"Георгиевская старина" (7)
Перейти к оглавлению...
III. КАВКАЗСКИЙ ЛЕГИОН
Останавливаясь на последней могиле, нельзя не вспомнить интересный исторический эпизод, касающийся времени Отечественной войны 1812 года, разыгравшийся в Георгиевске, и в котором одним из главных участников был Иван Иванович Хондаков. Эпизод этот рассказан Потто в его соч. «Кавказская война», писательница Желиховская написала целую повесть, взявши для неё темой именно этот эпизод. Ниже излагаем его в кратких словах.
В начале 1812 года в Георгиевск прибыл из Петербурга видный молодой офицер-конногвардеец, поручик Роман Михайлович Саковнин, флигель-адъютант. Он явился к начальнику кавказской линии, генералу Портнягину, и предъявил последнему открытое предписание, повелевавшее ему - Саковнину - сформировать конный полк из горцев, чтобы полк этот направить в действующую армию против войск Наполеона. Мысль о сформировании кавалерийской части из горцев для службы в России являлась в описываемое время не новой. Еще императрица Елизавета Петровна во время войны за австрийское наследство желала иметь при нашей заграничной армии ополчение из кавказских горцев. Двоюродный брат светлейшего князя Потемкина-Таврического, Сергей Павлович Потемкин, проживая в городе Екатеринограде (теперь станица Екатериноградская), думал собрать для императрицы Екатерины II лейб-кавказскую сотню. Князь Цицианов, наместник и командующий войсками на Кавказе, писал императору Александру I о пользе содержать в Петербурге лейб-гвардии конный кавказский эскадрон, и предлагал в командиры полковника Измаил-бея, прекрасно знавшего русский язык. Опыт этот не удался от неумения внушить кабардинцам доверия к этому делу. Командующий войсками на Кавказе, генерал Ртищев, уже позднее отправил с этой же целью кабардинцев в Петербург, но опять дело пошло неудачно. В Петербурге кабардинцев приняли хорошо, они обещали государю Александру I выставить гвардейскую сотню; к сожалению, депутация эта была не совсем удачно подобрана. По возвращении в Кабарду депутаты, не пользовавшиеся доверием среди кабардинцев, были по приговорам даже выгнаны из Кабарды. Теперь снова - уже в пятый раз - возник этот же вопрос. В тот же день, по приезде флигель-адъютанта Саковнина в Георгиевск, на квартире командующего линией, генерала Портнягина, собрались для обсуждения немедленных действий для дела, Высочайше порученного флигель-адъютанту. В числе собравшихся - кроме генералов и командиров, расположенных тогда в Георгиевске пехотных и кавалерийских полков, - был еще и вице-губернатор Врангель и прокурор Езерский и др. лица. Саковнин произвел на всех впечатление серьезного, дельного человека; хорошо образованный, начитанный, знавший кроме европейских языков, которыми владел в совершенстве, еще грузинский и татарский, он был предан идее: оказать помощь России в трудную годину 12-го года, воспользовавшись городским ополчением, что, по его мнению, должно было также способствовать сближению горских народов с Россией, тем более что и ополчение предполагалось набирать из лучших представителей горских племен. Если принять во внимание подъем патриотических чувств в 1812 году, ввиду вторжения неприятельских сил в пределы России, - то, само собой понятно, как горячо было принято дело о сформировании горского ополчения. Самое живое участие принял в этом деле сам командующий линией, генерал Портнягин. Необходимы были разъезды по аулам, горцев надо было склонять служить делу, надобны были подарки, надобно было отвечать на гостеприимство кабардинских князей... Необходимо было 20000 руб. Следует заметить, что при общем более чем благоприятном отношении к флигель-адъютанту Саковнину начальства и георгиевского тогдашнего общества, - все же было небольшое количество лиц, несколько скептически относившихся к нему. Командиру расположенного в Георгиевске Казанского пехотного полка, полковнику Дебу, показалось несколько странным, что молодому офицеру поручили такое ответственное и сложное дело. Особенно же сомневался в Саковнине советник казенной палаты Хондаков. Сомнения эти сводились к следующему: если государь возложил такое важное поручение на столь юное лицо, - то ведь ему должны были бы быть выданы средства и денежная сумма для покрытия издержек; а поэтому такое лицо и не может быть лишено казенных денежных средств, выданных свыше. Наконец, имеем ли мы право, без особого указания министра финансов, дать в распоряжение 20 000 тысяч рублей, как просит флигель-адъютант Саковнин. Если и. д. отсутствующего по делам службы губернатора Брискорна вице-губернатор Врангель, требует выдачи г. Саковнину 10000 рублей, то он - Хондаков - вынужден согласия своего на таковую выдачу не давать, и остается при особом мнении, дабы неудовольствию начальства и начетам не подвергаться... В октябре 1812 года умер истомившийся в борьбе с чумной заразой, шедший к нам из Персии, губернатор Брискорн. При поддержке генерала Портнягина и других сторонников Саковнина вице-губернатор Врангель настоял на выдаче в распоряжение флигель-адъютанта на дело сформирования горского ополчения десять тысяч рублей... Таким образом, остановившееся на мертвой точке дело было сдвинуто... Генерал Портнягин и Саковнин ездят по Большой и Малой Кабарде, посещают князей и склоняют их к созданию ополчения... Кабардинские князья: Бековичи-Черкасские, Аслан-Бек и Араслан Гирей, потомок Чингиз-Хана, - последняя древняя отрасль крымского хана, подвластные им узденя - дворяне стали собираться в сборные места: князья Атажукины, князь Айтек Мисостов, султан Менгли-гирей набирали между тем всадников из закубанских черкесских народов. Возвращаясь из поездки по аулам, в укреплении Прочный Окоп Портнягин и Саковнин получили из Георгиевска сведения, что курьер, снаряженный Хондаковым, отправлен в Петербург к министру финансов с запросом относительно отпуска денег Саковнину... Последний вместе с генералом Портнягиным поспешили в Георгиевск и снарядили своего курьера в действующую армию к генерал-адъютанту Балашеву, находящемуся тогда при государе. Командующий линией свидетельствовал о чрезмерной деятельности Саковнина, в течение двух месяцев сумевшего из горцев, отъявленных врагов, сделать друзей России, готовых в интересах последней проливать кровь, и набравшего уже более 4000 отборной конной милиции. Саковнин также от себя писал объяснение министру полиции, генералу Балашеву. Оба курьера отправлены были в конце ноября, но курьер Хондакова все же на неделю раньше, чем курьер Портнягина, - портупей-прапорщик Зверев. Случилось еще так, что донесение, привезенное генералу Балашеву Зверевым, не было тотчас же доложено государю Балашевым, а должно было поступить к докладу в очередь.
А между тем работа по сбору горского ополчения продолжалась.
К половине декабря под Георгиевском собрался уже лагерь из пяти тысяч вооруженных горцев-всадников. Явление необыкновенное по тому времени, когда боялись всякого скопления горцев и даже самых небольших партий. Каждому невольно закрадывалась тревожная мысль о том: а что, если эти всадники да употребят свою силу на давнишних своих врагов - гяуров... «Но, - говорит историк Кавказской войны Потто, - от кабардинского ополчения ожидали весьма многого. Всем были известны превосходные боевые качества этой природной и без сомнения лучшей конницы в мире. Красивые, стройные, одетые в железные кольчуги, блестя дорогим вооружением, они представляли собой красивое зрелище и, глядя на них, можно было бы без колебания сказать, что никакая кавалерия в свете не устоит против их сокрушительного удара в шашки». Все уже было готово... Потративший не одну тысячу собственных денег на осуществление своей идеи поручик Саковнин, получив из России собственные деньги, еще 3000 рублей из них израсходовал на горское ополчение. Фураж для лошадей, кров и довольствие всадников было готово и распределено до самого Ростова-на-Дону, а на 26 декабря, на 2 день Рождества, ополчение во главе с флигель-адъютантом Саковниным должно было выступить. 25 декабря вечером в квартире полковника Дебу собрались все сотрудники и сочувствующие и весь почти город, чтобы устроить великолепные проводы Саковнину. В самый разгар вечера, когда пили за здоровье и желали дальнейшего успеха «дорогому и милейшему Роману Михайловичу», в это самое время тройка измученных курьерских лошадей остановилась у освещенного огнями дома полконика Дебу. Это был фельдъегерь из Петербурга. Он привез ответ министра финансов на донесение Хондакова. Этот ответ произвел невообразимую суматоху в Георгиевске.
Из Петербурга уведомляли, что Саковнину никаких поручений не давали, он - самозванец, его следует немедленно арестовать и отправить под конвоем в Петербург... «Это вы, корнет Роман Медокс, самовольно отлучившийся из отряда атамана Платова, из действующей?» - спросил его комендант при арестовании... «Да, я - Роман Медокс, просившийся в действующую армию, раненный в отряде Платова, самовольно выбывший из госпиталя ради исполнения планов на пользу и славу России, которые ныне и выполнил. Для того, чтобы быстрее и лучше действовать, я устранил от себя канцелярский формализм. Я самовольно облек себя званием и полномочиями, которых не имел... Судьи, смотря на букву закона, не зрят сердца человеческого, не вникают в источники преступления, в цели и намерения виновного... Твердо уповая на милость и правосудие царское, готов нести законную кару за преступления мои, лишь бы мои действия пошли на пользу... За себя не стану никого молить о предстательстве; но за мое дело всех вас умоляю: не дайте ему погибнуть... не распускайте кавказскую милицию. Доставьте ее на место военных действий, на суд и решение государя. Первая битва, в коей примет участие мною набранная конница, будет мне лучшим заступничеством и оправданием в глазах царя и России... Совесть моя чиста; я не имел своекорыстных целей, если нарушил закон, - то лишь затем, что бы в тяжелую нашу годину лучше услужить возлюбленному отечеству... Каюсь перед теми, кого я невольно увлек в обман, - но перед Богом, Россией и моей совестью мне не в чем раскаиваться». Было еще одно обстоятельство, которое смущало всех, почему, когда делались раньше запросы о Саковнине в различных министерствах, оттуда получались всегда ответы в пользу Саковнина.
Когда арестованного спросили об этом, то мнимый Саковнин взял в руки перо и начал подписываться почерком государя и министров с неподражаемым сходством. Он сознался, что ответы на все бумаги по его делу писал он сам; что, имея сообщника на одной из промежуточных почтовых станций, он задерживал все бумаги, адресованные в Петербург по его делу, давал сам на них ответы и возвращал их в Георгиевск... Медокс вел самым строгим образом отчетность казенных денег и ни одной казенной копейки не истратил в свою пользу.
Он отправлен был в Петербург, посажен в Петропавловскую крепость, дело его тянулось 12 лет. Был вынесен ему суровый приговор, смягченный государем до ссылки на житье в Иркутске.
Происходя из английской семьи, хорошо образованный, - он здесь занимался частным преподаванием... О своей деятельности на Кавказе, в Георгиевске, он не любил рассказывать; иногда же, впрочем, говаривал: «Да, хорошее дело было на мази. Даже совсем слажено, да добрые люди, крысы канцелярские, не потерпели...
А если бы в то время не коснулась меня каверза чиновничья, - с моего легкого почину могло состояться полное сближение русских с кавказскими горцами, и горы их были бы покорены без пролития крови и затрат». Умер Медокс в 1859 году, 5 декабря и похоронен в Тульской губернии, Каширском уезде, в селении Поповка...
Что же сталось с горским ополчением? Никто не заменил преданного этому делу Медокса, и ополчение пришлось распустить... Лучший элемент этого ополчения ушел домой в горы; престиж русского правительства сильно пал... Часть ополчения с добавкой к нему всякого сброда и абреков из Чечни занялась грабежами в окрестностях и в самом даже в Георгиевске. Весь 1813 год был неспокойным на Кавказской линии, шевелились в Чечне, грабили всюду по дорогам, и генералу Портнягину пришлось идти в Чечню и за Кубань с отрядом для усмирения горцев.
Необходимо еще отметить, что 10 000 рублей, потраченные на ополчение, взыскали с вице-губернатора Врангеля, Портнягин уплатил расходы по посылке курьера в действующую армию, кроме того, он был передан суду за содействие образованию «Кавказского ополчения». Против него поднялась что называется канцелярская война Хондаковым и Ко. Этот храбрый из храбрейших воинов, как назвал его бессмертный герой Кавказа, князь Цицианов, был отрешен от должности, ибо не мог одерживать победы против чернильных врагов с доносами. Он утонул в море чернил, как сам себе предсказывал. Так окончилось патриотическое дело корнета Медокса. Иван Иванович Хондаков умер 20 мая 1813 года, как значится на его могильной плите.
Читать дальше...