Железная дорога Устюрта, или Поезд через пустоту
Из Средней Азии в Москву много разных путей: можно тупо сесть на самолёт и через 4-5 часов приземлиться дома; можно доехать поездом до Актюбинска или Петропавловска, и "перепрыгнув" оттуда в Орск или Курган - сесть уже на российские поезд. Наконец, есть и самый сложный и экзотический, но самый короткий по километрам путь домой через Хорезм, далёкий северо-запад Узбекистана, и холодной осенью 2016-го я решил воспользоваться именно этим путём.
Вернувшись с показанного в прошлой части мрачного Янгиабад-базара и собрав вещи, мы снова отправились на Северный вокзал Ташкента (первая поездка с него была по новой магистрали в Ферганскую долину), да через уже показанные здесь Учкудук с "каменным лесом" Джаракудуком отправились в сторону родины. Краем Земли в Узбекистане слывёт город Кунград в Каракалпакии, но жизнь теплится и за этим "краем": одной из самых впечатляющих железных дорог, что я проезжал, оказалась ведущая из Узбекистана в Казахстан линия Кунград-Бейнеу через пустыню Устюрта. А что там можно увидеть? НИЧЕГО, и это самое потрясающее.
...Вернувшись из Кызылкумов в Учкудук, расплатившись с водителем УАЗа и пересчитав деньги, я пришёл в ужас - денег оставалось так мало, что заплатив за ночлег, мы вполне рисковали остаться голодным. От заезда в Хиву (где я был в прошлом году) мы отказались ещё раньше - Оля уже видеть не могла все эти восточные древности, а я просто устал, замёрз и хотел поскорее домой. В комнате отдыха на учкудуском вокзале мы долго ждали, пока принесут бельё, но вся вокзальная команда разбиралась с прибывшим поездом, а я лежал, стуча зубами, на расстеленной куртке под чуть тёплой батареей: поездка по холодной пустыне в УАЗе без стёкол в боковых окнах далась тяжело, и чуть-чуть прогреваясь от батареи снаружи, я чувствовал холод внутри. Наконец, нам постелили, а проспав несколько часов, мы перебрались в свой подошедший поезд.
На своей верхней полке я проснулся поздним утром с каким-то странным чувством безнадёги. За окном тянулся сумрачный Хорезм, и в какой-то момент мы увидели Чильпык - руины зороастрийской башни молчания, по которой я лазил прошлой весной. За ней - Амударья, а с того берега рукой подать до Туркмении. Эта линия, пущенная в 1994 году, стала первым из многочисленных обходов соседних стран, что пришлось строить с распадом СССР Узбекистану.
2.
Проехали Нукус, после которого вагон почти опустел. Столицу Каракалпакии я до сих пор вспоминаю с отвращением, это самый мне не понравившийся город, что когда-либо видел. За год и здесь успели обновить вокзал, и эти новые вокзалы Узбекистанских железных дорог, конечно, в основном красивее предшественников, да только очень уж одинаковые.
3.
Нукус - город и в "официальных" границах немаленький, едва ли не крупнее Бухары, а с городами-спутниками его население и вовсе под пол-миллиона. С юга к Нукусу примыкает Тахиаташ (64 тыс. жителей), долгое время бывший его железнодорожными воротами - в 1955 году сюда пришла Старо-Хорезмская железная дорога Чарджоу-Кунград, в 1975 появилась 12-километрвая ветка непосредственно до Нукуса, а в 1994-2001 годах была построена Ново-Хорземская магистраль Нукус-Учкудук и далее к Ташкенту, превратившая старую магистраль в малодеятельный тупик до туркменской границы. Тахиаташ от Нукуса отделяет Амударья, в низовьях до по осени кажущаяся небольшой и усталой... но посмотрите, какое высокое и бескрайнее небо Хорезма!
4.
Здесь находится Тахиаташский гидроузел, по которому и проходит путь. Кадр выше снят вверх по течению, а кадр ниже - соответственно вниз: за плотиной от Амударьи не остаётся почти ничего. Под Термезом, на пике своей мощи, это река масштабов Северной Двины, но там же, за тысячи километров отсюда, она принимает последние притоки, а дальше лишь отдаёт воду бесчисленным каналам.
5.
Построенный в 1950-53 годах, Тахиаташский гидроузел, как часто бывает в Средней Азии - не ГЭС, а ирригационная плотина, начало так и не построенного Главного Туркменского канала, который должен был вернуть воду в Узбой и оживить вдоль него пустыню. В итоге со смертью Сталина проект свернули, в 1954-88 годах на юге Туркмении от той же Амударьи протянули ещё более масштабный Каракумский канал, а уже построенный Тахиаташ взамен получил ГРЭС, высокие трубы которой я так и не сподобился заснять.
6.
Кажется, пост ГАИ у дороги за каналом:
7.
А белое нечто на земле - это не снег (хотя по температуре похоже), а соль, которой Хорезм буквально пропитан. Здесь даже чай солоноват, будто заварен на минералке.
8.
За Амударьёй раскинулся Хорезмский оазис, один из древних центров среднеазиских цивилизаций, ныне разделённый между Узбекистаном и Туркменией. Он не столь плодороден, как Ферганская долина, но сравним с ней по площади. Вид иных хорезмских сёл не изменился со времён Прокудина-Горского, лишь электрификаторы всей страны понатянули проводов:
9.
А в хлопковых полях ещё не кончился сезон, хотя время многолюдных хашаров, когда на "битву за урожай" кидают студентов и бюджетников, к концу октября явно прошло:
10.
Какая-то станция от Тахиаташа до Ходжейли:
11.
И сам Ходжейли - ещё один город-спутник Нукуса (104 тыс. жителей). Три города образуют треугольник, который железная дорога проходит по катетам.
12.
Близ Ходжейли находится Миздакхан - одно из самых впечатляющих мест Средней Азии, крупнейший во всей Великой Степи некрополь, где Мировые часы над могилой первочеловека, теряя в год по кирпичу стены, отсчитывают дни до Конца Света. Но с поезда видны лишь сталинки на привокзальной площади:
13.
А там ещё немного - и Кунград! От Ходжейли до него часа полтора, на самом деле, но те же пейзажи солёной земли, глиняных домов и хлопковых полей сопровождают по пути туда непрерывно. Кунград был тупиком до 1955 года, а в 1967-72 годах годах прирос 400-километровой линией на казахстанский Бейнеу через просторы Устюрта, замкнувшей "советскую" часть мифической Индо-Волжской железной дороги из мечтаний географов 19 века (британскую же часть, по причине распада империи, не построят наверное уже никогда). На перроне рядом с нашим поездом стоял как раз прибывший из Бейнеу, и под его вагонами зловеще висели сосульки. В Кунграде (70 тыс. жителей) маленький вокзал видимо времён продления дороги, но и ему стоять осталось вряд ли долго:
14.
На вокзале нас сразу же обрадовали, что ни комнат отдыха, ни гостиницы здесь нет, но на площади обнаружилась бабка, сдававшая койкоместо по 10 000 сум (100 рублей) с человека. Впрочем, это даже койкоместом было не назвать - маленькая комната с окном в коридор да худые курпачи и бронебойные подушки в углу. В каракалпакском доме было многолюдно, и мне больше всего запомнились хозяйкины внучки, две очень красивых и очень ухоженных девушки с правильными монголоидными лицами, одна из которых носила заколку в виде кошачьих ушей, придававших её облику что-то донельзя анимешное. Но иностранцев в этом доме, видимо, останавливалось немало - хозяева не только не проявляли к нам никакого интереса (что было скорее плюс, чем минус), но и практически не стесняясь демоснтрировали нам, что еле-еле нас терпят, на все вопросы отвечая сквозь зубы. Когда от холода я простудился, они заперли ванную, чтобы не сморкался там, оставив лишь умывальник у входной двери с ледяной водой. Про душ я как-то даже не стал заикаться, сочтя, что на таком холоде без него можно обойтись. Но дешевизна оправдывала всё это - мы могли, значит, съездить в Муйнак и вдобавок остаться сытыми.
15.
Про Муйнак с его кладбищем судов в сухих песках я рассказывал в прошлом году, а фотографии Кунграда меланхоличной среднеазиатской зимой (да, это был октябрь, но степная бесснежная зима с лёгким морозцем и пронзительным низким солнцем пришла сюда вне очереди) - в обзоре путешествия. По дороге к Муйнаку - пяток небольших мавзолеев в высокой траве амударьинских плавней:
16.
Странное, словно наполовин русское название Кунград - от племени кунгратов, из которого была последняя династия Хивински ханов. В Средней Азии Кунград - самое рыбное место, потому что даже после гибели Арала осталось Судочье озеро (причём оно и на местных языках Судочье!), богатое рыбой и птицей вплоть до фламинго.
17.
Но в общем два дня в Кунграде запомнились мне каким-то скомканным пятном. Усталость, холод, простуда, аллергия на оказавшегося в доме кота - я был здесь уже в какой-то полной апатии, а в том же Муйнаке ледяной ветер продувал меня так, что я отчётливо ощущал весь свой скелет. В Кунграде мне было скучно, это явно не тот город, который стоит возвращения. Вот лишь якорь у чьего-то богатого дома напоминает про бывшее море:
18.
Ранним холодным утром мы вновь пошли на вокзал, и за полтора часа до отправления обнаружили там огромную толпу. Я сразу вспомнил всё, что мне рассказывали о поезде Кунград-Бейнеу (теперь он, кстати говоря, Нукус-Бейнеу) другие путешественники - о переполненных вагонах, заваленных баулами с обильным и не всегда легальным грузом, о драках и игрой в карты на жизнь другого пассажира, да о чрезвычайно вредных пограничниках, докапывавшихся к туристам даже тогда, когда в остальном Узбекистане с этим навели порядок. Вид угрюмой вокзальной толпы, да разговор с мужиком на соседней лавке, на вопрос "А сильно ли на границе трясут?" уверенно ответившим "Сильно!" так же не располагал. Поезд идёт до Бейнеу 10 часов, с утра до вечера, и состоит из одних только общих вагонов. Прикинув количество народу, мы за полчаса до прибытия вышли на холод и расположились поближе к предполагаемой голове состава - ехать стоя совсем не хотелось, а с чужих слов я знал, что бывает здесь и такое:
19.
Но как ни странно, толпа быстро рассеялась по общим вагонам (других здесь и нет), и шёл поезд полупустым. При виде нас проводники и вовсе раскланялись да выделили нам целый плацкарт - хоть и у туалета, и с запахом курилки, но зато никто больше в него не подсел и даже не заходил пообщаться. В вагоне было невыносимо грязное стекло, в котором приходилось выискивать светлые пятнышки без мазков грязи, и представляя, что впереди за путь, я чувствовал себя пассажиром звездолёта перед стартом. И только лишь выехав из Кунграда, мы, словно участники тех старых среднеазиатских экспедиций, увидели чинки Устюрта:
20.
Чинк - это пожалуй самая известная за пределами Средней Азии форма её рельефа, узнаваемый с первого взгляда мягкий белый обрыв из морщинистой глины. Как высокий берег - но только без реки:
21.
На самом деле это действительно берега древних рек и морей, давно отступивших (Каспий на западе) или вовсе усохишх (Арал с "нашей" стороны):
22.
Чинки ограничивают Устюрт - мрачное плоское плато на стыке Казахстана, Туркмении и Узбекистана, в котором занимает большую часть заметной на карте квадратной "головы". Чинки уходят вдаль по обе стороны, словно Великая стена:
22а.
Поезд въезжает в узкую "бухту" и начинает по замысловатой петле подниматься на чинк. Над обрывом дымит химзавод:
23.
Ещё один - с другой стороны от путей:
24.
А поднявшись на чинк, можно увидеть, как добывают соль с выходящей к поверхности линзы. Вся эта индустрия, производящая соду, работает с 2006 года, причём зелёные цеха с позапрошлого кадра, судя по всему, совсем новые - на викимапии в этом месте ещё чисто поле.
25.
Завод стоит между станций Равшан и Кирккиз. Последний взгляд на Устюртские чинки, действительно похожие на морские берега:
26.
А дальше пейзаж становится таким. Не впечатляет? А если тысячу километров без перерыва? То есть без единого холма, без единого оврага, без единого излома линии горизонта? Порой Устюрт превращается в правильную геометрическую плоскость, где в поле зрения нет ВООБЩЕ НИЧЕГО. Свернув на грунтовку, здесь очень легко заблудиться, и если в лесу такой риск есть только пешком, то в степи - и на колёсах, а стало быть и уехать можно гораздо дальше. Здесь это верная гибель - на Устюрте нет ни рек, ни родников, ни ориентиров. Дороги Устюрта - словно открытое море.
27.
Но кое-где стоят буровые - уж не знаю, соль здесь ищут, или нефть, или что-нибудь ещё:
28.
Слева в какой-то момент на горизонте и вовсе исчезает даже плоская земля. Это Барсакельмес, крупнейший в постсоветских странах солончак размером с Москву в пределах МКАДа (но - в 10 раз меньше боливийского Уюни), ровная белая поверхность, уходящая за горизонт. Там где-то есть одинокая скала, возвышающаяся над солью дай бог на несколько метров - но в отсутствии ориентиров кажущаяся гигантской далёкой крепостью. Его не стоит путать с одноимённым бывшим островом на Аральском море, хотя названия их значат одно и то же: "Пойдёшь - не вернёшься".
29.
А вдоль дороги - лишь буранные полустанки, ещё более тоскливые, чем в Казахстане: вокзал, платформа, максимум пара домиков. Иногда и их не было, а поезд вставал в чистом поле, через которое, как на заглавном кадре, куда-то к горизонту уходила пара-тройка пассажиров.
30.
В вагоне всё оказалось не так уж и драматично. Пыльный степной народ разлёгся по полкам, пара шумных компаний играли в карты, и хотя у некоторых были лица откровенных басмачей, я не чувствовал никакой агрессии. Хриплые мужские голоса, трескучая казахская и каракалпакская речь, музыка с мобильных телефонов, звучный кочевниничий смех... Я думал, что большинство пассажиров - гастрбайтеры, но постепенно народ расходился на мелких станциях. А по вагону курсировали туда-сюда почти непрерывно торговки - такой их плотности нет даже в подмосковных электричках.
31.
Мы с Олей решили пообедать рыбой. В Кунграде это в основном сазан из Судочьего и "змей-башка", то есть змееголов, прижившаяся в Средней Азии рыба из мутных рек Дальнего Востока, обладающая примитивным лёгким на голове. И тот, и другой, скажем прямо, не очень вкусны - ни копчёнными, ни жаренными (последних мы готовили в Кунграде).
32.
Между тем, за пыльным окном вдруг потянулись капитальные постройки и даже какая-то индустрия:
33.
Это Жаслык - ПГТ (3,7 тысяч жителей) на полдороги, посреди Великого ничто:
34.
Но станция с новеньким вокзалом тут большая и многолюдная:
35.
Выходя в тамбур, я видел не морду локомотива, а товарный вагон-теплушку, который, как оказалось, вёз продукты в Жаслык:
36.
Похожую сцену я наблюдал на станции Елецкая железной дороги Воркута-Лабытнанги, только там тюки с теплушки грузили на снегоходы. Там ветер мёл позёмку, а здесь ещё зелёные листья, убитые заморозком, но в обоих местах ветер был одинаково злым.
37.
38.
В Жаслыке стоянка около получаса, а народ приходит словно не только забрать грузы с вагона или встретить пассажиров, но и просто поглазеть на поезд. Живут здесь в основном даже не каракалпаки, а казахи:
39.
40.
На людской шум и запах зерна пришли даже коровы. Но даже коровы здесь жуткие:
41.
Тяжёлые взгляды, злой степной ветер, крутящий листья... Жаслык, между прочим, посёлок глубоко режимный, и в Ташкенте мне рассказывали, что сюда не купить билет без подтверждения цели визита, однако судя по тому, как легко мне дали сойти на перрон, это либо неправда, либо не касается проводников.
41а.
Жаслык - своеобразная граница. Если на его восточной окраине бродят коровы, то на западной появляются первые верблюды:
42.
Одногорбых дромодеров тут держат в основном на молоко, а двугорбых бактрианов - на шерсть. Верблюжатины в продаже никогда не видел, а вот шубат (верблюжий аналог кумыса) - мой любимый среднеазиатский напиток. В Узбекистане верблюды попадаются в основном в туристических местах Бухары и Хивы, а по пустыням немерено их бродит в Казахстане. Впрочем, ведь и здесь их разводят казахи.
43.
Окраина Жаслыка. Обратите внимание на форму людей в машине:
44.
В советское время здесь был полигон, на котором испытывали химическое оружие и средства защиты от него. На островах Аральского моря, пока оно не высохло, экспериментировали и вовсе с бактериологическим оружием. Но нынешнему Узбекистану Жаслык известен в первую очередь как "наш концлагерь" - в степи за посёлком, в бывшей воинской части, обитает самая страшная в постсоветских странах тюрьма (может за исключением туркменской Овадан-Депе, где по слухам "изменники родины" сидят на цепях). Более того, именно туда отправляют осуждённых по политическим статьям, и в опозиционной прессе лет двадцать назад нашумела публикация о том, как в больницу Нукуса из Жаслыка привезли двух ваххабитов, сваренных заживо.
45.
Ещё одна параллель с линией Воркута-Лабытнанги, где в посёлке Харп есть пожизненная зона "Полярная Сова". И где мрачнее жизнь даже без учёта зверств тюремщиков - точно не сказать: устюртская зима с её ветрами и морозами немногим легче полярной, а летом страшная жара и дефицит воды.
Но и за Жаслыком вдоль дороги есть жизнь. Вот какой-то посёлочек с двухэтажками характерной серии - попадаются во многих посёлках на линии:
46.
Дети на перроне, старший впрочем напоследок не забыл показать мне фак:
47.
48.
Где-то южнее железной дороги лежит увал Карабаур, немного выделяющийся из плоского пространства, а за ним впадина Ассаке-Аудан, самое труднодоступное место Узбекистана, нижняя часть его "головы" между Туркменией и Казахстаном. А за впадиной - Сары-Камыш, где в повести Андрея Платонова жил народ джан. "Джан" для меня - история о попытке наладить человеческую жизнь ("поистроить коммунизм", "провести модернизацию") в аду, но даже в этот ад главный герой шёл не со стороны Устюрта.
49.
49а.
И в общем сам не знаю, как большая часть пути осталась позади. Последний в Узбекистане посёлок Каракалпакия (3 тыс. жителей) у одноимённой станции. До Ташкента отсюда примерно 1500 километров, до Астрахани - порядка 800. Сиротливый вид так напоминает посёлки Крайнего Севера...
50.
На границе было долгое и нудное ожидание. Вагон к тому времени остался почти пустым, а нас зашёл проверять солдатик-срочник, неплохо впрочем изъяснявшийся по-русски. Долго и въедливо спрашивал, зачем мы ездили в Таджикистан, намекая на наркотики, которые наверняка при нём вылавливали из пассажиров не раз. В итоге решил посмотреть мои фотографии, я как всегда начал мотать флешку в другую сторону, и показал ему Учкудук. Увидев кафе в виде дракона, солдатик нашёл это интересным и оставил нас в покое. Вскоре мы покинули Узбекистан. Последний кадр с его территории:
51.
Дальше была казахская граница, но там срочники лишь заходили, говорили хэллоу и уходили, видимо решив, что больше сказать не смогут ничего. Въездной штамп поставили без разговоров. А там рукой подать и до Бейнеу (как местные произносят - Беню), оказавшееся огромной и шумной станцией с немаленьким трафиком салатового цвета поездов Казахстанских железных дорог. На перроне - толпы людей да обильная торговля, магазины, парикмахерские, банки, турагенства, в совокупности разительный контраст со стерильными станциями Узбекистана, куда не войти без билета. На "верхнем" перроне нашлась и гостиница, она же столовая и магазин, по 6000 тенге (1000 рублей) за номер без удобств (и без душа, а я не мылся к тому времени четвёртый день!), но мы сторговались на 4000 за по сути дела пол-ночи до атыраусского поезда. В номере валялся использованный презерватив, и горничная, выразительно произнеся "уууууужас", не только перестелила нам бельё, но и помыла пол. А в воздухе на улице было тепло и влажно - рядом хоть и Каспийское, но всё-таки море.
52.
Из Бейнеу две дороги. Направо - может быть Атырау (и далее Астрахань), Алма-Ата или Актюбинск, налево - таинственный полуостров Мангышлак, на который я собираюсь уже не первый год. Может быть, в 2017-м уже наконец соберусь (upd: что и было сделано), а пока что меня ждал путь домой.
52а.
Но в общем всё это была лишь прелюдия к основному среднеазиатскому циклу про Таджикистан и Ферганскую долину в трёх её странах. Там будет 4 блока по 15-20 постов, это возни на всю зиму и большую часть весны. Перемежать их буду Украиной "без политики", с которой и начну наступающий год.
До конца же 2016-го ещё надо бы подвести итоги.
УЗБЕКИСТАН-2016
Обзор поездки и оглавление серии.
Узбекистан осиротевший. Реалии после Каримова.
Возвращение в Ташкент.
Северо-восточные районы и общий колорит.
Мавзолеи Ташкента и Чиланзар.
Городища Ташкента и Занги-Ата.
Янгиабадский базар.
Ташкентская область.
Чирчик. Индустрия в предгорьях.
Чарвак. Ходжикент.
Чарвак. Бричмулла и Чимган.
Окрестности Паркента. Невич и Солнце.
Древний Илак. Бирюзовая копь Унгурликан.
Древний Илак. Алмалык и окрестности.
Ангрен и два пути в Ферганскую долину.
Возвращение в древние города.
Ташкент, Самарканд, Бухара. Обзор обновлений.
Самарканд. Мануфактуры старого города.
Самарканд. Окраины (добавлено в старый пост).
Самарканд. Афросиаб, или Тьма веков.
Бухара. Закоулки и мечети.
Путь домой через пустыню.
Учкудук. Три колодца.
Джаракудук. В сердце Кызылкумов.
Нукус - Бейнеу. Железная дорога Устюрта.
Атырау, бывший Гурьев.