Изобретение России (часть І)
Десятый пост из серии публикаций "Происхождение славянских наций".
Первый см. Истоки Руси
Второй см. Что произошло с Русской землёй?
Третий см. Литовский вариант (часть I)
Четвёртый см. Литовский вариант (часть IІ)
Пятый см. Становление Московии
Шестой см. Становление народа руського (часть І)
Седьмой см. Становление народа руського (часть ІІ)
Восьмой см. Было ли воссоединение? (часть І)
Девятый см. Было ли воссоединение? (часть ІІ)
Перейти до українськомовного варіанту посту
Сочетание национальной и имперской идентичности в современном российском сознании всегда озадачивало исследователей, поскольку это отличает российскую идентичность от идентичности западноевропейских имперских наций. Объяснение этому дал Джеффри Хоскинг: "Британия имела империю, но Россия была империей - и, возможно, все ещё остаётся ею". Но география не единственное объяснение - феномен российской идентичности, по мнению Ричарда Пайпса, связан с тем, что в России "подъем национального государства и империи происходил параллельно, а не, как в случае западных государств, последовательно". В любом случае возникает вопрос - где искать тот момент в истории, когда началось становление национального государства и империи?
Одни историки указывают на эпоху Петра І, другие - на времена Ивана Грозного. Но независимо от этого можно отметить, что слияние национального и имперского дискурсов впервые можно идентифицировать в последние десятилетия XVII в. Именно в это время, ещё до того, как Московия открылась Западу и стала называться Россией, она впервые стала восприимчивой к новым людям и идеям из недавно приобретённой казацкой Гетманщины, а точнее из её религиозной и интеллектуальной столицы, Киева. И именно это переплетение понятий национальности и имперской государственности, произошедшее во время встречи киевских и московских элит, имело решающее значение для формирования российской имперской идентичности.
Московия идёт на запад
Рубеж XVII-XVIII вв. стал поворотным моментом в отношениях Москвы с близким и более отдалённым Западом. В процессе своей экспансии на запад Россия изменила мир, но она также глубоко изменилась сама.
Хотя московское общество сопротивлялось гуманистическим идеям, принесённым в Московию учёными украинцами, влияние этих идей на формирование официальной российской идеологии, культуры и идентичности во второй половине XVII и первых десятилетиях XVIII в. было чрезвычайно большим. Украинцы первыми адаптировали западные религиозные и политические идеи к православным условиям в начале XVII в. Именно они начали мыслить протонационально, рассматривая нацию не как побочный продукт династии и государства, а как отдельный и самодостаточный феномен, подорвали старую московскую культуру, разрушили традиционную московскую идентичность, основанную на столпе православия. Получив образование и будучи воспитанными в других условиях, они не могли не внедрять новые идеи в сознание своих читателей, были в авангарде вестернизации и трансформации Московии в Россию, её общества и самосознания на этапе становления истории России. Украинцы, безусловно, помогли Петру если не сформулировать его идеи, то по крайней мере артикулировать их, создав дискурс, который популяризировал и легитимизировал его политику. На несколько поколений вперёд они сформировали представление русских о своём прошлом, своей роли в мире и своей судьбе как современной нации.
Проект "славеноросийского народа"
В знаменитом "Синопсисе Киевском", автором которого считают архимандрита Киево-Печерской лавры Иннокентия Гизеля и называют первым "учебником российской истории", изложен набор идей, представляющих собой попытку связать руськую нацию с московским царём. Чем это было вызвано?
Гизель и его подчинённые, которые явно хотели остаться в православном мире, негативно относились к перспективам стать подданными католического короля или, что ещё хуже, мусульманского султана. В то же время Гизель был таким же горячим защитником независимости Киевской митрополии от Москвы (и её дальнейшего подчинения Константинопольскому патриархату), как и сторонником царской власти над Киевом. Именно царя, называя его "православным монархом", а не патриарха Московского, хотели видеть своим покровителем монахи Киево-Печерской лавры.
Взгляды автора на этнонациональную историю мира в целом и Руси и Московии в частности, с одной стороны, глубоко укоренены в предыдущую традицию летописания с её поиском библейских истоков народов и легендарными рассказами о раннем расселении славян. С другой стороны, автор демонстрирует беспрецедентную для руського летописания заинтересованность идеей нации (народа). Эта идея появляется в "Синопсисе", наряду с династией, государством и религией, как один из главных сюжетов исторического повествования.
Понятие "славеноросийский народ", введённое "Синопсисом", иногда, в зависимости от контекста, может включать также поляков и других славян. Тем не менее, его ядро базировалось в Киеве, кроме руського, который называется также "росийским", он включал и московитов. В то же время авторы должны были считаться с существующей историографической традицией, политическими и культурными реалиями своего времени, а потому иногда рассматривали "москву" и "русь" как отдельные народы наряду с поляками, литовцами и пруссами.
"Синопсис" представляет собой изложение теорий из разных источников, сделанное с использованием техники вырезания и вставки. Из хаотичного на первый взгляд собрания часто противоречивых концепций и интерпретаций в нем возникает общий московско-руський нарратив - проект новой нации (народа), как её представляли себе киевские литераторы. Концепция единой нации (народа), объединяющей русинов и московитов, была революционным элементом, введённым автором "Синопсиса" в сферу раннемодерной славянской этнологии. Два очень отличающихся политических и культурных образования были объединены в границах "православного царства", включавшего также и Московию, которая до этого не была частью воображаемой географии раннемодерной Руси.
Безусловно, в сознании летописца слияние царской Руси с царской Московией было далёким от завершения. Православное царство имело две столицы: Киев, который фигурирует как "царственный град" и Москва. Оно также имело два духовных центра - резиденции двух митрополитов, Киевского и Московского. Существовали также две армии: царские войска и Войско Запорожское (Силы царского величества и Войска Запорожского).
Феноменальный коммерческий успех книги в России свидетельствовал о том, что произведение понравилось. Но, судя по всему, на национальный месседж там внимания не обращали. На время выхода "Синопсиса" московская придворная историография безнадёжно погрязла в донациональной эпохе, осмысливая историю Руси и Московии прежде всего в династических терминах. Книга, которую киевлянин воспринимал как историю народа, образованным читателем в Петербурге была воспринята как история государства.
Как бы по-разному ни читали "Синопсис" в Киеве и в российских провинциях империи, он, безусловно, способствовал тому, что история Киева стала неотъемлемой частью московского, а затем и имперского российского нарратива. Начальные трудности с рецепцией национального послания "Синопсиса" в Московии были частично обусловлены тем, что старая династическая, а впоследствии государственническая парадигма гораздо лучше отвечала интересам полиэтнической империи, чем национальная. Но последняя, безусловно, отвечала взглядам и интересам киевлян на имперской службе, которые пытались обеспечить свою нишу в империи, используя "славяноросийскую" национальную парадигму.
Киевская Россия
Формулировка и продвижение славяно-российского проекта автором "Синопсиса" поднимает вопрос о значении термина "Россия" (Росия), который часто использовался киевскими литераторами в XVII - начале XVIII веков.
В Украине традиция употребления слова "Русь" в его эллинизированной форме - Россия - и производных от него идёт по меньшей мере с 1590-х годов. Однако в русинских и польских трудах того периода термин "Россия" использовался исключительно для обозначения Польско-Литовской Руси, земель Киевской митрополии, но не московских территорий. Терминология, основанная на России, также использовалась в латинских трудах казацкой элиты, получившей образование в Киево-Могилянской академии. Дальнейшее распространение понятия Россия на Московию, как представляется с ретроспективной точки зрения, способствовало интеграции украинского духовенства и его национального дискурса в имперскую церковь и дискурс.
Трансформацию, расширение этого понятия, можно проследить на примере Теофана Прокоповича. Если в его трагикомедии "Владимир", написанной в 1705 году и посвящённой гетману Мазепе, географические границы России - территория Гетманщины, то совсем другой образ России возникает в произведениях Прокоповича после Полтавы. Теперь это "границы нашего монарха", которые являются границами "российской монархии", "российского государства", а следовательно, и России. Та земля, которую Прокопович в трагикомедии называл "Россией", теперь именуется "Малороссией" - термин, отсутствующий в пьесе.
Прокопович не считал Россию многонациональным или многоэтническим государством. Он вообще избегал использования термина "империя" по отношению к России, предпочитая термины "государство" или "монархия". Таким образом, он наложил на по сути имперское государство концепцию этнически и религиозно однородного руського (росийского) народа, сконструированную киевскими интеллектуалами XVII века. Киевской России не хватало "руського монарха", поскольку ею правил польский король, и Прокопович нашёл идеальное воплощение киевского национального идеала в трансформированной и переименованной Московии петровских времён. Такая стратегия помогла вывести Россию на путь модерной нации, а Прокопович был неутомимым строителем и промоутером национального образа Российской империи.
Поиски отчизны
Понятие "отчина" для обозначения наследия не было новым. Одна из форм этого слова - отчизна - стала использоваться для обозначения другого понятия, определённого латинским patria - термина, связанного с развитием патриотизма и "национализма" на землях раннемодерной Европы. Верность отчизне (отечеству) стали подчёркивать как одну из самых высоких гражданских добродетелей.
В предполтавской идеологической дуэли ("войне манифестов") Пётр І, который до этого никогда не использовал этот термин, теперь в своих манифестах к казакам представал как настоящий поборник их отчизны и малороссийского народа. В письме к запорожским казакам Пётр не только обещал им увеличить годовое жалование, но и выразил надежду, что казаки будут "стоять за отчизну свою и за веру православную и за нас, а не слушать льстивых уговоров отступника-предателя Мазепы".
Пётр явно смещал акценты с характеристики действий Мазепы как измены царю - лейтмотива своего первого манифеста - на измену отчизне. Неудивительно, что во всех известных нам манифестах и письмах Пётр писал только о "вашей", а не "нашей" отчизне - чёткое свидетельство того, что "отечество" ассоциировалось в его сознании со спецификой украинского политического дискурса и не было непосредственно связано с "общероссийской" политической культурой и лексикой.
В то же время сущность понятия отчизны, которое было сконструировано Теофаном Прокоповичем в послеполтавское время, имело существенное отличие. Если Пётр имел в виду малороссийское отечество, то Прокопович считал, что его собственным отечеством и отечеством, которое предал Мазепа, была не Малороссия, а то образование, которое Пётр в одном из своих манифестов назвал "Российским государством" (Прокопович вообще называл его "Россией"). Такая концепция российского отечества была важной идеологической инновацией, поскольку она не только предусматривала в перспективе изменение лояльности "малороссийского народа" с Гетманщины на "всероссийское" государство, но и вводила новый объект лояльности для остального населения этого государства. Отныне царь должен был разделить своё место в иерархии лояльности с понятием России как отечества.
Новое значение терминов "Россия" и "отчизна" свидетельствовало о появлении новой идентичности в царстве Романовых, которая основывалась на лояльности не только к правителю или его государству, но и к новому типу протонационального сообщества. Прокопович активно пропагандировал эти новые термины и концепции, в его произведениях они имели выразительную национальную коннотацию. В этом он перекликался с протестантскими проповедниками на шведской стороне Северной войны, а также с их коллегами в других частях Северной Европы. Все они были заняты продвижением понятия отечества и концепции верности ему в своих проповедях и трудах.
Накануне провозглашения Московского государства Российской империей Прокопович сознательно или бессознательно способствовал "национализации" наследия московских царей. Поскольку этот процесс набирал обороты в течение XVIII века вместе с "империализацией" Московского государства, слияние этих двух тенденций породило путаницу сначала в сознании подданных российских императоров, а затем и в интерпретациях учёных, изучающих российскую имперскую историю. Эти две тенденции в сочетании формировали новую идентичность Российской империи.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/287582.html.
Первый см. Истоки Руси
Второй см. Что произошло с Русской землёй?
Третий см. Литовский вариант (часть I)
Четвёртый см. Литовский вариант (часть IІ)
Пятый см. Становление Московии
Шестой см. Становление народа руського (часть І)
Седьмой см. Становление народа руського (часть ІІ)
Восьмой см. Было ли воссоединение? (часть І)
Девятый см. Было ли воссоединение? (часть ІІ)
Перейти до українськомовного варіанту посту
Сочетание национальной и имперской идентичности в современном российском сознании всегда озадачивало исследователей, поскольку это отличает российскую идентичность от идентичности западноевропейских имперских наций. Объяснение этому дал Джеффри Хоскинг: "Британия имела империю, но Россия была империей - и, возможно, все ещё остаётся ею". Но география не единственное объяснение - феномен российской идентичности, по мнению Ричарда Пайпса, связан с тем, что в России "подъем национального государства и империи происходил параллельно, а не, как в случае западных государств, последовательно". В любом случае возникает вопрос - где искать тот момент в истории, когда началось становление национального государства и империи?
Одни историки указывают на эпоху Петра І, другие - на времена Ивана Грозного. Но независимо от этого можно отметить, что слияние национального и имперского дискурсов впервые можно идентифицировать в последние десятилетия XVII в. Именно в это время, ещё до того, как Московия открылась Западу и стала называться Россией, она впервые стала восприимчивой к новым людям и идеям из недавно приобретённой казацкой Гетманщины, а точнее из её религиозной и интеллектуальной столицы, Киева. И именно это переплетение понятий национальности и имперской государственности, произошедшее во время встречи киевских и московских элит, имело решающее значение для формирования российской имперской идентичности.
Московия идёт на запад
Рубеж XVII-XVIII вв. стал поворотным моментом в отношениях Москвы с близким и более отдалённым Западом. В процессе своей экспансии на запад Россия изменила мир, но она также глубоко изменилась сама.
Хотя московское общество сопротивлялось гуманистическим идеям, принесённым в Московию учёными украинцами, влияние этих идей на формирование официальной российской идеологии, культуры и идентичности во второй половине XVII и первых десятилетиях XVIII в. было чрезвычайно большим. Украинцы первыми адаптировали западные религиозные и политические идеи к православным условиям в начале XVII в. Именно они начали мыслить протонационально, рассматривая нацию не как побочный продукт династии и государства, а как отдельный и самодостаточный феномен, подорвали старую московскую культуру, разрушили традиционную московскую идентичность, основанную на столпе православия. Получив образование и будучи воспитанными в других условиях, они не могли не внедрять новые идеи в сознание своих читателей, были в авангарде вестернизации и трансформации Московии в Россию, её общества и самосознания на этапе становления истории России. Украинцы, безусловно, помогли Петру если не сформулировать его идеи, то по крайней мере артикулировать их, создав дискурс, который популяризировал и легитимизировал его политику. На несколько поколений вперёд они сформировали представление русских о своём прошлом, своей роли в мире и своей судьбе как современной нации.
Проект "славеноросийского народа"
В знаменитом "Синопсисе Киевском", автором которого считают архимандрита Киево-Печерской лавры Иннокентия Гизеля и называют первым "учебником российской истории", изложен набор идей, представляющих собой попытку связать руськую нацию с московским царём. Чем это было вызвано?
Гизель и его подчинённые, которые явно хотели остаться в православном мире, негативно относились к перспективам стать подданными католического короля или, что ещё хуже, мусульманского султана. В то же время Гизель был таким же горячим защитником независимости Киевской митрополии от Москвы (и её дальнейшего подчинения Константинопольскому патриархату), как и сторонником царской власти над Киевом. Именно царя, называя его "православным монархом", а не патриарха Московского, хотели видеть своим покровителем монахи Киево-Печерской лавры.
Взгляды автора на этнонациональную историю мира в целом и Руси и Московии в частности, с одной стороны, глубоко укоренены в предыдущую традицию летописания с её поиском библейских истоков народов и легендарными рассказами о раннем расселении славян. С другой стороны, автор демонстрирует беспрецедентную для руського летописания заинтересованность идеей нации (народа). Эта идея появляется в "Синопсисе", наряду с династией, государством и религией, как один из главных сюжетов исторического повествования.
Понятие "славеноросийский народ", введённое "Синопсисом", иногда, в зависимости от контекста, может включать также поляков и других славян. Тем не менее, его ядро базировалось в Киеве, кроме руського, который называется также "росийским", он включал и московитов. В то же время авторы должны были считаться с существующей историографической традицией, политическими и культурными реалиями своего времени, а потому иногда рассматривали "москву" и "русь" как отдельные народы наряду с поляками, литовцами и пруссами.
"Синопсис" представляет собой изложение теорий из разных источников, сделанное с использованием техники вырезания и вставки. Из хаотичного на первый взгляд собрания часто противоречивых концепций и интерпретаций в нем возникает общий московско-руський нарратив - проект новой нации (народа), как её представляли себе киевские литераторы. Концепция единой нации (народа), объединяющей русинов и московитов, была революционным элементом, введённым автором "Синопсиса" в сферу раннемодерной славянской этнологии. Два очень отличающихся политических и культурных образования были объединены в границах "православного царства", включавшего также и Московию, которая до этого не была частью воображаемой географии раннемодерной Руси.
Безусловно, в сознании летописца слияние царской Руси с царской Московией было далёким от завершения. Православное царство имело две столицы: Киев, который фигурирует как "царственный град" и Москва. Оно также имело два духовных центра - резиденции двух митрополитов, Киевского и Московского. Существовали также две армии: царские войска и Войско Запорожское (Силы царского величества и Войска Запорожского).
Феноменальный коммерческий успех книги в России свидетельствовал о том, что произведение понравилось. Но, судя по всему, на национальный месседж там внимания не обращали. На время выхода "Синопсиса" московская придворная историография безнадёжно погрязла в донациональной эпохе, осмысливая историю Руси и Московии прежде всего в династических терминах. Книга, которую киевлянин воспринимал как историю народа, образованным читателем в Петербурге была воспринята как история государства.
Как бы по-разному ни читали "Синопсис" в Киеве и в российских провинциях империи, он, безусловно, способствовал тому, что история Киева стала неотъемлемой частью московского, а затем и имперского российского нарратива. Начальные трудности с рецепцией национального послания "Синопсиса" в Московии были частично обусловлены тем, что старая династическая, а впоследствии государственническая парадигма гораздо лучше отвечала интересам полиэтнической империи, чем национальная. Но последняя, безусловно, отвечала взглядам и интересам киевлян на имперской службе, которые пытались обеспечить свою нишу в империи, используя "славяноросийскую" национальную парадигму.
Киевская Россия
Формулировка и продвижение славяно-российского проекта автором "Синопсиса" поднимает вопрос о значении термина "Россия" (Росия), который часто использовался киевскими литераторами в XVII - начале XVIII веков.
В Украине традиция употребления слова "Русь" в его эллинизированной форме - Россия - и производных от него идёт по меньшей мере с 1590-х годов. Однако в русинских и польских трудах того периода термин "Россия" использовался исключительно для обозначения Польско-Литовской Руси, земель Киевской митрополии, но не московских территорий. Терминология, основанная на России, также использовалась в латинских трудах казацкой элиты, получившей образование в Киево-Могилянской академии. Дальнейшее распространение понятия Россия на Московию, как представляется с ретроспективной точки зрения, способствовало интеграции украинского духовенства и его национального дискурса в имперскую церковь и дискурс.
Трансформацию, расширение этого понятия, можно проследить на примере Теофана Прокоповича. Если в его трагикомедии "Владимир", написанной в 1705 году и посвящённой гетману Мазепе, географические границы России - территория Гетманщины, то совсем другой образ России возникает в произведениях Прокоповича после Полтавы. Теперь это "границы нашего монарха", которые являются границами "российской монархии", "российского государства", а следовательно, и России. Та земля, которую Прокопович в трагикомедии называл "Россией", теперь именуется "Малороссией" - термин, отсутствующий в пьесе.
Прокопович не считал Россию многонациональным или многоэтническим государством. Он вообще избегал использования термина "империя" по отношению к России, предпочитая термины "государство" или "монархия". Таким образом, он наложил на по сути имперское государство концепцию этнически и религиозно однородного руського (росийского) народа, сконструированную киевскими интеллектуалами XVII века. Киевской России не хватало "руського монарха", поскольку ею правил польский король, и Прокопович нашёл идеальное воплощение киевского национального идеала в трансформированной и переименованной Московии петровских времён. Такая стратегия помогла вывести Россию на путь модерной нации, а Прокопович был неутомимым строителем и промоутером национального образа Российской империи.
Поиски отчизны
Понятие "отчина" для обозначения наследия не было новым. Одна из форм этого слова - отчизна - стала использоваться для обозначения другого понятия, определённого латинским patria - термина, связанного с развитием патриотизма и "национализма" на землях раннемодерной Европы. Верность отчизне (отечеству) стали подчёркивать как одну из самых высоких гражданских добродетелей.
В предполтавской идеологической дуэли ("войне манифестов") Пётр І, который до этого никогда не использовал этот термин, теперь в своих манифестах к казакам представал как настоящий поборник их отчизны и малороссийского народа. В письме к запорожским казакам Пётр не только обещал им увеличить годовое жалование, но и выразил надежду, что казаки будут "стоять за отчизну свою и за веру православную и за нас, а не слушать льстивых уговоров отступника-предателя Мазепы".
Пётр явно смещал акценты с характеристики действий Мазепы как измены царю - лейтмотива своего первого манифеста - на измену отчизне. Неудивительно, что во всех известных нам манифестах и письмах Пётр писал только о "вашей", а не "нашей" отчизне - чёткое свидетельство того, что "отечество" ассоциировалось в его сознании со спецификой украинского политического дискурса и не было непосредственно связано с "общероссийской" политической культурой и лексикой.
В то же время сущность понятия отчизны, которое было сконструировано Теофаном Прокоповичем в послеполтавское время, имело существенное отличие. Если Пётр имел в виду малороссийское отечество, то Прокопович считал, что его собственным отечеством и отечеством, которое предал Мазепа, была не Малороссия, а то образование, которое Пётр в одном из своих манифестов назвал "Российским государством" (Прокопович вообще называл его "Россией"). Такая концепция российского отечества была важной идеологической инновацией, поскольку она не только предусматривала в перспективе изменение лояльности "малороссийского народа" с Гетманщины на "всероссийское" государство, но и вводила новый объект лояльности для остального населения этого государства. Отныне царь должен был разделить своё место в иерархии лояльности с понятием России как отечества.
Новое значение терминов "Россия" и "отчизна" свидетельствовало о появлении новой идентичности в царстве Романовых, которая основывалась на лояльности не только к правителю или его государству, но и к новому типу протонационального сообщества. Прокопович активно пропагандировал эти новые термины и концепции, в его произведениях они имели выразительную национальную коннотацию. В этом он перекликался с протестантскими проповедниками на шведской стороне Северной войны, а также с их коллегами в других частях Северной Европы. Все они были заняты продвижением понятия отечества и концепции верности ему в своих проповедях и трудах.
Накануне провозглашения Московского государства Российской империей Прокопович сознательно или бессознательно способствовал "национализации" наследия московских царей. Поскольку этот процесс набирал обороты в течение XVIII века вместе с "империализацией" Московского государства, слияние этих двух тенденций породило путаницу сначала в сознании подданных российских императоров, а затем и в интерпретациях учёных, изучающих российскую имперскую историю. Эти две тенденции в сочетании формировали новую идентичность Российской империи.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/287582.html.