Открытие Музея современного искусства "Гараж" в бывшем ресторане "Времена года". Парк Культуры
Если отрешиться от светской суеты, которой обязательно окружено любое событие с участием Дарьи Жуковой (а, тем более, открытие нового помещения, как бы включающего в жизни музея второе дыхание), то больше всего здание, перестроенное Рэмом Колхасом из ресторана «Времена года», похоже на вокзал. Причём, заброшенный. Все поезда ушли и больше сюда не вернутся, рельсы начинают зарастать травой, люди превращаются в тени…
Во всём мире старые вокзалы перестраивают в музеи, а у нас музей превратили в сплошной зал ожидания - шесть (или восемь?) параллельно открытых выставок и экспозиций (плюс книжный магазин, выстроенный амфитеатром и кафе) не покрывают даже четверти пространства. Огромное фойе с остатками советской мозаики, возле которой проходила пресс-конференция - и вовсе омут необъятный, непонятно как его обыгрывать. С одной стороны, здесь нужны монументальные инсталляции, которые обычно заказывают непосредственно художникам (как двустороннее, от пола до потолка, панно «Все в Гараж» Эрика Булатова, как бы естественным образом отгораживающее выставочные пространства от окон фасада во всю стену здания) и который затем хрен сдвинешь, с другой, это территория, очевидно, способна решаться лишь мощными ретроспективами, подчиненными одному авторскому стилю. Причём, весьма монументального свойства.
Небольшие выставки занимают боковые отсеки второго этажа и выглядят они достаточно локально - бонусом к какому-то главному блюду, которого пока нет. Есть отличная выставка фотографий Георгия Кизевальтера, показывающая художников и писателей московского андеграунда 70-80-х годов. Параллельно ей, в другом крыле, разместили выставку-реконструкцию Американской выставки 1959 года в Сокольниках, так сильно повлиявшей на умы соотечественников и послужившей прологом и затактом отечественного шестидесятничества. Где-то в её недрах запрятан кинозал, в котором крутят получасовое видео Антона Видокле, посвящённое русскому космизму. Другой край второго этажа занимают две небольшие комнаты с яркими (в смысле, кричащими) комнатами-инсталляциями Яйё Кусамы, самой посещаемой в мире современной художницы, писк именно этого года. Но даже эта размашистая и диковатая поп-артистка, способная заполонить своими фантазиями любую кубатуру, представлена в «Гараже» весьма локально - помимо двух отсеков с «таинственными комнатами» есть ещё одно её видео и стихи на выгородке. Внизу, как раз под Кусамой, Саша Обухова сконструировала «Древо современного русского искусства» - карту-схему связей между актуальными российскими художниками. Есть ещё небольшой зал с фотографиями Юлиуса Коллера, посвященными кафкианскому теннису. Кажется, это практически всё, если не считать «живой инсталляции» с теннисными столами и игроками в пинг-понг, которая занимает центр второго этажа, всё пространство над атриумом.
Поднимаешься по грубоватой, «подъездной» лестнице на второй этаж и видишь десятки молодых людей (под открытие «Гаража» вызвали участников Ping Pong Club Moscow, ожививших и разыгравших эту территорию), одновременно играющих десятками мячиков, которые падают в разные стороны (некоторые из них валились со второго этажа на первый во время пресс-конференции открытия). Оказывается, всё это мельтешенье, в котором задействованы так же раздатчики маек и официанты, предлагающие гостям музея пельмени (по четыре штучки в плошке плюс сметана) - тотальная инсталляция тоже зело моднючего аргентинца (?) Риркрита Тиравания. Нечаянно отсылающая к инсталляции Ильи Кабакова и Бориса Гройса, которую показывали в Галерее Юлии и Марата Гельман на Винзаводе в рамках большой кабаковской ретроспективы семь десять назад. Только там в теннис никто не играл, но стоял игральный стол и доски, на которых узнаваемым подчерком-шрифтом Ильи Иосифовича были мелом нанесены тезисы его спора с Гройсом.
В «Гараже» пинг-понг вышел отчаянно молодым и шумным, тем более, что ни здание, ни территория парка вокруг, окончательно не оформлены. Ремонт не доведён до логического конца и продолжается на глазах у журналистов и ВИП-тусовки. Десятки гастарбайтеров кладут асфальт во дворе нового музея, раскатывают газоны, выравнивают террасы камнями и песком, проводят коммуникации. Работают молча, слаженно, на фоне деревьев, оплетённых красной сеткой, что является частью одного из проектов всё той же умно безумной Яйё Кусамы. Таким образом, движуха вовне смешивается с движухой внутри, оживляя заброшенную станцию всеобщего советского прошлого. Его из «Времён года», разумеется, не вытравишь. Да и вряд ли это нужно - проект Колхаса и предполагает строительство новой институции на законсервированных руинах брежневского модернизма. Игра с архитектурными вводными оборачивается идеологией всего проекта, и, как уже правильно написали в Ъ, программой для всей дальнейшей деятельности «Музея современного искусства».
Возможно, поэтому, выставки здесь - нечто вторичное и прикладное. В старом «Гараже» на улице Образцова, вся деятельность его держалась на гламурном запахе огромных денег, олицетворяемых стерильным дизайном и избытком охранников, даже не делающих вид, что «Гараж» - институция, как это положено в contemporary art’e, демократическая. Играть и резвиться в мельниковском ангаре можно было на строго дозированных участках и, в основном, аккредитованным, специально приглашённым гостям. Но если ты заступал за ограничительные заграждения, как это было на выставке Ротко, картины которого сам художник просил рассматривать с минимального расстояния, раздавалась сигнализация.
Потом, переехав во временный павильон на окраине Парка культуры, «Гараж» развернулся к детям и хипстерам, организовав библиотеку и многочисленные просветительские программы. Что мгновенно сказалось на качестве местных выставок. Игра в массовость и в доступность обернулась чем угодно, но только не сильными эстетическими впечатлениями. Политическая погода, впрочем, очередной раз поменялась и лоск нынешнего «Гаража» предельно корректен, сдержан. Дарья Жукова вела пресс-конференцию в строгом тёмном платье и почти не улыбалась. Искусство вокруг - под стать хозяйке - академически спокойное, многократно опробованное, респектабельное (лишённое изначального экспериментаторства), политкорректное (лишённое зубов, неопасное). Хотя и не без второго плана «ухмылки горькой над промотавшимся отцом», а, главное, как бы с нажимом выказывающее свою нужность. Неслучайно большая часть дебютных проектов обращена в прошлое, которое не столько исследует, сколько архивирует как Кизевальтер. Символично, что на втором этаже бывших «Времён года», с помощью Американской выставки 1959 года, внутри которой зашиты результаты «исследовательской программы» «Гаража», презентуется проект «Полевые исследования». Он связывает то, что показывается наверху с «Древом современного русского искусства», посаженного на тылах первого.
Всё вместе - идеальная институция промежутка, в котором все мы сейчас находимся. Когда пустоты и неясностей, зияний и незаполненностей, трактуемых самыми разными, порой, противоположными образами, больше, чем «мяса» и проартикулированного содержания. Слалом ускользания от определённостей, которым можно было бы навесить идеологический ярлык. Что говорить, когда нечего говорить. Ну, или попросту нельзя?
И такие Гоголи (Кусамы и Тиравания), чтобы нас не трогали. В том числе и эстетически, что ли?
Внутри нового музея даже Кусама утратила всё своё фирменное безумие.
Во всём мире старые вокзалы перестраивают в музеи, а у нас музей превратили в сплошной зал ожидания - шесть (или восемь?) параллельно открытых выставок и экспозиций (плюс книжный магазин, выстроенный амфитеатром и кафе) не покрывают даже четверти пространства. Огромное фойе с остатками советской мозаики, возле которой проходила пресс-конференция - и вовсе омут необъятный, непонятно как его обыгрывать. С одной стороны, здесь нужны монументальные инсталляции, которые обычно заказывают непосредственно художникам (как двустороннее, от пола до потолка, панно «Все в Гараж» Эрика Булатова, как бы естественным образом отгораживающее выставочные пространства от окон фасада во всю стену здания) и который затем хрен сдвинешь, с другой, это территория, очевидно, способна решаться лишь мощными ретроспективами, подчиненными одному авторскому стилю. Причём, весьма монументального свойства.
Небольшие выставки занимают боковые отсеки второго этажа и выглядят они достаточно локально - бонусом к какому-то главному блюду, которого пока нет. Есть отличная выставка фотографий Георгия Кизевальтера, показывающая художников и писателей московского андеграунда 70-80-х годов. Параллельно ей, в другом крыле, разместили выставку-реконструкцию Американской выставки 1959 года в Сокольниках, так сильно повлиявшей на умы соотечественников и послужившей прологом и затактом отечественного шестидесятничества. Где-то в её недрах запрятан кинозал, в котором крутят получасовое видео Антона Видокле, посвящённое русскому космизму. Другой край второго этажа занимают две небольшие комнаты с яркими (в смысле, кричащими) комнатами-инсталляциями Яйё Кусамы, самой посещаемой в мире современной художницы, писк именно этого года. Но даже эта размашистая и диковатая поп-артистка, способная заполонить своими фантазиями любую кубатуру, представлена в «Гараже» весьма локально - помимо двух отсеков с «таинственными комнатами» есть ещё одно её видео и стихи на выгородке. Внизу, как раз под Кусамой, Саша Обухова сконструировала «Древо современного русского искусства» - карту-схему связей между актуальными российскими художниками. Есть ещё небольшой зал с фотографиями Юлиуса Коллера, посвященными кафкианскому теннису. Кажется, это практически всё, если не считать «живой инсталляции» с теннисными столами и игроками в пинг-понг, которая занимает центр второго этажа, всё пространство над атриумом.
Поднимаешься по грубоватой, «подъездной» лестнице на второй этаж и видишь десятки молодых людей (под открытие «Гаража» вызвали участников Ping Pong Club Moscow, ожививших и разыгравших эту территорию), одновременно играющих десятками мячиков, которые падают в разные стороны (некоторые из них валились со второго этажа на первый во время пресс-конференции открытия). Оказывается, всё это мельтешенье, в котором задействованы так же раздатчики маек и официанты, предлагающие гостям музея пельмени (по четыре штучки в плошке плюс сметана) - тотальная инсталляция тоже зело моднючего аргентинца (?) Риркрита Тиравания. Нечаянно отсылающая к инсталляции Ильи Кабакова и Бориса Гройса, которую показывали в Галерее Юлии и Марата Гельман на Винзаводе в рамках большой кабаковской ретроспективы семь десять назад. Только там в теннис никто не играл, но стоял игральный стол и доски, на которых узнаваемым подчерком-шрифтом Ильи Иосифовича были мелом нанесены тезисы его спора с Гройсом.
В «Гараже» пинг-понг вышел отчаянно молодым и шумным, тем более, что ни здание, ни территория парка вокруг, окончательно не оформлены. Ремонт не доведён до логического конца и продолжается на глазах у журналистов и ВИП-тусовки. Десятки гастарбайтеров кладут асфальт во дворе нового музея, раскатывают газоны, выравнивают террасы камнями и песком, проводят коммуникации. Работают молча, слаженно, на фоне деревьев, оплетённых красной сеткой, что является частью одного из проектов всё той же умно безумной Яйё Кусамы. Таким образом, движуха вовне смешивается с движухой внутри, оживляя заброшенную станцию всеобщего советского прошлого. Его из «Времён года», разумеется, не вытравишь. Да и вряд ли это нужно - проект Колхаса и предполагает строительство новой институции на законсервированных руинах брежневского модернизма. Игра с архитектурными вводными оборачивается идеологией всего проекта, и, как уже правильно написали в Ъ, программой для всей дальнейшей деятельности «Музея современного искусства».
Возможно, поэтому, выставки здесь - нечто вторичное и прикладное. В старом «Гараже» на улице Образцова, вся деятельность его держалась на гламурном запахе огромных денег, олицетворяемых стерильным дизайном и избытком охранников, даже не делающих вид, что «Гараж» - институция, как это положено в contemporary art’e, демократическая. Играть и резвиться в мельниковском ангаре можно было на строго дозированных участках и, в основном, аккредитованным, специально приглашённым гостям. Но если ты заступал за ограничительные заграждения, как это было на выставке Ротко, картины которого сам художник просил рассматривать с минимального расстояния, раздавалась сигнализация.
Потом, переехав во временный павильон на окраине Парка культуры, «Гараж» развернулся к детям и хипстерам, организовав библиотеку и многочисленные просветительские программы. Что мгновенно сказалось на качестве местных выставок. Игра в массовость и в доступность обернулась чем угодно, но только не сильными эстетическими впечатлениями. Политическая погода, впрочем, очередной раз поменялась и лоск нынешнего «Гаража» предельно корректен, сдержан. Дарья Жукова вела пресс-конференцию в строгом тёмном платье и почти не улыбалась. Искусство вокруг - под стать хозяйке - академически спокойное, многократно опробованное, респектабельное (лишённое изначального экспериментаторства), политкорректное (лишённое зубов, неопасное). Хотя и не без второго плана «ухмылки горькой над промотавшимся отцом», а, главное, как бы с нажимом выказывающее свою нужность. Неслучайно большая часть дебютных проектов обращена в прошлое, которое не столько исследует, сколько архивирует как Кизевальтер. Символично, что на втором этаже бывших «Времён года», с помощью Американской выставки 1959 года, внутри которой зашиты результаты «исследовательской программы» «Гаража», презентуется проект «Полевые исследования». Он связывает то, что показывается наверху с «Древом современного русского искусства», посаженного на тылах первого.
Всё вместе - идеальная институция промежутка, в котором все мы сейчас находимся. Когда пустоты и неясностей, зияний и незаполненностей, трактуемых самыми разными, порой, противоположными образами, больше, чем «мяса» и проартикулированного содержания. Слалом ускользания от определённостей, которым можно было бы навесить идеологический ярлык. Что говорить, когда нечего говорить. Ну, или попросту нельзя?
И такие Гоголи (Кусамы и Тиравания), чтобы нас не трогали. В том числе и эстетически, что ли?
Внутри нового музея даже Кусама утратила всё своё фирменное безумие.