Астролетчики. Достоевский об иезуитах
Но мы отвлеклись от повествования, возвращающего нас в 16-й век, в котором Орден Иисуса весьма своеобразно завоевывал себе авторитет у Святой Церкви.
Кроме всего прочего, иезуиты стали очень активно вмешиваться в дела светских властей. Они широко пользовались услугами наемных убийц, устраняя королей, царей, герцогов, пытались влиять на ход мировой истории (часто небезуспешно) и больше всего любили деньги. Эта выдержка взята из "тайных наставлений" иезуитов своим подчиненным:
«Первую полученную милостыню следует раздавать бедным, чтобы богачи становились к нам щедрее. Необходимо, чтобы все члены казались проникнутыми одним духом, чтобы у них были одинаковые манеры, дабы поражать своим единством. Вначале наши должны воздерживаться от покупки имений иначе, как на имя скромного друга. Чтобы мы казались беднее, земли, находящиеся вблизи какой-либо нашей коллегии, надо приписывать к отдалённым коллегиям; таким образом никогда не узнают точно наших доходов. Для устройства различных учреждений надо выбирать предпочтительно богатые города. Следует стараться выманить как можно более денег у вдов под предлогом неотложных нужд.
Только провинциалу должны быть известны доходы каждой провинции. Сокровища римского двора должны быть покрыты глубоким мраком тайны. Наши обязаны громко заявлять, что они не обременяют никого, как другие монашеские ордена; что они исполняют свои обязанности бесплатно, что они посвящают себя преимущественно воспитанию детей и благу народа...
Надо прилагать все старания, чтобы привлечь к себе благосклонность и внимание правителей и наиболее значительных лиц. С этой целью надо скрывать всё дурное в их поступках и подавать им надежду на прощение при нашем содействии. Поддерживая какого-нибудь правителя, берегитесь говорить ему что-либо определённое: если то, что имелось в виду, не удастся, следует выдвинуть тех из нас, которым ничего не известно и которые скажут, что на орден взводят напраслину, замешивая его в дело, совершенно ему неизвестное...
Надо приглашать вельмож на проповеди, собеседования, посвящать им стихотворения и тезисы, оказывать всевозможные любезности... Мы должны стремиться к получению должности воспитателя принцев. Если кто-нибудь из наших получит место духовника, он должен часто говорить о правосудии, заявляя, что не желает вмешиваться в дела государства. Затем можно перейти к достоинствам лиц, которым можно поручить высокие должности, и, наконец, указать на друзей ордена... Чтобы завладеть богатой вдовой, надо выбрать отца пожилого, но весёлого характера и умеющего вести приятную беседу... Если у вдовы есть дочери, то надо заставить их идти в монахини, чего можно достигнуть путём постоянных нападок со стороны матери... Таким образом можно будет довести её до того, что она отдаст ордену всё своё имущество...»
(Эпштейн А. Орден иезуитов)
Наконец, настало время, когда по всей Европе люди были либо иезуитами, либо их шпионами, либо их жертвами. В конце концов, лицемерие, жадность, жестокость иезуитов дошла до такого накала, что народ устроил бунт, и иезуитов стали выгонять отовсюду, где бы они ни находились. Их с позором изгнали из Парижа, Венеции, Лондона и многих других городов. Народ ликовал, плюя вслед уходящим шеренгам иезуитов. Но служители «ордена Иисуса» уносили с собой деньги, много денег. Когда их выгоняли из Парижа, в обозе иезуитов было несколько десятков подвод с золотом.
Эти деньги были тут же вложены в ценные бумаги Лондона, что подняло их в цене на несколько процентов. И конечно, все эти деньги продолжали влиять на ход мировой политики. Эти огромные суммы продолжали работать так хорошо, что иезуиты снова возвращались туда, откуда их недавно выгнали. Они были первыми, кто вторглись в Индию, Азию, Филиппины. Удивительный факт: иезуиты стали торговцами, они зарабатывали баснословные деньги на торговле Китая с Японией, которые напрямую между собой торговать не желали, но только через посредников, которыми и стали иезуиты.
Они устраняли любую конкуренцию. Даже уничтожали филиалы своих сотоварищей - католиков, францисканцев и доминиканцев - руками местных жителей. Но самое ужасное - это не те многочисленные убийства, не жадность иезуитов, но их тлетворное влияние на души людей.
Достоевский в романе «Братья Карамазовы» описывает удивительную историю - вымысел: что было бы, если бы Христос появился в Европе в средние века, когда там правили иезуиты. Сам Достоевский, когда писал этот роман, находился на грани смерти - тогда организм человека утончен предстоящим переходом в мир иной, что позволило ему удивительно точно передать мировоззрение и суть иезуитского ордена.
Вот некоторые выдержки, которые характеризуют самую сущность духовных подмен, которые стали визитной карточкой иезуитов:
[Отрывок из романа Достоевского]
«И вот он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, - к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его народу. Действие у меня в Испании, в Севилье, в самое страшное время инквизиции, когда во славу божию в стране ежедневно горели костры и
В великолепных автодафе сжигали злых еретиков.
О, это конечно было не то сошествие, в котором явится он, по обещанию своему, в конце времен во всей славе небесной и которое будет внезапно, «как молния, блистающая от востока до запада». Нет, он возжелал хоть на мгновенье посетить детей своих и именно там, где как раз затрещали костры еретиков. По безмерному милосердию своему, он проходит еще раз между людей в том самом образе человеческом, в котором ходил три года между людьми пятнадцать веков назад. Он снисходит на «стогны жаркие» южного города, как раз в котором всего лишь накануне в «великолепном автодафе», в присутствии короля, двора, рыцарей, кардиналов и прелестнейших придворных дам, при многочисленном населении всей Севильи, была сожжена кардиналом великим инквизитором разом чуть не целая сотня еретиков ad majorem gloriam Dei. Он появился тихо, незаметно, и вот все - странно это - узнают его. (…)
Народ непобедимою силой стремится к нему, окружает его, нарастает кругом него, следует за ним. Он молча проходит среди их с тихою улыбкой бесконечного сострадания. Солнце любви горит в его сердце, лучи Света, Просвещения и Силы текут из очей его и, изливаясь на людей, сотрясают их сердца ответною любовью. Он простирает к ним руки, благословляет их, и от прикосновения к нему, даже лишь к одеждам его, исходит целящая сила. Вот из толпы восклицает старик, слепой с детских лет: «Господи, исцели меня, да и я тебя узрю», - и вот как бы чешуя сходит с глаз его, и слепой его видит. Народ плачет и целует землю, по которой идет он. Дети бросают пред ним цветы, поют и вопиют ему: «Осанна!» «Это он, это сам он, повторяют все, это должен быть он, это никто как он». Он останавливается на паперти Севильского собора в ту самую минуту, когда во храм вносят с плачем детский открытый белый гробик: в нем семилетняя девочка, единственная дочь одного знатного гражданина. Мертвый ребенок лежит весь в цветах.
«Он воскресит твое дитя», - кричат из толпы плачущей матери. Вышедший навстречу гроба соборный патер смотрит в недоумении и хмурит брови. Но вот раздается вопль матери умершего ребенка. Она повергается к ногам его: «Если это ты, то воскреси дитя мое!» - восклицает она, простирая к нему руки. Процессия останавливается, гробик опускают на паперть к ногам его. Он глядит с состраданьем, и уста его тихо и еще раз произносят: «Талифа куми» -- «и восстанет девица». Девочка подымается в гробе, садится и смотрит, улыбаясь, удивленными раскрытыми глазками кругом. В руках ее букет белых роз, с которым она лежала во гробу. В народе смятение, крики, рыдания, и вот, в эту самую минуту вдруг проходит мимо собора по площади сам кардинал великий инквизитор.
Это девяностолетний почти старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом, со впалыми глазами, но из которых еще светится, как огненная искорка, блеск. О, он не в великолепных кардинальских одеждах своих, в каких красовался вчера пред народом, когда сжигали врагов Римской веры, - нет, в эту минуту он лишь в старой, грубой монашеской своей рясе. За ним в известном расстоянии следуют мрачные помощники и рабы его и «священная» стража.
Он останавливается пред толпой и наблюдает издали. Он всё видел, он видел, как поставили гроб у ног его, видел, как воскресла девица, и лицо его омрачилось. Он хмурит седые густые брови свои, и взгляд его сверкает зловещим огнем. Он простирает перст свой и велит стражам взять его. И вот, такова его сила и до того уже приучен, покорен и трепетно послушен ему народ, что толпа немедленно раздвигается пред стражами, и те, среди гробового молчания, вдруг наступившего, налагают на него руки и уводят его.
Толпа моментально вся как один человек склоняется головами до земли пред старцем-инквизитором, тот молча благословляет народ и проходит мимо. Стража приводит пленника в тесную и мрачную сводчатую тюрьму в древнем здании святого судилища и запирает в нее. Проходит день, настает темная, горячая и «бездыханная» севильская ночь. Воздух «лавром и лимоном пахнет». Среди глубокого мрака вдруг отворяется железная дверь тюрьмы, и сам старик великий инквизитор со светильником в руке медленно входит в тюрьму. Он один, дверь за ним тотчас же запирается. Он останавливается при входе и долго, минуту или две, всматривается в лицо его. Наконец тихо подходит, ставит светильник на стол и говорит ему:
- Это ты? ты? - Но, не получая ответа, быстро прибавляет: -- Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком знаю, что ты скажешь. Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь.
«(…)Имеешь ли ты право возвестить нам хоть одну из тайн того мира, из которого ты пришел?» -- спрашивает его мой старик, и сам отвечает ему за него, -- «нет, не имеешь (…)Всё, что ты вновь возвестишь, посягнет на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры тебе была дороже всего еще тогда, полторы тысячи лет назад. Не ты ли так часто тогда говорил:
«Хочу сделать вас свободными». Но вот ты теперь увидел этих «свободных" людей»», -- прибавляет вдруг старик со вдумчивою усмешкой. - «Да, это дело нам дорого стоило», -- продолжал он, строго смотря на него, -- «но мы докончили, наконец, это дело, во имя твое. Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Ты смотришь на меня кротко и не удостоиваешь меня даже негодования? Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль ты желал, такой ли свободы?»
«(…)Ибо теперь только (то-есть он, конечно, говорит про инквизицию) стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей. Человек был устроен бунтовщиком; разве бунтовщики могут быть счастливыми? Тебя предупреждали», -- говорит он ему, -- «ты не имел недостатка в предупреждениях и указаниях, но ты не послушал предупреждений, ты отверг единственный путь, которым можно было устроить людей счастливыми, но к счастью, уходя, ты передал дело нам. (…)…и уж конечно не можешь и думать отнять у нас это право теперь. Зачем же ты пришел нам мешать?» (…)
«Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия», -- продолжает старик, -- «великий дух говорил с тобой в пустыне, и нам передано в книгах, что он будто бы «искушал» тебя. Так ли это? И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он возвестил тебе в трех вопросах, и что ты отверг, и что в книгах названо «искушениями»? (…)…думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне? Уж по одним вопросам этим, лишь по чуду их появления, можно понимать, что имеешь дело не с человеческим текущим умом, а с вековечным и абсолютным. (…)
Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, -- ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество, как стадо - благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои». Но ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!»
(…)Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя, - о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть. В этом ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить.
(…)Нет ничего обольстительнее для человека как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. (…)Они воскликнут наконец, что правда не в тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении и мучении более, чем сделал ты, оставив им столько забот и неразрешимых задач. Таким образом, сам ты и положил основание к разрушению своего же царства и не вини никого в этом более.
А между тем, то ли предлагалось тебе? Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, -- эти силы: чудо, тайна и авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третье и сам подал пример тому. Когда страшный и премудрый дух поставил тебя на вершине храма и сказал тебе: «Если хочешь узнать, сын ли ты божий, то верзись вниз, ибо сказано про того, что ангелы подхватят и понесут его, и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, сын ли ты божий, и докажешь тогда, какова вера твоя в отца твоего»,- но ты, выслушав, отверг предложение и не поддался, и не бросился вниз.
О, конечно ты поступил тут гордо и великолепно как бог, но люди-то, но слабое бунтующее племя это -- они-то боги ли? (…)Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных душевных вопросов своих оставаться лишь со свободным решением сердца? (…)Уважая его (человека - прим. ред.)менее, менее бы от него и потребовал, а это было бы ближе к любви, ибо легче была бы ноша его. Он слаб и подл. (…)Обливаясь глупыми слезами своими, они сознаются наконец, что создавший их бунтовщиками без сомнения хотел посмеяться над ними.
(…)Мы исправили подвиг твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели, как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки. Правы мы были, уча и делая так, скажи? Неужели мы не любили человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его, хотя бы и грех, но с нашего позволения? К чему же теперь пришел нам мешать? И что ты молча и проникновенно глядишь на меня кроткими глазами своими? Рассердись, я не хочу любви твоей, потому что сам не люблю тебя. И что мне скрывать от тебя? Или я не знаю, с кем говорю? То, что имею сказать тебе, всё тебе уже известно, я читаю это в глазах твоих. И я ли скрою от тебя тайну нашу? Может быть, ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: Мы не с тобой, а с ним, вот наша тайна!
Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже восемь веков. Ровно восемь веков назад как мы взяли от него то, чтO ты с негодованием отверг - тот последний дар, который он предлагал тебе, показав тебе все царства земные; мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию. Но кто виноват? О, дело это до сих пор лишь в начале, но оно началось. Долго еще ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями, и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей.
А между тем, ты бы мог еще и тогда взять меч Кесаря. Зачем ты отверг этот последний дар? Приняв этот третий совет могучего духа, ты восполнил бы всё, чего ищет человек на земле, то-есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться, наконец, всем в бесспорный общий и согласный муравейник, ибо потребность всемирного соединения есть третье и последнее мучение людей. (…)Мы и взяли меч Кесаря, а, взяв его, конечно отвергли тебя и пошли за ним.
(…)У нас же все будут счастливы и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга,как в свободе твоей, повсеместно. О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся. (…)Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. (…) (…)О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить.
Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать, как благодетелей, понесших на себе их грехи пред богом. (…)Самые мучительные тайны их совести, -- всё, всё понесут они нам, и мы всё разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. (…)
Повторяю тебе: завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру твоему, на котором сожгу тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был, кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра сожгу тебя. Dixi».
(…)…когда инквизитор умолк, то некоторое время ждет, что пленник его ему ответит. Ему тяжело его молчание. Он видел, как узник всё время слушал его проникновенно и тихо, смотря ему прямо в глаза и, видимо, не желая ничего возражать. Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стогна града».
Пленник уходит».
Ф.М.Достоевский очень точно описал основную идею течения иезуитов: служение идее не Христа, но его великого противника. Этот «могучий умный дух», который искушал Христа в пустыне, и есть идол иезуитов, на которого они молятся. Нет ничего удивительного в том, что Адепты Света считают иезуитов армией сатаны, самой настоящей, живой и дисциплинированной. Примкнувшие к идеям сатаны, вооруженные настоящей магией, владеющие Учением о воле, подчиняющие себе наивные массы именем Христа - они всегда были очень могущественны, и мало кто мог им противостоять.
<< Предыдущая глава Следующая глава >>
[СОДЕРЖАНИЕ]
Содержание:
Глава 1. Искания.
Глава 2. Адепты:
2.1. Силы Природы.
2.2. Кодекс чести.
2.3. Битвы титанов. Договор.
Глава 3. Сражения Адептов:
3.1. Битва первая. Загадочная.
3.2. Битва вторая. Пронзительная.
3.3. Битва третья. Столкновение.
3.4. Битва четвертая. Гималаи.
3.5. Битва пятая. Черный папа.
3.6. Черный папа. Часть первая. Иерусалим.
3.7. Черный папа. Часть вторая. Испания.
4. Дополнения:
4.1. История слова "иезуит".
4.2. Достоевский об иезуитах.
4.3 Знание приходит в видениях.
5. Сокровенная мудрость.
5.1. Шравака и Шрамана.
5.2. Недра горы.
5.3. Упражнения с дендой.
5.4. Будда большой и малый.
5.5. Уподобляйся тому, кто терпит до конца.
5.6. Полеты во сне и наяву.
6. Встреча миров.
6.1. Благородные цели.
6.2. Сражения за души.
6.3. Достойная душа.
6.4. Убить демона.
6.5. Подсказки Минг-Рао.
7. От автора.
Еще мои книги:
Два мира