Московиты - 19
(Если, конечно, их кто-нибудь еще помнит. Мне стыдно)
Предыдущие куски здесь: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятый, Десятый, Одиннадцатый, Двенадцатый, Тринадцатый, Четырнадцатый, Пятнадцатый, Шестнадцатый, Семнадцатый, Восемнадцатый.
Перезимовав в Крыму, весной 1432 года Юрий Звенигородский вместе с Тягиней вернулись в ставку хана.
Сыну Дмитрия Донского предстояло пройти через ханский суд. Сыграть, наконец, решающую партию с племянником, сделать таки ставку, которую он откладывал много лет.
Ордынская столица встретила их нерадостно. Практически сразу обнаружилось, что надежды на успех практически не осталось.
Старый лис Всеволожский все время отсутствия князя вел активную разъяснительную работу среди знатных ордынцев. Гордым эмирам, всем этим айдарам, минбулатам и прочая он ясно и доходчиво объяснял то, что ныне именуется «геополитической расстановкой сил». Смотрите - втолковывал всесильный боярин - допустим, хан отдаст московский стол Юрию. Что мы тогда получаем? Слово звенигородского князя станет решающим в Северо-Восточной Руси. А теперь переведем взгляд на Русь юго-восточную, литовскую. И что мы там видим? А там мы видим унаследовавшего престол после Витовта князя Свидригайло. Который - на минуточку - не только ярый русофил, но и, позвольте напомнить, старый приятель и побратим Юрия, и, более того - его родственник. Звенигородский и литовский князья - свояки, оба были женаты на дочерях смоленского князя Ивана Святославича. И пусть овдовевший Свидригайло не так давно женился на дочери тверского князя Ивана Ивановича вторым браком - что это меняет? В такие годы старая дружба ржавеет редко.
А теперь, господа татарские князья, внимание - вопрос. Как вы думаете, как изменится положение вашего давнего соперника Тягини, ныне, слава богу, отсутствующего, после того, как он обзаведется двумя столь могущественными корешами? Не боитесь ли вы, почтенные, что этот тройственный альянс представителей трех великих держав региона так подомнет под себя всех, что даже пискнуть никто не успеет?
Эмиры мрачно кивали, делали нужные выводы, и при очередной встрече с ханом не забывали поделиться с ним кое-какими конфиденциальными соображениями.
Хан, впрочем, и сам был прислушиваться рад, не дурак, слава богу, а геополитические расклады разобрать несложно. Тягиня, конечно, не имел прав на престол, он был всего лишь племянником Тоштамыша. Но он реально владел Крымом, и собирался сделать крымским ханом малолетнего Хаджи-Гирея, сына Гиас-эддина, дабы править от его имени. А в Литве Свидригайло, в противовес Улу-Мухаммеду, поддерживал своего кандидата на ордынский престол - Сеид-Ахмата, внука Урус-хана. Кроме того, в это же время начал борьбу за власть ещё один сильный претендент на власть в Орде - Кичи-Мухаммед.
Вряд ли эта ситуация нравилась Улу-Мухаммеду. В таком положении в Москве ему - кровь из носа - нужен был свой человек, кто-то, на кого бы он мог при случае опереться. А Юрий в этой роли смотрелся из рук вон плохо - слишком уж тесно он был связан и с Тягиней, и со Свидригайло. По сути, вердикт князя по поводу затеянной Юрием тяжбы был предрешен изначально.
Более того - нашептывания льстивых доброхотов, наложившись на собственные тягостные раздумья довели Улу-Мухаммеда едва не до истерики. Вернувшиеся Тягиня и Юрий узнали, что ситуация гораздо хуже, чем им представлялось даже в самых пессимистичных прогнозах. Как шепнул им оставшийся в ставке тягинин «братанич», постельник Уссин, первое же слово Тягини в поддержку Юрия станет ему смертным приговором. Накрученный эмирами Улу-Мухаммед, оказывается, давно предупредил: «Аще что речет Тягиня за князя Юрья о великом княжении, то убити его повелеваю».
Юрий лишился последнего козыря.
Все, что ему оставалось - напирать на юридическую обоснованность своих прав на престол, которая и впрямь была почти неоспорима. Это он и сделал.
Даже летописец отмечает, что дискуссия на суде была жаркой - «многа пря бысть межи их» (слово «пря», от которого и пошли «прения сторон», переводить, думаю, не надо?). Сначала о своих претензиях заявил Васенька, ищущий престола «по отечьству и по дедству», то есть напирая на то, что отец его сидел на этом престоле, дед его сидел на этом престоле - так стоит ли нарушать традицию? Затем слово предоставили Юрию. Тот прочел татарам небольшую лекцию о средневековом русском наследственном праве, постоянно ссылаясь на «летописцы старыми, спискы и духовною отца своего великого князя Дмитрея».
Вслед за Юрием слова попросил хитрый боярин Всеволожский. Да, в этом человеке определенно умер великий адвокат. Родись он в другое время - Плевако бы желчью изошел, завидуя успехам конкурента. Боярин не стал забивать головы судей зевотными ссылками да параграфами, а сразу же перевел вопрос в другую плоскость. Вышел, и сказал примерно следующее.
Смотри, великий хан, вот перед тобой двое. Один просит, другой требует. Он хочет великого княжения, приволок с собой какие-то пожелтевшие бумажки, и чего-то домогается «по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему жалованью волного царя». А ведь ты, великий хана, «волен в своем улусе, кого восхощеш жаловати на твоей воле...». Так кто ты - великий царь или юрисконсульт? Неужели что-то изменилось и больше не твоя воля дарует подданным твоим милости, а, напротив, ты вынужден подчиняться каким-то распоряжениям давно умерших людей, которые к тому же много ниже тебя по происхождению?
Мы же ищем не княжества великого, а «твоего улуса, по твоему цареву жалованью и по твоим девтерем и ярлыком». К тому же Василий уже сидит на престоле («на твоем жалованье»), исправно неся службу «тебе, своему государю, волному царю», о чем «самому тебе ведомо». Если он шесть лет княжит и не свергнут тобою, следовательно, княжит по твоей же милости.
Смотри сам - ты хан, мы твои подданные. Нам, ничтожным, теперь остается только склониться перед твоим решением, каким бы оно не было.
Это был нокаут. Удар, после которого не встают.
Хан и так не жаловал Юрия, а после триумфальной речи Ивана Дмитриевича просто пришел в ярость. Решение было категоричным - московский стол безо всяких условий отходит Васеньке, а кляузник Юрий, посмевший обеспокоить хана своими глупыми претензиями, должен публично продемонстрировать полную покорность своему племяннику, великому князю Московскому.
Для этого, в знак вассальной преданности, Юрий поведет под уздцы коня, на котором будет восседать великий князь Василий Васильевич.
Услышав приговор, все похолодели. Для тех времен это было невиданное унижение - шестидесятилетний старик, уважаемый князь, почитаемый воин будет как холоп вести коня под мальчишкой, молокососом, да к тому же - своим племянником. Если Юрий пойдет на это - он будет растоптан в глазах всех, кто его знал. Если откажется - поплатится головой за неисполнение ханской воли.
На счастье звенигородского князя, ханскому решению ужаснулся даже триумфатор Васенька. Он кинулся к «царю ордынскому» и начал упрашивать его не позорить старика, «не захотя дядю своего обесчестити». Хан, уступив просьбам, отменил свое решение, но это мало что меняло - Юрия Звенигородского просто не стали добивать.
Казалось - судьба старого князя решена окончательно и бесповоротно. Но судьба ветрена как всякая женщина, и переменчивость ее непредсказуема.
В чем наши герои скоро и убедились.
Предыдущие куски здесь: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятый, Десятый, Одиннадцатый, Двенадцатый, Тринадцатый, Четырнадцатый, Пятнадцатый, Шестнадцатый, Семнадцатый, Восемнадцатый.
Перезимовав в Крыму, весной 1432 года Юрий Звенигородский вместе с Тягиней вернулись в ставку хана.
Сыну Дмитрия Донского предстояло пройти через ханский суд. Сыграть, наконец, решающую партию с племянником, сделать таки ставку, которую он откладывал много лет.
Ордынская столица встретила их нерадостно. Практически сразу обнаружилось, что надежды на успех практически не осталось.
Старый лис Всеволожский все время отсутствия князя вел активную разъяснительную работу среди знатных ордынцев. Гордым эмирам, всем этим айдарам, минбулатам и прочая он ясно и доходчиво объяснял то, что ныне именуется «геополитической расстановкой сил». Смотрите - втолковывал всесильный боярин - допустим, хан отдаст московский стол Юрию. Что мы тогда получаем? Слово звенигородского князя станет решающим в Северо-Восточной Руси. А теперь переведем взгляд на Русь юго-восточную, литовскую. И что мы там видим? А там мы видим унаследовавшего престол после Витовта князя Свидригайло. Который - на минуточку - не только ярый русофил, но и, позвольте напомнить, старый приятель и побратим Юрия, и, более того - его родственник. Звенигородский и литовский князья - свояки, оба были женаты на дочерях смоленского князя Ивана Святославича. И пусть овдовевший Свидригайло не так давно женился на дочери тверского князя Ивана Ивановича вторым браком - что это меняет? В такие годы старая дружба ржавеет редко.
А теперь, господа татарские князья, внимание - вопрос. Как вы думаете, как изменится положение вашего давнего соперника Тягини, ныне, слава богу, отсутствующего, после того, как он обзаведется двумя столь могущественными корешами? Не боитесь ли вы, почтенные, что этот тройственный альянс представителей трех великих держав региона так подомнет под себя всех, что даже пискнуть никто не успеет?
Эмиры мрачно кивали, делали нужные выводы, и при очередной встрече с ханом не забывали поделиться с ним кое-какими конфиденциальными соображениями.
Хан, впрочем, и сам был прислушиваться рад, не дурак, слава богу, а геополитические расклады разобрать несложно. Тягиня, конечно, не имел прав на престол, он был всего лишь племянником Тоштамыша. Но он реально владел Крымом, и собирался сделать крымским ханом малолетнего Хаджи-Гирея, сына Гиас-эддина, дабы править от его имени. А в Литве Свидригайло, в противовес Улу-Мухаммеду, поддерживал своего кандидата на ордынский престол - Сеид-Ахмата, внука Урус-хана. Кроме того, в это же время начал борьбу за власть ещё один сильный претендент на власть в Орде - Кичи-Мухаммед.
Вряд ли эта ситуация нравилась Улу-Мухаммеду. В таком положении в Москве ему - кровь из носа - нужен был свой человек, кто-то, на кого бы он мог при случае опереться. А Юрий в этой роли смотрелся из рук вон плохо - слишком уж тесно он был связан и с Тягиней, и со Свидригайло. По сути, вердикт князя по поводу затеянной Юрием тяжбы был предрешен изначально.
Более того - нашептывания льстивых доброхотов, наложившись на собственные тягостные раздумья довели Улу-Мухаммеда едва не до истерики. Вернувшиеся Тягиня и Юрий узнали, что ситуация гораздо хуже, чем им представлялось даже в самых пессимистичных прогнозах. Как шепнул им оставшийся в ставке тягинин «братанич», постельник Уссин, первое же слово Тягини в поддержку Юрия станет ему смертным приговором. Накрученный эмирами Улу-Мухаммед, оказывается, давно предупредил: «Аще что речет Тягиня за князя Юрья о великом княжении, то убити его повелеваю».
Юрий лишился последнего козыря.
Все, что ему оставалось - напирать на юридическую обоснованность своих прав на престол, которая и впрямь была почти неоспорима. Это он и сделал.
Даже летописец отмечает, что дискуссия на суде была жаркой - «многа пря бысть межи их» (слово «пря», от которого и пошли «прения сторон», переводить, думаю, не надо?). Сначала о своих претензиях заявил Васенька, ищущий престола «по отечьству и по дедству», то есть напирая на то, что отец его сидел на этом престоле, дед его сидел на этом престоле - так стоит ли нарушать традицию? Затем слово предоставили Юрию. Тот прочел татарам небольшую лекцию о средневековом русском наследственном праве, постоянно ссылаясь на «летописцы старыми, спискы и духовною отца своего великого князя Дмитрея».
Вслед за Юрием слова попросил хитрый боярин Всеволожский. Да, в этом человеке определенно умер великий адвокат. Родись он в другое время - Плевако бы желчью изошел, завидуя успехам конкурента. Боярин не стал забивать головы судей зевотными ссылками да параграфами, а сразу же перевел вопрос в другую плоскость. Вышел, и сказал примерно следующее.
Смотри, великий хан, вот перед тобой двое. Один просит, другой требует. Он хочет великого княжения, приволок с собой какие-то пожелтевшие бумажки, и чего-то домогается «по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему жалованью волного царя». А ведь ты, великий хана, «волен в своем улусе, кого восхощеш жаловати на твоей воле...». Так кто ты - великий царь или юрисконсульт? Неужели что-то изменилось и больше не твоя воля дарует подданным твоим милости, а, напротив, ты вынужден подчиняться каким-то распоряжениям давно умерших людей, которые к тому же много ниже тебя по происхождению?
Мы же ищем не княжества великого, а «твоего улуса, по твоему цареву жалованью и по твоим девтерем и ярлыком». К тому же Василий уже сидит на престоле («на твоем жалованье»), исправно неся службу «тебе, своему государю, волному царю», о чем «самому тебе ведомо». Если он шесть лет княжит и не свергнут тобою, следовательно, княжит по твоей же милости.
Смотри сам - ты хан, мы твои подданные. Нам, ничтожным, теперь остается только склониться перед твоим решением, каким бы оно не было.
Это был нокаут. Удар, после которого не встают.
Хан и так не жаловал Юрия, а после триумфальной речи Ивана Дмитриевича просто пришел в ярость. Решение было категоричным - московский стол безо всяких условий отходит Васеньке, а кляузник Юрий, посмевший обеспокоить хана своими глупыми претензиями, должен публично продемонстрировать полную покорность своему племяннику, великому князю Московскому.
Для этого, в знак вассальной преданности, Юрий поведет под уздцы коня, на котором будет восседать великий князь Василий Васильевич.
Услышав приговор, все похолодели. Для тех времен это было невиданное унижение - шестидесятилетний старик, уважаемый князь, почитаемый воин будет как холоп вести коня под мальчишкой, молокососом, да к тому же - своим племянником. Если Юрий пойдет на это - он будет растоптан в глазах всех, кто его знал. Если откажется - поплатится головой за неисполнение ханской воли.
На счастье звенигородского князя, ханскому решению ужаснулся даже триумфатор Васенька. Он кинулся к «царю ордынскому» и начал упрашивать его не позорить старика, «не захотя дядю своего обесчестити». Хан, уступив просьбам, отменил свое решение, но это мало что меняло - Юрия Звенигородского просто не стали добивать.
Казалось - судьба старого князя решена окончательно и бесповоротно. Но судьба ветрена как всякая женщина, и переменчивость ее непредсказуема.
В чем наши герои скоро и убедились.