Вигилия 7\2. Боцман, дискурс и русалка
(Продолжение. Начало см.
Интродукция\вступление http://popadin39.livejournal.com/47159.html
Вигилия 1:"Мёд и разные сладкие штуковины" http://popadin39.livejournal.com/48282.html
Вилигия 2: "Студиозус" http://popadin39.livejournal.com/47865.html
Вигилия 3: "Голландский трактир" http://popadin39.livejournal.com/48707.html
Вигилия 4\1 "Две покражи" http://popadin39.livejournal.com/48519.html
4\2 "Вор и русалки" http://popadin39.livejournal.com/50787.html
Вигилия Х\1, часть 1 "Иссекновенье вод" http://popadin39.livejournal.com/49584.html
Вигилия 5: "Медовый мост и уловление детей" http://popadin39.livejournal.com/47411.html
Вигилия Х\2 "Архивариус и Длань" http://popadin39.livejournal.com/49204.html
Вигилия 6. "Ратуша и шкап" http://popadin39.livejournal.com/49693.html
Вигилия 7\1. "Боцман, бочка и папир" http://popadin39.livejournal.com/50338.html)
.....Вечером того же дня в голландском трактире было не протолкнуться.
Если в этот момент расположить наш взгляд шире обычного и воспарить, поправ нарративом тяготенье, то первейше попадёт в нашу многоканальную оптику дворник Ганс, что метёт у старого крыльца ратуши и ворчит себе под нос; затем мышь, что, несмотря на страсти и перипетии, описанные 20-тью страницами выше, продолжает усердно грызть старинный фолиант, так и не доставшийся Ансельму (последняя из пяти копий последней книги «Поэтики» Аристотеля, что остался в Европе); а также сам Ансельм, что сидит о сю пору пред архивариусом Саламгорстом в трактире «Вынь да положь» и ждёт вердикта.
Архивариус, к которому пять минут ранее подсел его старинный приятель боцман, вертел поданный боцманом лист ансельмовой каллиграфии, и молчал.
Ночное происшествие с рекою настолько взбудоражило городские умы, что они, эти умы, не преминули встретиться на рынках и в ближайших гаштетах для обмена косвенной и прямой информацией. Сразу образовались две партии - «безводянники» и «простоштормтутпролетел». В порыве доказательств было разбито у горшечника несколько глиняных сосудов (по странному совпадению, совсем не шедшие в продаже) и рассыпаны яблоки у одной слишком гонористой ведьмы, что повелась продавать свой товар на пути послеучебных студентов. По окончанию дня недоспорившие переместились в трактиры, и теперь здесь стояли шумы и толпились дискурсы «за» ночное исшествие вод и «против» (камни не могут падать с небес, как мы знаем).
Рядом со столиком архивариуса стоял столбом бывший студент Ансельм, и ждал, потея, неведомого вердикта.
- Ну что ж… - наконец, неопределённо сказал архивариус, и впился взглядом в нос Ансельма, на котором выступили капельки пота. - Вижу, что навыки каллиграфии и алфавита русалок вы обрели не в близких краях… - тут архивариус подался к Ансельму и понизил голос, - если вы, конечно, понимаете, что я говорю…
- Я бы рад бы не понимать, но, увы, всё вполне однозначно, - сказал бывший студент, и вытер пот со лба и носа. - Такое не забывается.
- Ладно. Приходи завтра в полдень в библиотеку, там вы получите первое задание для переписи. Книгу, которую вы спрашивали давеча. - Глядя, как Ансельм разворачивается и уходит, архивариус спросил у боцмана, что сидел рядом за столиком и попивал пунш: - Где ты его откопал и что с ним приключилось? Он пару дней назад приходил ко мне и произвёл впечатление напыщенного самодовольного болвана! Но за эти дни его как будто подменили…
- Я его выловил утром из реки, - сказал боцман. - Говорит, что побывал в городе русалок, где день считается за месяц. Такие дела.
- Теперь понятно… неужель он без потерь вырвался из их хладных объятий? - так сказал архивариус Саламгорст, и в удивлении набил трубку сильнейшими ломзенскими корешками и затянулся. Боцман составил ему компанию: достал из-за уха уже разожженную носогрейку и тоже стал молча ею посапывать, как бывает с людьми, которые знают друг друга давно, и которым особых слов для единства мыслей уже не надо.
- А что за свист да вой раздаётся в вашем трактире по вечерам? Я его слышал давеча за этим вот столиком! - оторвавшись от трубки, строго спросил Саламгорст у хозяина, который вышел в зал обозреть состоянье паствы дискурса.
- Это русалка! - оживился ван Гестер, останавливаясь у столика архивариуса, и руками показал, как именно выглядят русалки в момент свиста и после гляденья в зеркало. - Поселилась недавно на реке, поёт ночами неземным голосом, требует, чтобы посетители не задерживались и платили по счетам. А то иначе утащит их в свой подводный город! - и хозяин строго посмотрел на Саламгорста и Раму. Эти всегда платили по счетам, но любой хозяин знает, что не лишним будет перестраховаться…
- Какая прагматичная русалка! И поёт всё на твою мельницу, - недобро прищурившись, заметил боцман. Он не любил перестраховщиков по поводу своей персоны. - Спорю на десяток монет, я с нею договорюсь, и она больше не будет петь у вашего трактира!
- С меня месяц бесплатной выпивки, если это не пустые слова, - склонил голландскую голову ван Гестер. Похоже, он так и не привык к прибрежной соседке, хоть и пугал ею необязательных клиентов.
- Я видел, что ты недавно переложил камин - у тебя ещё осталось немного той глины, которой пользовались мастера? - спросил боцман, вставая из-за стола.
- Конечно! Эй, пацан, принеси глины, что стоит в тазу на кухне! - распорядился ван Гестер.
- Не надо, я сам возьму! - остановил шустрого парня, что разносил заказы, боцман Рама, и прошёл на кухню.
Не было его минут десять. За это время дискурс в трактире «Вынь да положь» ослабел и потерял бдительность, и средь сегодняшнего фирменного блюда «было ль исчезновенье вод, и почему паруса пачканные?» и «чем двухвостые ундины лучше монохвостых или ундин лаокооновского типа, и какой совокупный прок от них?» появилсь робкие голоса про «поторговать чешуёй», про «а вон у той бабенции всё на месте» и «на границах отчего-то неспокойно». Неизвестно, куда завела бы вечерняя кривая, но, наконец, из задних комнат к Саламгорсту и к застывшему в ожиданьи ван Гестеру вышел боцман. Весь испачканный сажей и глиной, но с довольным лицом.
- Если будет опять досаждать - скажи мне, - бесцеремонно бросил боцман хозяину, уселся на свой колченогий стул и опрокинул стакан в свою боцманскую глотку. - Сегодня вечером проверишь голос твоей русалки, а пока я попью за свой счёт. - А когда хозяин развернулся, чтобы уйти на кухню и разведать, чем там занимался боцан, добавил ему в спину: - И ещё, она на прощание велела, чтобы ты рассчитался с мастерами.
- Я с ними рассчитался, - развернулся опять к боцману хозяин. Он покраснел и отчего-то оглянулся.
- Нет-нет-нет. Чтобы по-настоящему рассчитался, - твёрдо сказал боцман, глядя в бегающие глаза ван Гестера.
- Что ты такого сделал? - спросил архивариус боцмана, когда хозяин ушёл, оглядываясь на боцмана и на клиентов, проверяя - шутит боцман, или нет. Судя по суровому виду Рамы, тот не шутил.
- Я? Всего лишь отобрал у русалки дудку, - легко ответил боцман, и заказал ещё стаканчик кнайпхофского медового.
- А если серьёзно? - архивариус накрыл стакан боцмана рукою.
- Как ты заметил, - ответил боцман Рама архивариусу Саламгорсту в дыму и чаде испытания «безводного дискурса», - хозяин недавно переложил печь, ради новых изразцов, привезённых с родины. Как это часто бывает, - продолжал боцман, закуривая и присоединяя к архиву дымов струю, которую воспоследующие историки дымов и архивариусы воздыханий назовут «тот самый разговор моряка и книжника по поводу статуса реальности», - как это часто бывает, - говорил боцман, - после окончания работ он попытался надуть мастеров, что клали ему камин, и заплатил им меньше. - Боцман пыхнул из трубки маленький комочек дыма, показывая, «как именно меньше» заплатил ван Гестер.
- А они?
- А они, как люди опытные, заранее встроили в камин «русалку» - пустую бутылку, горлышком выходящую в каминную трубу. И когда на улице штормит или когда в камине сильное пламя, то бутылка начинает завывать почище всамделишной русалки. Если хозяин расплачивается сполна, мастера на исходе работ замазывают горлышко глиной, и её словно бы и нет. А вот если заказчик хитрит… то русалка будет выть ему под окном всю его жуликоватую жизнь.
…в этот момент особо сильный порыв ветра, словно подслушав разговор боцмана и архивариуса, прошёлся по улицам Кнайпхофа и задул половину уличных фонарей. Ни одна русалка не взвыла, не запели кнайпхофские трубы, лишь фонарь геррагенриха тоже поддался всеобщему наклону пламен, моргнул и погас.
Генрих сидел на берегу у Пороховой башни, бросал камушки в воду и наблюдал, как расходятся круги по воде, не смешиваясь с речной волной. Справа от герргенриха стоял на земле масляный фонарь под стеклом, слева лежала широкополая шляпа, наполненная камушками, пробками, осколками вчерашних дрязг, стёклышками и прочими мелкометательными предметами, которые за пару лет с лишним собираются в жилище холостяка, не склонного выкидывать ничего из возникающего хлама. За его спиной, на первом этаже медовой лавки, из окна старого красного цвета торчала фройляйн Анна. Она, как кошечка, следящая за происходящим на улице да на соседнем Медовом мосту как за непрекращаемым сериалом, смотрела, как герргенрих бросает камушки в реку, и молчала, не оглашая угол Пороховой башни своим горчишного цвета голосом. То ль потому, что знала, как зреет внутренняя речь до выплеска наружу, то ль… впрочем, первого достаточно.
(Послесловие. http://popadin39.livejournal.com/51141.html
Послесловие, часть 1 http://popadin39.livejournal.com/51141.html
Завершение следует)
Интродукция\вступление http://popadin39.livejournal.com/47159.html
Вигилия 1:"Мёд и разные сладкие штуковины" http://popadin39.livejournal.com/48282.html
Вилигия 2: "Студиозус" http://popadin39.livejournal.com/47865.html
Вигилия 3: "Голландский трактир" http://popadin39.livejournal.com/48707.html
Вигилия 4\1 "Две покражи" http://popadin39.livejournal.com/48519.html
4\2 "Вор и русалки" http://popadin39.livejournal.com/50787.html
Вигилия Х\1, часть 1 "Иссекновенье вод" http://popadin39.livejournal.com/49584.html
Вигилия 5: "Медовый мост и уловление детей" http://popadin39.livejournal.com/47411.html
Вигилия Х\2 "Архивариус и Длань" http://popadin39.livejournal.com/49204.html
Вигилия 6. "Ратуша и шкап" http://popadin39.livejournal.com/49693.html
Вигилия 7\1. "Боцман, бочка и папир" http://popadin39.livejournal.com/50338.html)
.....Вечером того же дня в голландском трактире было не протолкнуться.
Если в этот момент расположить наш взгляд шире обычного и воспарить, поправ нарративом тяготенье, то первейше попадёт в нашу многоканальную оптику дворник Ганс, что метёт у старого крыльца ратуши и ворчит себе под нос; затем мышь, что, несмотря на страсти и перипетии, описанные 20-тью страницами выше, продолжает усердно грызть старинный фолиант, так и не доставшийся Ансельму (последняя из пяти копий последней книги «Поэтики» Аристотеля, что остался в Европе); а также сам Ансельм, что сидит о сю пору пред архивариусом Саламгорстом в трактире «Вынь да положь» и ждёт вердикта.
Архивариус, к которому пять минут ранее подсел его старинный приятель боцман, вертел поданный боцманом лист ансельмовой каллиграфии, и молчал.
Ночное происшествие с рекою настолько взбудоражило городские умы, что они, эти умы, не преминули встретиться на рынках и в ближайших гаштетах для обмена косвенной и прямой информацией. Сразу образовались две партии - «безводянники» и «простоштормтутпролетел». В порыве доказательств было разбито у горшечника несколько глиняных сосудов (по странному совпадению, совсем не шедшие в продаже) и рассыпаны яблоки у одной слишком гонористой ведьмы, что повелась продавать свой товар на пути послеучебных студентов. По окончанию дня недоспорившие переместились в трактиры, и теперь здесь стояли шумы и толпились дискурсы «за» ночное исшествие вод и «против» (камни не могут падать с небес, как мы знаем).
Рядом со столиком архивариуса стоял столбом бывший студент Ансельм, и ждал, потея, неведомого вердикта.
- Ну что ж… - наконец, неопределённо сказал архивариус, и впился взглядом в нос Ансельма, на котором выступили капельки пота. - Вижу, что навыки каллиграфии и алфавита русалок вы обрели не в близких краях… - тут архивариус подался к Ансельму и понизил голос, - если вы, конечно, понимаете, что я говорю…
- Я бы рад бы не понимать, но, увы, всё вполне однозначно, - сказал бывший студент, и вытер пот со лба и носа. - Такое не забывается.
- Ладно. Приходи завтра в полдень в библиотеку, там вы получите первое задание для переписи. Книгу, которую вы спрашивали давеча. - Глядя, как Ансельм разворачивается и уходит, архивариус спросил у боцмана, что сидел рядом за столиком и попивал пунш: - Где ты его откопал и что с ним приключилось? Он пару дней назад приходил ко мне и произвёл впечатление напыщенного самодовольного болвана! Но за эти дни его как будто подменили…
- Я его выловил утром из реки, - сказал боцман. - Говорит, что побывал в городе русалок, где день считается за месяц. Такие дела.
- Теперь понятно… неужель он без потерь вырвался из их хладных объятий? - так сказал архивариус Саламгорст, и в удивлении набил трубку сильнейшими ломзенскими корешками и затянулся. Боцман составил ему компанию: достал из-за уха уже разожженную носогрейку и тоже стал молча ею посапывать, как бывает с людьми, которые знают друг друга давно, и которым особых слов для единства мыслей уже не надо.
- А что за свист да вой раздаётся в вашем трактире по вечерам? Я его слышал давеча за этим вот столиком! - оторвавшись от трубки, строго спросил Саламгорст у хозяина, который вышел в зал обозреть состоянье паствы дискурса.
- Это русалка! - оживился ван Гестер, останавливаясь у столика архивариуса, и руками показал, как именно выглядят русалки в момент свиста и после гляденья в зеркало. - Поселилась недавно на реке, поёт ночами неземным голосом, требует, чтобы посетители не задерживались и платили по счетам. А то иначе утащит их в свой подводный город! - и хозяин строго посмотрел на Саламгорста и Раму. Эти всегда платили по счетам, но любой хозяин знает, что не лишним будет перестраховаться…
- Какая прагматичная русалка! И поёт всё на твою мельницу, - недобро прищурившись, заметил боцман. Он не любил перестраховщиков по поводу своей персоны. - Спорю на десяток монет, я с нею договорюсь, и она больше не будет петь у вашего трактира!
- С меня месяц бесплатной выпивки, если это не пустые слова, - склонил голландскую голову ван Гестер. Похоже, он так и не привык к прибрежной соседке, хоть и пугал ею необязательных клиентов.
- Я видел, что ты недавно переложил камин - у тебя ещё осталось немного той глины, которой пользовались мастера? - спросил боцман, вставая из-за стола.
- Конечно! Эй, пацан, принеси глины, что стоит в тазу на кухне! - распорядился ван Гестер.
- Не надо, я сам возьму! - остановил шустрого парня, что разносил заказы, боцман Рама, и прошёл на кухню.
Не было его минут десять. За это время дискурс в трактире «Вынь да положь» ослабел и потерял бдительность, и средь сегодняшнего фирменного блюда «было ль исчезновенье вод, и почему паруса пачканные?» и «чем двухвостые ундины лучше монохвостых или ундин лаокооновского типа, и какой совокупный прок от них?» появилсь робкие голоса про «поторговать чешуёй», про «а вон у той бабенции всё на месте» и «на границах отчего-то неспокойно». Неизвестно, куда завела бы вечерняя кривая, но, наконец, из задних комнат к Саламгорсту и к застывшему в ожиданьи ван Гестеру вышел боцман. Весь испачканный сажей и глиной, но с довольным лицом.
- Если будет опять досаждать - скажи мне, - бесцеремонно бросил боцман хозяину, уселся на свой колченогий стул и опрокинул стакан в свою боцманскую глотку. - Сегодня вечером проверишь голос твоей русалки, а пока я попью за свой счёт. - А когда хозяин развернулся, чтобы уйти на кухню и разведать, чем там занимался боцан, добавил ему в спину: - И ещё, она на прощание велела, чтобы ты рассчитался с мастерами.
- Я с ними рассчитался, - развернулся опять к боцману хозяин. Он покраснел и отчего-то оглянулся.
- Нет-нет-нет. Чтобы по-настоящему рассчитался, - твёрдо сказал боцман, глядя в бегающие глаза ван Гестера.
- Что ты такого сделал? - спросил архивариус боцмана, когда хозяин ушёл, оглядываясь на боцмана и на клиентов, проверяя - шутит боцман, или нет. Судя по суровому виду Рамы, тот не шутил.
- Я? Всего лишь отобрал у русалки дудку, - легко ответил боцман, и заказал ещё стаканчик кнайпхофского медового.
- А если серьёзно? - архивариус накрыл стакан боцмана рукою.
- Как ты заметил, - ответил боцман Рама архивариусу Саламгорсту в дыму и чаде испытания «безводного дискурса», - хозяин недавно переложил печь, ради новых изразцов, привезённых с родины. Как это часто бывает, - продолжал боцман, закуривая и присоединяя к архиву дымов струю, которую воспоследующие историки дымов и архивариусы воздыханий назовут «тот самый разговор моряка и книжника по поводу статуса реальности», - как это часто бывает, - говорил боцман, - после окончания работ он попытался надуть мастеров, что клали ему камин, и заплатил им меньше. - Боцман пыхнул из трубки маленький комочек дыма, показывая, «как именно меньше» заплатил ван Гестер.
- А они?
- А они, как люди опытные, заранее встроили в камин «русалку» - пустую бутылку, горлышком выходящую в каминную трубу. И когда на улице штормит или когда в камине сильное пламя, то бутылка начинает завывать почище всамделишной русалки. Если хозяин расплачивается сполна, мастера на исходе работ замазывают горлышко глиной, и её словно бы и нет. А вот если заказчик хитрит… то русалка будет выть ему под окном всю его жуликоватую жизнь.
…в этот момент особо сильный порыв ветра, словно подслушав разговор боцмана и архивариуса, прошёлся по улицам Кнайпхофа и задул половину уличных фонарей. Ни одна русалка не взвыла, не запели кнайпхофские трубы, лишь фонарь геррагенриха тоже поддался всеобщему наклону пламен, моргнул и погас.
Генрих сидел на берегу у Пороховой башни, бросал камушки в воду и наблюдал, как расходятся круги по воде, не смешиваясь с речной волной. Справа от герргенриха стоял на земле масляный фонарь под стеклом, слева лежала широкополая шляпа, наполненная камушками, пробками, осколками вчерашних дрязг, стёклышками и прочими мелкометательными предметами, которые за пару лет с лишним собираются в жилище холостяка, не склонного выкидывать ничего из возникающего хлама. За его спиной, на первом этаже медовой лавки, из окна старого красного цвета торчала фройляйн Анна. Она, как кошечка, следящая за происходящим на улице да на соседнем Медовом мосту как за непрекращаемым сериалом, смотрела, как герргенрих бросает камушки в реку, и молчала, не оглашая угол Пороховой башни своим горчишного цвета голосом. То ль потому, что знала, как зреет внутренняя речь до выплеска наружу, то ль… впрочем, первого достаточно.
(Послесловие. http://popadin39.livejournal.com/51141.html
Послесловие, часть 1 http://popadin39.livejournal.com/51141.html
Завершение следует)