"Георгиевская старина" (6)
Перейти к содержанию книги...
II. ПАМЯТНИКИ СТАРИНЫ
Их немного и они все в центре Георгиевска екатерининского времени, в крепости, на Никольской площади. Это Николаевский собор, дом наместника и колонна, рядом стоящая с гауптвахтой.
Николаевский собор - это небольшая церковка, сбитая на совесть из крепкого дубового леса, как только строили в старину. В церкви два предела: главный - во имя св. Николая-Чудотворца и правый - во имя св. великомученика и Победоносца Георгия. В главном приделе небольшой, но очень красивый, художественно исполненный иконостас. Он придает внутренности небольшой церкви величественный вид; иконостас этот осветляет и как бы расширяет своим видом самую внутренность церкви. Богатые, жертвованные иконы со старинными характерными надписями, богатая церковная утварь, мелодичный звон колоколов, - все это напоминает, что церковь эта долго обслуживала сановных и знатных лиц, что многие прихожане немало вложили забот и средств для поддержания благолепия этого храма. Часть икон и богатой утвари унесены из этой церкви в новый Вознесенский собор. Нельзя не пожелать, чтобы все взятое возвращено было обратно в этот храм, единственный находящийся в руках города памятник георгиевской старины.
Когда построена эта церковь? К сожалению, архив Николаевского собора до 1804 года не сохранился. Из магистратских дел города видно, что 8 ноября 1793 года священник и благочинный Никольской церкви, отец Иоанн Косьмин, увещевал показать правду вернувшуюся из бегов купеческую жену, Марфу Евсееву. В 1795 года тот-же священник приводит к присяге выборных в городской магистрат и переводится в Астраханскую епархию. Трудно допустить, чтобы Георгиевск - уездный город с 1786 года и местопребывание наместника - не имел в то время церкви, когда церкви были во многих селах Кавказской губернии. Поселения того времени делятся на села, слободы и деревни (помещиков); есть слободы больше по числу населения, чем села; очевидно, что в определении села и слободы положено в основание не число жителей, а имеется или не имеется в поселении церковь. Есть предание, что Никольская церковь выстроена была нижними чинами Куринского полка, то есть в 1780-х годах. Что это так - на это есть некоторые основания.
Николаевский собор и колонна у гауптвахты в Георгиевске.
Полк этот прибыл из России в Кубанский корпус кавказских войск в 1782 году под именем Куринского пехотного полка; в 1784 году - в связи, вероятно с вассальным подчинением Грузии России - он переименовывается в Тифлисский мушкетерский и, наконец, в Тифлисский гренадерский [1]. Штаб этого полка долго находился в Георгиевске. Полк ушел с Северного Кавказа не ранее 1800 годов. В делах Георгиевского городового магистрата за 1786 год находим отношение командира Тифлисского полка, полковника Робиндера, к городскому управлению. Полковник Робиндер просит взыскать с проживающего в Георгиевске купца Гарденина двести рублей, как с одного из трех поручителей за полкового священника Грязнова, утратившего церковную утварь. Была, значит, связь между купечеством местным и полковым священником, была церковная утварь; была, следовательно, и церковь...
Автор книги «О кавказской линии...» И. Дебу, говоря в этом сочинении об установлении наместничества в г. Екатеринограде, утверждает, что церковь в Екатеринограде была выстроена посреди крепостной площади по приказанию начальства. То же самое могло случиться и в Георгиевске. В самом деле - кто мог построить Никольскую церковь? Надо думать, что не георгиевские обыватели...
Их всего-навсего насчитывалось тогда 80 семейств купеческих и мещанских, к тому же только что приписанных к городу и, значит, неустроившихся и несших очень тяжелые повинности, как упоминалось уже выше... Остается та рабочая сила, которая в те времена все делала, - это солдатские руки, строившие и крепости, и казармы, и лазареты, и все, что надо было для войска, пришедшего в незаселенный край. Церковь тогда была, вероятно, слишком скромной. Второй придел сооружен 1845 году, как значится в церковной летописи.
Мы видели, что с 1787 года генерал-аншеф Теккели сменяет Потемкина и переводит наместничество в Георгиевск. К этому времени, вероятно, и относится постройка помещения для наместника в Георгиевске.
«Необходимо заметить, - говорит Потто, - что звание наместника в екатерининское время получали только сановники, пользовавшиеся особым доверием императрицы. В их руках сосредоточивалось все управление краем, и им же подчинялись все военные и гражданские власти. Самые почести, которые присваивались наместникам, являли в них уже настоящих представителей особы государя. Так: при всех торжественных случаях они выезжали не иначе как в сопровождении отряда легкой кавалерии, окруженные адъютантами и молодыми дворянами, которые под их руководством должны были себя образовывать к полезному служению отечеству».
В Екатеринограде построен был Потемкиным дворец наместника с необыкновенной для Кавказа роскошью. В нем была целая амфилада комнат с залом, посреди которого величественно возвышался императорский трон, у ступеней последнего стояло кресло для наместника. Здесь Потемкин принимал при торжественной обстановке послов Шамхала Торковского и приводил их к присяге императрице Екатерине II.
В Георгиевске выстроен был не дворец, а скромный наместнический дом. Где же в крепости искать этот дом? Дом наместника должен был стоять на видном месте, то есть в центре крепости, на церковной площади. Старожилы могут нам указать - как в сороковых годах, а значит, и ранее располагались постройки в центре города. Они укажут, что южная и западная стороны крепостной площади занимались рядами лавок, северная сторона занята была купеческими домами, и только на восточной стороне площади был несуществующий теперь дом, где жил комендант крепости, а против этого дома стояло то казенное здание с садом, с хорошими надворными постройками, где теперь отводится квартира для начальников Георгиевского артиллерийского склада.
Дом наместников (предполагаемый) в Георгиевске.
В списках военно-инженерного ведомства оно значится под № 3; значит построено третьим в крепости, - и, вероятно, давно, но когда именно и кем - сведений не сохранилось... Из всех казенных зданий, имеющихся теперь в крепости, - это самое удобное было для жилья, особенно в старое время, когда все вообще жили очень скромно. В этом доме семь высоких комнат, большой зал; в саду, находящемся при доме,- есть остатки фонтана.., это уже роскошь, на которую казна могла выдать лишь в исключительном случае... Все старинные частные постройки на крепостной площади в половине минувшего столетия приходили уже к разрушению, отбыв свой век; они, очевидно, были построены, то есть заняли места на площади в начале или ранее еще минувшего столетия. Где же тогда был наместнический дом? Очевидно, что этому дому соответствует одно только старинной постройки казенное здание под № 3.
В этом доме жили наместники: генерал Теккели, граф де-Бальмен, граф Салтыков, граф Гудович, генерал-поручик Кнорринг, наместник, князь Петр Дмитриевич Цицианов, переезжает на жительство в Тифлис и уступает этот дом под губернские правления в 1803 году. Впоследствии здесь имел временные остановки великий князь Михаил Николаевич.
Упомяну еще об одном памятнике старины, возбуждающем интерес георгиевских обывателей. Это колонна у гауптвахты.
Одни обыватели говорят, что эта колонная поставлена в память о пребывании Екатерины Великой на Кавказе; другие говорят, что это каменный монумент, на верху которого красовался когда-то на полумесяце двуглавый орел - эмблема торжества русского владычества на месте ислама. Первое мнение можно опровергнуть тем, что Екатерина II никогда на Кавказе не была. Относительно каменного монумента с эмблемой надо заметить, что монумент не каменный, а кирпичный, расположился он рядом с гауптвахтой и по своей скромности, хотя он и был увенчан орлом, вряд ли мог представить эмблему какого-либо торжества. Не лучше ли было эту эмблему установить против дома, например, наместника, на площадке у Никольской церкви. Если принять во внимание, что колонна эта кирпичная, так же как и гауптвахта, то есть, вероятно, они строились одновременно, а гауптвахта построена в 1816 году, на месте, надо полагать, старой гауптвахты екатерининского времени, о последней упоминается в магистратских делах 1790 годов, что сверху в этой колонне есть отверстие, что поставлена она под рукой у караула, можно, вероятнее всего, думать, что сверху на ней стоял шест или флагшток, на котором поднимался крепостной флаг от утренней до вечерней зори, и с вечерней зорей этот крепостной флаг опускался. Поднятие и опускание флага лежало на обязанности главного караула, который и располагался всегда на гауптвахте. С поднятием и опусканием флага крепость вся переходила на дневное или ночное состояние с особыми на этот предмет инструкциями, объявленными для сведения всех жителей крепости, поскольку они - эти распоряжения - их касались... Возможно, что во время тревоги, ночью, на флагштоке зажигались сигнальные огни, передававшие весть об опасности соседним постам у крепости. Что столб этот был украшен орлом, это подтверждают некоторые старожилы, но от этого значение колонны не могло меняться.
Впрочем, это только мое личное предположение: в настоящее время этот столб не ремонтируется и приходит к разрушению.
Теперь пройдемся по старым кладбищам, остановимся у некоторых исчезающих уже могил столетней и более давности и разберем кое-где сохранившиеся названия, иногда трогательные надписи, говорящие о любви давно живших к своим близким, умершим на дальней окраине России. Кстати, коснемся некоторых исторических событий, действующими лицами которых были нашедшие успокоение в этих могилах.
В юго-западной окраине города, у окраины так называемой Тифлисской слободки, есть остатки кладбища еще екатерининского времени.
Кладбище это теперь представляет небольшую, несколько возвышенную площадь земли, длиною сажень в 20 и шириною в 10, лежащую вдоль и посередине улицы, по четырем сторонам этой площади заметны следы бывшей глубокой, как говорят местные старожилы, канавы; дуплистая, очень старая груша растет в правом, восточном углу кладбища; на восточной стороне последнего расположены три могилы со склепами. На средней могиле, на камнях, лежала еще недавно разбитая пополам чугунная плита, более двух аршин длины, аршина полтора шириною в верхнем крае и шириною в аршин в нижнем; плита отлита в Тульском оружейном заводе, как значится за ней. Вверху плиты изображен крест, по сторонам которого - два копья, пониже герб, - звезда, окаймленная цепью, в середине звезды, один выше другого, по-видимому, два голубя... Еще ниже надпись: «Здесь лежит граф Атон Богданович де-Бальмен Ея Императорскаго Величества от армии генерал-поручик, командовавший Кавказским корпусом, правивший должность орловского и курского генерала губернатора, войска Ея Величества инспектор, Таганрогского драгунского полку шеф и орденов российских: святого Александра Невского, военного святого великомученика и Победоносца Георгия и великокняжеского Голстынского святой Анны кавалер, преставился 4 октября 1790 года, 49 лет от рождения. Проходящий, сей был твой друг, ибо между добродетелями, которые он почитал, которым он следовал, всегда благодетельность и человеколюбие первейшую степень занимали; они столько сердцу его были драгоценны, что даже в первом восторге победы он щадил кров побежденного неприятеля. Почти же ты, сию гробницу, которую супруга, орошенная слезами, воздвигла памяти его, и пожелай, ты, с нею, со всеми людьми добродетельными, чтобы сей достойный и добрый гражданин, чтоб лучший из супругов и отцов в покое почивал».
Из военно-энциклопедического словаря Леера и статьи Волконского «Кавказ с 1787-1799 г.» (XV том «Кавказского сборника») можно почерпнуть некоторые сведения о службе графа вообще и на Северном Кавказе, где он короткое время командовал корпусом, в частности. Граф Антон Богданович де-Бальмен родился в 1741 году, зачислен в 1751 в лейб-гвардии Измайловский полк сержантом; 30 декабря 1768 года назначен командиром Ростовского карабинерного полка, с которым участвовал в штурме крепости Бендеры. С 1771 по 1774 год находился в Крыму, в 1774 году переведен в Украинскую армию; в 1776 году снова послан в Крым, где пробыл до июня 1784 года. В этот промежуток времени он произведен в генерал-поручики и награжден орденом Александра Невского, в 1787 году назначен директором I-го сухопутного кадетского корпуса, затем получил должность генерал-губернатора орловского и курского, 19 мая 1790 года был назначен командиром Кавказского корпуса. Последний тогда состоял из трех карабинерных полков, 4 драгунских, 7 пехотных полков и кавказских «поселенных войск»: Хоперского, Волгского, Семейного и Терского, 4-го октября того же года, как выше упомянуто, он умер в Георгиевске от тифа.
«Имя графа, - говорит автор «Кавказской войны», - заслуживает памяти, как имя главнокомандующего в смутное и богатое событиями и результатами время, когда положен был конец горделивым замыслам Порты, стремившейся ниспровергнуть на Кавказе русское владычество». Здесь автор указывает на блистательную победу генерала Германа, разбившего 30 сентября 1790 г с 3000 отрядом русских войск 40000 отряд турецкого сераскира Батал-паши.
«Смерть графа прошла до такой степени незамеченной, что даже могила его, могила главнокомандующего всеми кавказскими войсками, долгое время оставалась незаметною, и уже нашему поколению принадлежит честь открытия ея».
В 1858 году георгиевский полицмейстер Федоров будто случайно нашел ее и доложил о ней наместнику Кавказа, князю Барятинскому. Последний «пожелал почтить память своего отдаленного предшественника. Он приказал возобновить могилу покойного графа, поставить на ней памятник и устроить вокруг него решетку из старого оружия и чугунных пушек, хранившихся в Георгиевском арсенале. Тогда же была возобновлена трогательная эпитафия во вкусе 18-го века, которая может служить прекрасной характеристикой личности графа». [2]
К сожалению - дело с могилой графа обстояло несколько иначе. Эпитафия не могла быть возобновлена, так как она отлита на чугунной плите; подлежит также большому сомнению, если не самораспоряжение князя Барятинского о памятнике и чугунной решетке вокруг могилы, то, во всяком случае, исполнение этого приказания... Из рассказов старожилов [3] видно, что на описываемом кладбище лет 50 тому назад стояло памятников около 25, из которых памятников 10 было более крупных, выдающихся; кладбище было военное, о чем свидетельствовали надписи о похороненных здесь офицерских чинах. На могиле графа де-Бальмена лежала всегда одна и та же плита, другого памятника не было... Отцы старожилов рассказывали, что на кладбище этом стояла еще часовня, где отпевали умерших, никто этой часовни теперь не помнит, говорят, что часовня была разобрана и материалом из нее воспользовались при постройке церкви в 40- х годах на новом кладбище, затем все остальные камни от часовни и могил были растащены местным населением; все старожилы утверждают, что даже чугунная плита с могилы графа де-Бальмена была унесена несколько десятков лет тому назад секретарем городской управы, и лежала у него во дворе, служа вместо скамейки, но затем - по настоянию некоторых лиц и полиции - была возвращена на могилу... В 1874 году местный пристав Кургузскин, отец протоиерей местного собора и военный инженер-полковник Анфиногенов открывали склеп графа при родственниках последнего, речь и тогда шла о постановке памятника.
Еще сравнительно недавно кладбище это, расположенное посреди проезжей улицы, было в большом запустении, среди сора, мусора и навоза. Городской голова А. Г. Головин позаботился о приведении могилы графа де-Бельмена в некоторый порядок. Разбитая пополам надгробная плита была вделана в сложенное из камней и сцементированное возвышение на могиле. В последнее же время, благодаря энергии и заботам начальника Георгиевского артиллерийского склада, полковника Грушевого, отчасти на деньги, собранные им же от подписок и народных гуляний, все описываемое кладбище приведено в порядок и обнесено металлической решеткой.
В северной части города расположилось новое кладбище. Оно разрослось вокруг старого. Но зайдемте на минуту в кладбищенскую деревянную небольшую церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы; здесь, в левой стороне церкви, перед иконостасом в пол вделана металлическая надгробная плита со следующей надписью: «Здесь покоится рядом со своей бабушкой - грузинской царевною Екатериной Ираклиевной, скончавшейся 1818 года, внучка ее - княгиня Екатерина Луарсабовна Чавчавадзе, умершая 23 лет от роду 18 января 1867 года» [4]. Выйдя из церкви, около которой теснятся купеческие по преимуществу памятники позднейшего времени, повернем направо и пойдем среди разных могил вглубь кладбища... Довольно глубокая когда-то канава, вся заросшая теперь частью белой акации, кое-где колючим терном и боярышником, отделяет старое кладбище от нового... Кладбище это существует, судя по старым могилам, с 1800 годов. Здесь попадается много ям от старых могил, много плит каменных, чугунных... Все обветшало, покрылось мхом, ушло в землю, покачнулось, памятники кое-где рухнули уже, другие рушатся, немногие лишь уцелели... Это кладбище «коллежских асессоров», как говорят старожилы и объясняют это название кладбища следующим: «Еще при Александре I, будто бы по мысли гр. Сперанского, титулярных советников, не имеющих права по своему образовательному цензу на следующие чины, переводили для пользы якобы службы на Кавказ, где они получали чин коллежского асессора. В Георгиевске они кончали свою жизнь, не перенося здешнего климата, от малярии, тифа и других болезней».
Все кладбище довольно густо усеяно каменными и чугунными плитами разных мелких служащих и членов их семейств... В средней части этого кладбища сохранился памятник серого известняка, вышиною более сажени, креста на нем нет, вокруг могилы заметен валик, где когда-то стояла решетка; на западной стороне памятника вставлена дощечка белого мрамора, и на ней вырезана надпись плохо сохранившаяся: «Здесь погребено тело генерал-лейтенанта Димитрия Тихоновича Лисаневича, скончавшегося 1825 года 22 июля от раны, нанесенной 16 июля в Старой Июрте от муллы, а погребенного 25 того же июля на 48 году от рождения»... В метрической книге Николаевского собора за 1825 год значится в отделе об умерших: «Числа умертвия 22 июля, 22 дивизии командир, Кавказской области начальник, генерал-поручик Димитрий Тихонов сын Лисаневич погребен соборне того же месяца 25 числа 55 (?) лет. Убит».
«Лисаневич происходил из небогатой дворянской семьи Воронежской губернии, и его военная карьера была сделана без связей и протекций, взята в боях исключительно мужеством и военными дарованиями», - говорит Потто в соч. «Кавказская война» и дает сведения о службе Лисаневича.
В 1793 году Лисаневич поступил рядовым в Кубанский корпус, 18-летним юношей он участвовал в штурме Дербента, за бой под Алпанами получил первый офицерский чин, затем служил в 17 егерском полку, участвовал на Кавказе в походах под начальством Цицианова, Лазарева и Корягина; на 24 году был штаб-офицером, за штурм Ганжи получил георгиевский крест, имел орден Владимира 3 степени за видное участие в покорении Имеретии, чин генерал-майора получил за победу под Ахалкалаками в 1810 году, одним из главных виновников которой был сам. Император Александр I повелел сообщить о подвиге Лисаневича в приказе по армии. За усмирение Кубинского ханства Лисаневич получил золотую, усыпанную бриллиантами саблю. Затем командует егерской бригадой внутри России, назначается начальником 7 пехотной дивизии, с которой в составе корпуса Воронцова пробыл несколько лет во Франции. 5-го сентября 1824 года Лисаневич был назначен командующим войсками Кавказской линии, а в июле 1825 года был смертельно ранен кинжалом фанатиком муллой при обезоружении неприятеля после взятия кровопролитным штурмом Герзель-аула.
Быть может, будет не лишним более подробно изложить события и обстоятельства, при каких был смертельно ранен Димитрий Тихонович Лисаневич и тут же, в Герзель-ауле, был убит начальник левого фланга Кавказской линии, генерал Греков.
События эти потрясли весь военный мир того времени на Кавказе.
После нескольких лет сравнительного затишья - в 1825 году - вспыхнул чеченский мятеж. Еще осенью 1824 года по чеченским аулам рыскали всадники, поднимая чеченцев против гяуров-русских. Проповедовали «газават», то есть священную войну, войну с благословления Магомета. Явился, как обыкновенно при «газавате» бывает, имам (пророк) Магома, он творил чудеса... И чеченский народ готовился к войне. Вдохновителем восстания был знаменитый народный чеченский герой - Бей-Булат.
Первые события мятежа, потребовавшие вооруженного подавления, начались около Грозной, где действовал генерал Греков; он, к сожалению, не имел достаточного количества войска, чтобы в начале же подавить мятеж совершенно и таким образом избежать лишнего кровопролития. Отметим, что в это же время бунтовали в Кабарде, неспокойно было за Кубанью; а между Кубанью и Тереком разгромлены были русские поселения. Войска не хватало, и вся Кавказская линия переживала чрезвычайно тяжелое время.
Волнение из Чечни перебросилось к Дагестану, и весь левый фланг - от Аксая и Сулака (приток Сунжи) до Владикавказа - охвачен был мятежом. На самом левом фланге восстали кумыки, и мятеж мог передаться в Дагестан.
Генерал Греков бросился с небольшим количеством войск из крепости Грозной к Аксаю, чтобы в самом начале подавить мятеж на Кумыкской плоскости. Когда Греков занял очищенный мятежниками Аксай, последние бросились к укреплению Амир-Аджиюрт и взяли его, причем погибла рота 43-го егерского полка; затем мятежники взяли укрепление «Преградный Стан» и добирались до Грозной. Греков бросился обратно к Грозной. В это время Бей-Булат со скопищем горцев снова появился на Кумыкской плоскости. Он, угрожая укреплению Старому Юрту, устремил все свои силы к укреплению Герзель-аулу. 11-го июля, ночью, имам благословил нападение, и толпа мятежников числом более 6000 человек бросилась к укреплению, гарнизон которого состоял из 400 егерей. Первое нападение было отбито штыками, и затем в течение пяти суток гарнизон отбивался от мятежников, не имея ни сна, ни пищи, ни воды.
Начальник Кавказской области и линии, генерал Лисаневич, поспешил из Ставрополя на линию, в станице Наурской он увиделся с генералом Грековым. Все, что только возможно было собрать на линии, было отправлено к Герзель-аулу, то есть три роты пехоты, шесть орудий и 400 казаков. Отряд ничтожный, но имевший во главе двух генералов, не признававших никаких опасностей, бодро и весело двинулся на шеститысячное скопище. И Греков, и Лисаневич первыми пробились через скопище чеченцев и благополучно прорвались в Герзель-аул. Имам и Бей-Булат бежали. Жители Аксая просили пощады, но Лисаневич, желая устрашить мятежников, потребовал выдачи виновных.
На следующий день, 18 июля, в Герзель-ауле собрано было 318 кумыков [5]. Тут были и наиболее замеченные в сношениях с мятежниками старшины и, наконец, люди, сохранявшие все время безусловную преданность России. При этом не было принято никаких предосторожностей; аксаевцы не обезоружены, караул же не только не усилен, но даже не вызван в ружье. С утра были разосланы обычные команды за фуражем, за дровами и по другим хозяйственным надобностям, так что солдат в укреплении оставалось меньше чем кумыков. Говорят, что Греков намерен был обезоружить последних и приказал нарядить 20 солдат, но нетерпеливый Лисаневич вышел из занимаемого им домика, не дождавшись исполнения этого приказания. Его сопровождали генерал-майор Греков, Муса-Хасаев, пристав Филатов, переводчик Соколов и адъютант-поручик Трони.
Надо заметить, что Лисаневич, проведший большую часть своей жизни на Кавказе, в фаталической самоуверенности и прежде никогда не обезоруживал перед собою азиатцев, чтобы не дать им повода думать, что их опасаются. Подойдя теперь к кумыкам, он в сильных выражениях стал упрекать их в гнусной измене и вероломстве. Зная отлично татарский язык, он объяснялся свободно, без переводчика, и не щадил угроз. Затем он вынул список и стал вызывать виновных. Первые двое вышли без сопротивления; но третий, мулла Учар-Хаджи, в зеленом бешмете и белой чалме, с голыми до колен ногами и с большим кинжалом на поясе, стоял в толпе с диким блуждающим взором и не хотел выходить. Лисаневич повторил вызов. Но едва переводчик подошел к Учару и взял его за руку, как тот одним прыжком очутился возле Лисаневича и, прежде чем генерал успел уклониться, нанес ему кинжалом смертельную рану в грудь. Лисаневич упал на руки своего адъютанта. Пораженный Греков бросился к нему на помощь, но в то же мгновение пал от руки Учара, получив две раны, из которых последняя в грудь была безусловно смертельна. Опьяненный кровью убийца бросился на Мусу-Хасаева, который спасся, успевши присесть. Учар споткнулся на него, и кумыкский пристав Филатов - человек уже не молодой, воспользовавшись этим моментом, схватил его за руки. Между ними завязалась борьба грудь на грудь, но злодей был сильнее и уже одолевал Филатова, когда подскочивший Муса-Хасаев ударил его шашкой по голове, а другой кумык в упор выстрелил в него из ружья. Прочие кумыки, объятые ужасом, бросились бежать. Лисаневич, держа рукою рану, стоял, прислонившись к забору, но сохраняя полное присутствие духа. И только тогда, когда ему сказали о смерти Грекова, у него вырвалось роковое «коли». Солдаты поспешно заперли ворота, и началось истребление всех, кто был в укреплении.
Лисаневич, зажимая левой рукой рану, между тем машинально шел к воротам за кумыками, которых кололи. Лисаневич лишился чувств. Осмотр раны показал, что, пробив два ребра, кинжал прошел насквозь легкое, ниже правого соска.
Греков лежал бездыханный. Через несколько дней в Грозной умер и Лисаневич. Линия осиротела, мятеж снова поднял голову. Тогда на линии появился снова Ермолов.
«Память о Лисаневиче живет и поныне в Грузии. На Кавказской линии собственно он был слишком недолго, только четыре месяца; но и здесь небольшой обелиск, на бульваре в крепости Грозной, поддерживает в молодом кавказском поколении память об изменческой смерти двух славных кавказских вождей»...
Памятник на могиле Д.Т. Лисаневича.
Памятник на могиле Лисаневича совсем было осел и упал бы в склеп, но в 1902 году церковный староста, купец Скориков, несколько поддержал его. Памятник требует дальнейших забот [6]. Как я уже упоминал выше, на описываемом кладбище много могил военных и чиновников, а также членов их семейств.
Привожу некоторые надписи на более богатых и более сохранившихся памятниках... Вот памятник серого гранита; на нем надпись: «Здесь погребено тело конной гвардии полковника Михаила Петровича Смирнова, родившегося 1762 года марта 29-го дня. Скончавшегося 1823 года, августа 13-го дня.
Жития его было 61 год, 4 месяца, 14 дней. Тезоименитство сентября 6-го дня». На другой стороне памятника изображено: «Под камнем сим лежит водитель наш незабвенный, все добродетели им были соблюдены, примерный был отец, в селенье райское прими его, Творец! Господи, прими мой дух с миром!».
Старые могилы на Георгиевском кладбище.
Вот еще памятник. «Генерал-майорша Екатерина Алексеевна Хосватова, урожденная Столыпина, родилась 1771 года октября, умерла от холеры 1830 г. августа 13 дня».
«Здесь покоится прах вдовы прапорщика Агафьи Васильевны Люлиной», - читаем на третьем памятнике.
А вот еще чугунная плита с надписью:
«Да будет Твоя святая воля. На месте сем покоится прах умершего надворного советника Ивана Ивановича Хондакова. Родился 1764 года, августа 29 дня. Скончался 1813 года, мая 20 дня.
Службы его было 38 лет; дабы то место, где лежит прах ревностного к своим обязанностям мужа сего, не скрывалось навсегда от очей человеческих, любящих полезных сынов отечества, на оном сооружен памятник сей чтущею его, поныне горькия по нем проливающею слезы супругою».
Читать дальше...
---------
1. См. Щедринский «Тифлисские гренадеры на службе царю и отечеству» и Брокгауз «Энциклопед. слов» ст. «Тифлисский гренадерский полк».
2. Потто о «Кавказск. войне» т. I.
3. Из которых, по-видимому, более достоверными являются показания отставного фельдшера Николая Ивановича Васильева, служившего в артиллерии в Тифлисе в пятидесятых годах, родившегося в Георгиевске, где издавна жил и его отец.
4. На главном куполе Покровской церкви золотой крест увенчан сверху короной. Вероятно, эта корона на кресте имеет связь с могилой грузинской царевны и ее внучки.
5. Цитируем по соч. Потто «Кавказская война» ст. «Герзель-Аул».
6. Отмечу, что городу ассигновано было в 1903 году 400 рублей на ремонт памятника, но, желая действовать в этом отношении вместе с военным ведомством, собиравшим тогда сведения о состоянии военных могил и кладбищ с целью приведения их в порядок, оставил это намерение из желания, вероятно, действовать вместе с военным ведомством.