Приступ творческой активности на фоне мартовских изменений улицы Печерской
Если можешь не писать - не пиши Льва Толстого - фраза зрелого человека.
У него уже многое уравновешенно, а поводов к письму все меньше и меньше.
Так пересыхает графомания.
Начинает пересыхать.
Есть однако моменты, когда все, что думается кажется удачным и каждая фраза зажигает искру - вот как сейчас, когда проснулся посреди ночи, высморкался, и потекло.
Не знаю, что произошло и какое сцепление чего подхватило, но чувство это похоже не ожог линзой; на ожог лужей, покрытой шугой, куда головой провалился по пояс.
На территорию огненных букв, зажигающихся во лбу неотвратимым возмездием всего предыдущего покоя.
Когда все оживает, обретает смысл, танцует и легко формулируется, вспыхивает физиологическим возбуждением, приятно напрягаясь (нагреваясь, но не перегреваясь, так как ум, все же, не должен заходить за разум), как если увидел сексуальный объект, привлекательнее обычного среднего, любая строка продолжает себя сама, почти без моего участия.
Я только записываю.
За окном кряхтит ночная птица, словно бы клювом качая воду из кулера.
Она не пролетает мимо, но явно сидит на ветке и скрипит, вместе с веткой, вновь обретающей гибкость.
Или это проснулись утки и гуси. На заднем плане вплетают прозрачную рвань поселковые псы; светает.
Сделаю-ка я заготовку, подумалось вскрытие приема и мозг привычно ускорился, набирая обороты.
Некоторые называют такой гон полет «гнать волну» (по сообщению Сергея Чупринина, авторство определения, если не ошибаюсь Владимира Огнева).
Меня всегда восхищает (как ту сороконожку) темп перебора вариантов, осознавать который я не успеваю.
Мозг все делает сам, предпочитая одни слова другим, отбирая эпитеты и мысли, направление их развития и веера подтекстов в каждом конкретном случае, ещё до того, как я успеваю их осознать и тем более записать.
Извилины сейчас танцуют сами, без участия самосознания.
Голова вообще работает быстрее конечностей. Вспомнить случаи, когда это в жизни мешает.
Пришла младшая кошка (рыжая Василиса) и трется мне о ногу, как бы непрозрачно намекая на время кормежки, совпадающей с тявканьем будильника.
Я продолжаю терзать телефон, которым почти не пользуюсь для звонков и голосовых сообщений, так как мышление опережает письмо, а мозг опережает пальцы.
Потом говорю с отцом, прошеркавшим из спальни на кухню и территория возбуждения начинает сужаться.
Важно добавить, что это не «мутный вал вдохновения», не «минута - и стихи спокойно потекут», но процесс совпадающий в очертаниях с самим собой; более всего напоминая залитую солнцем земляничную поляну, где от резкого, контрастного освещения видна каждая ягода.
Облака - вот что важно в этой метонимии, облака и тени от них, таранящие днищем своим земляничные веснушки.
Облака, определяющие световой ландшафт безмолвным пробегом и зависимые от силовых полей, ветра и настроения погоды, но никак от воли человеческой.
(на этом обрывается запись, но не приступ энтузиазма)
