(Кусок небольшой, но сюжетно законченный, лежил пока положить)
Предыдущие куски здесь:
Первый,
Второй,
Третий,
Четвертый,
Пятый,
Шестой,
Седьмой,
Восьмой,
Девятый,
Десятый,
Одиннадцатый,
Двенадцатый,
Тринадцатый,
Четырнадцатый,
Пятнадцатый,
Шестнадцатый.
А мы, попрощавшись с Витовтом Кейстутьевичем, возвращаемся назад, в Московское княжество, к нашим героям.
С тех пор, как мы расстались с Васенькой, его мамой Софьей, Юрием Звенигородским и другими участниками нашей драмы, многое изменилось. Васеньку, к примеру, вы бы просто не узнали: вместо десятилетнего мальчика мы видим пятнадцатилетнего юношу, по меркам того времени - практически взрослого человека.
Юрий все так же сидит в своем Галиче, счастливо избежав многолетнего мора, который не затронул ни самого звенигородского князя, ни его семью. Но не все были так счастливы - как я уже упоминал, эпидемия оспы изрядно проредила род властителей Твери, да и в Московском княжестве погуляла изрядно. Мор практически полностью выкосил многочисленный род серпуховских князей - остался лишь несовершеннолетний князь Василий Ярославич. Да и того, честно говоря, обидели - воспользовавшись малолетством, московская клика «обнесла» его при передаче наследства, изъяв в свою пользу Городец на Волге и Углич. Тем, кто недоумевает, откуда взялись еще какие-то «серпуховские князья», на всякий случай напомню, что в Московском княжестве, помимо великокняжеской семьи, проживало еще множество удельных княжат (в первую очередь ярославские и суздальские), чьи семьи когда-то гремели на всю Русь, а потом если не впали в ничтожество, то были близки к этому. Взять тех же ростовских князей, которые все половинили и половинили свои уделы и доигрались до поговорки «В Ростовской земле князь в каждом селе». Много в те времена было безденежных донов, много.
Не миновал мор и великокняжескую семью: 23 февраля 1428 года умер дядя нашего Васеньки Петр Дмитриевич Дмитровский. Из пяти братьев осталось трое - Юрий, Андрей и младший Константин.
Так как Петр умер бездетным, встал вопрос о наследстве. По обычаю, да и по завещанию Донского выморочный удел делился между родственниками, и Юрий имел все права претендовать на свою долю. Пришлось галицкому «почтимятежнику» после трех лет разрыва вновь вступить в отношения с родственниками. Да он, кажется, и сам был не против. Согласитесь, сложно было найти лучший повод для разрешения непонятной ситуация «признания - непризнания», которая тянулась уже несколько лет. В итоге Юрий все-таки подписывает договор, в котором признает племянника своим «старшим братом», расписавшись в собственной зависимости. Казалось бы, все, Смута утихла, так и не начавшись.
Ничуть не бывало.
Вопрос не решился, его только отложили. Признание не было безоговорочным. Юрий все-таки выторговал себе маленькую зацепку, дописав в конце договора, что князья должны жить в своих «уделах» по завещанию Дмитрия Донского. Такая формула докончания оставляла за ним возможность обратиться к высшей власти - ханскому суду. Но годы шли, а этим правом Юрий воспользовался не спешил.
Что же его останавливало? Догадаться несложно - Витовт. Обострять отношения с племянником при жизни его грозного деда мог только безумец. Иное дело - сейчас, после трагического завершения съезда в Троках.
Витовт, как мы помним, умер поздней осенью, 27 октября 1430 года. А уже зимой «князь Юрьи Дмитреевичь разверже мир с великим князем Васильем Васильевичем». Юрий разрывает договор 1428 года, и отправляет его обратно московскому князю вместе со складной грамотой и сообщением о том, что он едет в Орду - искать правду: «А сю грамоту князю великому прислал (со) складною вместе князь Юрьи, к орде ида».
Сейчас это называется «пойти на обострение». Юрий, бесспорно, очень устал от неопределенности, которая тянулась уже почти шесть лет - сыновья уже вырасти успели, а пресловутый воз и ныне там же, где стал памятной февральской ночью 1425 года. Нет уж, поедем к хану, а там - пан или пропал.
В этой поездке обе стороны ставили «ва-банк». Поэтому и готовились к ней долго и тщательно - выбирали подарки, потрошили казну «на бакшиш», реанимировали старые связи в Орде, искали новые выходы на нужный людей и т.п. Провозились всю зиму, весну и почти все лето. Москвичи успели первыми - Васенька, вернее не Васенька, а уже Василий II с москвичами отъехал в ставку хана 15 августа 1431 года.
И здесь постараемся хотя бы немного понять, что значила и для Юрия, и для Василия та поездка. Это не обыденное, в общем-то, путешествие в Литву к друзьям или к дедушке, вроде того, что Вася совершил совсем недавно. В Литве, при всех пограничных цапаньях и политических распрях все же свой, русский народ, среди которого масса родни, да и литовцы, собственно, тогда мало чем от московских жителей отличались.
Орда - это совсем иное. Дело, конечно, не в том, что путешествие дальнее - путь в Орду тогда занимал от одного до двух месяцев. Доехать-то доедешь, а вот когда вернешься? Восточный народ - неторопливый, и иногда русских князей, приехавших решать свои проблемы, держали в Орде годами. Часто - силой. Да что далеко ходить - брат Юрия и отец Васеньки, князь Василий Дмитриевич еще юношей просидел как-то в Орде почти три года, сидел бы и дольше, но подался в бега. Кстати, именно во время этого побега, когда он пробирался домой через Литву, Витовт и обручил князя со своей дочерью Софьей, той, что сейчас собирала своего ненаглядного сыночка в дальнюю дорогу.
Да что долго рассуждать - Орда это Орда. И этим все сказано. Другие люди, другие обычаи.
Другой мир.
Совсем другой, в основе своей. Степь, а не Лес. Кочевники, а не горожане. И поездка сынов Леса к детям Степи могла закончится чем угодно - на Руси еще не забыли судьбу Михаила и Александра Тверских.
К тому же Орда чем дальше, тем больше становилась для московитов таинственной и неизвестной землей. Давно минули те времена, когда их князья, тот же ушлый Калита, мотались туда через год, и жили там едва ли не дольше, чем дома. Теперь властители русских княжеств появлялись в Орде все реже и реже, тот же Василий I за 36 лет царствования был там всего лишь дважды. Русь и Орда отъезжали друг от друга - все дальше и дальше.
Мудрено ли, что провожать своего 15-летнего князя на ханское судилище вышла едва ли не вся Москва, а сам юный властитель, не сдержавшись, банально разревелся: «князь велики … слезы излиа»? Впрочем, отрок скоро успокоился «и поиде ко Орде того же дне, а обедав на своем лузе (лугу) противу Симонова (монастыря) под Перевесием, и поиде в путь свой».
Через три недели, 8 сентября вслед за ним двинулся в тот же путь и князь Юрий Звенигородский со своими людьми.
Последуем и мы за ними.