Московиты-20
Предыдущие куски здесь: Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятый, Десятый, Одиннадцатый, Двенадцатый, Тринадцатый, Четырнадцатый, Пятнадцатый, Шестнадцатый, Семнадцатый, Восемнадцатый, Девятнадцатый.
_________________________________________
В чем наши герои скоро и убедились.
Боюсь, здесь мне придется немного отвлечься, и порассуждать немного о предмете довольно скучном - об источниковедении. Не пугайтесь страшного названия, все не так фатально.
Любая эпоха оставляет свои свидетельства. Неважно, вещи это, документы, или песни. Все, что угодно - от каменных ножей до годового балансового отчета ООО «Карусель». Главное, чтобы это было произведенно именно в тот период, который мы изучаем. Тогда это наследие называется историческими источниками. В какие-то времена таких свидетельств невообразимо много, в другие - непозволительно мало.
Так вот, эпоха, о которой наш рассказ - очень бедная на источники. От нее почти ничего не осталось. Скоро, буквально через несколько десятилетий, когда начнет править сын нашего Васеньки, количество источников начнет увеличиваться лавинообразно, возрастет в разы. Но пока - полная нищета. Европейцы о нас не писали потому, что во времена татарской Руси мы жили как бы за «железным занавесом», к нам никто не совался - не было дураков лезть во владения далекой, варварской и страшной империи чингизидов и будить лихо, пока оно тихо. Мы к ним тоже не ходили, потому как сидели за этим занавесом смирно, никуда не высовываясь. Вели себя настолько тихо, что некоторые соседи просто забыли о нашем существовании. Азиатские соседи, все эти персы, жили от нас далековато, да и дела им до нас не было. А хозяева, татары, не только про нас, но и про себя ничего не писали.
Вот в итоге и осталось всего ничего - только наши же свидетельства о самих себе. Проще говоря - летописи. Если вы думаете, что летописи - это такие многословные толстые фолианты альбомного размера, какими их обычно показывают в кино, то ошибаетесь. Уж кем-кем, а словоохотливыми говорунами наши предки не были. Все происходящее они описывали предельно лаконично, дорогой пергамент экономили и выжимали из себя каждое слово.. Отмечали только самые важнейшие (причем - на их взгляд важнейшие!) события, да и о тех рассказывали двумя-тремя фразами.
В общем, на ведущих сегодняшних информационных программ, которые сделают выпуск новостей с несколькими сюжетами, даже если весь мир за сутки не ударит палец о палец, не походили совершенно. Если ничего экстраординарного не было, летописцы невозмутимо писали что-нибудь вроде «В лето 6750 не бысть ничтоже» (не было ничего) - и этим ограничивались. В итоге - ВСЕ русские летописи, за ВСЕ времена, в печатном виде помещаются на одной книжной полке.
Но вот как раз с тем самым ханским судом ситуация обратная. Он расписан на удивление подробно, во всех красках. Настолько подробно, что практически нет сомнений - этот рассказ писался со слов непосредственного участника событий. А если учесть, что в центре внимания всех московских летописей оказались блестящие дипломатические способности боярина Всеволожского - становится вполне понятно, что же за участник это надиктовывал.
До приговора, вынесенного Улу-Мухаммедом, никаких разночтений нет - дело, похоже, и впрямь происходило именно так. А вот после ханского вердикта - начинаются непонятки. По официальной московской версии Улу-Мухаммед, растроганный заступничеством Васеньки за дядю, дал проигравшему тяжбу старику в утешение город Дмитров, да и отправил потерявшего теперь уже все законные права на великокняжеский стол Юрия восвояси. Но кое-что мешает поверить в эту версию.
Во-первых, этому не благоволит репутация боярина Всеволожского. Потому как хитрый боярин имеет несколько сомнительных достижений. А именно - он, и никто другой, является первым известным нам историческим деятелем в родном Отечестве, активно использовавшим исторические хроники в целях личного самопиара. Малость поправляя при этом историю, само собой.
Помните, как вся страна смеялась, когда в мемуарах маршала Жукова «Воспоминания и размышления» появился анекдотический эпизод о то, что, находясь в 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел «посоветоваться» с начальником политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не было, «он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои»? Меж тем поистине - ничего не ново под луной, только благоволившие герои. Сегодня - Жуков, тогда - Донской.
Незадолго до поездки наших героев в Орду книжники Троице-Сергиева монастыря составили знаменитое «Сказание о Мамаевом побоище». Где, помимо всего прочего, очень восхваляются два «князя» - Дмитрий и Владимир Всеволожские. Якобы сам Дмитрий Донской любил их всем сердцем, ценил выше всех, настолько, что вверил им свой передовой полк, и они храбро атаковали татар в начале Куликовской битвы. Все бы хорошо, да вот только героизм Всеволожских не подтверждается никакими другими источниками. Да и «князем» отец нашего Ивана Дмитриевича, боярин Дмитрий Всеволожский не был никогда.
Недоумение легко разрешается, если вспомнить, что Троице-Сергиев монастырь располагался в уделе князя Андрея Радонежского. А после смерти этого князя управлял уделом кто? Абсолютно верно. Не кто иной, как Иван Дмитриевич Всеволожский, приходившийся покойному тестем. Это - во-первых.
А во-вторых, панегирик о выдающихся дипломатических способностях боярина подарившего Василию великокняжеский стол, смотрится конечно убедительно. В московских летописях. А убедителен он именно потому, что представляет собой худшую и опаснейшую разновидность лжи - полуправду.
Все эти рассказы о ханском суде очень интересны и почти наверняка - правдивы. А вот концовку московские источники почему-то бездарно скомкали, невнятно пробормотав что-то вроде - «в общем, все закончилось хорошо, все ушли довольными». Что странно само по себе - Васенька проявил благородство, простил негодяя, да еще и попросил за него перед ханом, отдал милостивый хан Юрию в утешение Дмитров - да это же истинный триумф Василия Второго и Всеволожского! Почему бы и не расписать звездный час делегации подробно?
В таких случаях историки делают примерно то же самое, что и следователи. Если кто-то путается в показаниях, их истинность проверяют свидетельствами других лиц. Поэтому обратимся к летописям, написанным не в московском княжестве. И что мы видим?
В Ростове о результатах поездки несут какую-то ерунду - мол, ордынский царь придал князю Юрию Дмитриевичу к Галичу еще Звенигород, Рузу и Вышгород, хотя всеми этими городами Юрий и так владел задолго до поездки. Показания северян более понятны и согласованы. Псковский летописец: Василий II с дядей и все бояре с ними выехали из Орды "добры и здравы, а княжений не взят ни един". С ним солидарен и его новгородский коллега - по Новгородской летописи «выидоша князи рустин из Орды без великаго княжения».
Стоп! Как никому не дали? А ханская воля?
Что же произошло с этим, казалось бы, раз и навсегда решенным делом? Дело в том, что практически сразу после шумного суда в ставку Улу-Мухаммеда прискакал гонец с нерадостной вестью - на ордынского хана идет войско под предводительством другого претендента на престол - Кичи-Мухаммеда.
А степень готовности и моральное состояние ордынских войск, увы, оставляли желать лучшего. Потому как Юрий вовсе не стал плакать от счастья после того, как его освободили от позора. Как свидетельствует автор Медоварцевского летописца, старик начал «бить челом» ордынским князьям (прежде всего, естественно, Тягине) - мол, царь его «седину старую» обесчестил, ибо «великое княжение дал младенцу».
Тягиня же, узнав о результатах суда, очень обиделся за старого друга. Всерьез. Настолько, что даже собрался поискать себе другого сюзерена, откочевать со своими людьми к другому властителю - «хотел... отъехати». А для Улу-Мухаммеда остаться в такой ситуации без многочисленных полков одного из сильнейших своих эмиров означало верное поражение.
Приоритеты хана очень быстро поменялись. Обещание прикончить Тягиню, если тот начнет просить за Юрия, мгновенно забылось, и недавно грозный хан всеми силами пытался исправить ситуацию. Именно тогда царь и передал Юрию в единоличное владение удел умершего брата Петра - Дмитров, который вообще-то по закону должен был быть разделен между оставшимися братьями и их наследниками. Всеволожский попытался возражать «Дмитров изначала великого княжениа улус, и мне, холопу великого князя, зде того не мощно от великого княжениа Дмитров отдати» - но его быстро заткнули. Не вякай, ради бога, не в твою пользу расклад, сейчас Тягиня в фаворе. Не слышал что ли - Кичи-Мухаммед идет!
(Кстати, на всякий случай поясню, что Улу-Мухаммед и Кичи-Мухаммед - не имена, а, скорее, прозвища. На самом деле ханы были тезками, и для того, чтобы отличать, им и дали клички Улу- (Улуг) и Кичи- (Кичик) - в дословном переводе «Большой» и «Маленький»).
На море существует команда «Поворот все вдруг». Именно так и случилось. Недавно униженный Юрий уезжал из Орды обласканный ханом, который, похоже, намекнул старику, что и вопрос великого княжения еще не закрыт. Именно этой непонятной неопределенностью и объясняется недоумение псковских и новгородских летописцев.
Вскоре, впрочем, хан определился - через три с половиной месяца на Русь прибыл ордынский посол царевич Мансырь Улан, который торжественно посадил на великое княжение Васеньку. После этого ситуация наконец прояснилась окончательно, и в новгородских летописях появилась новая запись о том, что Улу-Мухаммед дал великое княжение Василию.
Почему именно Василию? Скорее всего, вопрос решили деньги. Накануне войны «Большой Мухаммед» наверняка нуждался в деньгах, а уж московское боярство всяко было зажиточнее галицкого. За поставление на стол Василия Васильевича стоявшее за юным князем московское боярство во главе с Всеволожским выплатило татарам годовой налог в удвоенном размере, да еще сверху накинули. Причем не только за самих себя, но и за «отказника» Юрия Звенигородского. Как свидетельствовал сам Юрий в княжеском договоре 1433 г., великий князь «платил в Орде за мою отчину за Звенигород и за Галич два выхода и с распанами (надбавками)».
Вот так вот - позорной суетой и откровенным мздоимством и закончился этот «справедливый царский суд».
На мой взгляд, этот незначительный в общем-то эпизод отозвался в нашей истории последствиями, которые без преувеличения можно назвать судьбоносными. Настолько серьезными, что для описания мне понадобится отдельная глава.
_________________________________________
В чем наши герои скоро и убедились.
Боюсь, здесь мне придется немного отвлечься, и порассуждать немного о предмете довольно скучном - об источниковедении. Не пугайтесь страшного названия, все не так фатально.
Любая эпоха оставляет свои свидетельства. Неважно, вещи это, документы, или песни. Все, что угодно - от каменных ножей до годового балансового отчета ООО «Карусель». Главное, чтобы это было произведенно именно в тот период, который мы изучаем. Тогда это наследие называется историческими источниками. В какие-то времена таких свидетельств невообразимо много, в другие - непозволительно мало.
Так вот, эпоха, о которой наш рассказ - очень бедная на источники. От нее почти ничего не осталось. Скоро, буквально через несколько десятилетий, когда начнет править сын нашего Васеньки, количество источников начнет увеличиваться лавинообразно, возрастет в разы. Но пока - полная нищета. Европейцы о нас не писали потому, что во времена татарской Руси мы жили как бы за «железным занавесом», к нам никто не совался - не было дураков лезть во владения далекой, варварской и страшной империи чингизидов и будить лихо, пока оно тихо. Мы к ним тоже не ходили, потому как сидели за этим занавесом смирно, никуда не высовываясь. Вели себя настолько тихо, что некоторые соседи просто забыли о нашем существовании. Азиатские соседи, все эти персы, жили от нас далековато, да и дела им до нас не было. А хозяева, татары, не только про нас, но и про себя ничего не писали.
Вот в итоге и осталось всего ничего - только наши же свидетельства о самих себе. Проще говоря - летописи. Если вы думаете, что летописи - это такие многословные толстые фолианты альбомного размера, какими их обычно показывают в кино, то ошибаетесь. Уж кем-кем, а словоохотливыми говорунами наши предки не были. Все происходящее они описывали предельно лаконично, дорогой пергамент экономили и выжимали из себя каждое слово.. Отмечали только самые важнейшие (причем - на их взгляд важнейшие!) события, да и о тех рассказывали двумя-тремя фразами.
В общем, на ведущих сегодняшних информационных программ, которые сделают выпуск новостей с несколькими сюжетами, даже если весь мир за сутки не ударит палец о палец, не походили совершенно. Если ничего экстраординарного не было, летописцы невозмутимо писали что-нибудь вроде «В лето 6750 не бысть ничтоже» (не было ничего) - и этим ограничивались. В итоге - ВСЕ русские летописи, за ВСЕ времена, в печатном виде помещаются на одной книжной полке.
Но вот как раз с тем самым ханским судом ситуация обратная. Он расписан на удивление подробно, во всех красках. Настолько подробно, что практически нет сомнений - этот рассказ писался со слов непосредственного участника событий. А если учесть, что в центре внимания всех московских летописей оказались блестящие дипломатические способности боярина Всеволожского - становится вполне понятно, что же за участник это надиктовывал.
До приговора, вынесенного Улу-Мухаммедом, никаких разночтений нет - дело, похоже, и впрямь происходило именно так. А вот после ханского вердикта - начинаются непонятки. По официальной московской версии Улу-Мухаммед, растроганный заступничеством Васеньки за дядю, дал проигравшему тяжбу старику в утешение город Дмитров, да и отправил потерявшего теперь уже все законные права на великокняжеский стол Юрия восвояси. Но кое-что мешает поверить в эту версию.
Во-первых, этому не благоволит репутация боярина Всеволожского. Потому как хитрый боярин имеет несколько сомнительных достижений. А именно - он, и никто другой, является первым известным нам историческим деятелем в родном Отечестве, активно использовавшим исторические хроники в целях личного самопиара. Малость поправляя при этом историю, само собой.
Помните, как вся страна смеялась, когда в мемуарах маршала Жукова «Воспоминания и размышления» появился анекдотический эпизод о то, что, находясь в 18-й армии генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел «посоветоваться» с начальником политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не было, «он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои»? Меж тем поистине - ничего не ново под луной, только благоволившие герои. Сегодня - Жуков, тогда - Донской.
Незадолго до поездки наших героев в Орду книжники Троице-Сергиева монастыря составили знаменитое «Сказание о Мамаевом побоище». Где, помимо всего прочего, очень восхваляются два «князя» - Дмитрий и Владимир Всеволожские. Якобы сам Дмитрий Донской любил их всем сердцем, ценил выше всех, настолько, что вверил им свой передовой полк, и они храбро атаковали татар в начале Куликовской битвы. Все бы хорошо, да вот только героизм Всеволожских не подтверждается никакими другими источниками. Да и «князем» отец нашего Ивана Дмитриевича, боярин Дмитрий Всеволожский не был никогда.
Недоумение легко разрешается, если вспомнить, что Троице-Сергиев монастырь располагался в уделе князя Андрея Радонежского. А после смерти этого князя управлял уделом кто? Абсолютно верно. Не кто иной, как Иван Дмитриевич Всеволожский, приходившийся покойному тестем. Это - во-первых.
А во-вторых, панегирик о выдающихся дипломатических способностях боярина подарившего Василию великокняжеский стол, смотрится конечно убедительно. В московских летописях. А убедителен он именно потому, что представляет собой худшую и опаснейшую разновидность лжи - полуправду.
Все эти рассказы о ханском суде очень интересны и почти наверняка - правдивы. А вот концовку московские источники почему-то бездарно скомкали, невнятно пробормотав что-то вроде - «в общем, все закончилось хорошо, все ушли довольными». Что странно само по себе - Васенька проявил благородство, простил негодяя, да еще и попросил за него перед ханом, отдал милостивый хан Юрию в утешение Дмитров - да это же истинный триумф Василия Второго и Всеволожского! Почему бы и не расписать звездный час делегации подробно?
В таких случаях историки делают примерно то же самое, что и следователи. Если кто-то путается в показаниях, их истинность проверяют свидетельствами других лиц. Поэтому обратимся к летописям, написанным не в московском княжестве. И что мы видим?
В Ростове о результатах поездки несут какую-то ерунду - мол, ордынский царь придал князю Юрию Дмитриевичу к Галичу еще Звенигород, Рузу и Вышгород, хотя всеми этими городами Юрий и так владел задолго до поездки. Показания северян более понятны и согласованы. Псковский летописец: Василий II с дядей и все бояре с ними выехали из Орды "добры и здравы, а княжений не взят ни един". С ним солидарен и его новгородский коллега - по Новгородской летописи «выидоша князи рустин из Орды без великаго княжения».
Стоп! Как никому не дали? А ханская воля?
Что же произошло с этим, казалось бы, раз и навсегда решенным делом? Дело в том, что практически сразу после шумного суда в ставку Улу-Мухаммеда прискакал гонец с нерадостной вестью - на ордынского хана идет войско под предводительством другого претендента на престол - Кичи-Мухаммеда.
А степень готовности и моральное состояние ордынских войск, увы, оставляли желать лучшего. Потому как Юрий вовсе не стал плакать от счастья после того, как его освободили от позора. Как свидетельствует автор Медоварцевского летописца, старик начал «бить челом» ордынским князьям (прежде всего, естественно, Тягине) - мол, царь его «седину старую» обесчестил, ибо «великое княжение дал младенцу».
Тягиня же, узнав о результатах суда, очень обиделся за старого друга. Всерьез. Настолько, что даже собрался поискать себе другого сюзерена, откочевать со своими людьми к другому властителю - «хотел... отъехати». А для Улу-Мухаммеда остаться в такой ситуации без многочисленных полков одного из сильнейших своих эмиров означало верное поражение.
Приоритеты хана очень быстро поменялись. Обещание прикончить Тягиню, если тот начнет просить за Юрия, мгновенно забылось, и недавно грозный хан всеми силами пытался исправить ситуацию. Именно тогда царь и передал Юрию в единоличное владение удел умершего брата Петра - Дмитров, который вообще-то по закону должен был быть разделен между оставшимися братьями и их наследниками. Всеволожский попытался возражать «Дмитров изначала великого княжениа улус, и мне, холопу великого князя, зде того не мощно от великого княжениа Дмитров отдати» - но его быстро заткнули. Не вякай, ради бога, не в твою пользу расклад, сейчас Тягиня в фаворе. Не слышал что ли - Кичи-Мухаммед идет!
(Кстати, на всякий случай поясню, что Улу-Мухаммед и Кичи-Мухаммед - не имена, а, скорее, прозвища. На самом деле ханы были тезками, и для того, чтобы отличать, им и дали клички Улу- (Улуг) и Кичи- (Кичик) - в дословном переводе «Большой» и «Маленький»).
На море существует команда «Поворот все вдруг». Именно так и случилось. Недавно униженный Юрий уезжал из Орды обласканный ханом, который, похоже, намекнул старику, что и вопрос великого княжения еще не закрыт. Именно этой непонятной неопределенностью и объясняется недоумение псковских и новгородских летописцев.
Вскоре, впрочем, хан определился - через три с половиной месяца на Русь прибыл ордынский посол царевич Мансырь Улан, который торжественно посадил на великое княжение Васеньку. После этого ситуация наконец прояснилась окончательно, и в новгородских летописях появилась новая запись о том, что Улу-Мухаммед дал великое княжение Василию.
Почему именно Василию? Скорее всего, вопрос решили деньги. Накануне войны «Большой Мухаммед» наверняка нуждался в деньгах, а уж московское боярство всяко было зажиточнее галицкого. За поставление на стол Василия Васильевича стоявшее за юным князем московское боярство во главе с Всеволожским выплатило татарам годовой налог в удвоенном размере, да еще сверху накинули. Причем не только за самих себя, но и за «отказника» Юрия Звенигородского. Как свидетельствовал сам Юрий в княжеском договоре 1433 г., великий князь «платил в Орде за мою отчину за Звенигород и за Галич два выхода и с распанами (надбавками)».
Вот так вот - позорной суетой и откровенным мздоимством и закончился этот «справедливый царский суд».
На мой взгляд, этот незначительный в общем-то эпизод отозвался в нашей истории последствиями, которые без преувеличения можно назвать судьбоносными. Настолько серьезными, что для описания мне понадобится отдельная глава.