Из Рассказов Облачной страны: Точечки (7)
(Начало: 1, 2, 3, 4, 5, 6)
18. Кику-Златоцвет, божья дева из святилища на Литейной горе
Что старца не было всю ночь - это дело обычное. Но вот что вернулся он ни свет ни заря, я сама спала ещё - это странно. Смотрю не него - сразу видно: что-то там в Столице не так пошло. Что именно - спрашивать бесполезно.
- Тут всё по прежнему, я вижу. Вещаний не было.
Не спрашивает, а сам видит. Ну да, не было. Грузилке сейчас, как выяснилось, вообще не до паломников - всё перебирает, что ей про южные края рассказывали. Я ей полночи рисовала, по рассказу той дикарки и по её собственному представлению. Сложней всего - море изображать: мы-то обе его никогда не видели. И по-моему, оно не такое, как Грузилке кажется. Но для неё это почему-то - хорошая вода. То есть понятно почему - она-то в пресной умерла.
- Нет, - подтверждаю.
- А сегодня будут. По крайней мере одно.
Учитель достаёт тот свиток, с красными точками, возвращает мне. Я уж думала, с этим покончено…
- Прибери в свой тайник. Сегодня приедет Полотняный чиновник - тот, низенький, в зелёном, с которым я недавно толковал. Может, и не один - а то бы он уже тут был. Я с ним во дворе заговорю - или он со мною. Ты слушай. Когда скажу: «Меткая стрела и в бурьяне не затеряется!» - иди, возьми свиток, возвращайся в святилище и с грамотой к нам выходи: мол, вот пропажа обретённая! Обретена она должна быть чудом, конечно - позаботься, чтоб это было заметно.
- А потом?
Старец Каги-младший хмурится.
- А что потом - это зависит от того, верно ли я всё расчёл. Но тебе больше ничего делать не понадобится. Где нашла, откуда взяла - не помнишь, как обычно.
Хотела бы я знать, что должно случиться, чтобы учитель перестал со мною втёмную играть? Неприятно.
Ну, проводила его, он спать пошёл - всю ночь ехал. Положила свиток, где раньше, занялась своими делами. Если младший советник этот приедет - услышу.
- Он кто? - насторожилась Грузилка.
- Столичный служилый, у него те девочки живут.
- Придут?
- Не знаю. Может, старец о них говорил - что тот не один будет.
- Хорошо. Спросим! Ещё спросим!
Низенький чиновник объявился где-то стражу спустя. Один. Учителя разбудили, он сам к младшему советнику вышел. Стоят друг напротив друга, щурятся, словно меряются, кто из них более сонный.
И сдаётся мне - это не как в прошлый раз. То есть заморочить они один другого не прочь, но в чём-то уже и заодно.
Наконец, чиновник спросил что-то тихо - не слышно, что. Старец возглашает во весь голос:
- Давно бы так! Белый Литейщик издревле хранит Облачную державу. Помогает и людям Государевым в делах службы, ратной и мирной. Молись же! Что утратил - то обретешь! Меткая стрела…
В записях о чудесах обычно пишут: «И не успел он договорить, как явилось чудо». Только я не помню, как - сегодня же чуда не ждала, думала, всё сделаю, как условились. Грузилка на плечах уже не виснет тяжестью - наоборот, подхватывает и словно тащит куда-то. Не помню даже, куда, не слышу, что кругом творится. Когда слух и зрение вернулись - стою посреди двора напротив этого столичного посланца, в руках - бумаги: и свиток, и ещё какие-то. Жарко, ветер - как от печки. И говорю уже давно, кажется. То есть Грузилка говорит:
- Возьми! Снеси! Покажи! Такая? Черепаха - такая?
И поясняет ошарашенному советнику этому:
- Скоро к морю ехать. Вдруг - не такая? Не узнаем?
Учитель бумаги у меня из рук берёт, передаёт чиновнику. Тот первым делом разворачивает на четверть свиток, заглядывает, скручивает обратно. Потом смотрит другие листки - ох ты, это ж мои ночные рисунки! Вот те раз… И вообще, при чём тут море?
Чиновник надул щёки, что-то соображает. Потом кланяется:
- Покажу, дева. Но по тому, как я помню, по собственному опыту - бывают такие морские черепахи. Только хвост всё-таки покороче обычно.
И, повернувшись к старцу Каги:
- Воистину скоры благие боги в своих вещаниях!
И потише:
- Думаю, и вам ждать вестей недолго.
Учитель потом, проводив чиновника, сразу отправился досыпать. Я тоже вдруг свалилась - не готовилась сегодня к одержимости, в таких случаях всегда силы утекают, надо отлежаться. Заснула и до вечера проспала - даже, кажется, видела во сне это самое море с водяными дивами. Хотела запомнить - но сны хорошо вспоминаются, если самой проснуться. А старец, конечно, такого не допустил - разбудил. Уже ночь на дворе.
- Давай прощаться, дева. Я завтра уезжаю.
- Опять в Столицу?
- Сперва в Столицу, потом дальше. На восток, в Серповое святилище.
- Как это? Надолго?
- Кто же знает…
Тут я окончательно проснулась.
Он уедет - а я что? А меня куда? Я, конечно, тут уже не самая младшая. Но ещё ученица. Да и любая дева состоит при ком-нибудь из старцев. Кому меня передадут? Тут такие есть…
Начала спрашивать, а учитель говорит:
- Не обязательно тебе продолжать учёбу именно здесь. Обрядовая палата наслышана уже о твоих успехах…
Перейти в другое святилище? Или в саму Палату, во дворец? Там вообще все чужие, всё сначала придётся начинать. Да ещё окажется, что я кого-то подсидела, оттеснила… Там-то, небось, девы из столичных семей…
Плакать нельзя, старец слёз не любит. Спрашиваю по-деловому:
- А почему Серповое?
- Если бы ты была грамотна по-мужски, ты бы уже видела. В том перечне, что хранился у тебя, Серповое мечено красной точкой. Это значит, Государевых даров туда в этом году не пошлют. Учитывая такие обстоятельства, Обрядовая палата сочла уместным нас поддержать. Отправляет своё вспомоществование, а вдобавок приказала усилить жреческий состав. Собственно, мною и усилить.
- Понятно, - говорю. - Лучше бы я эту грамоту в неистовстве сожрала. Или правда потеряла.
Он кивает почти сочувственно:
- Воистину не всегда радостно привлекать внимание палаты Обрядов. Но иногда приходится.
Тут я и объявляю:
- Я бы, конечно, не прочь танцевать во Дворце, перед самим Властителем Земель. Но давай я лучше с тобой поеду. Чтобы не противиться божьему вещанию. Там ведь возле Серпового море есть?
- Там, почитай, ничего и нет, кроме моря. Гавань да скалы. Ну, и богатейшие земли вокруг. Восточные края.
- И потом, я слышала, со жрицами там тоже сейчас - не очень…
Небывалое дело: старец Каги изволил прослезиться!
- Наглая ты, дева Златоцвет. Но коли так - собирайся. Чтобы к утру была готова.
Только бы сейчас Грузилка не выдала чего-нибудь, не пустила бы всё прахом! Вон, сопит в ухо:
- Ничего. Позовём. В гости, к морю!
19. Барышня Намма, дочь младшего советника
Жалко, конечно, что мы с Рю не видели, как Белый Литейщик явил чудо и дева Златоцвет передала батюшке тайную грамоту. Зато она и её душа прислали нам рисунков - какие-то мы уже видели, а какие-то - новые. Когда мы теперь совершим паломничество на Гору - не очень понятно. С одной кормилицей батюшка нас отпускать по-прежнему отказывается, самому ему некогда совсем. А матушка не поедет, пока мы и родня того мальчишки, с которым давеча сцепился братец, не обменяемся всеми положенными извинениями по нескольку раз - это надолго… А сам братец, кстати, словно и ни при чём уже, и даже получается, что тогда он победил. Ну, мы-то знаем правду. И ему напоминаем.
Но главное - пропавшая бумага нашлась, и все довольны. Батюшку пожаловали наградой - распиской на получение всякого добра, и мы с ним спорим, что в доме нужнее. Он считает, что еда, я - что одёжка, а кормилица говорит, что могли бы и побольше отписать, чтоб на всё хватило. А Рю говорит, что нужна собака, но собак из казны не выдают. К сожалению.
Господина Кэйрана и господина Ёкодзиму с Нового года обоих понизят в должности, но не выгонят и чинов не отберут. Потому что насчёт чинов пришлось бы всё объяснять Властителю Земель, а у него и без того хлопот много. Но кое-кто из соседей уже говорит, что Ёкодзиме подобало бы утопиться, потому что господин Гээн всё-таки проболтался и теперь все знают, что на стрельбах Ёкодзима сжульничал. По-моему, это всё-таки слишком - топиться по такому поводу. Вот в монахи постричься, наверное, самое оно. Но пока он даже луков и стрел не продал, хотя и пролил много слёз о своём позоре. И попросился в отпуск. А батюшка настоял, чтобы отпуска ему не дали, потому что кто же служить-то будет?
Вообще в Полотняном приказе одна тревога уйдёт, другая настанет. Оказалось, что младший советник один тамошний и ещё лучший батюшкин сыщик, наш родич Хокума, уехали на восток и пропали. В краях, где и до них уже чиновники бесследно исчезали. И непонятно, посылать ли кого нового на розыски или и те канут…
Сегодня утром, правда, пришла добрая весть: этот младший советник вернулся, и даже с задержанным! Батюшка сразу спросил: «А Хокума?» А того вроде так и нет. Батюшка подхватился и побежал в Приказ выяснять.
Не успел он отбыть в должность - у ворот зовут. Глядь - а это господин Хокума и есть, только немножко мокрый. Говорит, что в Приказ ему только завтра, батюшку он тут подождёт, но в сторонке, то есть чтобы к нему близко не подходить. И сел не на крыльце, а в саду. И даже пообедал тоже там.
Рю смотрит, хмыкает:
- Ему под кров нельзя, да?
- Не знаю. Может, скверна какая.
- Может - отшельник стал?
- Это, - говорю, - едва ли. Отшельники в служебном платье не ходят.
Братец с господином Хокумой с крыльца долго беседовал - он теперь всё больше о лошадях болтает. А мне нельзя - только из-за занавески, а сквозь занавеску издалека плохо слышно! Я подумала и написала родичу письмо, из дома в сад. А он ответил. И так у меня вроде как завязалась тайная переписка с видным кавалером! Матушка будет рада.
Наконец, пришёл батюшка и очень обрадовался. Стал зазывать господина Хокуму в дом, а тот ни в какую. Что-то тихонько объяснил, батюшка так и ахнул. Велел принести курильницу, браги и тоже расположился в саду.
Пришлось позвать Рю и потихоньку прокрасться к ним поближе. Раз уж переписка - ах! - безвременно прервалась. Сидим в тростнике у прудика, как лягушки, и слушаем.
- Ты не беспокойся, - говорит батюшка. - Доклад Годзё глава Приказа принял и одобрил, задержка признана оправданной. Хотя то, что Годзё о заразе умолчал, безответственно и глупо. Если сляжет весь Приказ…
- Не весь, - откликается Хокума. - Эта язва к одному человеку по второму разу не пристаёт. Ты к Годзё без белил присматривался?
- Знаешь, мы с ним не настолько близки.
- На лице у него всё чисто, а вот на шее справа метки видны. Стало быть, в детстве переболел.Он свои особые приметы нам велел выучить. На всякий случай.
- Ох…
- Да обошлось всё. Просто пьют они там много.
Батюшка задумчиво поправляет шапку:
- Некоторые брагой от мора берегутся…
- Да нет, мор мы в другом месте застали, в Бобовой долине. Надеюсь, что весть уже пошла куда следует. И что в том краю есть положенные по закону пол-лекаря. Потому что местные предпочитают спасаться изуверством.
- Как это?
- При нас едва не закопали живьём захворавшего мальчишку. В жертвенную яму, вместе с подношениями Моровику. Мы это, конечно, пресекли. Надо сказать, задержанный наш очень неплохо себя показал. Надеюсь, заслуга эта ему зачтётся на суде.
- А остальные все целы?
- Остальных, так уж вышло, при драке и не было.
Он не дожидается, пока батюшка ему выскажет, как это дурно - драться малыми силами, даже если за хорошее дело. Продолжает:
- И вот, вытаскиваем мы парня. А он возмущается! Не надо, говорит. Хочу, говорит, как почтительный сын, умереть за родителей и за всю деревню. Этакие высокие понятия в сельской глуши!
- Бобовая? - батюшка что-то сообразил. - А не туда ли был сослан прежний заместитель главы Училища?
- Я и не вспомнил о нём. А ведь верно! Вот так Полотняный приказ и несёт просвещение в отдалённые уголки державы.
- Но вообще-то почтительному сыну следовало бы оставаться при отце с матерью и до последних сил ухаживать за ними, буде они тоже заболеют.
- У них так не принято. Считается, как первое дитя захворает, надо его поскорее уморить, чтобы умерло не от недуга. Тогда и остальные уберегутся.
- Что за дичь!
- Вот и мы с задержанным удивились. А мальчишка в ответ: не скажите, этот обряд ещё как действует! Вон у смотрителя заезжего двора лет двадцать назад старшая дочка заболела той же язвой, он её сам и утопил, как только пятна пошли. Девочек у них в воду кидают. И что же? С тех пор у него в доме все здоровы, сыновья - молодец к молодцу, а младшую дочку даже жрицей взяли в большое святилище.
Рю меня в бок толкает и молча знаки показывает. А я и не думала, что она уже так хорошо разбирает Облачную речь.
Выходит, Златоцвет и её душа - вообще сёстры, причём маленькая старше? И сами, кажется, того не знают. Я из-за этого даже часть рассказа пропустила.
- …кое-как поймали, увязали в мешок. И тут изволит пробудиться господин младший советник. Выходит на крыльцо, осведомляется, что за возня вокруг воза с вещественными доказательствами. Да вот, говорю, поселяне нас кабанчиком отблагодарили! Годзё: за какие-такие заслуги? За недеяние, отвечаю. В первый раз слышу, молвит младший советник, чтоб добродетель недеяния приносила такие… хм… осязаемые плоды. Ну, как же? - говорю. Приехало большое начальство, никого не схватило, ничего не изъяло, уезжать собирается… Годзё махнул рукой, мы отправились.
- С полным мешком заразы?
- Ну, не бросать же его там было, чтобы изуверы его доконали…
Батюшка качает головой, но не ругается.
- По дороге, конечно, пришлось его вытащить. Младший советник Годзё смотрит: кабанчик, значит? Рябенький? Я повинился, рассказал, как всё было. Задержанный подтвердил, да и сам малый опять понёс про свою сыновнюю самоотверженность. Годзё покричал-покричал, потом решил: довезти до первого храма, где такого возьмут, и сдать монахам. Ну, собственно, это я ему мысль подал.
- И что, сдали?
- Да, тут уже, у ворот. Очищение прошли, в дороге ни к кому из нас вроде хворь не пристала, даже к задержанному. Хотя брага из него к тому времени давно повыветрилась.
Батюшка глядин на господина Хокуму. Вздыхает:
- Так. И сей муж слывёт самым исправным и дотошным по части правил чиновником Полотняного приказа!
Хокума закашлялся - наверно, от дыма курильницы.
- Воистину, - кивает, - близятся последние времена!
И оба хихикают. Потом батюшка уже деловито:
- Но что до изуверства - ты единственный непосредственный свидетель, не считая пострадавшего и задержанного. Так что изволь сам составить доклад об этой Бобовой главе дома.
- Придётся, - кисло отвечает господин делопроизводитель.
Он, по-моему, Конопляного господина боится ещё пуще батюшки.
- Задержанного жаль, - повторяет он.
- А откуда этот самозваный распорядитель взялся? И как вышло, что на него до сих пор никто не жаловался?
- Младший сын в большом, но не богатом воинском семействе. Бывал на границе, большой славы не стяжал, вернулся раненный, и не то что без добычи - в одних штанах. Вылечился, прикинул, сколько лет ещё ему копить на приличную лошадь и оружие, чтобы вернуться к службе, пал духом и отправился молиться в Серповое святилище. А там, по его словам, жрецы все люди пожилые, утонченные, деловой хватки ни у кого нет. О девах и говорить нечего. Вот он и взялся возглавить хозяйственную часть. Со всем окрестным начальством наладил превосходные отношения, это я сам видел. Там, я бы сказал, не его одного заменять надо на кого-то почестнее.
И вздыхает:
- Будь я один - не управился бы с теми мужиками. Но, с другой стороны, святотатство не может остаться безнаказанным.
- Понимаешь ли, родич, - в растяжку говорит батюшка. - Что касается хозяйственных дел Серповой… тут без тебя вскрылись некоторые новые обстоятельства. Сейчас не буду уточнять, но может выйти так, что этому пьянице всё - или почти всё - сойдёт с рук.
- Он, на самом деле, хуже пьяницы, он спаиватель казённых чинов, - уточняет господин Хокума. - Но если смягчат кару - я рад буду.
И тут, как назло, я чую: сейчас чихну! Это от дыма. Зажимаю нос, Рю стала помогать - обе в воду и скатились. Батюшка с господином Хокумой услышали, кинулись нас выуживать. И больше уже в этот день ничего любопытного услышать не довелось…
18. Кику-Златоцвет, божья дева из святилища на Литейной горе
Что старца не было всю ночь - это дело обычное. Но вот что вернулся он ни свет ни заря, я сама спала ещё - это странно. Смотрю не него - сразу видно: что-то там в Столице не так пошло. Что именно - спрашивать бесполезно.
- Тут всё по прежнему, я вижу. Вещаний не было.
Не спрашивает, а сам видит. Ну да, не было. Грузилке сейчас, как выяснилось, вообще не до паломников - всё перебирает, что ей про южные края рассказывали. Я ей полночи рисовала, по рассказу той дикарки и по её собственному представлению. Сложней всего - море изображать: мы-то обе его никогда не видели. И по-моему, оно не такое, как Грузилке кажется. Но для неё это почему-то - хорошая вода. То есть понятно почему - она-то в пресной умерла.
- Нет, - подтверждаю.
- А сегодня будут. По крайней мере одно.
Учитель достаёт тот свиток, с красными точками, возвращает мне. Я уж думала, с этим покончено…
- Прибери в свой тайник. Сегодня приедет Полотняный чиновник - тот, низенький, в зелёном, с которым я недавно толковал. Может, и не один - а то бы он уже тут был. Я с ним во дворе заговорю - или он со мною. Ты слушай. Когда скажу: «Меткая стрела и в бурьяне не затеряется!» - иди, возьми свиток, возвращайся в святилище и с грамотой к нам выходи: мол, вот пропажа обретённая! Обретена она должна быть чудом, конечно - позаботься, чтоб это было заметно.
- А потом?
Старец Каги-младший хмурится.
- А что потом - это зависит от того, верно ли я всё расчёл. Но тебе больше ничего делать не понадобится. Где нашла, откуда взяла - не помнишь, как обычно.
Хотела бы я знать, что должно случиться, чтобы учитель перестал со мною втёмную играть? Неприятно.
Ну, проводила его, он спать пошёл - всю ночь ехал. Положила свиток, где раньше, занялась своими делами. Если младший советник этот приедет - услышу.
- Он кто? - насторожилась Грузилка.
- Столичный служилый, у него те девочки живут.
- Придут?
- Не знаю. Может, старец о них говорил - что тот не один будет.
- Хорошо. Спросим! Ещё спросим!
Низенький чиновник объявился где-то стражу спустя. Один. Учителя разбудили, он сам к младшему советнику вышел. Стоят друг напротив друга, щурятся, словно меряются, кто из них более сонный.
И сдаётся мне - это не как в прошлый раз. То есть заморочить они один другого не прочь, но в чём-то уже и заодно.
Наконец, чиновник спросил что-то тихо - не слышно, что. Старец возглашает во весь голос:
- Давно бы так! Белый Литейщик издревле хранит Облачную державу. Помогает и людям Государевым в делах службы, ратной и мирной. Молись же! Что утратил - то обретешь! Меткая стрела…
В записях о чудесах обычно пишут: «И не успел он договорить, как явилось чудо». Только я не помню, как - сегодня же чуда не ждала, думала, всё сделаю, как условились. Грузилка на плечах уже не виснет тяжестью - наоборот, подхватывает и словно тащит куда-то. Не помню даже, куда, не слышу, что кругом творится. Когда слух и зрение вернулись - стою посреди двора напротив этого столичного посланца, в руках - бумаги: и свиток, и ещё какие-то. Жарко, ветер - как от печки. И говорю уже давно, кажется. То есть Грузилка говорит:
- Возьми! Снеси! Покажи! Такая? Черепаха - такая?
И поясняет ошарашенному советнику этому:
- Скоро к морю ехать. Вдруг - не такая? Не узнаем?
Учитель бумаги у меня из рук берёт, передаёт чиновнику. Тот первым делом разворачивает на четверть свиток, заглядывает, скручивает обратно. Потом смотрит другие листки - ох ты, это ж мои ночные рисунки! Вот те раз… И вообще, при чём тут море?
Чиновник надул щёки, что-то соображает. Потом кланяется:
- Покажу, дева. Но по тому, как я помню, по собственному опыту - бывают такие морские черепахи. Только хвост всё-таки покороче обычно.
И, повернувшись к старцу Каги:
- Воистину скоры благие боги в своих вещаниях!
И потише:
- Думаю, и вам ждать вестей недолго.
Учитель потом, проводив чиновника, сразу отправился досыпать. Я тоже вдруг свалилась - не готовилась сегодня к одержимости, в таких случаях всегда силы утекают, надо отлежаться. Заснула и до вечера проспала - даже, кажется, видела во сне это самое море с водяными дивами. Хотела запомнить - но сны хорошо вспоминаются, если самой проснуться. А старец, конечно, такого не допустил - разбудил. Уже ночь на дворе.
- Давай прощаться, дева. Я завтра уезжаю.
- Опять в Столицу?
- Сперва в Столицу, потом дальше. На восток, в Серповое святилище.
- Как это? Надолго?
- Кто же знает…
Тут я окончательно проснулась.
Он уедет - а я что? А меня куда? Я, конечно, тут уже не самая младшая. Но ещё ученица. Да и любая дева состоит при ком-нибудь из старцев. Кому меня передадут? Тут такие есть…
Начала спрашивать, а учитель говорит:
- Не обязательно тебе продолжать учёбу именно здесь. Обрядовая палата наслышана уже о твоих успехах…
Перейти в другое святилище? Или в саму Палату, во дворец? Там вообще все чужие, всё сначала придётся начинать. Да ещё окажется, что я кого-то подсидела, оттеснила… Там-то, небось, девы из столичных семей…
Плакать нельзя, старец слёз не любит. Спрашиваю по-деловому:
- А почему Серповое?
- Если бы ты была грамотна по-мужски, ты бы уже видела. В том перечне, что хранился у тебя, Серповое мечено красной точкой. Это значит, Государевых даров туда в этом году не пошлют. Учитывая такие обстоятельства, Обрядовая палата сочла уместным нас поддержать. Отправляет своё вспомоществование, а вдобавок приказала усилить жреческий состав. Собственно, мною и усилить.
- Понятно, - говорю. - Лучше бы я эту грамоту в неистовстве сожрала. Или правда потеряла.
Он кивает почти сочувственно:
- Воистину не всегда радостно привлекать внимание палаты Обрядов. Но иногда приходится.
Тут я и объявляю:
- Я бы, конечно, не прочь танцевать во Дворце, перед самим Властителем Земель. Но давай я лучше с тобой поеду. Чтобы не противиться божьему вещанию. Там ведь возле Серпового море есть?
- Там, почитай, ничего и нет, кроме моря. Гавань да скалы. Ну, и богатейшие земли вокруг. Восточные края.
- И потом, я слышала, со жрицами там тоже сейчас - не очень…
Небывалое дело: старец Каги изволил прослезиться!
- Наглая ты, дева Златоцвет. Но коли так - собирайся. Чтобы к утру была готова.
Только бы сейчас Грузилка не выдала чего-нибудь, не пустила бы всё прахом! Вон, сопит в ухо:
- Ничего. Позовём. В гости, к морю!
19. Барышня Намма, дочь младшего советника
Жалко, конечно, что мы с Рю не видели, как Белый Литейщик явил чудо и дева Златоцвет передала батюшке тайную грамоту. Зато она и её душа прислали нам рисунков - какие-то мы уже видели, а какие-то - новые. Когда мы теперь совершим паломничество на Гору - не очень понятно. С одной кормилицей батюшка нас отпускать по-прежнему отказывается, самому ему некогда совсем. А матушка не поедет, пока мы и родня того мальчишки, с которым давеча сцепился братец, не обменяемся всеми положенными извинениями по нескольку раз - это надолго… А сам братец, кстати, словно и ни при чём уже, и даже получается, что тогда он победил. Ну, мы-то знаем правду. И ему напоминаем.
Но главное - пропавшая бумага нашлась, и все довольны. Батюшку пожаловали наградой - распиской на получение всякого добра, и мы с ним спорим, что в доме нужнее. Он считает, что еда, я - что одёжка, а кормилица говорит, что могли бы и побольше отписать, чтоб на всё хватило. А Рю говорит, что нужна собака, но собак из казны не выдают. К сожалению.
Господина Кэйрана и господина Ёкодзиму с Нового года обоих понизят в должности, но не выгонят и чинов не отберут. Потому что насчёт чинов пришлось бы всё объяснять Властителю Земель, а у него и без того хлопот много. Но кое-кто из соседей уже говорит, что Ёкодзиме подобало бы утопиться, потому что господин Гээн всё-таки проболтался и теперь все знают, что на стрельбах Ёкодзима сжульничал. По-моему, это всё-таки слишком - топиться по такому поводу. Вот в монахи постричься, наверное, самое оно. Но пока он даже луков и стрел не продал, хотя и пролил много слёз о своём позоре. И попросился в отпуск. А батюшка настоял, чтобы отпуска ему не дали, потому что кто же служить-то будет?
Вообще в Полотняном приказе одна тревога уйдёт, другая настанет. Оказалось, что младший советник один тамошний и ещё лучший батюшкин сыщик, наш родич Хокума, уехали на восток и пропали. В краях, где и до них уже чиновники бесследно исчезали. И непонятно, посылать ли кого нового на розыски или и те канут…
Сегодня утром, правда, пришла добрая весть: этот младший советник вернулся, и даже с задержанным! Батюшка сразу спросил: «А Хокума?» А того вроде так и нет. Батюшка подхватился и побежал в Приказ выяснять.
Не успел он отбыть в должность - у ворот зовут. Глядь - а это господин Хокума и есть, только немножко мокрый. Говорит, что в Приказ ему только завтра, батюшку он тут подождёт, но в сторонке, то есть чтобы к нему близко не подходить. И сел не на крыльце, а в саду. И даже пообедал тоже там.
Рю смотрит, хмыкает:
- Ему под кров нельзя, да?
- Не знаю. Может, скверна какая.
- Может - отшельник стал?
- Это, - говорю, - едва ли. Отшельники в служебном платье не ходят.
Братец с господином Хокумой с крыльца долго беседовал - он теперь всё больше о лошадях болтает. А мне нельзя - только из-за занавески, а сквозь занавеску издалека плохо слышно! Я подумала и написала родичу письмо, из дома в сад. А он ответил. И так у меня вроде как завязалась тайная переписка с видным кавалером! Матушка будет рада.
Наконец, пришёл батюшка и очень обрадовался. Стал зазывать господина Хокуму в дом, а тот ни в какую. Что-то тихонько объяснил, батюшка так и ахнул. Велел принести курильницу, браги и тоже расположился в саду.
Пришлось позвать Рю и потихоньку прокрасться к ним поближе. Раз уж переписка - ах! - безвременно прервалась. Сидим в тростнике у прудика, как лягушки, и слушаем.
- Ты не беспокойся, - говорит батюшка. - Доклад Годзё глава Приказа принял и одобрил, задержка признана оправданной. Хотя то, что Годзё о заразе умолчал, безответственно и глупо. Если сляжет весь Приказ…
- Не весь, - откликается Хокума. - Эта язва к одному человеку по второму разу не пристаёт. Ты к Годзё без белил присматривался?
- Знаешь, мы с ним не настолько близки.
- На лице у него всё чисто, а вот на шее справа метки видны. Стало быть, в детстве переболел.Он свои особые приметы нам велел выучить. На всякий случай.
- Ох…
- Да обошлось всё. Просто пьют они там много.
Батюшка задумчиво поправляет шапку:
- Некоторые брагой от мора берегутся…
- Да нет, мор мы в другом месте застали, в Бобовой долине. Надеюсь, что весть уже пошла куда следует. И что в том краю есть положенные по закону пол-лекаря. Потому что местные предпочитают спасаться изуверством.
- Как это?
- При нас едва не закопали живьём захворавшего мальчишку. В жертвенную яму, вместе с подношениями Моровику. Мы это, конечно, пресекли. Надо сказать, задержанный наш очень неплохо себя показал. Надеюсь, заслуга эта ему зачтётся на суде.
- А остальные все целы?
- Остальных, так уж вышло, при драке и не было.
Он не дожидается, пока батюшка ему выскажет, как это дурно - драться малыми силами, даже если за хорошее дело. Продолжает:
- И вот, вытаскиваем мы парня. А он возмущается! Не надо, говорит. Хочу, говорит, как почтительный сын, умереть за родителей и за всю деревню. Этакие высокие понятия в сельской глуши!
- Бобовая? - батюшка что-то сообразил. - А не туда ли был сослан прежний заместитель главы Училища?
- Я и не вспомнил о нём. А ведь верно! Вот так Полотняный приказ и несёт просвещение в отдалённые уголки державы.
- Но вообще-то почтительному сыну следовало бы оставаться при отце с матерью и до последних сил ухаживать за ними, буде они тоже заболеют.
- У них так не принято. Считается, как первое дитя захворает, надо его поскорее уморить, чтобы умерло не от недуга. Тогда и остальные уберегутся.
- Что за дичь!
- Вот и мы с задержанным удивились. А мальчишка в ответ: не скажите, этот обряд ещё как действует! Вон у смотрителя заезжего двора лет двадцать назад старшая дочка заболела той же язвой, он её сам и утопил, как только пятна пошли. Девочек у них в воду кидают. И что же? С тех пор у него в доме все здоровы, сыновья - молодец к молодцу, а младшую дочку даже жрицей взяли в большое святилище.
Рю меня в бок толкает и молча знаки показывает. А я и не думала, что она уже так хорошо разбирает Облачную речь.
Выходит, Златоцвет и её душа - вообще сёстры, причём маленькая старше? И сами, кажется, того не знают. Я из-за этого даже часть рассказа пропустила.
- …кое-как поймали, увязали в мешок. И тут изволит пробудиться господин младший советник. Выходит на крыльцо, осведомляется, что за возня вокруг воза с вещественными доказательствами. Да вот, говорю, поселяне нас кабанчиком отблагодарили! Годзё: за какие-такие заслуги? За недеяние, отвечаю. В первый раз слышу, молвит младший советник, чтоб добродетель недеяния приносила такие… хм… осязаемые плоды. Ну, как же? - говорю. Приехало большое начальство, никого не схватило, ничего не изъяло, уезжать собирается… Годзё махнул рукой, мы отправились.
- С полным мешком заразы?
- Ну, не бросать же его там было, чтобы изуверы его доконали…
Батюшка качает головой, но не ругается.
- По дороге, конечно, пришлось его вытащить. Младший советник Годзё смотрит: кабанчик, значит? Рябенький? Я повинился, рассказал, как всё было. Задержанный подтвердил, да и сам малый опять понёс про свою сыновнюю самоотверженность. Годзё покричал-покричал, потом решил: довезти до первого храма, где такого возьмут, и сдать монахам. Ну, собственно, это я ему мысль подал.
- И что, сдали?
- Да, тут уже, у ворот. Очищение прошли, в дороге ни к кому из нас вроде хворь не пристала, даже к задержанному. Хотя брага из него к тому времени давно повыветрилась.
Батюшка глядин на господина Хокуму. Вздыхает:
- Так. И сей муж слывёт самым исправным и дотошным по части правил чиновником Полотняного приказа!
Хокума закашлялся - наверно, от дыма курильницы.
- Воистину, - кивает, - близятся последние времена!
И оба хихикают. Потом батюшка уже деловито:
- Но что до изуверства - ты единственный непосредственный свидетель, не считая пострадавшего и задержанного. Так что изволь сам составить доклад об этой Бобовой главе дома.
- Придётся, - кисло отвечает господин делопроизводитель.
Он, по-моему, Конопляного господина боится ещё пуще батюшки.
- Задержанного жаль, - повторяет он.
- А откуда этот самозваный распорядитель взялся? И как вышло, что на него до сих пор никто не жаловался?
- Младший сын в большом, но не богатом воинском семействе. Бывал на границе, большой славы не стяжал, вернулся раненный, и не то что без добычи - в одних штанах. Вылечился, прикинул, сколько лет ещё ему копить на приличную лошадь и оружие, чтобы вернуться к службе, пал духом и отправился молиться в Серповое святилище. А там, по его словам, жрецы все люди пожилые, утонченные, деловой хватки ни у кого нет. О девах и говорить нечего. Вот он и взялся возглавить хозяйственную часть. Со всем окрестным начальством наладил превосходные отношения, это я сам видел. Там, я бы сказал, не его одного заменять надо на кого-то почестнее.
И вздыхает:
- Будь я один - не управился бы с теми мужиками. Но, с другой стороны, святотатство не может остаться безнаказанным.
- Понимаешь ли, родич, - в растяжку говорит батюшка. - Что касается хозяйственных дел Серповой… тут без тебя вскрылись некоторые новые обстоятельства. Сейчас не буду уточнять, но может выйти так, что этому пьянице всё - или почти всё - сойдёт с рук.
- Он, на самом деле, хуже пьяницы, он спаиватель казённых чинов, - уточняет господин Хокума. - Но если смягчат кару - я рад буду.
И тут, как назло, я чую: сейчас чихну! Это от дыма. Зажимаю нос, Рю стала помогать - обе в воду и скатились. Батюшка с господином Хокумой услышали, кинулись нас выуживать. И больше уже в этот день ничего любопытного услышать не довелось…