Серебряный век. Зинаида Гиппиус, Елена Чуковская, Чукоккала и детективная исторррия
Пррролог. Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11. Часть 12. Часть 13. Часть 14. Часть 15. Часть 16. Часть 17. Часть 18. Часть 19. Часть 20. Часть 21. Часть 22. Часть 23. Часть 24. Часть 25.
Это серррия опубликована благодаррря моим дрррузьям. Карина (marusa_muse) и Андрей (1mim) прррислали замечательные ссылки, а Саша (pepe_paella) ответила на попугайные вопррросы и сделала фотогрррафию. Вот такая в рррезультате получилась исторррия с геогрррафией, верррнее, детективная исторррия о листах с автогрррафами из Чукоккалы.
И столько вперрреди ещё интеррресного, столько!
Елена Чуковская, внучка Корнея Ивановича
Отрррывок из статьи Елены Чуковской.
"В начале 1994 года частное издательство «Четыре искусства», связанное с фирмой «Маркон», предложило издать «Чукоккалу» по новому - в виде факсимильного альбома с приложением тома Пояснений. Ядро издательства составляли бывшие сотрудники «Искусства», помнившие эпопею с альманахом еще от 70-х годов.
Решено было прежде всего сканировать все страницы альманаха. На этом пути встретились две трудности.
Чтобы рассказать о первом препятствии, надо снова вернуться в 70-80-е годы.
После высылки из Москвы А.Солженицына - на Запад и А.Сахарова - на Восток, после исключения из Союза писателей Лидии Корнеевны и угроз со стороны КГБ автору этих строк, я считала опасным хранить у себя дома некоторые страницы альманаха. Я вырвала из факсимильного альбома три листа - две записи А.Блока и два стихотворения З.Гиппиус (см. с. 257-258, 265, 545-546 настоящего издания). Эти четыре крамольные записи я вложила в папку, где хранились также и письма ко мне от А.Солженицына. Сам альманах тоже был унесен из квартиры. Эти предосторожности были не лишними, так как проводились негласные обыски в отсутствие хозяев.
Середина восьмидесятых годов для меня была окрашена еще и бесконечным изматывающим судом в защиту переделкинского Дома Чуковского. Дом стихийно превратился в музей, однако подвергался травле со стороны Союза писателей.
Но вернусь к «Чукоккале». Последний раз я видела свою папку с четырьмя вырванными страницами в феврале 1985 года. Лица, её хранившие, по случаю очередных тревог и окрестных обысков, предложили мне немедленно взять у них эти бумаги. Я их взяла, принесла домой и сразу попросила свою приятельницу снова их унести и спрятать в надежном месте. По неписаным правилам конспирации мне самой не следовало бывать в том доме, где хранились мои архивы и даже знать этот адрес.. Папка была унесена и спрятана. Она унесла и спрятала. Неделю спустя я попала в больницу с переломом позвоночника и проболела около года. Тем временем началась перестройка, рухнули многие запреты, «грядущее» на глазах меняло взгляд на имена и обстоятельства еще вчера неупоминаемые. Шли годы.
В 1989 году В.Енишерлов, главный редактор журнала «Наше наследие», предложил напечатать в этом журнале неопубликованные страницы «Чукоккалы». Нужно было сфотографировать некоторые страницы, сам рукописный альманах уже снова был у меня на полке, я попросила приятельницу принести домой мою папку с недостающими листами. Но она ничего о ней не помнила, всё позабыла за это время. Я принялась объезжать все места хранения своего архива, перетряхивать все чемоданы и антресоли у моих хранителей - папка исчезла бесследно. Поиски заняли у меня почти полгода, очень трудно было примириться с такой потерей. Я говорила себе, что Корней Иванович сохранил эти бумаги сквозь террор тридцатых годов, войну, переезды, а я потеряла драгоценные записи А.Блока просто по невниманию. После многих напрасных поисков и метаний я поняла, что искать больше негде. Публикация блоковской записи в «Нашем наследии» была сделана по фотокопии.
Прошло еще лет пять, пока издательство «Четыре искусства» задумало свое факсимильное издание. Факсимильность издатели ставили во главу угла, и когда я заговорила о потерянных страницах, мне было сказано, что они не войдут в книгу. Это настолько меня опечалило, что я долго не могла взяться за подготовку предстоящего издания. Но вот, в середине октября 1994 года я заставила себя написать о пропаже в своем комментарии к одной из страниц «Чукоккалы».
Через несколько дней после того, как вся история была снова с грустью и самообвинениями мною припомнена и записана, мне позвонили с телевидения. Незнакомый мужской голос сообщил, что говорит журналист из редакции НТВ - Алексей Ивлев. Это имя я слышала в передачах новостей НТВ. Ивлев спрашивал меня, будет ли Солженицын присутствовать на митинге у Соловецкого камня по случаю дня политзаключенного. Я довольно неприветливо ответила, что мне об этом ничего не известно. В конце разговора Ивлев вдруг сказал:
- Ко мне попала Ваша папка с письмами Солженицына, я ездил встречать его во Владивосток, хотел подойти и сказать ему об этом, но мне это не удалось из-за большого числа встречавших.
Я была очень взволнована этими словами, но побоялась поверить такой удаче и сказала, что когда выберется время, заеду и посмотрю, что за папка? Он оставил мне свой телефон. Дня через два я туда позвонила, сговорилась с женой Ивлева - Наташей и поехала к ним домой в район ВДНХ.
Дальше цитирую свой деловой дневник: «30 октября 1994. Вчера ездила за своей папкой. Девочка Наташа лет двадцати и двое крошечных детей - полтора месяца и полтора года. Полина и Никита. Наташа рассказала, что её отец жил в этой квартире со своей женой (её мачехой). В 1987 году она уехала в США, а в 1989 году уехал и он, передав квартиру дочери. Дочь в 1990 году накануне свадьбы убирала квартиру, за книгами нашла папку, завернутую в газету... Очевидно хранители о ней просто забыли».
Когда Наташа передала мне мою папку, я сразу увидела, развернув ее, сверху - автографы Блока и Гиппиус из «Чукоккалы».
Круг замкнулся. Так выяснилось, что моя приятельница отдала эту папку своим друзьям - родителям Наташи, а потом позабыла, кому именно. И они забыли, переехав на другой конец света. И всё же, сквозь все прошедшие годы, беды и переезды Ивлевы постепенно разыскали меня (мы не были знакомы) и вернули мне бесценные рукописи в полной целости и сохранности. Я так подробно пишу об этом детективном сюжете, чтобы выразить свою безмерную благодарность этим благородным людям".
ОТСЮДА
СВЕЧА НЕНАВИСТИ
Рабы, лгуны, убийцы, тати ли -
Мне ненавистен всякий грех.
Но вас, Иуды, вас, предатели,
Я ненавижу больше всех.
Со страстью жду, когда изведаю
Победный час, чтоб отомстить,
Чтоб вслед за мщеньем и победою
Я мог поверженным - простить.
Но есть предатели невинные:
Странна к ним ненависть моя...
Ее и дни, и годы длинные
В душе храню ревниво я.
Ревниво теплю безответную
Неугасимую свечу.
И эту ненависть заветную
Люблю... но мести не хочу.
Пусть к черной двери искупления
Слепцы-предатели идут...
Что значу я? Не мне отмщение,
Не мой над ними будет суд,
Мне только волею Господнею
Дано у двери сторожить,
Чтоб им ступени в преисподнюю
Моей свечою осветить.
25 марта 19 года
(Благовещенье)
Под большевиками
З.Гиппиус
В РАЮ ЗЕМНОМ
«Я только почтительнейше
билет возвращаю…»
Федор Михайлович
Не только молока иль шоколада,
Не только воблы, соли и конфет -
Мне даже и огня не очень надо:
Три пары досок обещал комбед.
Меня ничем не запугать: знакома
Мне конская багровая нога,
И хлебная иглистая солома,
И мерзлая картофельная мга.
Запахнет, замутится суп, - а лук-то?
А сор, что вместо чаю можно пить?
Но есть продукт….. Без этого продукта
В раю земном я не могу прожить.
Искал его по всем Нарводпродвучам,
Искал вблизи, смотрел издалека,
Бесстрашно лазил по окопным кручам,
Заглядывал и в самую Чека.
Ее ж, смотри, не очень беспокой-ка:
В раю не любят неуместных слов.
Я только спрашивал - и все Ревтройка
Неугомонный поднимала рев.
И я ходил, ходил в Петрокомпроды,
Хвостился днями у крыльца в Райком,
Но и восьмушки не нашел - свободы
Из райских учреждений ни в одном.
Голодный, безнадежный и в Манежный,
Влачась по стыди снежной, заходил,
К седому мальчику с душою нежной…
Увы, и он меня не утолил!*
Не выжить мне, я чувствую, я знаю,
Без пищи человеческой в раю…
Все карточки от Рая открепляю
И в Нарпродком с почтеньем отдаю.
*Намёк на Чуковского, который жил в Манежном переулке
5 дек. 19 года
СПб
З.Гиппиус
"Барабаны, не бейте слишком громко, -
Громки будут отважные дела...
....................................................
Вспомнят, как после славной победы
Нация стала союзом племён..."
"Марш" Сологуб
"Что такое война? Ремесло
варваров..."
Наполеон I
Поэты, не пишите слишком рано,
Победа еще в руке Господней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.
В часы неоправданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы...
З.Гиппиус
Пррродолжение следует.
Это серррия опубликована благодаррря моим дрррузьям. Карина (marusa_muse) и Андрей (1mim) прррислали замечательные ссылки, а Саша (pepe_paella) ответила на попугайные вопррросы и сделала фотогрррафию. Вот такая в рррезультате получилась исторррия с геогрррафией, верррнее, детективная исторррия о листах с автогрррафами из Чукоккалы.
И столько вперрреди ещё интеррресного, столько!
Елена Чуковская, внучка Корнея Ивановича
Отрррывок из статьи Елены Чуковской.
"В начале 1994 года частное издательство «Четыре искусства», связанное с фирмой «Маркон», предложило издать «Чукоккалу» по новому - в виде факсимильного альбома с приложением тома Пояснений. Ядро издательства составляли бывшие сотрудники «Искусства», помнившие эпопею с альманахом еще от 70-х годов.
Решено было прежде всего сканировать все страницы альманаха. На этом пути встретились две трудности.
Чтобы рассказать о первом препятствии, надо снова вернуться в 70-80-е годы.
После высылки из Москвы А.Солженицына - на Запад и А.Сахарова - на Восток, после исключения из Союза писателей Лидии Корнеевны и угроз со стороны КГБ автору этих строк, я считала опасным хранить у себя дома некоторые страницы альманаха. Я вырвала из факсимильного альбома три листа - две записи А.Блока и два стихотворения З.Гиппиус (см. с. 257-258, 265, 545-546 настоящего издания). Эти четыре крамольные записи я вложила в папку, где хранились также и письма ко мне от А.Солженицына. Сам альманах тоже был унесен из квартиры. Эти предосторожности были не лишними, так как проводились негласные обыски в отсутствие хозяев.
Середина восьмидесятых годов для меня была окрашена еще и бесконечным изматывающим судом в защиту переделкинского Дома Чуковского. Дом стихийно превратился в музей, однако подвергался травле со стороны Союза писателей.
Но вернусь к «Чукоккале». Последний раз я видела свою папку с четырьмя вырванными страницами в феврале 1985 года. Лица, её хранившие, по случаю очередных тревог и окрестных обысков, предложили мне немедленно взять у них эти бумаги. Я их взяла, принесла домой и сразу попросила свою приятельницу снова их унести и спрятать в надежном месте. По неписаным правилам конспирации мне самой не следовало бывать в том доме, где хранились мои архивы и даже знать этот адрес.. Папка была унесена и спрятана. Она унесла и спрятала. Неделю спустя я попала в больницу с переломом позвоночника и проболела около года. Тем временем началась перестройка, рухнули многие запреты, «грядущее» на глазах меняло взгляд на имена и обстоятельства еще вчера неупоминаемые. Шли годы.
В 1989 году В.Енишерлов, главный редактор журнала «Наше наследие», предложил напечатать в этом журнале неопубликованные страницы «Чукоккалы». Нужно было сфотографировать некоторые страницы, сам рукописный альманах уже снова был у меня на полке, я попросила приятельницу принести домой мою папку с недостающими листами. Но она ничего о ней не помнила, всё позабыла за это время. Я принялась объезжать все места хранения своего архива, перетряхивать все чемоданы и антресоли у моих хранителей - папка исчезла бесследно. Поиски заняли у меня почти полгода, очень трудно было примириться с такой потерей. Я говорила себе, что Корней Иванович сохранил эти бумаги сквозь террор тридцатых годов, войну, переезды, а я потеряла драгоценные записи А.Блока просто по невниманию. После многих напрасных поисков и метаний я поняла, что искать больше негде. Публикация блоковской записи в «Нашем наследии» была сделана по фотокопии.
Прошло еще лет пять, пока издательство «Четыре искусства» задумало свое факсимильное издание. Факсимильность издатели ставили во главу угла, и когда я заговорила о потерянных страницах, мне было сказано, что они не войдут в книгу. Это настолько меня опечалило, что я долго не могла взяться за подготовку предстоящего издания. Но вот, в середине октября 1994 года я заставила себя написать о пропаже в своем комментарии к одной из страниц «Чукоккалы».
Через несколько дней после того, как вся история была снова с грустью и самообвинениями мною припомнена и записана, мне позвонили с телевидения. Незнакомый мужской голос сообщил, что говорит журналист из редакции НТВ - Алексей Ивлев. Это имя я слышала в передачах новостей НТВ. Ивлев спрашивал меня, будет ли Солженицын присутствовать на митинге у Соловецкого камня по случаю дня политзаключенного. Я довольно неприветливо ответила, что мне об этом ничего не известно. В конце разговора Ивлев вдруг сказал:
- Ко мне попала Ваша папка с письмами Солженицына, я ездил встречать его во Владивосток, хотел подойти и сказать ему об этом, но мне это не удалось из-за большого числа встречавших.
Я была очень взволнована этими словами, но побоялась поверить такой удаче и сказала, что когда выберется время, заеду и посмотрю, что за папка? Он оставил мне свой телефон. Дня через два я туда позвонила, сговорилась с женой Ивлева - Наташей и поехала к ним домой в район ВДНХ.
Дальше цитирую свой деловой дневник: «30 октября 1994. Вчера ездила за своей папкой. Девочка Наташа лет двадцати и двое крошечных детей - полтора месяца и полтора года. Полина и Никита. Наташа рассказала, что её отец жил в этой квартире со своей женой (её мачехой). В 1987 году она уехала в США, а в 1989 году уехал и он, передав квартиру дочери. Дочь в 1990 году накануне свадьбы убирала квартиру, за книгами нашла папку, завернутую в газету... Очевидно хранители о ней просто забыли».
Когда Наташа передала мне мою папку, я сразу увидела, развернув ее, сверху - автографы Блока и Гиппиус из «Чукоккалы».
Круг замкнулся. Так выяснилось, что моя приятельница отдала эту папку своим друзьям - родителям Наташи, а потом позабыла, кому именно. И они забыли, переехав на другой конец света. И всё же, сквозь все прошедшие годы, беды и переезды Ивлевы постепенно разыскали меня (мы не были знакомы) и вернули мне бесценные рукописи в полной целости и сохранности. Я так подробно пишу об этом детективном сюжете, чтобы выразить свою безмерную благодарность этим благородным людям".
ОТСЮДА
СВЕЧА НЕНАВИСТИ
Рабы, лгуны, убийцы, тати ли -
Мне ненавистен всякий грех.
Но вас, Иуды, вас, предатели,
Я ненавижу больше всех.
Со страстью жду, когда изведаю
Победный час, чтоб отомстить,
Чтоб вслед за мщеньем и победою
Я мог поверженным - простить.
Но есть предатели невинные:
Странна к ним ненависть моя...
Ее и дни, и годы длинные
В душе храню ревниво я.
Ревниво теплю безответную
Неугасимую свечу.
И эту ненависть заветную
Люблю... но мести не хочу.
Пусть к черной двери искупления
Слепцы-предатели идут...
Что значу я? Не мне отмщение,
Не мой над ними будет суд,
Мне только волею Господнею
Дано у двери сторожить,
Чтоб им ступени в преисподнюю
Моей свечою осветить.
25 марта 19 года
(Благовещенье)
Под большевиками
З.Гиппиус
В РАЮ ЗЕМНОМ
«Я только почтительнейше
билет возвращаю…»
Федор Михайлович
Не только молока иль шоколада,
Не только воблы, соли и конфет -
Мне даже и огня не очень надо:
Три пары досок обещал комбед.
Меня ничем не запугать: знакома
Мне конская багровая нога,
И хлебная иглистая солома,
И мерзлая картофельная мга.
Запахнет, замутится суп, - а лук-то?
А сор, что вместо чаю можно пить?
Но есть продукт….. Без этого продукта
В раю земном я не могу прожить.
Искал его по всем Нарводпродвучам,
Искал вблизи, смотрел издалека,
Бесстрашно лазил по окопным кручам,
Заглядывал и в самую Чека.
Ее ж, смотри, не очень беспокой-ка:
В раю не любят неуместных слов.
Я только спрашивал - и все Ревтройка
Неугомонный поднимала рев.
И я ходил, ходил в Петрокомпроды,
Хвостился днями у крыльца в Райком,
Но и восьмушки не нашел - свободы
Из райских учреждений ни в одном.
Голодный, безнадежный и в Манежный,
Влачась по стыди снежной, заходил,
К седому мальчику с душою нежной…
Увы, и он меня не утолил!*
Не выжить мне, я чувствую, я знаю,
Без пищи человеческой в раю…
Все карточки от Рая открепляю
И в Нарпродком с почтеньем отдаю.
*Намёк на Чуковского, который жил в Манежном переулке
5 дек. 19 года
СПб
З.Гиппиус
"Барабаны, не бейте слишком громко, -
Громки будут отважные дела...
....................................................
Вспомнят, как после славной победы
Нация стала союзом племён..."
"Марш" Сологуб
"Что такое война? Ремесло
варваров..."
Наполеон I
Поэты, не пишите слишком рано,
Победа еще в руке Господней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.
В часы неоправданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы...
З.Гиппиус
Пррродолжение следует.