Арманьяки, бургиньоны и черная магия
Публикую ещё один отрывок из "Нормандской Хроники" в переводе М.В. Аникиева - небольшой фрагмент речи мэтра Жана Пти в оправдание Жана Бесстрашного за участие в убийстве герцога Орлеанского. Как истинный бургиньон, хронист ненавидел арманьяков, Людовику Орлеанскому досталось особо: он де нарочно пытался поджечь Карла VI тогда на балу, со своими слугами неоднократно вызывал дьявола (описано в подробностях!) и практиковал нечто вроде ритуалов вуду, дабы болезнь поразила короля; пытался отравленным яблоком (прям как колдунья Белоснежку) отравить наследников короля etc.
Кристина Пизанская преподносит книгу Людовику Орлеанскому
British Library, Harley MS 4431, f. 95r, vers 1410-1414.
Хронист приводит копию речи доктора богословия, мэтра Жана Пти, доказывающую, что убийство Людовика Орлеанского было благим делом. Не стоит искать в данной речи исторической правды!
"Речь мэтра Жана Пти в оправдание Жана Бесстрашного.
Оная речь была произнесена в виде проповеди в четверг, в восьмой день марта 1408 года, устами одного магистра теологии, именуемого мэтр Жан[1], уроженца земли Ко, что в Нормандии.
«Я утверждаю во второй части моего выступления, касающейся сути дела, что усопший Людовик, в недавнем прошлом герцог Орлеанский, охваченный злым, алчным стремлением к почёту и мирскому богатству, замыслил отнять у своего брата короля его королевство, умертвив и уничтожив его самого, его детей и потомство. И столь сильно он был подогреваем алчным стремлением к тирании и искушаем врагом из преисподней, что совершил преступление, оскорбляющее божественное и земное величество, а именно: небесное принадлежит Богу, etc.
Преступление, оскорбляющее земное величество, [может быть совершено] четырьмя способами:
Первый способ подразделяется на два вида: во-первых, это покушение на жизнь своего верховного государя, а во-вторых, вступление в сговор и союз со смертельным врагом своего названного государя. Первый вид может подразделяться на множество подвидов, но в данном случае я ограничусь тремя: первый - это покушение на жизнь своего государя с помощью колдовства и суеверий; второй - с помощью ядовитого зелья и отравы; третий - это убийство или приказ об убийстве с помощью оружия или иным насильственным способом.
Что касается первого, я берусь доказать, что он [герцог Орлеанский] желал уморить своего брата, заставляя его чахнуть хитрым способом, каковой никто не сумел бы распознать. Пользуясь своей властью и деньгами, он нанял для этого четырёх людей: одного монаха-вероотступника, одного рыцаря, одного оруженосца и одного слугу. По совету названного монаха-вероотступника, герцог вручил им свой собственный меч, один бадлер[2] и одно колечко, дабы посвятить их именам дьяволов.
И, поскольку такие злодейства можно было совершить только в местах, очень уединённых и удалённых от всех людей, они доставили эти вещи в башню Монжэ[3], что под Ланьи-сюр-Марн. Обосновавшись в башне, они провели там много дней, и названный монах, руководитель этой дьявольской затеи, совершал множество вызываний дьяволов, неоднократно и во многие дни. Два вызывания состоялись между Пасхой и Вознесением, в воскресенье на восходе солнца, на горе близ башни Монжэ. Монах начертил там круг со многими символами и знаками, которые требовались, чтобы совершить вызывание дьяволов, а сам при этом стоял возле одного кустарника. Творя заклинания, он разделся догола, оставшись только в одной рубашке, и вонзил сказанные меч и бадлер остриями в землю по краям названного круга, а означенное колечко поместил в середину названного круга. Затем он опустился на колени и прочёл множество молитв и заклинаний, вызывая дьяволов.
И тотчас явились ему два дьявола человеческого облика, одетые в нечто тёмное[4]. Один из них носил имя Инар, а другой - Астрамон[5]. Тогда монах выказал им столь великое почтение, какое только мог, а затем отступил за кустарник, росший рядом. И оный дьявол, который явился за кольцом, взял его и унёс. Тот же, что пришёл за мечом и бадлером, взял означенный бадлер и стал им вертеть, выделывая разные штуки, а после положил его плашмя в названный круг. Так же сделал он и с мечом, а затем - исчез.
Убийство Людовика Орлеанского
Meurtre du duc Louis d'Orléans,
par le Maître de la Chronique d'Angleterre (enlumineur), BnF, circa 1470 -1480
Тотчас вслед за ним монах вступил в названный круг и нашёл оные меч и бадлер, положенные на землю плашмя. Взяв их, он обнаружил, что у меча обломано острие в знак того, что дело сделано, и нашёл порошок там, где дьявол положил меч. После этого монах добрых полчаса дожидался другого дьявола, каковой принёс и вернул ему кольцо, которое на вид стало красным, как роза. Вручая монаху названное кольцо, дьявол молвил: «Дело сделано. Нужно только, чтобы ты вложил кольцо в рот повешенному мертвецу, а меч и бадлер - в тело оного мертвеца известным тебе способом». И тут дьявол исчез[6].
Дабы сделать по сказанному, оные монах, оруженосец и слуга прибыли ночью к Монфоконской виселице, что близ Парижа, сняли с неё покойника, повешенного совсем недавно, и погрузили на коня, чтобы доставить в башню Монжэ. Однако, видя, что ночь на исходе и близится рассвет, они решили, что не успеют добраться до названной башни засветло. Поэтому они доставили труп в Париж, к рыцарю из их компании, и поместили его в одном стойле. Кольцо они вложили ему в рот, а меч и бадлер вогнали в тело через заднее место до самой груди и оставили там на много дней, как повелел им дьявол.
Затем, так посвящённые и освящённые, оные меч, бадлер и кольцо были вручены названому герцогу Орлеанскому, дабы он мог учинить и свершить названные злодейства над особой короля и осуществить свой зловещий и проклятый замысел. И вместе с тем ему вручили одну из плечевых костей названного висельника, на коей оный монах начертал, кровью того же мертвеца, определённые заклинания. Сию кость, обёрнутую тряпицей, один клирик прикрепил булавкой к рукаву рубашки названного герцога Орлеанского, каковой и стал её так носить[7].
..... Далее, герцог Орлеанский велел оному монаху сотворить ещё один колдовской амулет из прута кизилового дерева, [окроплённого] кровью красного петушка и белой курочки. Оный прут, так заколдованный дьявольским искусством (ибо тот, кто коснулся бы им какой-нибудь женщины, обретал над ней полную власть), был вручён названному герцогу, и тот стал им пользоваться.
Далее, то, что сказанные чары оказали своё воздействие на особу короля, я докажу с помощью трёх свидетельств. Первое - это две тяжёлые болезни, коими король занедужил сразу после событий прежде описанных. Первая болезнь случилась в Бове[8] и была столь мучительной, что король потерял от неё ногти и бόльшую часть волос. Вторая случилась в Ле-Мане и была несравненно тяжелее первой, - настолько, что не было человеческого существа, которое, взглянув тогда на короля, не испытало бы великой жалости и великой скорби. На протяжении долгого времени король не говорил ни с мужчиной, ни с женщиной и казался скорее мёртвым, чем живым.
Второе свидетельство - это речи, которые король стал произносить, когда смог разговаривать, а именно: «Ради Бога, выньте из меня этот меч, пронзающий моё тело! Это сделал со мною милый брат Орлеанский!» И эти же самые речи он много раз повторял во здравии и в болезни, прибавляя такие слова: «Надлежит, чтобы я его убил», - как если бы хотел сказать: «Если я его не убью, он непременно заставит меня умереть». Увы! Кто мог подвигнуть оного герцога Орлеанского на это тяжкое и проклятое злодеяние против особы его сеньора и брата, который никогда не причинял ему ни малейшего зла, но доставлял одни только радости?
Далее, совершенно ясно, что его заставляло всё это делать не что иное, как великое злобное честолюбие: охваченный и сжигаемый им, герцог стремился завладеть короной и достичь высшей власти в королевстве Французском.»"
По распоряжению герцога Бургундского Жан Пти размножил текст своего выступления для широкого обнародования (несколько списков, предназначенных в дар знатным родственникам и сторонникам герцога, были красиво иллюминированы). Однако вдова убитого, Валентина Висконти, требовала справедливого возмездия. По её настоянию, 11 сентября 1408 г. в большом зале Луврского замка состоялось новое собрание высшей знати и духовенства. Выступив там с речью, Тома дю Бур, аббат Серизи, объявил деяние Жана Бесстрашного беззаконным и преступным, а доводы Жана Пти - необоснованными и клеветническими.
К настоящему времени речь Жана Пти сохранилась в восьми независимых списках (пять из них хранятся в Париже, два - в Брюсселе и один - в Вене). Кроме того, текст речи полностью воспроизведён в хронике Ангеррана де Монстреле и частично - в «Нормандской хронике» Пьера Кошона (Подробнее см.: Coville A. Op. cit.) Однако Пьер Кошон, будучи человеком простым, опустил первую, более продолжительную часть выступления Жана Пти (так называемую «главную посылку» - major), вероятно, потому, что его схоластические построения показались ему слишком мудрёными и скучными.
P.S. - Автор сего поста пребывает по другую сторону баррикад. Конечно, нежно люблю британцев, но тут я не за бургиньонов с англичанами, а на стороне арманьяков и независимой Франции: Vive la France!
P.P.S. - Также Людовик Орлеанский для борьбы с бургундцами основал в 1393 году Орден Дикобраза, дабы показать герцогу Бургундскому Жану Бесстрашному, что Орлеанский дом сумеет за себя постоять. Что интересно, внук основателя Ордена Дикобраза, Людовик XII, его упразднил, но оставил этого симпатичного зверя в качестве своей геральдической эмблемы.
А сын Людовика, Карл Орлеанский, был хорошим поэтом, и строчка из одной его баллады давно, верно и преданно служит мне отличным тегом тут в жж!
1 - Жан Пти (не позднее 1360 г. - 15 июля 1411 г.), доктор богословия, состоял на службе у герцога Бургундского. После убийства Людовика Орлеанского Жан Пти дважды выступал с оправдательной речью от имени Жана Бесстрашного: сначала в Амьене во второй половине января 1408 г., а затем в Париже во дворце Сен-Поль 8 марта.
2 - Бадлер (badelair) - короткая и широкая кривая сабля. В хронике Монстреле вместо слова «бадлер» стоит «кинжал» (dague) (Monstrelet. P. 224).
3 - Башня Монжэ (Montjay) с округой образовывала баронию Монжэ и находилась в 4-х км к северу от города Ланьи-сюр-Марн (департ. Сена и Марна, округ Торси). В рассматриваемый период времени барония Монжэ принадлежала представителям влиятельного семейства д’Оржемон. Подробнее см.: Jacques-Amédée Le Paire. La baronnie de Montjay-la-Tour et l’ancien doyenne de Claye. Lagny, 1913. P. 17-28.
4 - Кошон в данном случае использует выражение «vestus comme de brun» (Cochon. P. 225), а Монстреле - «ainsi que de brun verd», т.е. «нечто тёмно-зелёное» (Monsrelet. P. 225).
5 - В оригинале - «Hynars» и «Astramon» (Cochon. P. 225); у Монстреле - «Hérémas» и «Estramain» (Monstrelet. P. 225).
6 - В хронике Монстреле добавлено: «Названный монах починил острие меча» («Lesdit moyne refist la point de l’espée») (Monstrelet. P. 226).
7 - В хронике Монстреле сказано несколько иначе: «и вместе с этим вручили ему порошок из [молотых] костей, взятых из срамного места оного мёртвого висельника, дабы герцог носил этот порошок на себе, обёрнутым в одну тряпицу. Каковой [порошок] герцог Орлеанский носил много дней у себя на теле под рубашкой, прикреплённым булавкой к рукаву» (Monstrelet. P. 226).
8 - Имеется в виду событие, случившееся весной 1392 г.: «После переговоров [с англичанами], проведённых в Амьене, - пишет Фруассар, - король случайно, из-за того, что плохо берёгся, подхватил лихорадку с горячкой, и ему посоветовали сменить воздух. Поэтому он был помещён на носилки и доставлен в Бове; и задержался он там до тех пор, пока не выздоровел. При нём, во дворце епископа, находился его брат герцог Туреньский, а также его дядья, герцоги Беррийский и Бурбонский. Там и справили эти сеньоры праздник Пасхи. А затем, когда король настолько окреп и поправился, что уже мог хорошо держаться в седле, он приехал в Жизор, что на границе Нормандии, дабы развлечься псовой охотой, ибо в тамошней округе есть много прекрасных лесов» (KL. T. 14. P. 389, 390).
Кристина Пизанская преподносит книгу Людовику Орлеанскому
British Library, Harley MS 4431, f. 95r, vers 1410-1414.
Хронист приводит копию речи доктора богословия, мэтра Жана Пти, доказывающую, что убийство Людовика Орлеанского было благим делом. Не стоит искать в данной речи исторической правды!
"Речь мэтра Жана Пти в оправдание Жана Бесстрашного.
Оная речь была произнесена в виде проповеди в четверг, в восьмой день марта 1408 года, устами одного магистра теологии, именуемого мэтр Жан[1], уроженца земли Ко, что в Нормандии.
«Я утверждаю во второй части моего выступления, касающейся сути дела, что усопший Людовик, в недавнем прошлом герцог Орлеанский, охваченный злым, алчным стремлением к почёту и мирскому богатству, замыслил отнять у своего брата короля его королевство, умертвив и уничтожив его самого, его детей и потомство. И столь сильно он был подогреваем алчным стремлением к тирании и искушаем врагом из преисподней, что совершил преступление, оскорбляющее божественное и земное величество, а именно: небесное принадлежит Богу, etc.
Преступление, оскорбляющее земное величество, [может быть совершено] четырьмя способами:
Первый способ подразделяется на два вида: во-первых, это покушение на жизнь своего верховного государя, а во-вторых, вступление в сговор и союз со смертельным врагом своего названного государя. Первый вид может подразделяться на множество подвидов, но в данном случае я ограничусь тремя: первый - это покушение на жизнь своего государя с помощью колдовства и суеверий; второй - с помощью ядовитого зелья и отравы; третий - это убийство или приказ об убийстве с помощью оружия или иным насильственным способом.
Что касается первого, я берусь доказать, что он [герцог Орлеанский] желал уморить своего брата, заставляя его чахнуть хитрым способом, каковой никто не сумел бы распознать. Пользуясь своей властью и деньгами, он нанял для этого четырёх людей: одного монаха-вероотступника, одного рыцаря, одного оруженосца и одного слугу. По совету названного монаха-вероотступника, герцог вручил им свой собственный меч, один бадлер[2] и одно колечко, дабы посвятить их именам дьяволов.
И, поскольку такие злодейства можно было совершить только в местах, очень уединённых и удалённых от всех людей, они доставили эти вещи в башню Монжэ[3], что под Ланьи-сюр-Марн. Обосновавшись в башне, они провели там много дней, и названный монах, руководитель этой дьявольской затеи, совершал множество вызываний дьяволов, неоднократно и во многие дни. Два вызывания состоялись между Пасхой и Вознесением, в воскресенье на восходе солнца, на горе близ башни Монжэ. Монах начертил там круг со многими символами и знаками, которые требовались, чтобы совершить вызывание дьяволов, а сам при этом стоял возле одного кустарника. Творя заклинания, он разделся догола, оставшись только в одной рубашке, и вонзил сказанные меч и бадлер остриями в землю по краям названного круга, а означенное колечко поместил в середину названного круга. Затем он опустился на колени и прочёл множество молитв и заклинаний, вызывая дьяволов.
И тотчас явились ему два дьявола человеческого облика, одетые в нечто тёмное[4]. Один из них носил имя Инар, а другой - Астрамон[5]. Тогда монах выказал им столь великое почтение, какое только мог, а затем отступил за кустарник, росший рядом. И оный дьявол, который явился за кольцом, взял его и унёс. Тот же, что пришёл за мечом и бадлером, взял означенный бадлер и стал им вертеть, выделывая разные штуки, а после положил его плашмя в названный круг. Так же сделал он и с мечом, а затем - исчез.
Убийство Людовика Орлеанского
Meurtre du duc Louis d'Orléans,
par le Maître de la Chronique d'Angleterre (enlumineur), BnF, circa 1470 -1480
Тотчас вслед за ним монах вступил в названный круг и нашёл оные меч и бадлер, положенные на землю плашмя. Взяв их, он обнаружил, что у меча обломано острие в знак того, что дело сделано, и нашёл порошок там, где дьявол положил меч. После этого монах добрых полчаса дожидался другого дьявола, каковой принёс и вернул ему кольцо, которое на вид стало красным, как роза. Вручая монаху названное кольцо, дьявол молвил: «Дело сделано. Нужно только, чтобы ты вложил кольцо в рот повешенному мертвецу, а меч и бадлер - в тело оного мертвеца известным тебе способом». И тут дьявол исчез[6].
Дабы сделать по сказанному, оные монах, оруженосец и слуга прибыли ночью к Монфоконской виселице, что близ Парижа, сняли с неё покойника, повешенного совсем недавно, и погрузили на коня, чтобы доставить в башню Монжэ. Однако, видя, что ночь на исходе и близится рассвет, они решили, что не успеют добраться до названной башни засветло. Поэтому они доставили труп в Париж, к рыцарю из их компании, и поместили его в одном стойле. Кольцо они вложили ему в рот, а меч и бадлер вогнали в тело через заднее место до самой груди и оставили там на много дней, как повелел им дьявол.
Затем, так посвящённые и освящённые, оные меч, бадлер и кольцо были вручены названому герцогу Орлеанскому, дабы он мог учинить и свершить названные злодейства над особой короля и осуществить свой зловещий и проклятый замысел. И вместе с тем ему вручили одну из плечевых костей названного висельника, на коей оный монах начертал, кровью того же мертвеца, определённые заклинания. Сию кость, обёрнутую тряпицей, один клирик прикрепил булавкой к рукаву рубашки названного герцога Орлеанского, каковой и стал её так носить[7].
..... Далее, герцог Орлеанский велел оному монаху сотворить ещё один колдовской амулет из прута кизилового дерева, [окроплённого] кровью красного петушка и белой курочки. Оный прут, так заколдованный дьявольским искусством (ибо тот, кто коснулся бы им какой-нибудь женщины, обретал над ней полную власть), был вручён названному герцогу, и тот стал им пользоваться.
Далее, то, что сказанные чары оказали своё воздействие на особу короля, я докажу с помощью трёх свидетельств. Первое - это две тяжёлые болезни, коими король занедужил сразу после событий прежде описанных. Первая болезнь случилась в Бове[8] и была столь мучительной, что король потерял от неё ногти и бόльшую часть волос. Вторая случилась в Ле-Мане и была несравненно тяжелее первой, - настолько, что не было человеческого существа, которое, взглянув тогда на короля, не испытало бы великой жалости и великой скорби. На протяжении долгого времени король не говорил ни с мужчиной, ни с женщиной и казался скорее мёртвым, чем живым.
Второе свидетельство - это речи, которые король стал произносить, когда смог разговаривать, а именно: «Ради Бога, выньте из меня этот меч, пронзающий моё тело! Это сделал со мною милый брат Орлеанский!» И эти же самые речи он много раз повторял во здравии и в болезни, прибавляя такие слова: «Надлежит, чтобы я его убил», - как если бы хотел сказать: «Если я его не убью, он непременно заставит меня умереть». Увы! Кто мог подвигнуть оного герцога Орлеанского на это тяжкое и проклятое злодеяние против особы его сеньора и брата, который никогда не причинял ему ни малейшего зла, но доставлял одни только радости?
Далее, совершенно ясно, что его заставляло всё это делать не что иное, как великое злобное честолюбие: охваченный и сжигаемый им, герцог стремился завладеть короной и достичь высшей власти в королевстве Французском.»"
По распоряжению герцога Бургундского Жан Пти размножил текст своего выступления для широкого обнародования (несколько списков, предназначенных в дар знатным родственникам и сторонникам герцога, были красиво иллюминированы). Однако вдова убитого, Валентина Висконти, требовала справедливого возмездия. По её настоянию, 11 сентября 1408 г. в большом зале Луврского замка состоялось новое собрание высшей знати и духовенства. Выступив там с речью, Тома дю Бур, аббат Серизи, объявил деяние Жана Бесстрашного беззаконным и преступным, а доводы Жана Пти - необоснованными и клеветническими.
К настоящему времени речь Жана Пти сохранилась в восьми независимых списках (пять из них хранятся в Париже, два - в Брюсселе и один - в Вене). Кроме того, текст речи полностью воспроизведён в хронике Ангеррана де Монстреле и частично - в «Нормандской хронике» Пьера Кошона (Подробнее см.: Coville A. Op. cit.) Однако Пьер Кошон, будучи человеком простым, опустил первую, более продолжительную часть выступления Жана Пти (так называемую «главную посылку» - major), вероятно, потому, что его схоластические построения показались ему слишком мудрёными и скучными.
P.S. - Автор сего поста пребывает по другую сторону баррикад. Конечно, нежно люблю британцев, но тут я не за бургиньонов с англичанами, а на стороне арманьяков и независимой Франции: Vive la France!
P.P.S. - Также Людовик Орлеанский для борьбы с бургундцами основал в 1393 году Орден Дикобраза, дабы показать герцогу Бургундскому Жану Бесстрашному, что Орлеанский дом сумеет за себя постоять. Что интересно, внук основателя Ордена Дикобраза, Людовик XII, его упразднил, но оставил этого симпатичного зверя в качестве своей геральдической эмблемы.
А сын Людовика, Карл Орлеанский, был хорошим поэтом, и строчка из одной его баллады давно, верно и преданно служит мне отличным тегом тут в жж!
1 - Жан Пти (не позднее 1360 г. - 15 июля 1411 г.), доктор богословия, состоял на службе у герцога Бургундского. После убийства Людовика Орлеанского Жан Пти дважды выступал с оправдательной речью от имени Жана Бесстрашного: сначала в Амьене во второй половине января 1408 г., а затем в Париже во дворце Сен-Поль 8 марта.
2 - Бадлер (badelair) - короткая и широкая кривая сабля. В хронике Монстреле вместо слова «бадлер» стоит «кинжал» (dague) (Monstrelet. P. 224).
3 - Башня Монжэ (Montjay) с округой образовывала баронию Монжэ и находилась в 4-х км к северу от города Ланьи-сюр-Марн (департ. Сена и Марна, округ Торси). В рассматриваемый период времени барония Монжэ принадлежала представителям влиятельного семейства д’Оржемон. Подробнее см.: Jacques-Amédée Le Paire. La baronnie de Montjay-la-Tour et l’ancien doyenne de Claye. Lagny, 1913. P. 17-28.
4 - Кошон в данном случае использует выражение «vestus comme de brun» (Cochon. P. 225), а Монстреле - «ainsi que de brun verd», т.е. «нечто тёмно-зелёное» (Monsrelet. P. 225).
5 - В оригинале - «Hynars» и «Astramon» (Cochon. P. 225); у Монстреле - «Hérémas» и «Estramain» (Monstrelet. P. 225).
6 - В хронике Монстреле добавлено: «Названный монах починил острие меча» («Lesdit moyne refist la point de l’espée») (Monstrelet. P. 226).
7 - В хронике Монстреле сказано несколько иначе: «и вместе с этим вручили ему порошок из [молотых] костей, взятых из срамного места оного мёртвого висельника, дабы герцог носил этот порошок на себе, обёрнутым в одну тряпицу. Каковой [порошок] герцог Орлеанский носил много дней у себя на теле под рубашкой, прикреплённым булавкой к рукаву» (Monstrelet. P. 226).
8 - Имеется в виду событие, случившееся весной 1392 г.: «После переговоров [с англичанами], проведённых в Амьене, - пишет Фруассар, - король случайно, из-за того, что плохо берёгся, подхватил лихорадку с горячкой, и ему посоветовали сменить воздух. Поэтому он был помещён на носилки и доставлен в Бове; и задержался он там до тех пор, пока не выздоровел. При нём, во дворце епископа, находился его брат герцог Туреньский, а также его дядья, герцоги Беррийский и Бурбонский. Там и справили эти сеньоры праздник Пасхи. А затем, когда король настолько окреп и поправился, что уже мог хорошо держаться в седле, он приехал в Жизор, что на границе Нормандии, дабы развлечься псовой охотой, ибо в тамошней округе есть много прекрасных лесов» (KL. T. 14. P. 389, 390).