Московиты-24
Предыдущие куски здесь: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятый, Десятый, Одиннадцатый, Двенадцатый, Тринадцатый, Четырнадцатый, Пятнадцатый, Шестнадцатый, Семнадцатый, Восемнадцатый, Девятнадцатый, Двадцатый, Двадцать первый, Двадцать второй, Двадцать третий.
_____________________________________________
Ну а пока Всеволожский нашептывал да внедрялся, подошло время свадьбы юного великого князя Московского Василия Васильевича.
Там-то и прорвался годами зревший волдырь.
Зимним воскресеньем, 8 февраля 1433 года Василий Московский играл свадьбу. Пир был богатый, туда съехались почти все окрестные князья и бояре. Был здесь и единственный брат невесты, юный серпуховской князь Василий Ярославович. Последний уцелевший представитель некогда многочисленного рода серпуховских князей, практически полностью выкошенного недавним «великим мором». Этот брак крепко привязывал обезлюдевшее серпуховское удельное княжество к Москве. Всего несколько месяцев назад этот юный серпуховско-боровский князь подписал со своим не менее юным тезкой «докончание» - договор, практически лишавший его удел самостоятельности.
Василий Ярославович, отныне "молодший брат" Василия Васильевича, обязывался быть с ним "заодин" и всегда "хотети" великому князю "добра". Серпуховские князья лишались права без ведома великого князя заключать «докончания» с кем бы то ни было, не могли иметь никаких самостоятельных отношений с Ордой ("...мне Орды не знати"), и обязались немедленно выступить в поход, случись война с каким-нибудь "недругом" великого князя. В общем, лоялен во всем и всегда, вплоть до обязательства, узнав что-либо "о вашем добре или о лисе от хрестыянина и от поганина", немедленно сообщать сюзерену "в правду, без примышленья".
Конечно же, отметить начало семейной жизни кузена собрались и двоюродные братья великого князя. Здесь были и «Андреевичи» - можайский князь Иван и верейско-белозерским Михаил. Прибыли даже взрослые Юрьевичи - Косой и Шемяка. Из близких родственников счастливого жениха отсутствовал только дядька Юрий, не пожелавший пить горькую за соперника, да оставшийся с папенькой юный Красный.
Гуляли по-русски - шумно и весело. Пир продолжался уже несколько часов, наиболее благоразумные из хмельных гостей начинали подумывать о том, чтобы вылезти из-за стола и откланяться, благодарно облобызав хозяев, как вдруг произошло одно из самых непонятных событий в нашей истории. Непонятных, но памятных - не случайно великий Карамзин назвал происходящее «странным случаем, который на долгое время остался памятным для Москвитян».
И впрямь, помнили о нем долго. Если вы бывали в Государственном Историческом музее после открытия новой постоянной экспозиции, то в одном из залов на втором этаже вы могли увидеть картину «Софья Витовтовна снимает пояс с Василия Косого». То же самое и в Русском музее в Петербурге, где услужливая табличка сообщит вам, что за полотно «Софья Витовтовна срывает с Василия Косого пояс Дмитрия Донского» художник Павел Чистяков получил в 1861 году Большую золотую медаль Академии искусств и право на стажировку в Италии. В XIX веке еще помнили, но вот среди наших современников уже сложно найти эрудита, который смог бы внятно объяснить - что же за событие послужило для художников источником вдохновения.
А произошло вот что. Для Шемяки с Косым эта свадьба была своего рода «первым балом Наташи Ростовой». Это был первый выход в свет, первое появление среди сильных мира сего не детьми сопливыми, а в качестве взрослых самостоятельных мужчин. Естественно, оба брата старались изо всех сил произвести самое лучшее впечатление. Особенно горд был Косой - незадолго до свадьбы будущий тесть подарил ему в счет приданного за нареченной невестой роскошный мужской пояс. Пояс был очень красив - золотой и украшенный драгоценными камнями ("на чепех с камением"). В этой обновке он и поехал на свадьбу.
Все шло хорошо, пока гости не поднабрались. Тогда и случился скандал. Один из старых бояр (по одним источникам - Петр Константинович Добрынский, по другим - родственник невесты Захарий Иванович Кошкин) вдруг поднял шум. Перегнувшись через стол, он, тыча пальцем в Косого, вдруг начал орать, что пояс на Косом - краденый! Мол, на самом деле, по справедливости, он должен принадлежать жениху, а к Юрьичу попал обманом.
Окаменевшие от ужаса и неожиданности братья попытались оправдаться. Косой сбивчиво объяснял, что пояс ему подарил будущий тесть, но его тут же перебили криком вроде «Да кто бы сомневался!». Недоумевающим гостям боярин громогласно объяснял, что пояс этот должен был получить Дмитрий Донской от своего тестя, князя Дмитрия Константиновича Суздальского, когда женился на его дочери Евдокии - ну, в качестве приданного. Но раньше на другой дочери князя женился сын московского градоначальника («тысяцкого»), Николай Вельяминов. Тот тоже получил в приданное пояс, но много хуже. И надо же такому случиться, что папашка Вельяминовский был распорядителем на свадьбе Донского. Увидел он среди приданного пояс красоты необыкновенной, и позавидовал. Помялся-помялся, да и подменил пояса - князю сунул сыночкин ширпотреб, а себе забрал роскошную вещь.
Дальше следовала долгая история в стиле «Авраам родил Исаака». Мол, поясу этому так и суждено было «ходить по дочкам». Николай Вельяминов, в свою очередь, тоже отдал пояс в приданное за дочкой, когда она выходила замуж за нашего знакомого, Ивана Всеволожского. Старый лис тоже передал пояс зятю - князю Андрею Радонежскому. Тот, как всем известно, помер давно, но вот дочку его, а свою внучку Всеволожский сосватал за Косого. Вот и отдал Ваське пояс - чтобы не нарушать традиции! Но на самом деле - наш это пояс, московский!
Все застыли в молчании, пялясь то на раскрасневшегося от крика боярина, то стоящих в центре пунцовых от стыда братьев. Косому с Шемякой происходящее, наверное, казалось кошмаром, которого просто не может быть. Это сон, надо просто проснуться, и все станет как прежде - хорошо и весело. Можно только себе представить, как эти два 15-16-летних пацана ждали этой свадьбы. Как считали дни в ожидании, когда они оба, в первый раз одни, без отца, придут на пир. Сядут за стол, такие уже взрослые и красивые, рядом с опытными бывалыми мужиками. Будут вести с соседями неспешные солидные разговоры, поднимать заздравные чаши, плясать. А все будут смотреть на них, таких молодых и сильных, и спрашивать : «А это что за два орла?». «А это Юрьевы старшие выросли» - будут отвечать осведомленные, а в ответ будут цокать языком - «Да, время летит… Вот только сопляками бесштанными бегали, а теперь гляди - богатыри!».
И тут их жизнь - костистым кулаком по сусалам! Вместо ожидаемого триумфа - несусветный, невообразимый, невозможный позор. Лучше бы их голыми в центре зала выставили - и то стыда меньше. Косой и непричастный, но не бросавший брата Шемяка просто окаменели от ужаса, лишь глаза метались - как у затравленных волчат.
Все еще можно было если не исправить, то поправить. Еще мог раздаться спасительный голос кого-нибудь из старых, авторитетных князей: «Да ладно тебе, Захарий, что разорался? Они-то здесь при чем? Что - пацан что ли пояс подменял? И вообще - нашел время разборки устраивать. Это свадьбы или что? Ну-ка, давайте лучше за молодых поднимем!».
Но все случилось по-другому. В звенящей тишине, которая наступила после того, как боярин наконец-то заткнулся, послышались шаги. Это была старая княгиня. «Литвинка бешенная» шла прямо к ним, шла, как всегда - с безукоризненно прямой, несмотря на годы, спиной, выпятив вперед острый подбородок и поджав тонкие губы.
Подойдя, она, не говоря ни слова, сняла с Косого пояс. Сняв, смерила племянника с головы до ног презрительным взглядом, так же молча выждала еще секунду, затем чеканно повернулась через плечо и в тишине пошла прочь. Все это время оба брата простояли как завороженные, не пошевелившись - будто заколдовал кто.
И лишь когда Софья Витовтовна уже подходила к своему месту за столом, кто-то, глядя на вытянувшиеся лица братьев, не выдержал, и хихикнул. И тук как будто плотину прорвало - через мгновение хохотал весь зал. Гулко ухали, как в бочку, здоровенные мужики, серебренными колокольчиками звенели юношеские голоса, глуховато хихикали старички.
И только теперь братья опомнились, и, глотая на бегу слезы, кинулись из зала… Прочь отсюда!
Случившееся на той памятной свадьбе, надо сказать, ввергало в недоумение еще современников. Поступок Софьи не выдерживает никаких объяснений. Начать войну (а в том, что подобное оскорбление просто невозможно оставить без ответа не сомневался никто), и из-за чего? Из-за пояса! Даже московские летописцы понимали, что имеют дело с явной нелепостью, почему и прибавляли: "Се же пишем того ради, понеже много зла с того ся почало". Нашлась, понимаешь, пропажа семидесятилетней давности.
Объяснения этому неадекватному поступку выдвигались самые разные. Во времена «легитимизации власти» московские «пиарщики» пошли на явный подлог. Стремясь хоть как-то оправдать действия московских правителей, они выдумали историю, что, мол, Косой с Шемякой на свадьбе оскорбили жениха, и лишь для того, чтобы поставить зарвавшихся хамов на место, с Косого и сняли пояс.
Версия эта не выдерживает никакой критики. Во-первых, она не подтверждается никакими источниками, поэтому о ней даже не упоминает ни один приличный историк. Да и просто рассудить логически - ну с чего бы стали задираться в высшем обществе два пацана, впервые туда попавшие? Тем не менее, как и любая историческая фальшивка, она оказалась невероятно живучей и время от времени всплывает в тех или иных текстах даже и в наши дни.
Хватает и других версий. Одни подозревают в случившемся провокацию Всеволожского, который, мол, вовсе не случайно вручил свой подарочек накануне свадьбы. Жаждущий мести боярин, дескать, решил подстегнуть события, для чего, зная московское боярство как свои пять пальцев, и подсунул юным Юрьевичам «казус белли». Не без основания полагая, что хоть кто-то из бояр пояс опознает.
Другие, напротив, видят руку Софьи Витовтовны, которая устала от затянувшейся неопределенности, и чувствуя приближение смерти, боялась, что ненаглядному Васеньке придется разбираться с этой миной замедленного действия в одиночку. Вот и «сыграла на обострение», чтобы решить уже проблему раз и навсегда.
Третьи говорят о том, что для многих азиатских народов (а мы тогда были стопроцентно азиатской страной) пояс является не просто предметом гардероба. Он имеет фактически сакральное значение, выступая эдаким символом мужской или семейной чести. Потому мол, украденный пояс надо было вернуть, невзирая ни на какие последствия.
Все эти версии имеют право на жизнь, и каждая их них вполне может оказаться правдой.
Но на мой личный взгляд, все было даже несколько проще. Во-первых, важную роль сыграл характер «дочери Витовта». Судя по всему, «бешенная литвинка» была очень резкой и импульсивной женщиной, склонной к неожиданным поступкам и поспешным решениям. Она всегда чувствовала себя одинокой при московском дворе, где ее не любили за «норов» и чужеземное происхождение. Она же платила всем высокомерным презрением, которое год от году только усиливалось. Наконец, к старости у людей характер частенько портится, а адекватность снижается, а Софья была вовсе не молода. Поэтому случившееся вполне могло быть просто непредсказуемой вспышкой ярости, ослепившей княгиню ненавистью к соперникам ее ненаглядного Васеньки.
Во-вторых, следует принять во внимание настроения при московском дворе. А их иначе чем «неадекватные» и «шапкозакидательские» не назовешь. Как мы вскоре убедимся, московские власти явно неверно оценивали ситуацию. Считая (и не без оснований) себя сильнейшим княжество в Северо-Восточной Руси, москвичи, особенно после того, как обеспечили себе поддержку Орды, преисполнились презрения ко всем возможным соперникам. Зарвались, короче говоря.
Ну и, третье, не стоит сбрасывать со счетов материальный фактор и простую человеческую алчность.
Правильно понять время, о котором идет речь, нам всегда мешает штука, именуемая «аберрацией восприятия». Правитель - значит правитель. Мы, вольно или невольно отожествляем тогдашних московских князей с царями, а то и императорами российскими. У которых, как известно, золотые павлины на каждом углу, которые малахитом полы стелят, а бриллианты безменом взвешивают.
Мы все время забываем, что тогдашний «великий князь Московский», несмотря на пышный титул управлял всего лишь несколькими районами сегодняшней Московской области с несравненно меньшим количеством населения. И доход получал с них же, а потому по степени богатства мало чем отличался от какого-нибудь сегодняшнего главы районной администрации.
Смею вас уверить, сундуки у князей от сокровищ не ломились. На наше счастье, мы располагаем полной описью богатств московских князей. С присущим им тщанием они перечисляли все, что оставляли детям, в своих «духовных» - завещаниях. Судите сами.
Самым богатым был, в полном соответствии с прозвищем, Иван Калита. Вот что он оставил после себя, перечислю полностью, без купюр:
Двенадцать цепей золотых, три пояса золотых, пояс большой с жемчугом и с каменьем, пояс золотой с капторгами, пояс сердоничный окован золотом, пояс золотой фряжский с жемчугом и каменьем, пояс золотой с крюком на червчатом шелку, пояс золотой царевский; две чаши золотые с жемчугом, два овкача золотых, две чашки круглые золотые, две чары золотые; блюдце золотое с жемчугом и каменьем, десять блюд серебряных, два чума золотых больших, два чумка золотых поменьше, коробочка золотая. Кроме того, Калита упоминает еще о золоте, которое он «придобыл», и о серебряных сосудах. Не забыта и верхняя одежда: кожух червленый жемчужный, кожух желтый объяринный с жемчугом, два кожуха с аламами и с жемчугом, коц великую с бармами, бугай соболий с наплечками, с жемчугом и каменьем, скорлатное портище, саженое с бармами, шапку золотую.
Но это Калита, это золотой век Московского княжества, это сбор налогов со всей Северо-Восточной Руси, это феноменальный талант финансиста и предпринимателя.
А вот описи имущества его потомков напоминают скорее казну атамана разбойничьей шайки.
Димитрий Донской оставил после себя одну икону, одну цепь, восемь поясов, бармы, шапку золотую, вотолу саженую, снасть золотую, наплечки, алам, два ковша золотых.
Это все. Хотите верьте, хотите нет.
У его детей не лучше.
Вот что наш Васенька получил от отца, Василия Первого: страсти большие, крест патриарха Филофея, икону Парамшина дела, цепь кресчатую, шапку золотую, бармы, три пояса, коробку сердоничную, ковш золотой князя Симеона Гордого, сосуд, окованный золотом, каменный сосуд, присланный в подарок от Витовта, кубок хрустальный, присланный в подарок от польского короля.
А Юрий Звенигородский оставил сыновьям всего лишь три иконы, окованные золотом, три пояса и блюдо большое двухколечное.
Сам же Васенька осчастливит детей следующим ассортиментом: пять крестов золотых: один из них Петра чудотворца, другой Парамшинский, третий патриарха Филофея; икону золотую и на изумруде, шапку, бармы, сердоликовую коробку и два пояса.
Наш историк Соловьев абсолютно верно замечает: «Мы видим, что движимое имущество великих князей московских вовсе не увеличивается после Калиты, напротив, уменьшается; бедность завещанных вещей особенно поражает нас в духовной Димитрия Донского, сына и внука его».
Что поделать, русские были бедным народом. Необходимость ежегодно выплачивать немалую дань татарам, помогать единоверцам (но об этом позже), плюс - периодические набеги, плюс - не менее периодические пожары, плюс - постоянные неурожаи. Все это привело к тому, что основным богатством были земли и люди, а вот сокровищами было небогато.
Согласитесь, при подобном «богатстве» золотой пояс «на чепех с камением» - более чем завидная «добыча», и страсти из-за него вполне могли разгореться ничуть не меньшие, чем сегодня случаются из-за оставленной бабушкой квартиры на «Соколе».
Ну да ладно, что сделано, то сделано. Так или иначе, пояс у мальцов отобрали, «и с того князь Василей и князь Дмитрей, раззлобивъшеся, побегоша с Москвы к отцу в Галич». К чести Юрия, на сей раз он не колебался ни секунды. Старый воин мог спустить собственное унижение, но оставлять безнаказанным позор, который приняли его любимые сыновья, он не собирался.
Юрий немедленно начинает собирать войска, и уже через несколько недель его дружина быстрым походным маршем двигалась к Москве.
_____________________________________________
Ну а пока Всеволожский нашептывал да внедрялся, подошло время свадьбы юного великого князя Московского Василия Васильевича.
Там-то и прорвался годами зревший волдырь.
Зимним воскресеньем, 8 февраля 1433 года Василий Московский играл свадьбу. Пир был богатый, туда съехались почти все окрестные князья и бояре. Был здесь и единственный брат невесты, юный серпуховской князь Василий Ярославович. Последний уцелевший представитель некогда многочисленного рода серпуховских князей, практически полностью выкошенного недавним «великим мором». Этот брак крепко привязывал обезлюдевшее серпуховское удельное княжество к Москве. Всего несколько месяцев назад этот юный серпуховско-боровский князь подписал со своим не менее юным тезкой «докончание» - договор, практически лишавший его удел самостоятельности.
Василий Ярославович, отныне "молодший брат" Василия Васильевича, обязывался быть с ним "заодин" и всегда "хотети" великому князю "добра". Серпуховские князья лишались права без ведома великого князя заключать «докончания» с кем бы то ни было, не могли иметь никаких самостоятельных отношений с Ордой ("...мне Орды не знати"), и обязались немедленно выступить в поход, случись война с каким-нибудь "недругом" великого князя. В общем, лоялен во всем и всегда, вплоть до обязательства, узнав что-либо "о вашем добре или о лисе от хрестыянина и от поганина", немедленно сообщать сюзерену "в правду, без примышленья".
Конечно же, отметить начало семейной жизни кузена собрались и двоюродные братья великого князя. Здесь были и «Андреевичи» - можайский князь Иван и верейско-белозерским Михаил. Прибыли даже взрослые Юрьевичи - Косой и Шемяка. Из близких родственников счастливого жениха отсутствовал только дядька Юрий, не пожелавший пить горькую за соперника, да оставшийся с папенькой юный Красный.
Гуляли по-русски - шумно и весело. Пир продолжался уже несколько часов, наиболее благоразумные из хмельных гостей начинали подумывать о том, чтобы вылезти из-за стола и откланяться, благодарно облобызав хозяев, как вдруг произошло одно из самых непонятных событий в нашей истории. Непонятных, но памятных - не случайно великий Карамзин назвал происходящее «странным случаем, который на долгое время остался памятным для Москвитян».
И впрямь, помнили о нем долго. Если вы бывали в Государственном Историческом музее после открытия новой постоянной экспозиции, то в одном из залов на втором этаже вы могли увидеть картину «Софья Витовтовна снимает пояс с Василия Косого». То же самое и в Русском музее в Петербурге, где услужливая табличка сообщит вам, что за полотно «Софья Витовтовна срывает с Василия Косого пояс Дмитрия Донского» художник Павел Чистяков получил в 1861 году Большую золотую медаль Академии искусств и право на стажировку в Италии. В XIX веке еще помнили, но вот среди наших современников уже сложно найти эрудита, который смог бы внятно объяснить - что же за событие послужило для художников источником вдохновения.
А произошло вот что. Для Шемяки с Косым эта свадьба была своего рода «первым балом Наташи Ростовой». Это был первый выход в свет, первое появление среди сильных мира сего не детьми сопливыми, а в качестве взрослых самостоятельных мужчин. Естественно, оба брата старались изо всех сил произвести самое лучшее впечатление. Особенно горд был Косой - незадолго до свадьбы будущий тесть подарил ему в счет приданного за нареченной невестой роскошный мужской пояс. Пояс был очень красив - золотой и украшенный драгоценными камнями ("на чепех с камением"). В этой обновке он и поехал на свадьбу.
Все шло хорошо, пока гости не поднабрались. Тогда и случился скандал. Один из старых бояр (по одним источникам - Петр Константинович Добрынский, по другим - родственник невесты Захарий Иванович Кошкин) вдруг поднял шум. Перегнувшись через стол, он, тыча пальцем в Косого, вдруг начал орать, что пояс на Косом - краденый! Мол, на самом деле, по справедливости, он должен принадлежать жениху, а к Юрьичу попал обманом.
Окаменевшие от ужаса и неожиданности братья попытались оправдаться. Косой сбивчиво объяснял, что пояс ему подарил будущий тесть, но его тут же перебили криком вроде «Да кто бы сомневался!». Недоумевающим гостям боярин громогласно объяснял, что пояс этот должен был получить Дмитрий Донской от своего тестя, князя Дмитрия Константиновича Суздальского, когда женился на его дочери Евдокии - ну, в качестве приданного. Но раньше на другой дочери князя женился сын московского градоначальника («тысяцкого»), Николай Вельяминов. Тот тоже получил в приданное пояс, но много хуже. И надо же такому случиться, что папашка Вельяминовский был распорядителем на свадьбе Донского. Увидел он среди приданного пояс красоты необыкновенной, и позавидовал. Помялся-помялся, да и подменил пояса - князю сунул сыночкин ширпотреб, а себе забрал роскошную вещь.
Дальше следовала долгая история в стиле «Авраам родил Исаака». Мол, поясу этому так и суждено было «ходить по дочкам». Николай Вельяминов, в свою очередь, тоже отдал пояс в приданное за дочкой, когда она выходила замуж за нашего знакомого, Ивана Всеволожского. Старый лис тоже передал пояс зятю - князю Андрею Радонежскому. Тот, как всем известно, помер давно, но вот дочку его, а свою внучку Всеволожский сосватал за Косого. Вот и отдал Ваське пояс - чтобы не нарушать традиции! Но на самом деле - наш это пояс, московский!
Все застыли в молчании, пялясь то на раскрасневшегося от крика боярина, то стоящих в центре пунцовых от стыда братьев. Косому с Шемякой происходящее, наверное, казалось кошмаром, которого просто не может быть. Это сон, надо просто проснуться, и все станет как прежде - хорошо и весело. Можно только себе представить, как эти два 15-16-летних пацана ждали этой свадьбы. Как считали дни в ожидании, когда они оба, в первый раз одни, без отца, придут на пир. Сядут за стол, такие уже взрослые и красивые, рядом с опытными бывалыми мужиками. Будут вести с соседями неспешные солидные разговоры, поднимать заздравные чаши, плясать. А все будут смотреть на них, таких молодых и сильных, и спрашивать : «А это что за два орла?». «А это Юрьевы старшие выросли» - будут отвечать осведомленные, а в ответ будут цокать языком - «Да, время летит… Вот только сопляками бесштанными бегали, а теперь гляди - богатыри!».
И тут их жизнь - костистым кулаком по сусалам! Вместо ожидаемого триумфа - несусветный, невообразимый, невозможный позор. Лучше бы их голыми в центре зала выставили - и то стыда меньше. Косой и непричастный, но не бросавший брата Шемяка просто окаменели от ужаса, лишь глаза метались - как у затравленных волчат.
Все еще можно было если не исправить, то поправить. Еще мог раздаться спасительный голос кого-нибудь из старых, авторитетных князей: «Да ладно тебе, Захарий, что разорался? Они-то здесь при чем? Что - пацан что ли пояс подменял? И вообще - нашел время разборки устраивать. Это свадьбы или что? Ну-ка, давайте лучше за молодых поднимем!».
Но все случилось по-другому. В звенящей тишине, которая наступила после того, как боярин наконец-то заткнулся, послышались шаги. Это была старая княгиня. «Литвинка бешенная» шла прямо к ним, шла, как всегда - с безукоризненно прямой, несмотря на годы, спиной, выпятив вперед острый подбородок и поджав тонкие губы.
Подойдя, она, не говоря ни слова, сняла с Косого пояс. Сняв, смерила племянника с головы до ног презрительным взглядом, так же молча выждала еще секунду, затем чеканно повернулась через плечо и в тишине пошла прочь. Все это время оба брата простояли как завороженные, не пошевелившись - будто заколдовал кто.
И лишь когда Софья Витовтовна уже подходила к своему месту за столом, кто-то, глядя на вытянувшиеся лица братьев, не выдержал, и хихикнул. И тук как будто плотину прорвало - через мгновение хохотал весь зал. Гулко ухали, как в бочку, здоровенные мужики, серебренными колокольчиками звенели юношеские голоса, глуховато хихикали старички.
И только теперь братья опомнились, и, глотая на бегу слезы, кинулись из зала… Прочь отсюда!
Случившееся на той памятной свадьбе, надо сказать, ввергало в недоумение еще современников. Поступок Софьи не выдерживает никаких объяснений. Начать войну (а в том, что подобное оскорбление просто невозможно оставить без ответа не сомневался никто), и из-за чего? Из-за пояса! Даже московские летописцы понимали, что имеют дело с явной нелепостью, почему и прибавляли: "Се же пишем того ради, понеже много зла с того ся почало". Нашлась, понимаешь, пропажа семидесятилетней давности.
Объяснения этому неадекватному поступку выдвигались самые разные. Во времена «легитимизации власти» московские «пиарщики» пошли на явный подлог. Стремясь хоть как-то оправдать действия московских правителей, они выдумали историю, что, мол, Косой с Шемякой на свадьбе оскорбили жениха, и лишь для того, чтобы поставить зарвавшихся хамов на место, с Косого и сняли пояс.
Версия эта не выдерживает никакой критики. Во-первых, она не подтверждается никакими источниками, поэтому о ней даже не упоминает ни один приличный историк. Да и просто рассудить логически - ну с чего бы стали задираться в высшем обществе два пацана, впервые туда попавшие? Тем не менее, как и любая историческая фальшивка, она оказалась невероятно живучей и время от времени всплывает в тех или иных текстах даже и в наши дни.
Хватает и других версий. Одни подозревают в случившемся провокацию Всеволожского, который, мол, вовсе не случайно вручил свой подарочек накануне свадьбы. Жаждущий мести боярин, дескать, решил подстегнуть события, для чего, зная московское боярство как свои пять пальцев, и подсунул юным Юрьевичам «казус белли». Не без основания полагая, что хоть кто-то из бояр пояс опознает.
Другие, напротив, видят руку Софьи Витовтовны, которая устала от затянувшейся неопределенности, и чувствуя приближение смерти, боялась, что ненаглядному Васеньке придется разбираться с этой миной замедленного действия в одиночку. Вот и «сыграла на обострение», чтобы решить уже проблему раз и навсегда.
Третьи говорят о том, что для многих азиатских народов (а мы тогда были стопроцентно азиатской страной) пояс является не просто предметом гардероба. Он имеет фактически сакральное значение, выступая эдаким символом мужской или семейной чести. Потому мол, украденный пояс надо было вернуть, невзирая ни на какие последствия.
Все эти версии имеют право на жизнь, и каждая их них вполне может оказаться правдой.
Но на мой личный взгляд, все было даже несколько проще. Во-первых, важную роль сыграл характер «дочери Витовта». Судя по всему, «бешенная литвинка» была очень резкой и импульсивной женщиной, склонной к неожиданным поступкам и поспешным решениям. Она всегда чувствовала себя одинокой при московском дворе, где ее не любили за «норов» и чужеземное происхождение. Она же платила всем высокомерным презрением, которое год от году только усиливалось. Наконец, к старости у людей характер частенько портится, а адекватность снижается, а Софья была вовсе не молода. Поэтому случившееся вполне могло быть просто непредсказуемой вспышкой ярости, ослепившей княгиню ненавистью к соперникам ее ненаглядного Васеньки.
Во-вторых, следует принять во внимание настроения при московском дворе. А их иначе чем «неадекватные» и «шапкозакидательские» не назовешь. Как мы вскоре убедимся, московские власти явно неверно оценивали ситуацию. Считая (и не без оснований) себя сильнейшим княжество в Северо-Восточной Руси, москвичи, особенно после того, как обеспечили себе поддержку Орды, преисполнились презрения ко всем возможным соперникам. Зарвались, короче говоря.
Ну и, третье, не стоит сбрасывать со счетов материальный фактор и простую человеческую алчность.
Правильно понять время, о котором идет речь, нам всегда мешает штука, именуемая «аберрацией восприятия». Правитель - значит правитель. Мы, вольно или невольно отожествляем тогдашних московских князей с царями, а то и императорами российскими. У которых, как известно, золотые павлины на каждом углу, которые малахитом полы стелят, а бриллианты безменом взвешивают.
Мы все время забываем, что тогдашний «великий князь Московский», несмотря на пышный титул управлял всего лишь несколькими районами сегодняшней Московской области с несравненно меньшим количеством населения. И доход получал с них же, а потому по степени богатства мало чем отличался от какого-нибудь сегодняшнего главы районной администрации.
Смею вас уверить, сундуки у князей от сокровищ не ломились. На наше счастье, мы располагаем полной описью богатств московских князей. С присущим им тщанием они перечисляли все, что оставляли детям, в своих «духовных» - завещаниях. Судите сами.
Самым богатым был, в полном соответствии с прозвищем, Иван Калита. Вот что он оставил после себя, перечислю полностью, без купюр:
Двенадцать цепей золотых, три пояса золотых, пояс большой с жемчугом и с каменьем, пояс золотой с капторгами, пояс сердоничный окован золотом, пояс золотой фряжский с жемчугом и каменьем, пояс золотой с крюком на червчатом шелку, пояс золотой царевский; две чаши золотые с жемчугом, два овкача золотых, две чашки круглые золотые, две чары золотые; блюдце золотое с жемчугом и каменьем, десять блюд серебряных, два чума золотых больших, два чумка золотых поменьше, коробочка золотая. Кроме того, Калита упоминает еще о золоте, которое он «придобыл», и о серебряных сосудах. Не забыта и верхняя одежда: кожух червленый жемчужный, кожух желтый объяринный с жемчугом, два кожуха с аламами и с жемчугом, коц великую с бармами, бугай соболий с наплечками, с жемчугом и каменьем, скорлатное портище, саженое с бармами, шапку золотую.
Но это Калита, это золотой век Московского княжества, это сбор налогов со всей Северо-Восточной Руси, это феноменальный талант финансиста и предпринимателя.
А вот описи имущества его потомков напоминают скорее казну атамана разбойничьей шайки.
Димитрий Донской оставил после себя одну икону, одну цепь, восемь поясов, бармы, шапку золотую, вотолу саженую, снасть золотую, наплечки, алам, два ковша золотых.
Это все. Хотите верьте, хотите нет.
У его детей не лучше.
Вот что наш Васенька получил от отца, Василия Первого: страсти большие, крест патриарха Филофея, икону Парамшина дела, цепь кресчатую, шапку золотую, бармы, три пояса, коробку сердоничную, ковш золотой князя Симеона Гордого, сосуд, окованный золотом, каменный сосуд, присланный в подарок от Витовта, кубок хрустальный, присланный в подарок от польского короля.
А Юрий Звенигородский оставил сыновьям всего лишь три иконы, окованные золотом, три пояса и блюдо большое двухколечное.
Сам же Васенька осчастливит детей следующим ассортиментом: пять крестов золотых: один из них Петра чудотворца, другой Парамшинский, третий патриарха Филофея; икону золотую и на изумруде, шапку, бармы, сердоликовую коробку и два пояса.
Наш историк Соловьев абсолютно верно замечает: «Мы видим, что движимое имущество великих князей московских вовсе не увеличивается после Калиты, напротив, уменьшается; бедность завещанных вещей особенно поражает нас в духовной Димитрия Донского, сына и внука его».
Что поделать, русские были бедным народом. Необходимость ежегодно выплачивать немалую дань татарам, помогать единоверцам (но об этом позже), плюс - периодические набеги, плюс - не менее периодические пожары, плюс - постоянные неурожаи. Все это привело к тому, что основным богатством были земли и люди, а вот сокровищами было небогато.
Согласитесь, при подобном «богатстве» золотой пояс «на чепех с камением» - более чем завидная «добыча», и страсти из-за него вполне могли разгореться ничуть не меньшие, чем сегодня случаются из-за оставленной бабушкой квартиры на «Соколе».
Ну да ладно, что сделано, то сделано. Так или иначе, пояс у мальцов отобрали, «и с того князь Василей и князь Дмитрей, раззлобивъшеся, побегоша с Москвы к отцу в Галич». К чести Юрия, на сей раз он не колебался ни секунды. Старый воин мог спустить собственное унижение, но оставлять безнаказанным позор, который приняли его любимые сыновья, он не собирался.
Юрий немедленно начинает собирать войска, и уже через несколько недель его дружина быстрым походным маршем двигалась к Москве.