Продолжаю заметки о когнитариате
Когда же появляется когнитариат? Понятное дело, люди, занимающиеся творчеством, научным и художественным известны издавна, но их труд был лишь моментом общественного производства. Когнитарит появляется тогда, когда их труд в его всеобщности становится главным фактором общественного производства. Одновременно и относительная численность представителей этого «не класса» становится достаточно весомой. Процесс консолидации когнитариата начался с конца XIX, начала XX века, но в полной мере развернулся к середине XX века. Именно тогда наука становиться непосредственной производительной силой. Однако, не стоит сводить когнитариат к ученому сословию, хотя сам термин подталкивает. Когнитариат это все те, чей труд непосредственно и фактически является всеобщим трудом, в противовес труду фактически абстрактному. Подобное выделение вовсе не равно выделению людей умственного труда. Офисный работник, совершающий унылее, однообразные операции, отлученный от реального творчества отчужден от своего труда не меньше, чем классический пролетарий на конвейере. Сущностной же характеристикой когнитария является то, что его труд не отчужден от его личности, не мыслим как абстрактный труд. Модельер, хороший дизайнер, повар и множество других профессий есть профессии когнитарные. Я не знаком с профессией программиста, но могу представить себе, что есть программисты творцы, а есть те, которые тупо, согласно заученный алгоритмам клепают указанные сверху куски программного кода. Более того, можно говорить даже о ремеслах, приобретающих свойства когнитарности, благодаря фантастическому развитию средств труда в этих сферах.
Ничего себе открытие, возразят мне! Все знают, что есть люди, которые любят свою профессию, и выполняют ее творчески, а есть те, кто ходит на работу что бы отбыть рабочее время, и не важно в какой сфере одни работают. Но вопрос состоит не в том, что люди как личности по-разному относятся к своей работе. Вопрос состоит в том, что, развитие средств труда, производительных сил требует когнитарности во все большей степени, и наоборот, оставляет невостребованной рабочую силу, способную лишь к продаже своего труда в абстрактной форме.
И опять же я услышу возражения. Мне скажут, что последние пару десятилетий по многим вопросам мы можем обнаружить движение вспять, движение к убийству творческого, что вкупе с падением уровня образования наводит на неприятные мысли. В связи с этим я хотел бы изложить некоторые почти «историософские» вещи.
Как я и говорил, процесс консолидации когнитариата развернулся к середине XX века. И эта эволюция все больше требовала как изменения социальной структуры, так и общественных отношений. В чем же выражались процесс консолидации когнитариата?
Первыми толчками на Западе были «молодежные революций» конца 60-х, начала 70-х, завершившие эру безудержного научного оптимизма 60-х годов. Кстати, в СССР процессы развивались сравнительно параллельно. Многие помнят, или могут прочитать из литературы той эпохи тот же научно-прогрессистский оптимизм, дискуссии физиков и лириков и т.д. Только что революции у нас не приключилось, поскольку социализм существующего на тот момент типа в меньшей степени исчерпал себя в плане предоставления возможностей развития свободного, когнитарного общества.
Первые попытки когнитарных революций на Западе потерпели поражение, в первую очередь по причине отсутствия теоретической базы. Не принимать же всерьез за теоретическую базу когнитариата цитатнички Мао или различные, пускай любопытные библии молодежи той эпохи вроде «Чужого в чужой стране» Хайнлайна. Однако неудачи когнитарных революций закончились уже более-менее серьезными попытками осмысления общественных процессов на Западе. Именно тогда, в 70-80-х появляются концепты конца индустриальной эпохи и наступления постиндустриального общества. В те годы под постиндустриальным обществом понимали именно когнитарное общество.
Тут стоит обратить внимание на работы Дж. Белла. Он выдвинул концепцию трех этапов в развитии общества, доиндустриального, индустриального и постиндустриального. На первом этапе определяющим являлось сельское хозяйство, а доминирующими институтами - церковь и армия (армия - условно говоря, скорее военная структура). На втором все определяет индустрия, а доминирующим институтом является корпорация, фирма. Третий же этап заключается в том, что определяющими становятся знания, а доминирующим институтом - университет, как место производства знаний. Это и есть то, что Белл определил как постиндустриальное общество.
Беда Белла заключалась в том, что он не марксист и не учел теорию революций Маркса. Ему казалось, что постиндустриальное общество наступит само собой, эволюционно, благодаря демократическим процедурам, и все это произойдет в рамках капитализма. Я же постараюсь напомнить о том, почему согласно Марксу общественный прогресс в рамках экономической формации обязательно развивается через революции. Тут я повторюсь, поскольку писал об этом в статье « О коммунизме без утопизма».
Дело в том, что любое общество, где господствует абстрактный труд, построено на отчуждении труда и имеет тех, кто этот труд отчуждает и кто распоряжается этим отчужденным трудом. Кстати, в наибольшей степени труд достигает отчужденного состояния в индустриальном обществе, где труд фактически становится абстрактным. Те, кто отчуждают и распоряжаются чужим трудом могут быть консолидированы в класс, - таков класс буржуазии в буржуазном обществе, а могут и представлять квазисословие, как в СССР. Как бы то ни было, они находятся на верхушке общественной иерархии и выстраивают и стабилизируют институциональную систему общества в соответствии со своими представлениями о должном, включающими и свою господствующую позицию. Когда в результате развития производительных сил появляется потребность в изменении общественных отношений, эти граждане решительно выступают против. Дело в том, что изменение общественных отношение, это (до сих пор, пока оно происходило в рамках экономической формации) изменение способов отчуждения труда и социальных сил, это отчуждение осуществляющих. Переход же к коммунизму будет просто прекращением системы отчуждения труда. В результате система социальных институтов (от организации производства, до армии и полиции), которая до определенных пор организовывала и закрепляла существующую систему отчуждения труда, должна быть разрушена и естественно сопротивляется этому, не хочет умирать. Ее приходится ломать силой, т.е. осуществлять революцию.
Когда Белл говорил о том, что корпорацию, как доминирующий институт должен сменить университет, он сам не понял, что сказал. Корпорация, как доминирующий институт, это целая институциональная система, выстроенная определенным способом, это целые классы и страты, занимающие определенные статусные позиции в обществе. Неужели миллионы людей, занимающих эти статусные позиции от всяких Рокфеллеров и Ротшильдов на самом верху, до менеджеров подразделений и т.д. внизу с радостью откажутся от своих статусов, причитающегося этим статусам вознаграждения, власти, длинноногих блондинок и т.д.? С радостными улыбками передадут ключи от власти, влияния и т.д. всяким «яйцеголовым» из университета? Вот уж вряд ли!
Тем более, условные Ротшильды все это знают заранее, ибо в отличии от Дж.Белла, Маркса эти граждане не просто учили, но и выучили. И они находят единственный способ, которым, как им кажется, они смогут удержать ситуацию под контролем. Они решили остановить прогресс, остановить развитие производительных сил.
Правда, сделать это было довольно сложно. Во-первых, на востоке возвышался крепкий конкурент, СССР, и попробуй тут остановить прогресс, мигом затопчет. А во-вторых, вся культура Запада в фазе модерна была воздвигнута на идее прогресса. Прогресс оправдывал западную цивилизацию в целом, со всеми ее очевидными даже в глазах людей запада пороками и уродствами.
В результате была проделана большая работа. В одном направлении прогресс вовсе не был остановлен, а наоборот, решительно подстегнут. Это прогресс в технологиях манипуляции сознанием людей. Нужно понимать, что это не просто прикладные технологии. Они разрабатывались, начиная от философской базы в виде философии постмодерна, как определенный способ видения мира. В результате в руках у сильных мира сего появились рычаги, которых не было никогда. Они заставили поверить людей в то, что прогресс продолжается без запинок, в то, что постиндустриальое общество построено. Постепенно, со временем, постиндустриальным обществом стали называть совсем не то, что подразумевал под ним Белл и энтузиасты его эпохи. На самом деле «университет» вовсе не заменил «корпорацию» в ранге доминирующего института. Более того, власть «корпорации», особенно в лице финансовых институтов выросла до крайности. Массовое творчество (социальное, научное, художественное) подменили массовым потреблением, создав потребительское общество, а экономику знаний подменили экономикой услуг. Тут опять же постарались интеллектуалы. Уже Тоффлер, вполне вроде бы мыслящий в традиции Белла зачем то, совершенно нелогично засунул на место основного способа труда, главного сектора производства услуги, тем более, что это стало следствием, главным образом, вовсе не роботизации и автоматизации производства, а всего лишь вывоза промышленного производства за рубеж. Таким образом, я хочу, что бы мой читатель понимал. Постиндустриальное общество, которое мы сегодня зачастую ругаем, на самом деле есть результат крупнейшего в истории мошенничества. На самом деле никакого постиндустриального общества не существует, а существует какой то ужасный мутант, выращенный совершенно осознано и именно для того, что бы не допустить рождения настоящего постиндустриального общества.
Как я и говорил, перед старым миром стояла еще одна проблема, а именно СССР - куда уж тут останавливать прогресс. Но тут им подфартило. Дело в том, что процессы развития в СССР, в определенной степени были аналогичными и параллельными западным. В Советском Союзе так же был слой, эдакое квазисословие людей, занимающихся организацией и распоряжением отчужденного (абстрактного) труда. Этот слой существовал в рамках определенной институциональной системы, созданной для закрепления вполне определенных способов организации отчужденного труда. Он поддерживал эту систему, был заинтересован в ней. И ровно так же эта институциональная система, особенно в лице верхушки статусных позиций значимых социальных институтов, известной под именем «номенклатуры» готова была решительно сопротивляться попыткам ее слома.
К 80-м годам уже в СССР существующая институциональная система система стала барьером на пути развития когнитарного общества. Хочу заметить, что рост диссидентских настроений в среде интеллигенции это вовсе не происки империалистов. Он имеет корни именно в описанной ситуации. Однако за отсутствием теории когнитариата оппозиционность интеллигенции стала принемать уродливые формы.
Конечно, ситуация в СССР была несколько отлична от западной. С одной стороны не желающий своей социальной гибели слой, или квазисословие, как я его назвал, был существенно уже и слабее того слоя, который на западе был заинтересован в сохранении капитализма. В этом смысле у советских людей было куда больше шансов перешагнуть в настоящее постиндустриальное общество как общество коммунистическое. Не говоря уж о том, что советская идеология серьезно сковывала руки номенклатуре в его возможных действиях по сохранению своего господствующего положения.
Но у монеты была и обратная сторона. Та же идеология сковывала руки и когнитарным слоям, в первую очередь в области разработки собственной, новой идеологии и философии, на базе которой советский когнитариат мог бы консолидироваться для осуществления когнитарной революции. И это несмотря на то, что такая идеология могла и должна была быть именно марксистской. Однако, как и в любом «правоверии» еретики, т.е. люди, «искажающие» учение, преследовались куда жестче иноверцев. Разрушительную роль сыграло то, что на Западе уже были разработаны теоретические конструкты поддельного, мутантного постиндустриализма, и внедрение этих конструктов, этой, уже разработанной идеологии в среду советского когнитариата и решило дело. Удалось уничтожить Советский Союз и ликвидировать саму возможность построения когнитарного, постиндустриального, коммунистического общества с помощью энергии самого когнитариата. Он стал основной разрушительной силой, тараном, направленным на собственный разгром.
По правде сказать, ситуация у всех сторон тогда висела на волоске. Я в свое время писал, ссылаясь на вполне авторитетных (и либеральных) восточно-европейских интеллектуалов, что даже в Восточной Европе, а не только в СССР требования диссидентской оппозиции были во многом именно коммунистические. Либертианство пришло куда позже. Я полагаю, что сыграл роль субъективный фактор, фактор личности в истории, а именно в нужный момент не нашлось мыслителя, который смог бы создать философию когнитариата. Мы могли тогда, у нас был шанс прорваться в коммунизм. И изменить историю не только для себя, но и для всего человечества. Именно поэтому так боятся и ненавидят Советский Союз, память о нем нынешние победители.
Казалось бы, буржуазная реакция восторжествовала. Мир стал однополярным, что, наконец, позволило остановить НТП по ряду основных направлений. Впрочем, остановку немногие заметили, ибо с помощью вышеописанных технологий НТП удалось ловко подменить на виртуальную симуляцию этого процесса. Вот тут об этом можно почитать, советую, хотя немного устарело и не со всеми трактовками согласен. Фукуяма, ликуя, выкрикнул насчет конца истории и закрутился праздник каждый день.
Однако на самом деле победа старого, буржуазного мира открыла для него самого вовсе нерадостные перспективы. Дело в том, как я уже писал тут, обыденное представление о революции, как правило, не совсем верно. Не столько силою революционеров обычно делаются революции, сколько гниением и конечной гибелью мира старого. Мир капитализма, одержав победу над движением молодого, передового класса, и, как полагают его адепты, ликвидировав саму возможность повторного наступления, вовсе не избавился от собственной смертельной болезни. Те тенденции развития, которые должны были естественным образом раскрыться в обществе настоящего постмодерна, стали ядовитыми плодами, уродливыми и гнилыми монстрами мутантного, симулянтного постмодерна. Это мы наблюдаем и в культуре и в экономике. Мы видим, во что превратились созданные со вполне достойной и благородной целью движения за права (людей с другим цветом кожи, женщин и т.д.), мы наблюдаем, как движение за свободу, в том числе свободу слова обернулось тотальным диктатом политкорректности, мы видим, как результатом того, что абстрактный труд стал лишь моментом общественного производства, сделалось не господство когнитарного типа производственных отношений, а болезненное распухание и диктат финансового сектора в экономике, что привело капиталистическую экономику к глубочайшему кризису.
Старый мир гниет, хотя конечно всегда находятся те, кому сладковатый запах разложения представляется ароматами рая.
Впрочем, все это историософское эссе я написал для того, что бы стали понятны особенности анализа современного состояния когнитариата и перспектив развития этого «не класса». Суть в том, что начиная с 80-х годов прошлого столетия мы уже не можем наблюдать достаточно однозначные, четко просматриваемые тенденции в развитии общества. В результате того, что общественное развитие свернуло, вернее, было искусственно направлено в русло мутантного, поддельного постмодерна многие направления развития, очевидные в 60-70-е годы сегодня приходится обнаруживать только с помощью достаточно сложного анализа. Постепенный развал образования, науки, даже культуры как системы есть результат разложения капитализма, и мутантного постмодерна как его последней исторической формы.
Но именно поэтому нет выхода, кроме революционного. Успехи капитализма в угнетении прогресса, в остановке развития так велики, что вполне возможно достаточно массовый когнитариат будет уничтожен. Капитализм тоже погибнет по причине своих внутренних противоречий. Он уже сейчас гибнет, но унаследует ему не когнитарное, коммунистическое общество, а темные века. Впрочем, еще один шанс заключается в развале глобального мира на ряд технологических зон (понятиями Хазина). Тогда в рамках конкурирующих зон капитал будет попросту вынужден в целях самосохранения снова активизировать развитие, и в первую очередь НТП, что в свою очередь приведет к возрождению когнитариата.
Ничего себе открытие, возразят мне! Все знают, что есть люди, которые любят свою профессию, и выполняют ее творчески, а есть те, кто ходит на работу что бы отбыть рабочее время, и не важно в какой сфере одни работают. Но вопрос состоит не в том, что люди как личности по-разному относятся к своей работе. Вопрос состоит в том, что, развитие средств труда, производительных сил требует когнитарности во все большей степени, и наоборот, оставляет невостребованной рабочую силу, способную лишь к продаже своего труда в абстрактной форме.
И опять же я услышу возражения. Мне скажут, что последние пару десятилетий по многим вопросам мы можем обнаружить движение вспять, движение к убийству творческого, что вкупе с падением уровня образования наводит на неприятные мысли. В связи с этим я хотел бы изложить некоторые почти «историософские» вещи.
Как я и говорил, процесс консолидации когнитариата развернулся к середине XX века. И эта эволюция все больше требовала как изменения социальной структуры, так и общественных отношений. В чем же выражались процесс консолидации когнитариата?
Первыми толчками на Западе были «молодежные революций» конца 60-х, начала 70-х, завершившие эру безудержного научного оптимизма 60-х годов. Кстати, в СССР процессы развивались сравнительно параллельно. Многие помнят, или могут прочитать из литературы той эпохи тот же научно-прогрессистский оптимизм, дискуссии физиков и лириков и т.д. Только что революции у нас не приключилось, поскольку социализм существующего на тот момент типа в меньшей степени исчерпал себя в плане предоставления возможностей развития свободного, когнитарного общества.
Первые попытки когнитарных революций на Западе потерпели поражение, в первую очередь по причине отсутствия теоретической базы. Не принимать же всерьез за теоретическую базу когнитариата цитатнички Мао или различные, пускай любопытные библии молодежи той эпохи вроде «Чужого в чужой стране» Хайнлайна. Однако неудачи когнитарных революций закончились уже более-менее серьезными попытками осмысления общественных процессов на Западе. Именно тогда, в 70-80-х появляются концепты конца индустриальной эпохи и наступления постиндустриального общества. В те годы под постиндустриальным обществом понимали именно когнитарное общество.
Тут стоит обратить внимание на работы Дж. Белла. Он выдвинул концепцию трех этапов в развитии общества, доиндустриального, индустриального и постиндустриального. На первом этапе определяющим являлось сельское хозяйство, а доминирующими институтами - церковь и армия (армия - условно говоря, скорее военная структура). На втором все определяет индустрия, а доминирующим институтом является корпорация, фирма. Третий же этап заключается в том, что определяющими становятся знания, а доминирующим институтом - университет, как место производства знаний. Это и есть то, что Белл определил как постиндустриальное общество.
Беда Белла заключалась в том, что он не марксист и не учел теорию революций Маркса. Ему казалось, что постиндустриальное общество наступит само собой, эволюционно, благодаря демократическим процедурам, и все это произойдет в рамках капитализма. Я же постараюсь напомнить о том, почему согласно Марксу общественный прогресс в рамках экономической формации обязательно развивается через революции. Тут я повторюсь, поскольку писал об этом в статье « О коммунизме без утопизма».
Дело в том, что любое общество, где господствует абстрактный труд, построено на отчуждении труда и имеет тех, кто этот труд отчуждает и кто распоряжается этим отчужденным трудом. Кстати, в наибольшей степени труд достигает отчужденного состояния в индустриальном обществе, где труд фактически становится абстрактным. Те, кто отчуждают и распоряжаются чужим трудом могут быть консолидированы в класс, - таков класс буржуазии в буржуазном обществе, а могут и представлять квазисословие, как в СССР. Как бы то ни было, они находятся на верхушке общественной иерархии и выстраивают и стабилизируют институциональную систему общества в соответствии со своими представлениями о должном, включающими и свою господствующую позицию. Когда в результате развития производительных сил появляется потребность в изменении общественных отношений, эти граждане решительно выступают против. Дело в том, что изменение общественных отношение, это (до сих пор, пока оно происходило в рамках экономической формации) изменение способов отчуждения труда и социальных сил, это отчуждение осуществляющих. Переход же к коммунизму будет просто прекращением системы отчуждения труда. В результате система социальных институтов (от организации производства, до армии и полиции), которая до определенных пор организовывала и закрепляла существующую систему отчуждения труда, должна быть разрушена и естественно сопротивляется этому, не хочет умирать. Ее приходится ломать силой, т.е. осуществлять революцию.
Когда Белл говорил о том, что корпорацию, как доминирующий институт должен сменить университет, он сам не понял, что сказал. Корпорация, как доминирующий институт, это целая институциональная система, выстроенная определенным способом, это целые классы и страты, занимающие определенные статусные позиции в обществе. Неужели миллионы людей, занимающих эти статусные позиции от всяких Рокфеллеров и Ротшильдов на самом верху, до менеджеров подразделений и т.д. внизу с радостью откажутся от своих статусов, причитающегося этим статусам вознаграждения, власти, длинноногих блондинок и т.д.? С радостными улыбками передадут ключи от власти, влияния и т.д. всяким «яйцеголовым» из университета? Вот уж вряд ли!
Тем более, условные Ротшильды все это знают заранее, ибо в отличии от Дж.Белла, Маркса эти граждане не просто учили, но и выучили. И они находят единственный способ, которым, как им кажется, они смогут удержать ситуацию под контролем. Они решили остановить прогресс, остановить развитие производительных сил.
Правда, сделать это было довольно сложно. Во-первых, на востоке возвышался крепкий конкурент, СССР, и попробуй тут остановить прогресс, мигом затопчет. А во-вторых, вся культура Запада в фазе модерна была воздвигнута на идее прогресса. Прогресс оправдывал западную цивилизацию в целом, со всеми ее очевидными даже в глазах людей запада пороками и уродствами.
В результате была проделана большая работа. В одном направлении прогресс вовсе не был остановлен, а наоборот, решительно подстегнут. Это прогресс в технологиях манипуляции сознанием людей. Нужно понимать, что это не просто прикладные технологии. Они разрабатывались, начиная от философской базы в виде философии постмодерна, как определенный способ видения мира. В результате в руках у сильных мира сего появились рычаги, которых не было никогда. Они заставили поверить людей в то, что прогресс продолжается без запинок, в то, что постиндустриальое общество построено. Постепенно, со временем, постиндустриальным обществом стали называть совсем не то, что подразумевал под ним Белл и энтузиасты его эпохи. На самом деле «университет» вовсе не заменил «корпорацию» в ранге доминирующего института. Более того, власть «корпорации», особенно в лице финансовых институтов выросла до крайности. Массовое творчество (социальное, научное, художественное) подменили массовым потреблением, создав потребительское общество, а экономику знаний подменили экономикой услуг. Тут опять же постарались интеллектуалы. Уже Тоффлер, вполне вроде бы мыслящий в традиции Белла зачем то, совершенно нелогично засунул на место основного способа труда, главного сектора производства услуги, тем более, что это стало следствием, главным образом, вовсе не роботизации и автоматизации производства, а всего лишь вывоза промышленного производства за рубеж. Таким образом, я хочу, что бы мой читатель понимал. Постиндустриальное общество, которое мы сегодня зачастую ругаем, на самом деле есть результат крупнейшего в истории мошенничества. На самом деле никакого постиндустриального общества не существует, а существует какой то ужасный мутант, выращенный совершенно осознано и именно для того, что бы не допустить рождения настоящего постиндустриального общества.
Как я и говорил, перед старым миром стояла еще одна проблема, а именно СССР - куда уж тут останавливать прогресс. Но тут им подфартило. Дело в том, что процессы развития в СССР, в определенной степени были аналогичными и параллельными западным. В Советском Союзе так же был слой, эдакое квазисословие людей, занимающихся организацией и распоряжением отчужденного (абстрактного) труда. Этот слой существовал в рамках определенной институциональной системы, созданной для закрепления вполне определенных способов организации отчужденного труда. Он поддерживал эту систему, был заинтересован в ней. И ровно так же эта институциональная система, особенно в лице верхушки статусных позиций значимых социальных институтов, известной под именем «номенклатуры» готова была решительно сопротивляться попыткам ее слома.
К 80-м годам уже в СССР существующая институциональная система система стала барьером на пути развития когнитарного общества. Хочу заметить, что рост диссидентских настроений в среде интеллигенции это вовсе не происки империалистов. Он имеет корни именно в описанной ситуации. Однако за отсутствием теории когнитариата оппозиционность интеллигенции стала принемать уродливые формы.
Конечно, ситуация в СССР была несколько отлична от западной. С одной стороны не желающий своей социальной гибели слой, или квазисословие, как я его назвал, был существенно уже и слабее того слоя, который на западе был заинтересован в сохранении капитализма. В этом смысле у советских людей было куда больше шансов перешагнуть в настоящее постиндустриальное общество как общество коммунистическое. Не говоря уж о том, что советская идеология серьезно сковывала руки номенклатуре в его возможных действиях по сохранению своего господствующего положения.
Но у монеты была и обратная сторона. Та же идеология сковывала руки и когнитарным слоям, в первую очередь в области разработки собственной, новой идеологии и философии, на базе которой советский когнитариат мог бы консолидироваться для осуществления когнитарной революции. И это несмотря на то, что такая идеология могла и должна была быть именно марксистской. Однако, как и в любом «правоверии» еретики, т.е. люди, «искажающие» учение, преследовались куда жестче иноверцев. Разрушительную роль сыграло то, что на Западе уже были разработаны теоретические конструкты поддельного, мутантного постиндустриализма, и внедрение этих конструктов, этой, уже разработанной идеологии в среду советского когнитариата и решило дело. Удалось уничтожить Советский Союз и ликвидировать саму возможность построения когнитарного, постиндустриального, коммунистического общества с помощью энергии самого когнитариата. Он стал основной разрушительной силой, тараном, направленным на собственный разгром.
По правде сказать, ситуация у всех сторон тогда висела на волоске. Я в свое время писал, ссылаясь на вполне авторитетных (и либеральных) восточно-европейских интеллектуалов, что даже в Восточной Европе, а не только в СССР требования диссидентской оппозиции были во многом именно коммунистические. Либертианство пришло куда позже. Я полагаю, что сыграл роль субъективный фактор, фактор личности в истории, а именно в нужный момент не нашлось мыслителя, который смог бы создать философию когнитариата. Мы могли тогда, у нас был шанс прорваться в коммунизм. И изменить историю не только для себя, но и для всего человечества. Именно поэтому так боятся и ненавидят Советский Союз, память о нем нынешние победители.
Казалось бы, буржуазная реакция восторжествовала. Мир стал однополярным, что, наконец, позволило остановить НТП по ряду основных направлений. Впрочем, остановку немногие заметили, ибо с помощью вышеописанных технологий НТП удалось ловко подменить на виртуальную симуляцию этого процесса. Вот тут об этом можно почитать, советую, хотя немного устарело и не со всеми трактовками согласен. Фукуяма, ликуя, выкрикнул насчет конца истории и закрутился праздник каждый день.
Однако на самом деле победа старого, буржуазного мира открыла для него самого вовсе нерадостные перспективы. Дело в том, как я уже писал тут, обыденное представление о революции, как правило, не совсем верно. Не столько силою революционеров обычно делаются революции, сколько гниением и конечной гибелью мира старого. Мир капитализма, одержав победу над движением молодого, передового класса, и, как полагают его адепты, ликвидировав саму возможность повторного наступления, вовсе не избавился от собственной смертельной болезни. Те тенденции развития, которые должны были естественным образом раскрыться в обществе настоящего постмодерна, стали ядовитыми плодами, уродливыми и гнилыми монстрами мутантного, симулянтного постмодерна. Это мы наблюдаем и в культуре и в экономике. Мы видим, во что превратились созданные со вполне достойной и благородной целью движения за права (людей с другим цветом кожи, женщин и т.д.), мы наблюдаем, как движение за свободу, в том числе свободу слова обернулось тотальным диктатом политкорректности, мы видим, как результатом того, что абстрактный труд стал лишь моментом общественного производства, сделалось не господство когнитарного типа производственных отношений, а болезненное распухание и диктат финансового сектора в экономике, что привело капиталистическую экономику к глубочайшему кризису.
Старый мир гниет, хотя конечно всегда находятся те, кому сладковатый запах разложения представляется ароматами рая.
Впрочем, все это историософское эссе я написал для того, что бы стали понятны особенности анализа современного состояния когнитариата и перспектив развития этого «не класса». Суть в том, что начиная с 80-х годов прошлого столетия мы уже не можем наблюдать достаточно однозначные, четко просматриваемые тенденции в развитии общества. В результате того, что общественное развитие свернуло, вернее, было искусственно направлено в русло мутантного, поддельного постмодерна многие направления развития, очевидные в 60-70-е годы сегодня приходится обнаруживать только с помощью достаточно сложного анализа. Постепенный развал образования, науки, даже культуры как системы есть результат разложения капитализма, и мутантного постмодерна как его последней исторической формы.
Но именно поэтому нет выхода, кроме революционного. Успехи капитализма в угнетении прогресса, в остановке развития так велики, что вполне возможно достаточно массовый когнитариат будет уничтожен. Капитализм тоже погибнет по причине своих внутренних противоречий. Он уже сейчас гибнет, но унаследует ему не когнитарное, коммунистическое общество, а темные века. Впрочем, еще один шанс заключается в развале глобального мира на ряд технологических зон (понятиями Хазина). Тогда в рамках конкурирующих зон капитал будет попросту вынужден в целях самосохранения снова активизировать развитие, и в первую очередь НТП, что в свою очередь приведет к возрождению когнитариата.