Становление народа руського (часть І)
Шестой пост из серии публикаций "Происхождение славянских наций".
Первый см. Истоки Руси
Второй см. Что произошло с Русской землёй?
Третий см. Литовский вариант (часть I)
Четвёртый см. Литовский вариант (часть IІ)
Пятый см. Становление Московии
Перейти до українськомовного варіанту посту
В оригинале название этого раздела - "The making of the Ruthenian nation". В формальном переводе - "Становление русинской нации". Но вариант перевода, вынесенный в заголовок поста, мне представляется более удачным.
∗ ∗ ∗
Восемь десятилетий между Люблинской унией (1569) и началом восстания Хмельницкого (1648) стали периодом, в котором происходило формирование нового типа идентичности, имевшего важное влияние на дальнейшее развитие событий.
Православие, являвшееся религией большинства в Великом княжестве, после Люблинской унии стало религией меньшинства в Речи Посполитой. Распространение Реформации и общая конфессионализация религиозной жизни заставили его конкурировать на открытом рынке религиозных идей, где оно было явно в невыгодном положении. При незначительной поддержке со стороны Константинополя, не имея учебных заведений и дисциплинированного духовенства, православная церковь теряла свою элиту в пользу как протестантизма, так и католицизма, что вынудило православных иерархов в конце концов согласиться на унию с Римом (Брестская уния 1596 г.).
Уния достигла определённого прогресса на беларусских землях, тогда как в Украине православие оставалось религией большинства среди элит, основой власти двух православных епископов, отказавшихся присоединиться к унии, и её главного шляхетского защитника, князя Острожского. Ещё одним фактором были запорожские казаки, чья поддержка имела решающее значение для появления новой православной митрополии в 1620 году. А самое главное - уния спровоцировала религиозную полемику в Украине и Беларуси.
Движение на восток
Люблинская уния (1569) заставила политические элиты как в Руськом воеводстве, так и за его пределами, переосмыслить свою идентичность (особенно в воеводстве) относительно новых руських владений Королевства Польского, а также руських земель Великого княжества. В 1573 году будущий католический архиепископ Львова Ян Димитрий Соликовский писал: "в общем королевстве сидят поляк, литвин, прус, русин, мазур, мазур, жмудин, подляшанин, волынянин и киевлянин". В это время название "русин" все ещё оставалось преимущественно за жителями Руського воеводства (Галичины). Вскоре оно распространится на другие территории Руси, в частности на Волынь и Киевщину. В авангарде изменений были те, кто имел дело с такими особенностями руського общества, как религия и обычаи, пересекавшие региональные границы.
Примерно в это же время польский иезуит Пётр Скарга агитируя за унию адресовал свои аргументы "руським народам". Он никогда не объяснял, что он имел в виду под этим термином, но несомненно он мог считать жителей ВКЛ и воеводств Руси, Волыни, Брацлава и Киева отдельными руськими народами. В любом случае очевидно, что "руськие народы" Скарги населяли территорию, значительно большую за Руськое воеводство, и что московиты в их число не входили. Таким образом, с одной стороны, руськое население Речи Посполитой рассматривалось как конгломерат разных народов (в отличие от русинов и волынян у Соликовского). С другой стороны, они рассматривались как составные части руського этноса, исповедующие одну религию - реальность, отражённая в том, что Скарга в своей книге также употребляет термин "руський народ" (в единственном числе).
Возвращение династии
Центром власти в руських землях стал волынский город Острог, резиденция сына князя Константина (Василия) Острожского, установившего полный контроль над родной Волынью и прилегающей Киевской землёй. В 1580-81 годах он основал проект по изданию первой славянской Библии. Литераторы, работавшие над ней, рассматривали своего патрона не только как волынского магната, но и как наследника киевских Рюриковичей, законного правителя Руси. Если его славного отца, героя Орши (1514), великого гетмана Великого княжества Литовского князя Константина Ивановича Острожского, прославляли за заслуги перед своим сюзереном, польским королём и великим князем литовским Сигизмундом І, то сына - как защитника православной церкви, а следовательно, продолжателя дела императора Константина и киевских князей Владимира и Ярослава.
Некоронованный король Руси теперь представал как законный наследник и потомок святого Владимира. "Сыны Восточной Церкви, принадлежащие к русскому народу", к которым Острожский прежде всего обращался в своей Библии, теперь получили законную династию, которая была готова защищать свою Церковь, а следовательно, и свой народ. Острожский волей-неволей становился лидером общества нового типа, которое, в отличие от своих реальных или воображаемых предков и родственников Рюриковичей, определялось не границами княжеской власти, а границами этнической, языковой, культурной и религиозной принадлежности.
Будучи самым влиятельным человеком в Руськой земле и православном мире, возможным кандидатом на польский престол, князь Константин Острожский мыслил с большим размахом. Во времена, когда Кальвин был занят превращением Женевы в протестантский Рим, он превратил свой Острог в православную Женеву, основав школу, типографию и даже вынашивал план переноса резиденции Константинопольского патриарха в Острог.
Церковная уния
Церковная уния, задумывавшаяся как средство объединения государства, оказалась источником социального раздора и религиозных конфликтов. Большинство духовенства и мирян (но не иерархия) выступили против унии. Полемика, разразившаяся вокруг неё, показала, что Русь действительно вступила в эпоху Реформации. Религиозные трактаты того времени (как сторонников, так и противников унии) предоставляют уникальную информацию о состоянии и развитии руськой групповой идентичности. Становится понятно, что понятия православия и руськой этнической принадлежности тесно связаны между собой, являются понятиями фактически тождественными.
Интересы Руси стали козырем в полемике, развернувшейся после Берестейской унии. Спорящие стороны оправдывали свою позицию и действия тем, что они продвигают интересы руського народа (naród ruski), который они четко отличали от польского народа (naród polski) на основе его религии, культуры и языка. Дебаты об унии также способствовали укреплению существующей границы между Русью Речи Посполитой, Московией и их версиями православия. Хоть и слабо выраженная, но существующая тенденция православных литераторов Речи Посполитой определять себя как часть великой Руси (которая включала и Московию) исчезла окончательно. Возрождение понятия "Малая Русь" заменило собой границу между руським населением Королевства Польского и Великого княжества Литовского. В то же время, если в религиозной сфере православные русины нуждались в отдельном термине, чтобы отличить себя от руси Московии, то в светском дискурсе такой термин был не нужен - этноним русин (руський) противопоставлялся политическому названию "московит"; это были два отдельных народа.
Православный постулат прямо утверждал, что каждый, кто отказался от православия, перестёт быть русином. Едва ли не первым русинским интеллектуалом, который попытался разорвать замкнутый круг этноконфессиональной идентичности и связь между руськой этничностью и руськой религией, был Мелетий Смотрицкий. Он писал: "Кто меняет свою веру, тот не сразу вырождается и от своей крови, кто из руськой нации становится римской веры, тот не становится сразу испанцем или итальянцем по происхождению, а остаётся, как и раньше, благородным русином. Потому что не вера делает русина русином, поляка поляком, а литовца литовцем, а руськая, польская и литовская кровь и рождение". Но он опередил своё время: в конфессионализированном руськом обществе начала XVII века модель моноконфессиональной нации была более приемлемой, чем многоконфессиональная модель.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/285129.html.
Первый см. Истоки Руси
Второй см. Что произошло с Русской землёй?
Третий см. Литовский вариант (часть I)
Четвёртый см. Литовский вариант (часть IІ)
Пятый см. Становление Московии
Перейти до українськомовного варіанту посту
В оригинале название этого раздела - "The making of the Ruthenian nation". В формальном переводе - "Становление русинской нации". Но вариант перевода, вынесенный в заголовок поста, мне представляется более удачным.
∗ ∗ ∗
Восемь десятилетий между Люблинской унией (1569) и началом восстания Хмельницкого (1648) стали периодом, в котором происходило формирование нового типа идентичности, имевшего важное влияние на дальнейшее развитие событий.
Православие, являвшееся религией большинства в Великом княжестве, после Люблинской унии стало религией меньшинства в Речи Посполитой. Распространение Реформации и общая конфессионализация религиозной жизни заставили его конкурировать на открытом рынке религиозных идей, где оно было явно в невыгодном положении. При незначительной поддержке со стороны Константинополя, не имея учебных заведений и дисциплинированного духовенства, православная церковь теряла свою элиту в пользу как протестантизма, так и католицизма, что вынудило православных иерархов в конце концов согласиться на унию с Римом (Брестская уния 1596 г.).
Уния достигла определённого прогресса на беларусских землях, тогда как в Украине православие оставалось религией большинства среди элит, основой власти двух православных епископов, отказавшихся присоединиться к унии, и её главного шляхетского защитника, князя Острожского. Ещё одним фактором были запорожские казаки, чья поддержка имела решающее значение для появления новой православной митрополии в 1620 году. А самое главное - уния спровоцировала религиозную полемику в Украине и Беларуси.
Движение на восток
Люблинская уния (1569) заставила политические элиты как в Руськом воеводстве, так и за его пределами, переосмыслить свою идентичность (особенно в воеводстве) относительно новых руських владений Королевства Польского, а также руських земель Великого княжества. В 1573 году будущий католический архиепископ Львова Ян Димитрий Соликовский писал: "в общем королевстве сидят поляк, литвин, прус, русин, мазур, мазур, жмудин, подляшанин, волынянин и киевлянин". В это время название "русин" все ещё оставалось преимущественно за жителями Руського воеводства (Галичины). Вскоре оно распространится на другие территории Руси, в частности на Волынь и Киевщину. В авангарде изменений были те, кто имел дело с такими особенностями руського общества, как религия и обычаи, пересекавшие региональные границы.
Примерно в это же время польский иезуит Пётр Скарга агитируя за унию адресовал свои аргументы "руським народам". Он никогда не объяснял, что он имел в виду под этим термином, но несомненно он мог считать жителей ВКЛ и воеводств Руси, Волыни, Брацлава и Киева отдельными руськими народами. В любом случае очевидно, что "руськие народы" Скарги населяли территорию, значительно большую за Руськое воеводство, и что московиты в их число не входили. Таким образом, с одной стороны, руськое население Речи Посполитой рассматривалось как конгломерат разных народов (в отличие от русинов и волынян у Соликовского). С другой стороны, они рассматривались как составные части руського этноса, исповедующие одну религию - реальность, отражённая в том, что Скарга в своей книге также употребляет термин "руський народ" (в единственном числе).
Возвращение династии
Центром власти в руських землях стал волынский город Острог, резиденция сына князя Константина (Василия) Острожского, установившего полный контроль над родной Волынью и прилегающей Киевской землёй. В 1580-81 годах он основал проект по изданию первой славянской Библии. Литераторы, работавшие над ней, рассматривали своего патрона не только как волынского магната, но и как наследника киевских Рюриковичей, законного правителя Руси. Если его славного отца, героя Орши (1514), великого гетмана Великого княжества Литовского князя Константина Ивановича Острожского, прославляли за заслуги перед своим сюзереном, польским королём и великим князем литовским Сигизмундом І, то сына - как защитника православной церкви, а следовательно, продолжателя дела императора Константина и киевских князей Владимира и Ярослава.
Некоронованный король Руси теперь представал как законный наследник и потомок святого Владимира. "Сыны Восточной Церкви, принадлежащие к русскому народу", к которым Острожский прежде всего обращался в своей Библии, теперь получили законную династию, которая была готова защищать свою Церковь, а следовательно, и свой народ. Острожский волей-неволей становился лидером общества нового типа, которое, в отличие от своих реальных или воображаемых предков и родственников Рюриковичей, определялось не границами княжеской власти, а границами этнической, языковой, культурной и религиозной принадлежности.
Будучи самым влиятельным человеком в Руськой земле и православном мире, возможным кандидатом на польский престол, князь Константин Острожский мыслил с большим размахом. Во времена, когда Кальвин был занят превращением Женевы в протестантский Рим, он превратил свой Острог в православную Женеву, основав школу, типографию и даже вынашивал план переноса резиденции Константинопольского патриарха в Острог.
Церковная уния
Церковная уния, задумывавшаяся как средство объединения государства, оказалась источником социального раздора и религиозных конфликтов. Большинство духовенства и мирян (но не иерархия) выступили против унии. Полемика, разразившаяся вокруг неё, показала, что Русь действительно вступила в эпоху Реформации. Религиозные трактаты того времени (как сторонников, так и противников унии) предоставляют уникальную информацию о состоянии и развитии руськой групповой идентичности. Становится понятно, что понятия православия и руськой этнической принадлежности тесно связаны между собой, являются понятиями фактически тождественными.
Интересы Руси стали козырем в полемике, развернувшейся после Берестейской унии. Спорящие стороны оправдывали свою позицию и действия тем, что они продвигают интересы руського народа (naród ruski), который они четко отличали от польского народа (naród polski) на основе его религии, культуры и языка. Дебаты об унии также способствовали укреплению существующей границы между Русью Речи Посполитой, Московией и их версиями православия. Хоть и слабо выраженная, но существующая тенденция православных литераторов Речи Посполитой определять себя как часть великой Руси (которая включала и Московию) исчезла окончательно. Возрождение понятия "Малая Русь" заменило собой границу между руським населением Королевства Польского и Великого княжества Литовского. В то же время, если в религиозной сфере православные русины нуждались в отдельном термине, чтобы отличить себя от руси Московии, то в светском дискурсе такой термин был не нужен - этноним русин (руський) противопоставлялся политическому названию "московит"; это были два отдельных народа.
Православный постулат прямо утверждал, что каждый, кто отказался от православия, перестёт быть русином. Едва ли не первым русинским интеллектуалом, который попытался разорвать замкнутый круг этноконфессиональной идентичности и связь между руськой этничностью и руськой религией, был Мелетий Смотрицкий. Он писал: "Кто меняет свою веру, тот не сразу вырождается и от своей крови, кто из руськой нации становится римской веры, тот не становится сразу испанцем или итальянцем по происхождению, а остаётся, как и раньше, благородным русином. Потому что не вера делает русина русином, поляка поляком, а литовца литовцем, а руськая, польская и литовская кровь и рождение". Но он опередил своё время: в конфессионализированном руськом обществе начала XVII века модель моноконфессиональной нации была более приемлемой, чем многоконфессиональная модель.
Продолжение см. https://y-kulyk.livejournal.com/285129.html.