая конъюнктура вдруг совершенно изменилась. Персия, уже давно находившаяся в периоде глубокого экономического кризиса, вступила в полосу революционной анархии. В течение нескольких лет произошла полная дезорганизация правительственной машины. Русские принуждены были ввести войска во многие пункты северной Персии, в том числе и в Астрабадскую провинцию, где они находились до последнего времени. Восстание гюргенских туркмен, поднятое бывшим шахом Магометом-Али, если и не вернуло ему потерянного трона, то в значительной мере вернуло иомудам сознание их силы и независимости. Наконец, соглашение России с Англией дало нашей политике в Персии большую уверенность и свободу.
Все эти обстоятельства волей-неволей поставили астрабадских властей перед нашим консулом и комиссаром до некоторой степени в подчиненное положение. Относительно Персидской Туркмении, особенно в районе комиссарства, можно с уверенностью сказать, что здесь вся власть и значение перешли к нашим представителям. Туркменское и даже персидское население поняло, что в лице России оно имеет перед собою не бессильное узаконенное беззаконие шахского правительства, а действительную основу спокойного, устойчивого существования. Судебные функции комиссариата и консульства расширились в глубину и ширину, а их административное воздействие на местную жизнь, раньше равнявшееся почти нулю, теперь приняло очень значительные размеры. Словом, по определению местных жителей, в настоящее время консул и комиссар в своих районах [Сферы деятельности консула и комиссара разделяются рекою Курджавалом, верстах к 40 к востоку от Астрабада, около поселка Рождественского.] - все равно, что русские губернаторы в своих губерниях. Если в этом и есть преувеличение, то очень небольшое.
Самым важным для России последствием такого оборота дел явилась, несомненно, колонизация Астрабадской равнины русским крестьянством, едва ли бы возможная в начале 900-х годов. Дело в том, что заключенный между персидским и русским правительствами в 1828 году Туркменчайский договор, действительный и до сих пор, запрещает русским и вообще иностранным подданным владеть в пределах Персии всякого рода земельными имуществами. Несмотря на очевидную устарелость и несправедливость этого пункта (персы в России свободно приобретают дома и земли), шахское правительство до последнего времени очень ревниво следило за его выполнением, и если бы не революция, переселение русских крестьян на Гюрген вызвало бы большой шум и неисчислимые затруднения. На деле этого не случилось и только за самое последнее время Тегеран вновь подтвердил запрещение покупки и даже аренды земель русскими. Но теперь наше влияние в северной Персии настолько упрочилось, что это запрещение остается пока мертвой буквой.
ОКОНЧАНИЕ
См. также:
• Виды Северной Персии
• Б. В. Бессонов. Русские переселенцы в Северной Персии
• Г. Ф. Чиркин. Отчетная записка о поездке в Астрабадскую и Мазандеранскую провинции Северной Персии
• С. В. Чиркин. Двадцать лет службы на Востоке
• П. И. Огородников. На пути в Персию и прикаспийские провинции ее
• А. М. Никольский. Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• А. М. Никольский. Летние поездки натуралиста