Екатериноград и станица Прохладная. Вернее, наоборот
Екатериноград - крупный город (430 тыс. жителей, а с агломерацией раза в полтора побольше), центр Северо-Кавказского федерального округа у слияния Малки и Терека. Проспекты, дворцы и соборы в стиле высокого классицизма тут соседствуют с безмерным восточным колоритом Черкесской, Горской и Калмыцкой слобод, роскошные парки - со змеевиками и трубами старейшего в мире нефтезавода, а крупнейший на Северном Кавказе аэропорт - с вокзалом в Прохладной, где магистраль из Ростова-на-Дону разветвляется на Грозный, Астрахань и Баку. И мой рассказ о Екатеринограде будет аж в 7 частях... вернее, был бы, если бы история сложилась иначе: основанный на острие территориальной экспансии, столицей всея Кавказа этот город пробыл лишь 4 года, а затем превратился в небольшую станицу Екатериноградскую (3,3 тыс. жителей) в северо-восточном углу нынешней Кабардино-Балкарии. И лишь соседний Прохладный (55 тыс. жителей) не только в альтернативной истории узел железных дорог, второй по размеру и самый русский город кавказской республики. В весеннем путешествии по которой меня сюда и занесло.
Кабардино-Балкария состоит как бы из трёх огромный ступеней. Самая верхняя, самая малолюдная и самая знакомая туристам - это Балкария, головокружительные ущелья которой служат домом для тюркоязычных горцев. Ниже раскинулась Кабарда - перенаселённая равнина с ломанным краем кавказских гор на южном горизонте, по которой расселились потомки грозных черкесов, колонизировавших плодородную степь. Ну а третья ступень, откуда и гор-то уже не увидишь, звучного названия и вовсе не имеет, а живёт в ней по преимуществу третий народ Кабардино-Балкарии - русские, в более узком значении - терские казаки. Что хорошо видно и по контингенту в прохладненской маршрутке, отправляющейся из Нальчика по заполнению не с автостанции, а с площади у железнодорожного вокзала. Молодой водитель сразу признался, что на маршруте первый день, и пассажиры, с каким-то очень южным беззлобным ехидством, всю дорогу подсказывали ему, где и куда повернуть.
2.
От Нальчика до Прохладного полсотни километров по прямой, но в Кабарде густая сеть дорог, а маршрутка едет какой-то извилистой траекторией, словно тяготея к русским сёлам, так что даже не замечаешь момент, когда мусульманский культурный ландшафт сменяется на казачий. Путь пересекает речки Урвань, Чёрную и Черек, то сходясь, то расходясь с железной дорогой, ещё в 1913 протянутой к Нальчику от станции Котляревская на магистральной линии Ростов-Владикавказ. Из станции Докшукино на этой тихой ветке вырос к 1955 году городок Нарткала (30 тыс. жителей, 65% кабардинцы), а соседний Майский (26 тыс. жителей) в междуречье Черека и Терека - это и есть Котляревская, которую в 1925 году объединили со 101-летней станицей Пришибской. Именно Майский тогда имел все шансы стать центром русской части Кабардино-Балкарии, в 1925-28 годах выделенной в Казачий округ, где кабардинцев и балкарцев жило меньше, чем осетин. Но затем от национального деления внутри республики отказались, да и ветка к Нальчику не баловала обилием трафика, так что в итоге даже городом Майский сделался лишь в 1965 году. И тем не менее в Майском этнический состав уже иной: тут 75% населения - славяне.
3.
Из окна маршрутки я заснял тихий вокзал да какую-то сталинку близ него, а больше ни в Майском, ни в Нарткале взгляду зацепиться не за что.
4.
Перед Прохладным дорога пересекает Малку, небольшую в общем реку, для кабардинцев имеющую примерно то же значение, что для вайнахов Сунжа. На соседнем железнодорожном мосту вся история читается в облике: от изначального виадука (1875) Ростов-Владикавказской железной дороги после тяжелейших боёв Великой Отечественной остались лишь опоры да единственный пролёт, а остальные воссоздали в 1940-х годах из железобетона с эмблемами победителей:
5.
Вскоре я покинул маршрутку на восточном въезде в Прохладный, на развилке автомобильных и железных дорог. Здесь впечатлила меня диалектика памятников - с одной стороны тонкий обелиск Освободителям Кавказа (1965), с другой... ну вы сами понимаете, бойцам каких незримых войн.
6.
Прохладный вытянут на 12 километров вдоль Малки и железной дороги, разделяющейся надвое у его восточных окраин. Направо, к Тереку и вверх вдоль него, уходит старая Ростов-Владикавказская линия (1872-75) с ветками в Нальчик от Майского и в Назрань от Беслана. Последняя когда-то продолжалась к Гудермесу через Грозный, куда приехал по ней нефтяной бум, но так и не была восстановлена после Чеченских войн. Зато левая линия Прохладного, проложенная в 1915 году к тому же Гудермесу через Моздок, ныне стала частью магистрали из Москвы в Баку, по которой, глядишь, пойдут через несколько лет поезда из Ирана. Вдоль правой ветки я приехал, вдоль левой - продолжил путь:
7.
Впрочем, в эту сторону Прохладный обращён в основном промзонами, а потому куда актуальнее его объездная, пару километров до которой меня подвёз удалой русский дядька на джипе. На повороте почти сразу же притормозила "Лада" с большим багажником, в которой сидели двое весёлых кавказцев. Они пригласили в салон, но, смеясь, предупредили, что сейчас поедут обратно в Прохладный: обернувшись, чтобы прикинуть, куда посадить пассажира, они обнаружили, что забыли стремянку, и были рады мне хотя бы за то, что обнаружили пропажу не слишком далеко. Проехав Прохладный буквально насквозь, мы оказались в неожиданно симпатичных районе новеньких малоэтажек наподобие Немецкой деревни в Краснодаре и Американского городка в Южно-Сахалинске, где лишь широкий плац выдаёт гарнизонную сущность:
8.
Но затянувшаяся дорога даже обрадовала меня: спутники оказались интересными собеседниками. Ехали они в Серноводск, но не тот, что в Чечне, а тот, что в Ставропольском крае близ Моздока, и были они кабардинцам, да при том - кабардинцами неожиданно разговорчивыми. Что в Карачаево-Черкессии, что в Кабардино-Балкарии адыги запомнились мне людьми очень закрытыми и не склонными распространяться чужакам, тем более про свой народ. Здесь же только и было разговоров, что про Хабзу - национальную философию адыг. Сейчас от неё остался, как мне объясняли, в основном этикет, включающий базовые правила вроде уважения к старшим или ответственности за слова. Уорк-хабза, кодекс чести воина (да, воины у адыг - это уорки!), ушла в прошлое с тех пор, как непокорных черкесов царь изгнал в Османскую империю, а те, кто покорились, стали служить в регулярных войсках. От древней религии, так же бывшей частью Хабзы, осталось чуть больше - по словам моих попутчиков, близ их села есть старое, расщеплённое молнией дерево, которое старики иногда тайно кропят молоком, а в прошлом - и кровью жертвенных животных. Дальше пошли неизбежные по обе стороны Кавказа разговоры про тьму веков: если ингуши, не размениваясь по мелочам, возводят историю аж к шумерам, а чеченцы считают своей древней империей Урарту, то у адыг - хатты и хетты мелкие второстепенные племена с периферии. Под эти разговоры мы доехали до Екатериноградской - второй станицы от Прохладного и последней перед границей Северной Осетии. Отсюда 30 километров до Моздока и 15 до Новоосетинской: мой маршрут почти сомкнулся с прошлогодним.
9.
Что ж до адыгов, то родство с хаттами - вопрос, конечно, спорный, но факт в том, что жили они на Западном Кавказе неописуемо давно. В широколиственных горных лесах, похожих на джунгли Сайгона, они были непобедимы, и древние греки покупали у зихов рабов, а русские князья приглашали касогов на службу. Византийцы пытались обращать горцев в православие, а генуэзцы - в католичество. Они и прозвали адыг черкесами, но сами того не желая, привели и в ислам: с итальянцами черкесы всё чаще попадали в Средиземноморье, охотно служили мусульманским султанам как мамлюки, а в 1382 году и вовсе подняли восстание в Каире да сами стали династией Бурджитов во главе султаната. На родине госстроительство шло тяжелее: самым опасным врагом адыга был другой адыг, и в горах вели бесконечные войны многочисленных племена. Племена эти делились на "демократические" и "аристократические" - у первых всё решалось на народных сходах и советах старейшин, а вот у вторых во главе стоял пши (князь), чаще всего возводивший родословную к полулегендарному объединителю адыг Иналу Светлому. И вот, в 15-16 веках, когда цветущие при Алании и вытоптанные Золотой Ордой предгорья Центрального Кавказа оказались как бы ничьи, кто-то из этих князей придумал покинуть лесистые горы. Так возникла Кабарда, вскоре схлестнувшаяся с Крымским ханством, и по принципу "друг моего врага мой друг" уже в 1561 году объединившаяся с Россией, послав Ивану Грозному жену. К 1570 крымчаки и турки взяли верх, но - со всем уважением к братьям по вере: кабардинские пши роднились с Гиреями, а подчинённость их сводилась к небольшой дани и нейтралитету в войнах. Княжьи роды же ветвились, им делалось всё теснее, и порой гордые пши говорили друг другу "Выйдем?" - если на Малке стояла более-менее монолитная Большая Кабарда, до за Тереком на Сунже возникла Малая Кабарда, являвшая собой конгломерат враждующих княжеств. К 1739 году Кабарда сбросила крымское иго, но тут на Кавказе объявилась войско русского царя, с которым никто не разрывал подписанного два века назад договора. Проще говоря, Кабарду не собирались даже присоединять к России, а просто взяли как давно уже свою. В 1763 году была основана первая в Кабарде русская крепость Моздок, вскоре приросшая целой линией укреплений по Малке и Тереку. Близ устья двух рек появилась в 1777 году Екатерининская крепость, само название которой явно намекало на нетривиальную судьбу.
В 1781 году крепость была преобразована в город Екатериноград, в 1786 году ставший центром Кавказского наместничества. Границы его проходили, мягко говоря, не очевидно: на северо-запад наместничество простиралось до Таганрога и Хопёрска, на северо-восток - до Уральска и Гурьева (Атырау), разделяясь на Кавказскую и Астраханскую губернии и "жилища донских казаков". Екатериноград и Екатеринослав в своём созвучии названий стали центрами крупнейших регионов, покорённых при Екатерине II, и можно только представлять себе город, который бы здесь разросся. На Терек глядел бы колонными портиками Наместничий дворец со скульптурами по мотивам "Аргонавтики" и легенды о Прометее. Кто-нибудь из мэтров классицизма пытался бы совместить в соборе Святой Екатерины афинский Парфенон и римский Пантеон, но из-за вредности Павла I всё свелось бы к пятиглавию и шпилю над колоннами, которые успели завершить. Екатерининский проспект переходил бы в Военно-Грузинскую дорогу, у начала которой, на эспланаде бывшей крепости, выросла бы Осетинская слобода с церковью. Дальше вдоль дороги по правую сторону селились бы черкесы, по левую - чеченцы и ингуши, но тем и другим мечеть бы построил Синод. Поближе к центру обосновались бы вездесущие армяне, в православных церквях нередко звучала бы и грузинская речь, ну а кирха, костёл и синагога и так строились в любом крупном губернском городе. На западе к Екатеринограду примыкала бы Донская станица, а на востоке - Терская, с севера же шумел бы Калмыцкий базар с кибитками да деревянным хурулом, так что на улицах города запросто могли повстречаться священник, мулла и лама. Однако самые роскошные особняки Екатерининского проспекта, шедевры русского модерна и мавританского стиля, принадлежали бы не генералам и не горским князьям, а купцам ветвистой династии Дубининых, основатели которой, крепостные братья-смолокуры, построили в 1822 году в соседнем Моздоке первый в мире нефтеперегонный завод. Конечно, расцвет Екатеринограда к началу ХХ века был бы достоянием прошлого - никто не отменял Тифлиса, - и всё же тут мог быть хотя бы Владикавказ и Грозный в одном лице. Однако уже к концу 1780-х ВНЕЗАПНО выяснилось, что не все кабардинские пши рады быть вассалами царя гяуров, и набеги на строящуюся столицу не оставляли в ней актуальности ничему, кроме крепостных стен. К 1790 году у наместника лопнуло терпение: фельдмаршал Иван Салтыков, любитель роскошных балов, домашнего театра и славной охоты, перенёс свою резиденцию в Астрахань. Екатериноград остался уездным городом, к 1802 году был понижен в заштатный город Моздокского уезда, а к 1822 году окончательно превратился в станицу.
10.
Вот здесь приводится дореволюционный текст: "В Екатеринограде построен был Потемкиным дворец наместника с необыкновенной для Кавказа роскошью. В нем была целая амфилада комнат с залом, посреди которого величественно возвышался императорский трон, у ступеней последнего стояло кресло для наместника. Здесь Потемкин принимал при торжественной обстановке послов Шамхала Торковского и приводил их к присяге императрице Екатерине II". Но мне кажется, это скорее легенда - сомнительным выглядит и столь быстрое возведение дворца, и исчезновение его без остатка. Учитывая скоротечность столичной истории Екатеринограда, удивляться стоит не тому, как мало тут осталось, а тому, что вообще что-то есть: въезд в станицу от трассы упирается в Каменные ворота, как называют здесь самую что ни на есть Триумфальную арку. Построили её в 1782-83 годах по велению Григория Потёмкина, видимо как первый элемент Наместничьего города "под ключ". Воротам, однако, и в станице нашлось применение: в 1799 году они стали официальным началом Военно-Грузинской дороги, и надпись "Дорога въ Грузiю" полуметровыми медными буквами провисела на арке до 1847 года. Снял их при реставрации Михаил Воронцов - к его эпохе дорога в Грузию начиналась из Владикавказа.
10а.
Теперь Каменные ворота - что-то вроде станичной реликвии: к моему удивлению, о былом величии тут знает даже детвора. Рядом - памятник с Вечным огнём:
11.
А вокруг Триумфальной арки - акации, заборы, хаты:
12.
По главной улице, близ Каменных ворот изгибающейся под прямым углом параллельно трассе, я направился в центр станицы:
13.
Где с покосившимися хатами перемежаются крепкие, даже если заброшенные, кирпичные дома:
14.
Не только в Сибири красивы наличники:
14а.
Пройдя около километра, я вышел к площади, где с одной стороны высится стела 200-летия станицы, а с другой - невзрачный ДК хрущёвских годов, напоминающие всем своим видом о том, что в 1920-92 годах станица называлась Красноградской. У ДК со мной заобщались мальчишки, проезжавшие мимо на великах. Потихоньку они уехали дальше, и лишь один, самый въедливый, расспрашивал меня о том о сём минут 20, но напоследок попросил сто рублей на шоколадку. Вспомнив все азиатские "мистергивмидоллар", я отказал ему, да добавил, что стыдно просить у чужих.
15.
В кустах по соседству испуганно съёжился Ленин:
16.
Напротив ДК - заброшенные стенды колхоза:
17.
Однако сам основанный в 1930 году колхоз имени Петровых пока живой, хоть дикие капиталисты капиталисты и стараются ликвидировать этот "последний очаг коммунизма в республике".
17а.
А за колхозной усадьбой высится храм Евфимия Нового, в абрисе которого чувствуется что-то совсем не станичное, а городское, губернское. В Екатериноград успели прислать из Петербурга деньги на строительство собора Святой Екатерины, которое, однако, не продвинулось дальше закладки. Тем не менее, об этом подарке был осведомлён Николай I, и посетив в 1837 году Кавказ да обнаружив в Екатериноградской типичную для станиц деревянную церковь, распорядился: деньги - отыскать, а храм - построить. После проверки и расследования, затянувшихся на несколько лет, удалось выяснить, что след екатерининской фундации обрывается в Астраханской епархии, которой и пришлось выполнять поручение прошлого века. Инфляция, конечно, была и в ту эпоху, да и столичных архитекторов никто беспокоить не стал, но всё же в 1845-50 годах в Екатериноградской станице возвели храм масштабов конечно не наместничьего, но твёрдого уездного города. Теперь это старейшая церковь во всей Кабардино-Балкарии:
18.
Хотя не покидает меня ощущение, что и проект тут тоже был времён Екатерины II, лишь при строительстве доработанный под "православие-самодержавие-народность". Редкое же посвящение скорее всего возникло просто по календарю (по крайней мере я не нашёл ничего о его появлении), однако оказалось весьма уместным в уже не наместничьем городе, но воротах Военно-Грузинской дороги: афонский монах Евфимий был из фамилии грузинских эриставов (феодалов-губернаторов) и прославился переводами священных писаний на родной язык.
19.
В соборе я застал одинокую смотрительницу, которая, конечно, приняла меня за странника-богомольца. Да поведала о том, что её сын когда-то уехал в Москву, закончился университет, занялся бизнесом и вроде даже неплохо в нём преуспевал... а потом надломился, запил горькую и потерял всё. Не владеющая интернетом, меня она попросила узнать, в каких церквях Подмосковья спасают людей "от недуга пьянства".
19а.
Выйдя из храма, первым делом я приметил слона - кажется, на территории местного детского садика:
20.
Поодаль обнаружились памятник Пушкину и музей, с 1987 года занимающий старую церковно-приходскую школу. Вроде как действительно неплохой, но увы - я попал на обеденный перерыв, окончание которого как раз совпадало с отъездом маршрутки в Прохладный:
21.
А на задворках усадьбы колхоза - обветшалый обелиск (1981), на постаменте которого упомянуты 11-я Армия (воевала за Кавказ в Гражданскую войну) и куда более загадочные "Балтийские рабочие". Я смог выяснить лишь то, что километрах в 15 от Екатериноградской есть посёлок Балтийский, совхоз в котором комплектовался с 1929 года рабочими с ленинградского Балтзавода, и видимо с колхозом связан некий знаковый для Екатериноградской эпизод битвы за Кавказ. Ну а под розовыми звёздами - те самые Петровы имени колхоза, убитые "кулаками" в 1930 году.
22.
Обойдя станицу, я сел на остановку с любовно выставленными кем-то креслами из ДК - до маршрутки оставалось около получаса, за которые, однако, со мной успел познакомиться и о чём-то побалакать пьяненький мужик.
23.
Маршрутка привезла меня в Прохладный по уже знакомой объездной - в длинный город с неё поворачиваешь буквально посередине. На въезде встречает невесть откуда взявшийся казахский Байтерек:
24.
Автовокзал Прохладного утоплен в рынок, но внутри сохранил интерьер с футуристическими окошками касс. В одном из них мне было сказано, что последний автобус на КавМинВоды отправляется через полтора часа (около 15), а уже сам я посмотрел, что после 17 будет ещё и поезд.
24а.
История Прохладного не столь яркая, как у Екатериноградской, но даже чуть более длинная: слобода Моздокской линии тут была основана уже в 1765 году. По легенде, конечно, Потёмкиным, ехавшему по знойной степи в Екатериноград закладывать Триумфальную арку да нашедшего прохладу в роще у реки, но в той же ситуации мог оказаться и безвестный офицер новой границы. В 1824 году слобода стала станицей, в 1875 пополнилась станцией, а на станцию, последнюю перед крутым поворотом магистрали на юг вдоль Терека, начал стекаться торговый народ - здешняя Воздвиженская ярмарка к началу ХХ века слыла чуть ли не крупнейшей на Кавказе.
25.
Теперь о торговом-станичном прошлом напоминают россыпь "уездных" домиков:
26.
27.
Современный памятник Терским казакам:
28.
И огромный белоснежный Никольский собор, нависающий над западной половиной города:
29.
На первый взгляд он выглядит удачным новоделом, однако - построен в 1882-86 годах. В 1901 к нему добавилась колокольня, в 1997 - крестильная церковь Иоанна Предтечи в каком-то прицерковном домике, а уж совсем недавно - памятники героям Первой Мировой войны и жертвам репрессий. Они стоят у входа в тесный переулок: школа напротив храма явно построена на месте станичной площади.
30.
А потому и кажется собор неописуемо огромным, хотя на самом деле в нём даже 30 метров нет:
31.
В трапезной обнаружились бутафорские куличи в человеческий рост и свойский батюшка в камуфляже:
32.
С благословения которого я заснял витражи - самую яркую деталь огромного зала собора:
33.
Выйдя из собора, я попробовал вызвать Яндекс-Такси, и машина откликнулась почти сразу, однако вместо того, чтобы ехать ко мне, начала словно писать мне некое тайное послание траекторией вокруг кварталов. Отменив заказ, я спросил женщину на остановке, как ехать в центр, а та, разговорившись, наглядно продемонстрировала мне, что в станичных домах по сей день живут казачьи потомки - буквально впихнула мне в карман 50 рублей. Я почти не отнекивался: не первый раз на моей памяти люди именно в казачьих регионах, увидев путника, не от зависти зеленеют, а пытаются дать денег в путь. Вскоре появилась и нужная маршрутка, на которой я вновь проехал мимо автовокзала в толчее рынка и мимо площади Ленина с Ильичом, коробкой администрации и сталинкой ДК - на ещё одну, безымянную площадь у самого крупного в городе старого дома:
34.
Ведь от собора дальше на запад тянутся лишь приземистые прямоугольные кварталы станицы, в итоге упирающиеся в "Кавказкабель" - крупнейший завод Кабардино-Балкарии, основанный в 1958 году и чуть не угробленный несколько лет назад. Он изначально был заложен на окраине: с превращением станицы в станцию на рубеже веков Прохладная потянулась на восток. В 1937 году, сменив окончание в названии, она сделалась городом, и я бы сказал, по своей атмосфере в нынешнем Прохладном больше рабочего, чем казачьего. О чём напоминает хотя бы памятник лихому комсомольцу, поставленный не абы когда, а в 2020 году, и не кем-нибудь, а местной комсомольской организацией:
35.
О том, что это Кавказ, напоминает Магомед Нурбагандов - милиционер из Дагестана, предсмертная фраза которого в плену у террористов в 2016 году ушла в народ:
35а.
На стыке же кавказского и советского - мозаика (1965) у подножья стелы 200-летия города:
36.
На другой стороне площади блестит стеклом кинотеатр "Маяк", основанный видимо в том же 1965-м, но недавно построенный с нуля на старом месте. Перед ним - неожиданно симпатичная скульптура "Преодоление" (2021):
37.
За "Маяком" скрыт небольшой парк, один из нескольких в Прохладном. Вход в него отмечен рамкой старых футбольных афиш:
37а.
А в подзапущенных глубинах скрыта ещё пара мозаик:
38.
В том же 1965 году был основан музей на одной из окрестных улиц, привлекающий взгляд необычным расположением вывески:
39а.
От площади 200-летия Прохладного я побрёл дальше на восток, пока ещё сохраняя надежду успеть на автобус. Станица тут сходит на нет окончательно, но пятиэтажки радуют тёплым уютном дворов:
39.
И артефактами былой эпохи:
39б.
Я шёл посмотреть на местный монумент Победы (1984), в свою казённую эпоху получившийся просто на редкость "с человеческим лицом":
40.
За лицам виднеются простенькие памятники наподобие мемориальных досок - чернобыльцам, милиционерам при исполнении, репрессированным Терским казакам и солдатам, павшим в Южной Осетии и Чечне. БТР чуть в стороне не просто так в камуфляже "пустыня": каждый валун рядом с ним - символическая могила земляка, не вернувшегося из Афганистана. Там тоже есть задел для продолжения - стенд у памятника повествует о Сирийской кампании. Ну а патриарх здешних монументов - увековеченный в 1965 году Арсений Головко, терский казак из Прохладной станицы, в войну возглавлявший Северный флот, а в 1950-52 годах руководивший Морским генштабом. Всё вместе же числится ни чем-нибудь, а кабардино-балкарским филиалом парка "Патриот".
41.
До автобуса оставалось порядка 20 минут, и я снова вызвал Яндекс-Такси. Машина нашлась почти сразу, но вновь не поехала ко мне, а принялась писать своей траекторией что-то вроде "иди на фиг". Отменив заказ, я повторил попытку - и увидел то же самое в третий раз. Уж не знаю, что тут за прохладная история, но стало ясно, что на автобус уже не успеваю. Напротив "Патриота" обнаружилось кафе с осетинскими пирогами, но в нём я в первый раз за 3 недели кавказской поездки не получил удовольствия от еды. Утолив голод, я побрёл невзрачными советскими районами в сторону вокзала. Обратите внимание на лица прохожих: русские тут составляют 80% населения, но пятая часть иных народов - это тоже немало. Причём состав этой пятой части впечатляет: 4,5% - кабардинцы, по 3,5% - армяне и турки, ещё 3% - корейцы и по 1% немцев и цыган.
42.
Топать предстояло километра 3, и на всё это расстояние я сделал всего несколько кадров. Вот у местного АТП, напротив весьма колоритных цехов, оказавшихся обычным заводом железобетона, нашёлся памятник воинам-автомобилистам:
43.
Привокзальный район открывает Покровская церковь (2013):
44.
За которой тянутся белые путейские дома:
45.
Я не успел дойти до Дома культуры железнодорожников - самой солидной в городе, хотя и полуразрушенной, сталинки. Рядом с ней - опять же впечатляющий человечностью лиц памятник юным братьям-подпольщикам Вичиркиным и Мельниковым. Но это всё примерно в километре дальше вокзала и столько же не доходя до обелиска Освободителям из начала поста. До поезда оставалось около получаса, и я решил, что рискую не успеть. Привокзальная площадь в Прохладном похожа на двор, отделённый от ближайшей улицы Головко пятиэтажками и магазинами:
46.
На фоне станционных зданий неясного возраста - парящий орёл. Это ещё один памятник основателям станицы (2018):
46а.
Приземистые и невзрачные станционные здания полны народа - не в тупиковом Нальчике, а именно здесь главная пассажирская станция Кабардино-Балкарии:
47.
На прошлом и следующем кадрах обратите внимание на синие горы вдали - это Терский и Сунженский хребты, предгорные гребни вайнахии, колыбель терских казаков, возводящих свою родословную к ушедшим на Каспий ушкуйникам. И очень забавно в одной поездке видеть издали места из другой.
48.
На этот раз мой путь - в другую сторону:
49.
В Георгиевск, о котором - в следующих двух частях перед новым отъездом в сторону Кавказа.