Авиационный переулок
Аэропорт
Вначале наша семья снимала дом в Прапорщикове, рядом с аэропортом Усть-Каменогорска. Прапорщиково - большое село, бывшая казачья станица. Помню, над моей головой однажды очень низко пролетел самолётик болотного цвета, а я испугалась и заревела. Мать моя утешала меня: «Не бойся, это наш самолёт!» Она-то вспоминала при этом немецкие бомбардировщики - в первые дни войны оказалась под бомбёжками в Западной Украине.
Но мне, послевоенному ребёнку, бомбардировщики были неведомы, а просто было страшно от близости такого тяжёлого и некрасивого металла над головой.
мы их называли По-2
Чуть позже я познакомилась с этим самолётом поближе, их называли у нас По-2, потом с Ли-2, отец меня сводил на экскурсию на лётное поле, и мы даже зашли внутрь самолёта. А ещё через какое-то время на том же поле появился новый самолёт Ил-14, отличающийся от Ли-2 тем, что корпус его был параллельным земле, а у Ли-2 хвост почти до земли опущен. Это я сама заметила, в свои два года!
самолёт ЛИ-2
самолёты Ли-2, По-2 и Ил-14
В Прапорщикове родители купили корову Маньку ради нас с братом, возраст наш был таким нежным, что не всё запомнилось. Кажется, с первой коровой у мамы не сложилась дружба, вредность её граничила с подлостью: в конце доения Манька непременно наступала копытом в подойник с молоком, причём целилась точно. Пришлось увести её обратно и взять Зорьку.
В эти годы родители ещё не занимались огородом, хватало и одной коровы. Мама устроилась на работу в школу номер 12, что на улице Гоголя, ездила туда автобусом от аэропорта. С кадрами в те годы был дефицит, её взяли без высшего образования, но зато был золотой школьный аттестат 1937 года и два курса физмата в Москве. И мама сразу стала завучем. На фото она - в центре, в белом платье.
Людмила Фёдоровна Борзых среди коллектива учителей 12 школы
В 1948 работникам аэропорта стали давать участки по 6 соток в Заульбинке для строительства домов, и мой отец, в их числе, тоже построил дом, под номером 7, в Авиационном переулке, недалеко от реки Ульбы.
зелёной галкой отмечено место, где был наш дом, голубой - место, куда ходили купаться
Мой отец Алексей Павлович Борзых с коллективом служащих радиостанции аэропорта:
Алексей Павлович Борзых с коллективом служащих аэропорта
Больница на Аблакетке
Самое раннее воспоминание о Заульбинке у меня связано с больницей. Мы тогда только переехали в свой дом из аэропорта. Увезли меня со скарлатиной в детское отделение инфекционной больницы на Аблакетку. В прямом смысле это были яркие впечатления. Я лежала с высокой температурой в большой палате, там дежурила медсестра, у неё был стол в углу. А прямо надо мной круглые сутки горела лампочка без абажура, от неё расходился светлый круг на потолке.
Лампочка то удалялась, то приближалась к моему лицу, потом превратилась в длинную жёлтую дорогу вроде конвейера, и он меня увлёк в даль светлую. Ехала я недолго, так как конвейер стал рваться - по нему пошли пятна, дырки, потом он исчез, растаял, и остался только светлый потолок. Наверно, это были видения от высокой температуры. Но с тех пор я не могу спать при свете, всю жизнь я мучилась в общежитиях и поездах от соседства тех, кто не спал и читал книжки или шил. Стук колёс, голоса или музыка меня не так беспокоят, как лампа в помещении или бегущая иллюминация за окном.
В больнице меня пытались помыть под душем и переодеть в больничную пижаму, но я устроила крик, вцепившись в своё фланелевое платьице. Думала, что у меня его заберут совсем, а оно же моё. Так и оставили меня в домашней одежде.
Маму не пускали ко мне в палату, она через окно показала новую игрушку - сшитого из лоскутов зайца, которого медсестра передала мне. Потом меня перевели из палаты в коридор, где были выздоравливающие дети. Одна девочка разбила мою домашнюю чашку с голубыми цветочками, до сих пор её помню. Простая, незатейливая чашечка, похожая цветочками на моё фланелевое платье - голубое с бежевым. Осталось одно блюдце.
Гора Печи
Дорога из больницы очень живописная, мы ехали по берегу Иртыша, огибая большую скалу. Эта скала была воротами в Аблакетку, где природа начиналась другая, горная. Собственно, скала и являлась тем самым «Усть-Камнем», давшим название городу. От него Иртыш вырывался из каньона на простор степей.
Город же лежал ниже, на ровном месте. Гора со скалой называлась Печи, точнее, это была система из нескольких вершин.
Два моих фото 2013 года. На первом - краны грузового порта на фоне Усть-Камня (справа), выступающего из горной системы Печи к самому Иртышу:
грузовая пристань на Иртыше и горная система Печи
гора Печи видна в перспективе всех центральных улиц
Там наверху были известняковые карьеры, где местные жители добывали хорошую известь для побелки, там же обжигали её в специальных печах. Продавали известь на Ворошиловском рынке, только в семь утра. Продавцы держали свой товар в трёхтонных контейнерах. Будучи взрослой, я сама ходила туда поутру за известью, которую продавали на вес в комьях. Потом дома надо было её гасить водой перед побелкой. Известь в ведре шипела и кипела, но я уходила, закрыв её в ванной комнате. Хлором сильно шибало в глаза и в нос. Извините, отвлеклась от пятидесятых.
Ещё один эпизод из тех лет. Много позже мама рассказывала, как однажды среди бела дня по склонам Печей спускались, подпрыгивая, белые шары, по виду - надувные резиновые. Кто видел, были зачарованы этим зрелищем: в полной тишине, неизвестно откуда, целое облако белых шаров скачет вниз с горы. Вспомнила она это видение, когда в восьмидесятых стали много говорить о неопознанных летающих объектах. Поговорили мы тогда, снова поудивлялись, но так ничего и не сообразили.
Прошло ещё лет сорок, и я уже в интернете встретила воспоминания одного усть-каменогорского путешественника. Так вот он рассказал, что обнаружил в этих Печах заброшенный объект, навёл справки и выяснил, что объект был секретным испытательным полигоном в пятидесятых, на котором создавали шары-зонды с разведывательными целями. И была таки у них нештатная ситуация, когда зонды вылетели из ангара, но повели себя неадекватно и скатились вниз. Их потом долго искали, что смогли, то вернули в лабораторию.
Так что маме шары не привиделись, и она их правильно описала десятилетия спустя.
***
На фото: я после больницы, и папа учит меня срисовывать буквы с газеты.
Борис Седов, Ната Борзых, Алексей Борзых
Заульбинка, Защита, Стройплощадка, Согра
Немного о Заульбинке. Из названия следует, что это поселение находилось за рекой Ульбой.
А сам город Усть-Каменогорск был между Иртышом и Ульбой. Читая исторические и архивные сведения о слободе Заульбинской, уяснила, что она была довольно обширной. Простиралась на северо-восток до села Согра с одноименной речкой вдоль Согринского шоссе, от паромной переправы, где сейчас Ульбинский мост.
временный деревянный мост через Ульбу, позже здесь построят большой Ульбинский мост
Кстати, на этой старой фотографии тоже видна гора Печи.
К Заульбинке возле переправы примыкала другая деревня - Долгая, идущая вдоль Защитинского тракта (проспект Ленина) на северо-запад, до казачьей заставы с названием Защита.
последняя карта Усть-Каменогорска советского периода
Над заставой высилась гора Орёл, которую было видно из города. Под горой проходила железная дорога с одной колеёй, главная городская станция называлась Защита, после неё дорога уходила на город Лениногорск. Так что Защита являлась воротами в областной центр, отсюда шли поезда в Алма-Ату и в Москву. Следом за станцией Защита был построен аэропорт, между горой Орёл и бывшей казачьей станицей Прапорщиково. От Защиты до Пристани ходил автобус с номером 1, от аэропорта до Пристани - номер 2. На Пристани был южный край города и та самая скала, выше которой уже не город, а посёлок Аблакетка.
Заульбинка - тоже не город. Сейчас, наверно, мало кто помнит это название, здесь проходит проспект Абая в сторону Согры. «Согра» - это что-то «со горой». Тут и правда были живописные холмы, не очень высокие, но украшающие пейзаж, а на скалах тренировались альпинисты и туристы. Самая большая скала - Аютас, Медведь-камень.
А между проспектом Абая и Ульбой - территория бывшей Заульбинки. Раньше это была улица Школьная. По другую сторону улицы располагалась промышленная зона с металлургическими комбинатами, ближайшим был свинцово-цинковый, куда устроился на работу отец. Естественно, он ходил на работу пешком, по улице Казахстанской до СЦК, обозначенного на этой карте как конечная остановка автобусов.
Квартал через дорогу в границах от улицы Бажова до СЦК назывался Стройплощадка. Это со времён строительства комбината, эвакуированного в годы войны с Кавказа. Рядом с комбинатом расположился гарнизон стройбата.
Здесь была улица Промышленная, застроенная коттеджами для первых лиц предприятия, на ней же моя школа, клуб металлургов, парк металлургов, стадион металлургов, универмаг, базар, всё для металлургов. Одним словом, наш культурный центр. Сюда мы ходили всей семьёй в кино по воскресеньям.
Первый раз я попала в кино, когда мне было два года. Тот день запечатлён на семейной фотографии 1949 года, где две наши родственные семьи в полном составе. В первом ряду: мама с папой и Мишка с Наткой, справа - Августа Павловна.
две семьи рода Борзыхов
Мама рассказывала (сама я этого не помню), что я была в восторге от увиденного на экране фильма-сказки и кричала на весь зал: «мама, мама, вёдра сами пошли!» А когда фильм кончился, не хотела уходить и требовала, чтобы показали ещё Вовку Красавина.
Click to viewВот такой фильм в раннем детстве посмотришь - и получишь нравственную установку на всю жизнь. Спасибо за прекрасный советский фильм, который несёт вечные ценности!
Школа, клуб, универмаг были построены на скорую руку, по одному проекту. В плане они представляли собой букву «Т». Длинные деревянные одноэтажные корпуса. В школе - классы вдоль коридора, в универмаге - разные отделы, вплоть до книжного и культтоваров. Именно здесь позже отец покупал мне фотоаппарат и всё для фотолюбительства.
На углу Промышленной и Бажова построили Дом культуры строителей, это ведомство крупного треста «Алтайсвинецстрой», который, собственно, и строил наш металлургический комбинат, с помощью стройбата. Но туда мы уже почти не ходили, потому что переехали на проспект Ленина, там был новый Дворец культуры металлургов, а в кино стали ходить «в город», в кинотеатр «Восток».
Отцовский дом и соседи
Мне отцовский дом до сих пор снится в деталях - детская память крепка. Он строился в два этапа: сначала две комнаты с печкой-шведкой, через год пристроили ещё комнату и кухню со второй печкой. Первая половина была рубленой, вторая - каркасно-засыпной. Для засыпки привезли машину шлака с городской ТЭЦ.
Экономили во всём, и в строительстве, и благоустройстве. Колодец выкопали совместно с соседями Красавиными, один на два участка, конечно, на соседском. Отец всегда всем уступал. А когда соседи свой дом продали, новые жильцы стали выражать недовольство, что мы ходим к ним за водой через их огород. Заборов между нами не было.
Вообще-то, как в настоящей деревне, соседи все между собой были знакомы, тем более, в нашем переулке жили в основном авиаторы. В доме напротив жил дядя Петя Немчинов, так они с нашим отцом постоянно здоровались даже через улицу, при этом махали рукой и кричали: «Давай-давай? - Давай-давай!» как пароль и отзыв.
Смутная догадка появилась у меня при подготовке старых фотографий к публикации. Кажется мне теперь, что с этим Петром мой отец был знаком ещё с военной службы на авиабазе Воздвиженка. Я писала о ней к Дню Победы. Сравнивая фото работников аэропорта на метеостанции 1948 года
работники аэропорта на своей метеостанции, мой отец сзади, в фуражке
и фото волейбольной команды авиабазы 1938 года,
волейбольная команда десятой авиабазы, 1938
вижу на них одного человека (предпоследний в строю), офицера-авиатора. Может быть, он не Пётр, и фамилия не та, но одно точно: это сослуживец отца ещё с войны, а то, что он попал в Усть-Каменогорск, может означать, что он здешний, казахстанский.
***
Через забор, уже на улице Шолохова, жил некий Дацюк, который чихал так, что было слышно через два участка, и даже из дома. Думаю, что он чихал с удовольствием, ибо не прятался. Шолохова застраивали работники другого завода, засекреченного, который потом рассекретили и назвали Ульбинским металлургическим.
У Дацюков была баня, а у нас, как обычно, не было, так как строили баню по-соседски, опять совместно. Нам не отказывали в бане, и раз в неделю всегда у нас был банный день. В первый заход меня в бане сморило от жары, я будто уснула, улёгшись на лавку. Мама решила, что ребёнок угорел, и вытащила меня наружу, а была зима, она бежала до нашего дома через огород босиком, в одном халате, завернув меня в полотенце. Ребёнок очнулся на холоде, но возвращаться в баню родительница наотрез отказалась. С тех пор меня водили в баню бабушка или тётя Гутя, которые часто приезжали к нам в гости со своей Защиты.
вот такой был бидончик у нас в 50 годах
***
Чуть подальше, за Красавиными, жили Воропаевы, они держали корову. Меня посылали к ним за молоком с трёхлитровым бидончиком. Я была тогда слегка диковатой и с людьми стеснялась разговаривать, пока меня не спросят.
Хозяйка налила мне молока, закрыла бидон крышкой, ничего не сказала, и я ушла с молоком. Придя домой, отдала маме деньги. Она всплеснула руками: что ж ты не заплатила за молоко? А я: они не спросили про деньги. Пришлось матери самой идти, отдавать деньги и извиняться за прижимистую дочку.
Один раз, наливая молоко в бидончик, хозяйка не удержалась от хвальбы: «Уж такое вкусное у нас молоко, прямо сладкое!» Придя домой, я сказала маме, что молоко прямо сладкое. Она работала в огороде, кивнула мне и не стала отвлекаться. Я же, переливая молоко в кастрюлю, попробовала его и опешила: оно не было сладким. Как же так, выходит, что я обманула маму? Скорее взяла ложку и набухала в молоко сахару, аж три ложки на три литра. Мама потом очень удивлялась сладкому молоку, как раз для детской каши, и тогда я призналась, что перестаралась от испуга.
В это время у нас уже была младшая сестрёнка Таня, но корову держать маме было некогда: она поступила учиться в пединститут.
С другой стороны от нас жила тётя Нюра и её взрослый сын Коля, у которого был мотоцикл и музыка, гремевшая во дворе через усилитель с двумя динамиками. Он очень гордился тем, что у него есть такие богатства, но он не жадный - пусть и другие слушают.
Наши квартирантки-студентки долго терпели, потом написали петицию и поручили мне и брату Мише отнести соседу. Коля прочитал, обиделся, выключил музыку, завёл мотоцикл и уехал куда-то развлекаться. Студентки вздохнули спокойно и опять взялись писать свои рефераты.
Жили мы очень скромно
Отец, пока строил дом, не имел одежды, кроме служебного кителя. Он всё лишнее продал, чтобы купить стройматериалы. Кстати, почти все люди жили скромно, и не стеснялись ходить в одних и тех же «нарядах», которые часто приходилось покупать с рук, у соседа или на базаре. Так и отец продал предпоследние брюки, оставшись в одних на все выходы - на работу, в гости, в учреждение. Дома все ходили в сатиновых шароварах, которые шили сами.
отец в гостях у сестры с мужем, начало 50-х
На кителе уже не хватало пуговиц, карманы оторвались. И если в компании зятя Бориса отец мог себе позволить и покурить, и постоять в оборванном виде,
Алексей Борзых и Борис Седов
то фотографируясь с дамами, застегнулся на все четыре оставшиеся пуговицы.
папина сестра Августа Павловна с дочкой Олей и Алексей Павлович
И янтарный мундштук для папирос он не продал, это был мамин подарок. Себе она купила янтарное ожерелье, а папе - мундштук. У мамы была пара платьев, в которых она ходила на работу в школу, учительнице всё-таки надо было одеваться модно, хотя и скромно.
Людмила Фёдоровна Борзых, учительница школы 12
Она сама шила на себя и детей, перешивала свои платья в детские. Выше есть фото из школы 12, на котором мама в белом платье с клетчатой отделкой, а из остатков она сшила платьице и мне. Клетки - красные.
Пальто массового пошива мама украсила каракулем, раскроенным и сшитым собственноручно:
мама - справа
Как мы питались? Тогда я не обращала внимания на еду, она была всегда регулярно, может, не изысканная, но и праздничная была по особым дням. А родители только по праздникам и садились за общий с детьми стол. В обычные дни они ели отдельно, после детей, когда уже и добавки были всем предложены, тогда наступала их очередь. Доедали то, что оставалось в кастрюлях. И никогда не страдали ожирением. Впрочем, в наше время толстые тётки встречались редко, а толстый ребёнок был посмешищем, и его дразнили «жиртрестом».
На всех старых фотографиях я вижу родителей худыми, сейчас это сразу заметно, а тогда считалось нормой.
Борис Седов освобождал Польшу в Войске польском в 1944-45 гг
Строил отец своими руками, с помощью мужа Августы Павловны - Бориса Алексеевича Седова.
Семья Седовых
Седовы жили в своём доме на Защите - так назывался район вокруг элеватора. Казачьей заставы уже не было, а название осталось в улице и элеваторе - Защитинский элеватор, улица Защитинская, ведущая в город.
Дом у них был обжитой, с садом, в котором росли яблони, смородина, крыжовник - для детей раздолье. Там у меня были двоюродные брат Юра и сестра Оля. На фото выше отец в гостях у сестры, в их саду. Мы, малолетки, тоже там бывали. Запомнился именно сад - большая редкость в те времена.
Юра отслужил во флоте, демобилизовался и пришёл к нам в гости в морской форме - в тельняшке и бескозырке - красавец неописуемый! Мы с Мишей перед ним робели, но Юра, несмотря на разницу в возрасте, оказался очень общительным, и много с нами разговаривал, спрашивал о нашей жизни, во что играем, где бываем. Научил нас играть в штандр. До сих пор помню и Юру, и его маму Августу Павловну, которая тоже всегда находила с детьми общий язык.
Тётя Гутя, как мы её называли, имела профессию экономиста и в 50-х годах работала на хороших должностях в областном совнархозе. Она переезжала по месту службы несколько раз, бывала у нас в городе Усть-Каменогорске. Наша мама сказала своим детям, что тётя Гутя умная, и мы к ней прислушивались. Она с нами занималась, покупала нам книжки, читала вслух, разговаривала с детьми, а ведь это не все взрослые умеют. Поэтому, наверно, я с детства люблю умных.
Когда Гутя гостила у нас, она всегда приносила настольную игру - лото, деревянные бочонки с номерами, в полотняном мешочке. Взрослые садились в кружок за столом и играли в эту игру. А мне были непонятны правила и цели игры, так и не освоила ни лото, ни карты. У нас были шахматы, шашки, разные детские настольные игры типа нынешних компьютерных квестов. Ещё мы с братом придумали играть «в пластилин»: вылепляли разных персонажей и их жилища, и сочиняли истории их быта. Игра классная, как-нибудь расскажу подробнее, она требует воображения и развивает внимание к мелочам.
©Наталья Борзых
Вся серия рассказов о Заульбинке:
1. Авиационный переулок: Аэропорт - Больница на Аблакетке - Гора Печи - Заульбинка, Защита, Стройплощадка, Согра - Походы в кино - Отцовский дом и соседи - Жили мы очень скромно - Семья Седовых
2. Первые серпантины: Здесь мои корни - Глиновка, Глинковское - Советский магазин середины века - Научилась читать по газетам - Горная Ульбинка - Асу-Булак
3. Как обращаться к старшим: Отравленные яблоки - Про собак и кошек - Сад и огород - Сундук, чемодан, топчан - Летний сон под черёмухой - Патефон и другие развлечения - Сожгли деревню - Совсем немного о детском саде
4. Наш дом седьмой, хотя и третий от угла: Хозяйство растёт - Велосипед и лыжи - Воинская часть - Квартал Б - Мишка с Наткой и друзья - В 1953 году
5. Школьные годы в переулке: Завалинка - Школа - Какие книги мы читали - Плюшки с черёмухой - Папины часы - Стиральная машина - Чеченцы в нашем городе - Пластилин на винипласте - Тóполева роща
6. Стихийное бедствие и его последствия: Ульбинская вода в переулке - Получили новое жильё - 1959 год - 1962 год - Напишу книгу о Заульбинке!
Другие публикации о семье:
1. Жизненный путь одной советской женщины: Чумацким шляхом - Люда Макиенко, грузинское детство - Учиться надо в столице!
2. Родина предков - Семиречье: - город Лепсинск - Дедушка с бабушкой
3. История семьи как квест: Воздвиженка - Уссурийск - Разгром Квантунской армии
4. Хабаровск. Точка силы: Людмила Макиенко, замужество, война и далёкий тыл - Алексей Борзых в Гаровке - В Казахстан через Хабаровск