Юрий Нагибин. Солдатская душа
Ю.Нагибин || « Красная звезда» №41, 19 февраля 1943 года
Красная Армия продолжает успешно очищать советскую землю от немецко-фашистских захватчиков. Вчера занят ряд населенных пунктов в Орловской области, западнее Ростова на Дону и в районе Краснодара.
Вперед, доблестные воины! Крепче удары по отступающему врагу!
# Все статьи за 19 февраля 1943 года.
Я ехал с Волховского фронта в Москву. На станции Санково к нам в вагон подсела большая группа выздоравливающих раненых бойцов. Они только что выписались из госпиталей и сейчас направлялись в долгосрочный отпуск домой. У кого рука на перевязи, кто волочил ногу. Взобраться на верхнюю полку смогли только немногие, но настроение у всех было веселое в предвкушении близкой встречи с женами и родными местами.
Когда поезд тронулся, на площадку вскочил человек в засаленном полушубке. В руках он держал чайник, плеснувший крутым кипятком, три черных лепешки и несколько старых газет. Отпускники радостно загалдели. Никто из них впопыхах не озаботился прихватить ни кипяточку, ни бумаги для курева.
- Эх, вы, инвалиды, - сказал человек, делясь своим добром, - разве ж так можно, - солдатик должен себя любить...
- Да мы домой едем, - об’яснили ему.
- А я куда? - обидчиво сказал человек. - Отпущен домой, как есть тяжело пострадавший от многих ран. - Человек скинул полушубок, и на правой стороне его груди все увидели четыре красных и две золотых полоски. Он провел по ним узловатым пальцем, как по клавишам: - Четыре верхних за год, а последних две - за один бой. Два месяца в госпитале провалялся. Встал - будто здоров. А врачи говорят: много крови потерял - и дают мне отпускную, через три месяца притти на пересмотр. Я бумажку получил, и не знаю, на что она мне. А они говорят: домой, к жене своей поезжай. Я, прямки, очумел: полтора года не виделись, забыл, чего с женой и делают… - И человек счастливо захохотал, обнажив желтые от махорки, острые зубы.
- У тебя, парень, на груди цельная история твоей фронтовой жизни, - сказал здоровенный связист с черной повязкой на глазу. - Он ткнул в верхнюю красную полоску, - этой вот как сподобился?
- Эту я не уважаю, - охотливо ответил человек - ему понравилось определение связиста, - я тогда дураком был - третий день всего на фронте. Меня сержант в поиск взял. Ползли мы пластуном по ничейной земле, а немец нас из миномета накрыл. Я с непривычки вжался в землю, сержант на меня орет, а я словно прирос…
- Трус, - он говорит, не русская душа! - И пополз один.
Меня чуть слеза не прошибла. Я встал во весь рост и пошел. Сержант меня кроет, а я думаю - раз такие слова пошли, нет мне интереса жить! Ну, меня и стукнуло по плечу. Да чепухово - царапина, только шубу зря порвало. Но в поиск и с царапиной неважненько итти. А пришлось. Зато умней стал.
Открытая манера человека привлекла внимание бойцов. Сверху свесились головы. Люди слушали, курили и сбрасывали толстый пепел на пол.
- Ну, а эта? - спросил связист про другую ленточку.
- Эта тоже по дурости - окопался плохо. Меня и чиркнуло. Вот здесь уж серьезный разговор был: мы взводом против батальона оборону держали. У нас только один не ранен остался. И всё-таки дождались до подкрепления. У меня бедро до кости задело. За это меня после госпиталя на три дня в тыл отпустили. А как в тыл пришел, так сразу и этой украсился, - указал он на последнюю красную ленточку.
- Это как же? - удивился связист.
- Есть тут кто с Волховского? - спросил человек и пристально оглядел своих слушателей, словно думал по глазам определить волховчанина. Но все, кроме меня, были с соседнего, Северо-Западного. - Если кто был, то, верно, слыхал про горловину?
- Которая у Мясного бора? - сказал я. Человек радостно осклабился и закивал головой. - Она самая. - И, не удержав радостного чувства, что встретил «земляка», он достал табакерку и поднес мне. - Угощайтесь, товарищ лейтенант! Так вот, шел я в отпуск. Прошел горловину, так у нас дорогу звали, ее немец под огнем держал. Вышел к реке, а там машины с боевым грузом стоят. Шофера ехать боятся. У них двое гробанулись, народ был молодой, необстрелянный, заробели. Что было делать - сел я за руль головной машины. Прорвались, ничего, да только меня царапнула слегка немецкая кукушка. Так с завязанной рукой и проходил в тылу…
- Ну, а золотенькие?..
- Это вот сознательная вещь. Я тогда уж в артиллерии был. Наши отбросили немца за Волхов, а он в контратаку пошел. Мы его пустили на середину реки и дали из наших дивизионных по льду прямой наводкой. Наломали дров - может их цельный батальон под лёд ушел. Но немец упорный, дьявол. Шесть раз лез, шесть раз мы его топили. Понял он, что так не пройдет, и пустил на нашу батарейку восемь пикировщиков. Проснулся я в госпитале. Живого места на мне нет. Но сок во мне густой, я в два месяца опять на ноги встал. Думал обратно итти. Нет. Врачи говорят: мало в тебе крови осталось, езжай домой, наполняйся. Я и поехал…
- Как же, парень, тебе ордена не дали? - спросил кто-то с верхней полки.
- А за что? - удивился человек. - Я - средний солдат. - Он достал табакерку и свернул козью ногу. Скрутил он ее ловко, бывало, в три движения, и закурил.
- Да ты не скромничай, сразу видать - настоящий солдат, - сказал связист, наблюдательный парень. Он сказал как бы в шутку, но, видно, затронул в человеке какую-то чувствительную струну. Прочистив мозги глубокой затяжкой и выпустив отработанный дым через нос, человек сказал с жаром:
- Ошибаешься, друг. Настоящий солдат - в наступлении. Тогда каждый солдат становится лучше. Сам-то я не сподобился, полтора года в обороне лежал. Но чувствую, да и ребята с юга были, рассказывали. В наступлении руки к пулемету прикипают, бьешь - так насмерть. И легкость в солдате тогда, ни смерть, ничего не страшно. А я тяжелый солдат - оборонительный… Все полтора года ждал сразиться в наступательном бою, и вот дождался - к бабе своей сражаться еду. - Он вздохнул, затянулся, так что огонек добежал до пальцев, и тут только заметил, что группа его слушателей поредела.
Поезд подходил к местам, знакомым большинству отпускников. Кое-кто собирал вещички, кто, за неимением багажа, увязывал самого себя потуже, а другие припали к окнам.
За мутным стеклом лежал милый, немудреный, среднерусский край. Ровный белый простор с темной полоской леса на задах. Недавно здесь кружилась позёмка, расчертив снег, словно огромной метлой, но теперь стихла, и простор лежал умиротворенный и чуть усталый, как море после шторма. По косогорам лепились черные деревеньки. Отставая от поезда, в белесом воздухе висела большая воронья стая. Всё было, как всюду в России, но люди узнавали особые милые черточки родных мест и застенчиво радовались. Крошечная деревушка возникла впереди, с низкими, стелющимися дымками.
- Кузминки! - воскликнул паренек с забинтованной головой. Он побледнел, лицо его дёрнулось не то в усмешечке, не то в всхлипе, и бросился к выходу. Поезд на секунду пристал к потонувшему в снегу полустанку и тронулся дальше. Мы видели из окна, как паренек бежал прямо по целине к деревушке.
- Неужто козельские Кузминки? - забеспокоился человек. - Я ж сюда в 18-м ездил с отцом за хлебом. Отсюда до нас верст двести. Да вон и часовенка, я её враз узнал… - С этого момента человек не мог успокоиться. Как будто только сейчас до его сознания дошло, что он едет домой. Он стал то и дело справляться, какая станция, сколько еще осталось. А на остановках бегал к паровозу и на чем свет ругал машиниста, что тот пар жалеет и медленно везет.
- Ведь полтора года не был, - твердил он без конца, - а на войне это все пятнадцать. Я ведь, по совести сказать, и не верил, что взаправду домой попаду. Всё думал: обязательно какая-нибудь помеха выйдет, то ли паровоз с рельсов сойдет, то ли пару нехватит… А как знакомые места увидел - верю. Будто детское сердце в меня вложили…
Потом он вдруг погрустнел.
- Отвык я от мирной жизни. Раньше за женой жил, а теперь сам привык всё делать. Может, жена и не узнает меня. Хорошая женщина, а только, знаете, что время делает. Другой я стал, обносился, и кровей во мне мало. Как думаете, товарищ лейтенант? - спросил он меня с доверчивостью, как своего, волховчанина.
На вид ему было лет 35-36, худое лицо с большим, чуть крючковатым носом, на коже побелевший загар, глаза небольшие, чистые, весь он сухой, жилистый, чем-то похож на старого коршуна. Такие не приедаются в жизни, и женщины их долго любят, а жены так не устают любить до самой смерти. Я сказал об этом человеку. Он повеселел.
- Я с женой ласковый.
За окнами, как всегда в январе, быстро сгущались сумерки. Но люди всё не отходили от окон, кроме тех, кому далеко ехать, за Москву, на Волгу, в Сибирь. Те тихо и терпеливо курили в сторонке, не мешая чужому чувству. Поезд шел, останавливался у маленьких полустанков, оставляя на каждом из них горстку людей. Переволновавшись, человек задремал и проснулся инстинктивно, когда поезд почему-то надолго встал на каком-то раз’езде.
- Был бы наш машинист у меня в отделении, я б ему пять суток вкатил, - сказал человек, открыв глаза. - Сбегай, узнай, чего мы застряли! - обратился он к связисту, и его просьба прозвучала, как приказание. Связист быстро вскочил и кинулся к двери. Вернулся он скоро. Мы услышали его еще в дверях. Он радостно и будто пьяно орал:
- Где тут волховец? Подать сюда волховца!.. Ну, друг, радуйся, пока мы тут костями трясли, в мире-то что сотворилось: ленинградская блокада прорвана! Волховцы и ленинградцы у Ладоги друг другу ручки жмут. Полное наступление!..
Человек несколько секунд остолбенело глядел на него, затем рот его злобно дернулся, он развернулся и схватил парня за душу.
- Ты что со мной - шутки шутишь?..
- Да кто шутит, - парень виновато заморгал глазами. - Радио об’явило. Весь народ знает…
- Ты стой, - злобно прохрипел человек. - Я этой минуты каждой своей жилкой ждал… Пятнадцать месяцев в болоте стыл, всю кровь в гнилую воду спустил… Ждал наступления, как счастья своего ждут… А ты…
- Да чего ругаться, господи боже мой! Тут радоваться надо.
- Радоваться… - человек отпихнул парня. - Много ты в солдатской душе понимаешь!
Он стащил с полки свой тощий мешочек, сунул в него чайник, захлестнул петлей и забросил за спину.
- Да тебе ж далеко еще… - растерянно сказал связист, нисколько на него не обиженный.
Человек ничего не ответил и подтянул ремень.
- Послушайте, - сказал я на правах «земляка». - Заглянули бы хоть на день домой.
Грустная тень скользнула по лицу человека.
- Нельзя, - сказал он тихо. - Я сердцем могу раскиснуть. И жену жалко будет…
Козырнул и стал пробираться к выходу. Он уже приоткрыл дверь - клочок неуютной, смутно шевелящейся темноты возник за его спиной - затем обернулся и сказал прежним веселым и добрым голосом:
- Прощайте, товарищи! Я - к своим! // Юрий Нагибин. ВОЛХОВСКИЙ ФРОНТ.
**************************************************************************************************************************************************
Отклики в США на занятие Харькова Красной Армией
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Сообщение об освобождении Красной Армией Харькова вызвало большую радость в США. На улицах Нью-Йорка, в метро, автобусах, во всех общественных местах люди оживленно обсуждают вести о новых крупных победах Красной Армии. Радиостанции прервали свои обычные программы для того, чтобы известить всю страну, что Харьков взят героической Красной Армией. В кинотеатрах прерывались сеансы для того, чтобы сообщить зрителям эту радостную весть.
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Как сообщает бюро военной информации, сенатор-республиканец Уайт (от штата Мэйн), касаясь наступления Красной Армии, заявил:
«Немцы получают ужасные для них новости с восточного фронта. Наши русские союзники занимают один город за другим. Быстрота и нарастающие темпы их успехов особенно внушительны. Великие Луки, Сталинград, Курск, Белгород, Ростов, а теперь Харьков. То, что для Германии является плохими новостями, для нас - хорошие новости. Русские дают нам блестящий пример. Об’единенные страны должны окружить своих врагов на их территориях и принудить их к безусловной капитуляции. Харьков является заметной вехой на пути, ведущем в Берлин».
★
Рост недовольства в Венгрии
СТАМБУЛ, 18 февраля. (ТАСС). Известия о крупных поражениях гитлеровских войск на советско-германском фронте и о тяжелых потерях, понесенных венгерскими частями, всё больше проникают в Венгрию. Даже члены венгерского правительства были вынуждены признать, что у них и у их немецких хозяев дела на фронте идут скверно.
По сообщению «Донау цейтунг», премьер Венгрии Каллаи, касаясь положения на советско-германском фронте, заявил, что потери венгерских войск «за последнее время более значительны, чем в предыдущих сражениях». «В настоящий момент, - сказал он, - нельзя создать себе ясного представления о положении на фронте, ибо фронт находится в постоянном движении». О том, куда «движется фронт», венгры легко могут догадаться хотя бы по тому, что их премьер умалчивает об этом. В стране всё больше растет недовольство правящей верхушкой, ввергнувшей Венгрию в эту безнадежную войну ради интересов Германии. Венгерские власти получают массу анонимных писем, в которых их обвиняют в предательстве национальных интересов. Весьма характерно сообщение военных властей, опубликованное в газете «Пестер ллойд». «За последнее время, - говорится в этом сообщении, - количество анонимных писем, адресованных властям, к сожалению, сильно возросло. Неизвестные целыми группами обращаются к венгерским военным властям, высказывая свои подозрения и обвинения по их адресу».
Правительство, перепуганное распространением пораженческих настроений и оживлением деятельности «антигосударственных организаций», прибегает к массовому террору.
В упомянутом заявлении Каллаи пригрозил, что «против распространителей тревожных слухов будут приняты самые суровые меры».
По сообщению «Пестер ллойд», на конференции представителей судебных органов района Пешт председатель суда Менделеньи призывал усилить репрессии. Менделеньи далее сообщил, что число судебных процессов за последнее время резко увеличилось. Только 13 трибуналов района Пешт вынесли 4.833 приговора. За последние дни военный трибунал Пешта приговорил к смертной казни 8 человек. «Печальным обстоятельством, - подчеркнул председатель суда, - является увеличение числа судебных процессов юношей, что свидетельствует о том, что венгерская молодежь сбивается на опасный путь».
★
ГИТЛЕРОВСКИЙ ПРОИЗВОЛ ВО ФРАНЦИИ
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Газета « Нью-Йорк таймс», ссылаясь на сведения, полученные в банковских кругах нейтральных стран, сообщает, что немецкой организации «Трейхандгезельшафт» передано всё имущество находящихся во Франции предприятий, принадлежащих американцам. Гитлеровцы захватили также все фонды американских банков. Во главе американских предприятий во Франции поставлена администрация, действующая под надзором немецких «инспекторов». Банки, принадлежащие американцам, принимают вклады, но не выдают ссуд.
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Как передает бернский корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс», немцы назначили своих агентов во все редакции французских газет и во все французские типографии. Корреспондент отмечает, что это мероприятие мало отразится на содержании французских газет, которые всё равно помещают сообщения только из источников держав оси.
★
Массовые аресты в Норвегии
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). Как передает стокгольмский корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс, по сообщениям из Норвегии, в конце января немцы арестовали в Бергене 200 человек, в окрестностях Драммена 100 человек, в Сарпсборге и Хальдене - 70 человек. В Бергене введено военное положение.
В настоящее время в концентрационном лагере Грини, около Осло, находятся 2.400 норвежцев, которые содержатся в чрезвычайно тяжелых условиях.
★
ОБСУЖДЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ РУЗВЕЛЬТА ОБ ОГРАНИЧЕНИИ ЛИЧНЫХ ДОХОДОВ
НЬЮ-ЙОРК, 18 февраля. (ТАСС). По сообщению печати, одна из комиссий палаты представителей большинством 15 против 10 голосов одобрила предложение, которое сводит на-нет распоряжение Рузвельта об установлении максимального предела личного дохода в сумме в 25 тыс. долларов в год после вычета налогов и других государственных сборов. Вместо этого комиссия предложила установить максимальный предел личного дохода на уровне декабря 1941 года.
Палата представителей еще не обсуждала это предложение.
____________________________________________
Отчет о России и русских ("The New York Times", США)
Боевой дух Красной Армии ("The New York Times", США)
Солдат, который не сдается ("The New York Times", США)**
Сергей - боец Красной Армии ("The New York Times", США)
Роль морального духа на войне ("The New York Times", США)
Человек, который остановил Гитлера ("The New York Times", США)
Й.Геббельс: О так называемой русской душе ("Das Reich", Германия)
Газета «Красная Звезда» №41 (5412), 19 февраля 1943 года