Res publicа! (1) Res publica! (2) Res publica! (3) Res publica! (4) Res publica! (5) Res publica! (6) Res publica! (7) Но вернемся к теории. Первый неожиданный вывод, который следовал из нашего понимания природы суверенитета, как мы видели, полностью подтвердился - как при более внимательном рассмотрении его теоретических аспектов, так и в применении к истории и даже к текущей русской политике. Res publica есть не просто особый способ осуществления суверенитета, это и есть сама суть суверенитета, а поэтому и в том, что республиканская форма осуществления суверенитета, - предполагающая ограничение власти с целью недопущения ее произвола и вовлечение в управление государством элементов, суверенитетом не обладающих, - есть наиболее естественная и, так сказать, подобающая самой природе суверенитета форма его осуществления, для нас уже нет ничего неожиданного. А что со вторым нашим неожиданным выводом, согласно которому суверенитет возникает, созидается и отстаивается не столько во внешней политике, сколько внутри самого государства? Не может ли так случиться, что внешне суверенное и независимое государство в действительности суверенитетом не обладает?
Вчера председатель Конституционного суда Валерий Зорькин сделал очень любопытное заявление, там много интересного, и, среди прочего, прозвучало следующее:
Утверждения о нелегитимности как прошедших выборов в Думу, так и (заранее) грядущих выборов президента 4 марта, звучащие на массовых митингах в Москве и в заявлениях протестных лидеров, могут привести к полному разрушению правовых основ российского государства и объявлению нелегитимными всех ветвей власти - законодательной, исполнительной и судебной.
"Готовы ли митинговые лидеры признать собственную страну полностью лишенной властно-политической легитимности и, значит, государственного суверенитета? И готовы ли они в связи с этим призвать каких-либо "варягов" (включая спецподразделения стран НАТО) для поддержки учреждения в России "новой государственности" по образцу Ливии?"
К Зорькину можно относиться по-разному (я лично всегда относился к нему с симпатией, помня о его принципиальной позиции во время событий 1993 года), но нельзя не признать, что это профессионал высокого класса. Советский, да, со всеми поправками, но кое-что он в праве понимает - в том числе и в государственном праве. И обратите внимание, что в приведенной цитате Зорькин прямо связывает "властно-политическую легитимность" с "государственным суверенитетом". Там потом идут "спецподразделения НАТО", "ливийский сценарий" и прочие ужасы, но все это - потом, уже после того, как Россия будет лишена государственного суверенитета. Каким образом лишена? Путем лишения нынешнего режима этой самой "властно-политической легитимности" в результате протестного движения. То есть Зорькин отчетливо понимает, что государственный суверенитет есть, прежде всего, явление внутреннее, и если его нет или он разрушается, то внешние силы просто могут взять страну и территорию, на которой этот суверенитет уже отсутствует. Эта ненароком вставленная фраза среди всей этой, в сущности, охранительно-пропагадистской статьи Зорькина ясно показывает, что господин Зорькин - со всем его огромным юридическим опытом работы на высших государственных судебных должностях - понимает природу государственного суверенитета так же, как и я. И здесь мы находим очень значимое подтверждение наших рассуждений и выводов, которые из них следуют.
Понятно, что пропагандистско-охранительный пафос статьи в целом имеет мало отношения к реальности: ибо что же это за суверенитет государства, если он разрушается в результате двух, не самых многолюдных по европейским меркам митингов? Но ключевое слово здесь прозвучало - легитимность власти. Оказывается, это настолько важная вещь для суверенитета, что отсутствие этой самой легитимности немедленно ставит под вопрос и суверенитет этой власти. Отсутствие легитимности для иной власти опаснее целых армий с многочисленными дивизиями, танками и самолетами. Посмотрим внимательно, что и откуда здесь берется, а для этого снова обратимся к Гоббсу. Напомню его определение государства:
Иначе говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя общего лица. Это больше чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия.
Здесь на самом деле пристуствует не только определение государственного суверенитета, но и легитимости. Пока каждый (или абсолютное большинство) считает, что власть является его уполномоченным (а это происходит не только при демократии, но и при аристократии или монархии) - суверенитет власти действует, и каждый (или абсолютное большинство) признает законы, решения и применение насилия, исходящие от суверенной власти, как бы исходящими от него самого. Общество для того и создало власть и государство, чтобы оно всем этим занималось. Но когда все (или абсолютное большинство) уже перестают рассматривать власть как свою, ее суверенитет и все, что с ним связано, немедленно тает, как эскимо на солнце, и на месте великого и ужасного Левиафана мы вдруг обнаруживаем какого-нибудь плешивого чудака со сворой прохиндеев и воров. И никакой магии здесь нет - все очень естественно и понятно. И люди, которые еще вчера спокойно подчинялись власти и где-то даже одобряли насилие, от нее исходящее (аресты, суды, заключение в тюрьму тех, кто преступил закон и совершил произвол), вдруг отказываются этой власти повиноваться, а любое насилие с ее стороны рассматривают уже как насилие бандитов и грабителей, то есть как такой же преступный произвол. Все, финита - уже никто не рассматривает власть как своего уполномоченного, она уже нелегитимна, и вслед за легитимостью немедленно исчезают и все атрибуты, которые делали эту власть суверенной - то есть исчезает и ее суверенитет.
Поэтому если пара митингов вдруг грозят сделать власть нелегитимной и лишить ее суверенитета, то тут очень уместно задать нескромный вопрос: а был ли мальчик? То есть обладала ли эта власть легитимностью и суверенитетом ранее? И если да - то почему все это оказалось столь призрачным, что пара митингов в 50-100 тыс. человек вдруг поставила легитимность и суверенитет этой власти под вопрос? А если нет - то каким образом нелегитимная и несуверенная власть существовала ранее и почему люди подчинялись ее решениям? Ну, а чтобы ответить на эти вопросы, нам снова придется копнуть в природе суверенитета.