По Внутренней орде и Астраханской губернии. I. Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда (2/3)
А. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда // Москвитянин, 1853, т. 6, № 22.
I. Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда. Часть 1. Часть 2. Часть 3.
II. Улус Хошотский, или Хошоутовский.
III. Астрахань.
Киргиз-казаки. «Le Magasin pittoresque», 1835
Несмотря на дикую жизнь киргизов, хан умел обуздывать их своевольство и обложил повинностями, которые были трех родов: а) зякете и сугум для хана, б) сугум для родоначальников, и в) сбор особый для содержания ханских рассыльных. Зякете установлен Магометом, а сугум и сбор особый введены Джангером. Происхождение зякете объясняется в книгах Корана и Хадисе [Хадисе есть собрание изречений и проповедей Магомета]; впоследствии смысл этой подати был разъяснен и утвержден собором муджтеидов [они были наместники и хранители закона после смерти Магомета], который изложил его в книгах Матуне и Шрух [Матуне и Шрух - книги, заключающие в себе основания и толкования религии: первая объясняет сокращенно, а вторая подробно]. В Коране сказано: «Исполняйте моление и производите зякете». В Хадисе: «Отдавайте зякете с вашего имения». Собором муджтеидов, в книгах Матуне и Шрух: «Поелику приношение зякете есть общее постановление для последователей Пророка (Магомета), существующее с самых первоначальных времен до настоящих дней, и ни один мусульманин не возражает противу святости такого учреждения, то уклоняющийся от зякете да будет отступник веры! опровергающий же да будет совратитель!» - Зякете означало собственно излишество, а по шаригату (закону общему) приношение от избытка; определено, однако, Нисабом [Нисаб слово арабское, значит основание и условие]: «Никто не должен рассуждать, справедливо ли или несправедливо, сообразно ли или несообразно условию и узаконению постановление владетеля о взимании зякете; но всякий должен повиноваться беспрекословно и вносить следуемую с него часть». На этом основании Джангер, как последователь и хранитель Корана, объяснял свой зякете, который простирался до 80.000 руб. сер., для поддержания достоинства ханского и его семейства, на расходы духовенства, устроение мечетей, благотворения и полезные учреждения. Сугум собирался скотом для угощения, по народному обычаю, приезжавших в ставку киргизов. Сугум для родоначальников был взнос добровольный, потому что они несли обязанности управления родами и пеклись о нуждах вверенного им народа; сбор особый на содержание рассыльных, простиравшийся до 1.850 руб. сер., введен для сношения с султанами, родоначальниками, и для содержания почт.
В быту киргизском скотоводство составляет единственное занятие; хотя оно не так обширно, однако насчитывают, приблизительно: верблюдов 58.903, коз 131.171, рогатого скота 158.792, лошадей 229.173, овец 1.092.476; всего 2.500.345 голов. Есть кибитки, которые имеют по 6.000 голов скота, чем тщеславятся друг пред другом, ибо этим обнаруживают свое богатство. У кого большие табуны, тот вельможа, аристократ. Скот прекрасной породы, лошади хотя очень красивые по наружности, однако не годятся в упряжь, и самая лучшая киргизская тройка пристанет на двадцативерстном расстоянии, и потом везет с большим трудом. Обывательская тройка из русских лошадей гораздо сильнее и здоровее: на таком расстоянии она не пристанет, - это испытано мною. Киргизские лошади, как уверяли меня, хороши для езды верховой, потому что они неутомимы, - но это также неосновательно: в двухчасовую езду до того изнурились хваленые лошади, что нужно было долго водить их, пока они, так сказать, пришли в себя. Говорю по опыту.
Киргизы пекутся о размножении скотоводства, потому что оно кормит их, ибо мясо - главная их пища, хотя входит в употребление хлеб. Весьма большое количество скота истребляется обычаями гостеприимства, постановлениями магометанскими, чтобы в день Курбан-бейрама (жертва Божественная) приносить его в жертву: тогда самый бедный тащит барана, а зажиточный не менее трех коров. В бедственные 1844 и 1845 годы, ознаменованные глубокими снегами и продолжительными морозами, погибло весьма много скота. Старожилы помнят, что около 40 лет тому назад Киргизская степь была покрыта множеством кустарников и хорошими пастбищами, а теперь она прорезывается грядами больших сыпучих песков, и скот терпит большой недостаток в траве; местами пересекается солонцоватыми топями и грязями (хаками), гибельными в зимние бураны, коими скот заносится сюда. При обыкновенном бездождии и нестерпимых жарах, сохнут и выгорают травы, между тем как орду окружают богатые губернии, изобильные хлебородием и водами. Внутри ее нет ни рек, ни речек, постоянно текущих. На границах ее со стороны Войска Уральского протекает небольшая речка Малой Узень, со стороны Саратовской губернии - речки Торгунь и Паника. В них водится самая мелкая рыба, ловом которой не занимаются киргизы.
В ставке ханской бывают две ярмарки, открытые в 1832 году: первая весенняя, начинающаяся с 15 апреля и оканчивающаяся 15 мая, а вторая осенняя, с 15 сентября по 15 октября. В весеннюю собирается очень много покупщиков скота из отдаленных, внутренних губерний; съезжаются торговцы с красными товарами из губерний Астраханской, Самарской, Саратовской, Симбирской, Казанской, Оренбургской и других. Обе ярмарки очень сильно содействуют обогащению ставки и умственному развитию кочующего народа.
Киргизы вероисповедания мугаммеданского, обряда суннитского [Известно, что персияне, шиитского вероисповедания (правоверного), упрекают киргизов в раскольничестве, а приверженцы суннитского называют их взамен раскольниками, оттого у них распря доходит до фанатизма, как это было в Европе по случаю споров о чистоте вероисповедания. Персияне зовут татар в насмешку татарами, объясняя, на своем языке, их происхождение от тат неверный и ар принимающий, т. е. принимающие неверную, раскольническую веру.]. У них долгое время не было нужного числа духовенства, кроме нескольких мулл казанских, но Джангер употребил все возможные старания об образовании у себя духовенства, из своих киргизов, почему отдавал учиться в школы оренбургские и к лучшим муллам, жившим по разным местам своей орды, не только детей, но и взрослых. В течение двадцатилетних усилий он достиг цели: природными киргизами заместил места мулл при кибитках и главной мечети. В настоящее время находятся при ставке: ахун с несколькими муллами, а в орде около 139 мулл, по одному на 170 кибиток. Духовенство не имеет никаких особых прав и содержанием пользуется от добровольных приношений за отправления обрядов религиозных и обучение детей. Ахун и муллы в ставке содержались при жизни хана, кроме приношений, пособиями его. Они наблюдают за исполнением обрядов своих суннитов, побуждая к тому увещаниями, почему каждый киргиз считает за обязанность бывать в мечети хотя один раз в день; болезнь только может остановить его. В мечеть входят и молятся в ней в шапках, некоторые входят босоногие, невзирая на холод, ибо Кораном повелено: «Да войдет правоверный, отряхнув прах от своих ног и очистив их от всякой нечистоты». - Этому правилу не следуют в точности, и я видел из всех молящихся одного мальчика босоногого во время холодное: было видно, что он дрожал. Входящий в мечеть идет прямо, не смотрит никуда, и, остановившись почти на половине, произносит про себя молитву, потом прикладывает к ушам руки, продолжает читать свою молитву, затем падает ниц на землю или, сделав несколько поклонов, садится, поджав ноги, и молится уже кланяясь и вздыхая. - Из женщин никто не входит в мечеть, и они, как бы отлученные от Бога и недостойные молиться Ему, проводят всю свою жизнь в рабстве и грубости, отнюдь не понимая своей тягости. Сроднившись с детства с мыслию, что они созданы для мужчин, они и умирают с тою же мыслию.
Поклоняющиеся исламизму, запечатлели его остатками идолопоклонства. Они верят духу доброму, худай, и злому, шайтану (черту). Они думают, что не признающие их Корана могут быть мучимы для блага религии. Верят, что души покойников сходят на землю со звезд. Считают того усопшего святым, над прахом которого вырастет большое дерево, и этого достаточно для внесения его в свой молитвенник. Заживо являются у них святые, которые, не имея средств к дневному пропитанию, одеваются в лохмотья, бродят между кибитками, гадают, предсказывают или произносят молитвы странным голосом, призывая на свою помощь духов. Яурунчи или джаурунчи (колдуны) гадают по бараньим костям: положив их на огонь, замечают треск, и по нему видят все на свете. Рамчи (прорицатели) предсказывают по цвету пламени, коим пылает брошенное в огонь баранье масло. Джулдузчи (астрологи) гадают по звездам, утверждая, что в них переселились знакомые им духи. Рассказывали мне, что еще находятся исступленные прорицатели, называемые бакси. Являясь в рубище и с потупленными глазами, бакси берет кобыз (род скрипки), садится, потом пронзительно поет и играет, коверкается постепенно, пока не заклубится пена во рту. Тогда, бросая кобыз, вскакивает, трясет головою и зовет духов. После тут же рассказывает, что говорили ему духи.
Хотя давно твердят свету: леность есть мать пороков, однако иной европеец не внимает этому; что же до азиатца, то его должно извинить, ибо он вовсе не знает ни этой поговорки, ни последствий лености; напротив, он думает, что достоинство и важность в том-то и состоят, чтоб ничего не делать, лежать на боку и болтать, что придет в голову: так поступают киргизы, начиная от простолюдина до аристократа; если хотите, то султаны подают примеры. Собравшись, несколько приятелей садятся на коврах, в кибитках ли это, или в домах, - известно, что они чуждаются мебели, - и разговаривают почти всю ночь. О чем же говорят? Подумает кто-нибудь, что они беседуют о благосостоянии вверенных им кибиток, - нимало: толкуют о пропавшей овце: какой она шерсти, годовая ли, и как пропала? Одни рассуждают об ней с важностию, - другие слушают с величайшим вниманием. Если кто потянется или вздремнет, тот считается за злого, несострадательного к пропавшей овце. - Всякая мелочная вещь, ничтожная новость занимает их гораздо более, нежели дело полезное. Не умея различать истинного занятия от пустословия, они охотно слушают всякий вздор и верят всему. Самая наружность киргиза выражает леность и беспечность. Посмотрите на очерк лица: нос несколько приплюснутый, мускулы выдавшиеся, лоб широковатый, глаза небольшие, губы несколько толстые, рот и подбородок маленькие, уши прямые, прижатые, лицо смуглое, почти оливковатое, руки жилистые и тело крепкое. Мужчины и женщины большей частию среднего роста. Мужчины отпускают небольшие бороды и усы, подстригая их; волосы на голове бреют; цвет волос черный, почти лоснящийся, и такой цвет встречал я преимущественно между женщинами. Одеваются в чапаны, называемые ими халатами, всегда длинные и пестрые разноцветные; во время зимы они опушиваются мехом. Шапка, называемая малахай, спускается на спину вроде капишона, виски прикрываются опущенными наушниками. Делаются малахаи нарядные, которые суть остроконечные, наподобие колпаков, и весьма высокие. В шапках являются в Совет, не снимают их ни пред султаном, ни пред ханом. Щеголи носят шапки круглые, как малороссийские, опушенные мехом, с круглой верхушкою красного цвета; такие же шапки носят девушки и женщины; последние повивают еще голову куском белого полотна вроде повойника, коего концы, довольно длинные, лежат на спине, и такой убор весьма схож с малороссийской серпянкою. Девушки повивают голову красной материею; невесты надевают на голову колпак с узкими полями, вышиною около аршина, который унизывают каменьями и побрякушками. Волосы как женщины, так и девицы заплетают. Женщины разделяют их на две или на три косы: две висят по плечам, а третью обшивают в бархат. Иногда вместо последней привязывают лопасть, украшенную кистями, лентами и бляхами. Девушки заплетают многие тоненькие косы, унизывая их серебряными бляхами, змеиными головками, цветными камешками, бубенчиками и бисером, к концам привешивают ленты, шнурочки и кисти. - Одежда бедного состоит из двух или одной рубашки и халата из самого грубого полотна, ергака, вроде длинного чапана, выделываемого из жеребьячей шкуры, и овчинного тулупа. Люди состояния посредственного носят халаты полушелковые, зажиточные - ергаки лучшей отделки, лисьи шубы, кафтаны и шелковые халаты, с опушкою или бахромою бархатною и золоченою. Подпоясываются шерстяными и шелковыми поясами, но отличительный и почетный убор обоего пола - это халат. В правлении Временного Совета я видел служащих - в пестрых шелковых халатах. На вопрос мой, можно ли так быть в Совете, переводчик отвечал мне: не только можно, но должно, потому что этот наряд служебный и почетный в обществе. - После этого мы невежи, являясь к высокостепенным особам в сюртуках. - Девический наряд от женского отличается только головною повязкою и сапогами на высоких подборах, около полутора вершка, и этим щеголяют: ходят на них очень скоро и по нескольку верст. Любят навешивать побрякушки, и им нравится брянчание. Оба пола, начиная с детей, ездят верхом на лошадях и верблюдах; повозок никаких не знают. Женщины, как и мужчины, сидят верхом ловко, и так твердо, как бы на стуле. Одетые в шелковое полукафтанье и с повойником на голове, с развевающимися на спине длинными концами, они рисуются в своей свободной и непринужденной скачке так, что светская наездница позавидовала бы их искусству. Многие стреляют метко. Мужеский и женский пол, проводя жизнь в кибитках, не любит движения, отчего от природы ленивы, неповоротливы и равнодушны к улучшению собственному. Довольствуясь куском мяса, называемого маханом, и супом, приготовленным из муки и горячей воды, называемым буданом, они не ищут более; хлеб употребляется очень мало. Любимое и прославленное питье кумыс употребляют одни зажиточные, равно как и чай кирпичный. То и другое я пил с удовольствием. Кирпичный чай оттого называется так, что он продается плитами наподобие кирпичей, и стоит до 1½ руб. сер. Отрезав определенную часть, кладут в чайник и кипятят около двух часов, потом прибавляют соли и чухонского масла, а бедные бараньего сала, и подают в особых чашках, равняющихся вместимостию до четырех стаканов; таковых чашек выпивают с хлебом по три, а иногда по четыре. Русские пьют охотно, особенно живущие с ними, и уверяли меня, что, быв пресыщены им, работают свободно до полудня. Сытность и легкость я сам испытал, и некоторые рассказывали мне, что этот чай истребляет геморрой, и что многие избавились от него. К числу кушаньев принадлежит еще биш-бармак. Это - крошево из бараньего мяса, смешанного с кусочками сала [Биш-бармак татарское слово, биш значит пять и бармак палец; дано ему это название потому, что едят пятью пальцами. Это кушанье не понравилось мне.]. - Из сала и жира приготовляют колбасы, имеющие вкус кровяных немецких (Brustwurst и Leberwurst).
Киргизы гостеприимны и стараются угостить чем только могут. Будучи склонны к лукавству и приобретению, они нередко изменяют самому гостеприимству, почитаемому везде священным. Не накормить или обидеть гостя - это поношение не только одной кибитке, но целому роду. Если киргиз-кайсак завидел вещь и она понравилась ему, то он начинает выхвалять ее, и хвалит дотоле, пока не подарят ему. Не догадывающийся или не желающий подарить подвергается опасности жизни. При входе моем в одну кибитку, женщины, осматривая мою одежду, хвалили ее, особенно им нравилась шуба из черных лоснящихся мерлушек. Старуха сказала потом чрез переводчицу: «Как хорош мех! желала бы носить такой и я. Кто ты такой: хозяин ли или чиновник?» - «Для чего она спрашивает?» - спросил я. - «Больно ей понравилась твоя шуба», - отвечала она. Не понимая смысла, к чему так нравилась шуба, я рассматривал внутреннее устройство жилья; но видно было, что старуха оставалась недовольною, что я все еще в шубе. - Мне рассказывали потом, что киргиз, забыв гостеприимство, ограбливал или убивал гостя и зарывал его в такое место, что концы, как говорится, в воду. Сколько я мог сам заметить, киргиз-кайсаки сребролюбивы, хитры и пронырливы, охотники погулять на чужой счет, и если им достается даром попить, то пьют до омертвенья. Весьма сладострастны, и при виде хорошенькой женщины обнаруживают порывы кипучие. Женившись на самой миленькой, обращают ее в работницы и рабыни. Они женятся не для того, чтобы любили впоследствии своих жен и детей или заботились бы об их благосостоянии; нет, для того, чтобы самому ничего не делать, жить в одном чувственном наслаждении, а жены работай на него. Собирается ли муж ехать куда-либо, - жена одень его, оседлай ему лошадь, посади на нее и запаси ему съестного на дорогу. Возвращается ли муж домой, - жена поди сними его с лошади, расседлай, накорми, напой ее, и смотри, чтобы кто не угнал с пастбища. Жена приготовь и подай ему кушанье, а он, поджав ноги, садится есть один; жена, стоя пред ним с детьми, не смеет дотронуться ни до махана, ни до будана, пока он не насытится. Если бы она подала ему кусок баранины весом в пятнадцать фунтов, то он постарается все съесть, а она, сложа руки, смотрит, как он уписывает и бросает ей с детьми одни обглоданные кости, которые тут же хватаются наперерыв детьми и собаками.
Отец, не имея никакого попечения о детях, выдает дочь замуж и женит сына для того только, чтобы избавиться от них. По причине многоженства, браки совершаются у них так легко, что у нас гораздо труднее познакомиться. В день самого бракосочетания ни жених, ни невеста не видятся, и сидят в отдельных комнатах или кибитках. Является мулла, прочитывает молитву одному жениху и благословляет его на брак. Можно жениться без муллы, стоит сказать при свидетелях: «Алдым» (беру), а ему отвечают: «Бердым» (отдаю). После произнесенного «алдым», жених не может отказаться, но он не может взять невесту с собою, пока не внесет за нее положенного калыма: он имеет право посещать ее во всякое время и проводить с нею ночи. Про таковые браки рассказывали мне довольно. Однажды киргиз повстречал в степи едущую с матерью дочь, которая ему очень понравилась. Он угождал им во всю дорогу и с ними приехал до их аула. Приглашенный войти в кибитку, он был угощен ими. По прошествии нескольких часов, он сказал матери «алдым», которая отвечала ему, что она не согласна на «бердым», потому что при них нет ни муллы, ни свидетелей. - «Ничего, матушка, я сам мулла [у магометан тот всякой мулла, который знает грамоту и Коран], что же до свидетелей, то они вот». Он закричал на ближние кибитки: «Будьте моими свидетелями, алдым!» Тогда мать была принуждена сказать «бердым», но не прежде отпустила к нему дочь, пока он не внес сполна калыма [Калым собственно значит подарок, но здесь разумеется продажа. Такой обычай, т. е. продавать невест, господствовал у наших предков, и он был всеобщим на Востоке. Теперь не искоренен еще в России между кочующими племенами.].
В обхождении киргизы по-видимому просты и оказывают почтение старшинам. Приветствуют друг друга поданием руки. Простолюдин подает свою руку хану, который не чуждается последнего байчума (бедняка), - это народный обычай. Большим уважением считается, если один протянет руку, а другой, положив ее на свою ладонь, прижмет и приударит своею рукою. Женщины приветствуются между собою одними вопросами - о здоровье, кочевье, и хвалятся, кто более услуживает мужу, собирает и устанавливает кибитку, куда прикочевывает и избирает место ставки, чтобы только угодить мужу. Не смотря на раболепную подчиненность и многоженство, часто гнездится в сердце женщин ревность, - от коей нередко иссыхают. Любя своих мужей, они дают им самые нежные наименования: глазик мой, светик мой, сердце мое, душа моя. Мужья не ревнуют к своим женам, но и не равнодушны, когда ухаживают посторонние. Бывают неверности со стороны жен, коих по Корану велено побивать каменьями, как у древних евреев. Женщины ходят с открытыми лицами и при встрече не закрываются. Султаны и зажиточные, слывущие аристократами, не показывают своих жен и смотрят за ними строго: чем более строгости, тем более неверности. Если мусульманка пожелает видеть кого, то она найдет возможность - и муж с рогами.
Рождение дитяти сопряжено с суеверным пособием. Когда женщина почувствует приближение родов, тогда призывают колдуна или прорицателя к облегчению страданий роженицы. - Обрезание совершается с большою точностию, и этому особо изучивается мулла, который отправляет обряд, при чтении молитв, над детьми от трех- до десятилетнего возраста. Имена собственные дают по произволу, даже неприличные, оскорбляющие слух, но это у них обыкновенное, житейское дело. Имена женщин скрывают, и если скажут, то совсем не то, какое они носят. Я спросил у мужа имя его жены, которая в это время, сидя у огня, выделывала овчину; он отвечал мне: «Нельзя сказать, грех: Макмет (Магомет) запретил сказывать; на том свете не признает тебя жена». - «Если грех, то пусть грех, - отвечал я, - по крайней мере дозволь мне посмотреть головной убор (повойник) твоей жены». - «Нельзя бы, но уж для тебя», - сказал он, - и велел своей жене развязать головную повязку и показать, как она складывается и навязывается. Не грех показывать джяуру (неверному), как убирается голова, а грех сказать ее имя, подумал я. Вот нравы! вот понятия! Да, у каждого народа свои заблуждения, а у полудикого неприличие считается приличием, не грех - грехом. Что у благовоспитанного оскорбило бы честь, то у кочующего не понятно как честь.
Покойника оплакивают с воем, особенно жены: он даже обязаны плакать, кричать, царапать свое лицо и рвать на себе волосы, исчисляя достоинства своего мужа и его нежную к ним любовь. Иные жены оплакивают его по утрам и вечерам - несколько недель, пред куклою, одетою в платье умершего. - Едва скончается муж, обмывают его тело, наряжают или пеленают и кладут на ковер. Сходятся родственники, мулла прочитывает молитвы и восхваляет умершего; потом несут его к могиле, в сопровождении плачущих жен и шеста с черным платком; на могиле снова читается молитва, и наконец погребают. По возвращении домой прочитывается молитва за упокой. Поминки отправляются ими через 40 дней, а важнейшими почитаются отправляемые через год. На могиле ставят дерево, и если оно примется, то покойника признают святым. - У могил я видел столбы каменные, раскрашенные и с надписью в похвалу умершего.
Киргизы весьма преданы суеверию, и знахарей у них бездна; им верят до того, что думают, что они в состоянии сделать сверхъестественное. У молодого ханского сына Сеит-Гирея я видел лошадь, родившуюся без хвоста, которая, будучи жеребенком, выделывала скачки вроде паяца, перепрыгивая через две и три лошади. Киргизы, изумляясь ее искусству, видели в ней силу демонскую, потому прибегнули к чародеям, чтобы заговорить ее. Не успев в этом, суеверы полагали, что вся причина ее резвости в том, что она бесхвостая, потому настаивали, чтобы ей вырастить хвост. В этом все усилие было тщетное, и колдуны сознались, что они не в силах заставить демонов отдать хвост. - И впрямь так, сказали киргизы, дело нестаточное! Демон не свой брат.
Для меня показалось странным, что киргизы, преданные обману знахарей, прибегают к пособию живущего в ставке врача, очень образованного и попечительного, А. Г. Пупорева, который хвалит их точность в исполнении приемов лечебных.
Большая часть киргизов руководствуется в ночных дорогах приметами созвездий. Полярная звезда Темир-казык (Железный Кол) занимает у них первое место. Утренняя звезда называется Чубан-джулдусы (Пастушья звезда); Большая Медведица (Джиды-каракчи), по их мнению, образована из семи волков, бегущих за двумя лошадьми - белою (Акбузат) и серою (Кукбузат), и когда первая съест вторую, тогда наступит кончина мира. Млечный Путь (Кушнун-юлы) называется Птичьего Дорогою, ибо думают, что по нему перелетают птицы из Европы в Азию. - Плеяды, или Дикий Баран (Иркар), весною нисходит на землю и растит траву для скота.
Год считается с марта, и первый его день называют Новым Годом (Науруз). Месяцы именуются по знакам зодиака. Пятница у них (джюма или джума) заменяет наше воскресенье. Название дней переняли у персиян, - неделя начинается с субботы, а именно: тембе или сембе суббота, джексембе воскресенье, дюсембе понедельник, сисембе вторник, сярсембе середа, бийсембе четверток и джума пятница. Счисление года называется гиджрою, которая начинается со времени бегства Магометова из Мекки в Медину, в 622 году по Р. Х. Иногда считают монгольскими кругами, состоящими из 12 годов, из которых каждый носит название какого-нибудь животного. Вот им имена: первый год сычкан (мыший), второй сыгыр (коровий), третий джулбарс (барсовый), четвертый тугушкан (заячий), пятый лу (драконовый), шестой джилан (змеиный), седьмой джилька (лошадиный), восьмой кой (по-монгольски хоин, бараний), девятый пичин (по-монгольски мечин, обезьяный), десятый таук (по-монгольски тако, куриный), одиннадцатый ит (по-монгольски нохо, собачий), двенадцатый дунгуз (по-монгольски гаха, свиный). Если припоминают какое-либо происшествие, то говорят: тому прошло уже четыре года собачьих, т. е. 48 лет, или два года собачьих и шесть простых, т. е. 30 лет. День считают от восхождения до захождения солнца. Протяжение дороги измеряют временем, например: от такого-то места до такого три дня езды (верховой обыкновенной).
Киргиз-кайсаки говорят испорченным татарским языком; есть слова непонятные ни для татарина, ни для турка, которые суть или монгольские, или испорченные китайские. Читающий Алкоран и его объясняющий почитается мудрецом. Султаны мало чем отличаются мудростью от простолюдина, ибо почти все, не зная грамоты, прикладывают к бумагам свои печати, а письма и дела читают муллы, которые и отвечают на них. О поэзии народной я ничего не слыхал. Некоторые из образованных султанов читают ее в турецких, персидских и арабских стихотворениях. Музыки стройной не слыхал; гармоника, везде проникшая, раздавалась по улицам Рын-песков. Употребляют, однако, дикую степную: кобызы (вроде скрипки) и чибызы (дудки камышовые).
Холод и зной переносят кочующие с удивительной твердостию. Я видел мужчин в степи с открытой шеею и грудью, почти в одной рубашке, но с малахаем на голове, в такое время, когда дул сильный северный ветер, шел снег, и только что впору шуба. Смотря на его тело, красноватое, закаленное непогодою, видишь как бы выдубленную кожу. Дети в рубашонках ползают около огня, разгребают своими ручонками уголья удушливого и зловонного кизяка [Навоз сушеный, но в ставке ханской употребляют еще вместо дров траву, называемую курпек или кепек, имеющую корень толстой и растущую по песчаным буграм; вьюк верблюжий продается 7 коп. сер.], и не чувствуют, как обжигают свои пальцы, прожигают рубашонки до самого тела, или же выбегают полунагие на простор, и, дрожа всем телом от мороза, дуют в рукав, висящий лохмотьями. При зное, почти нестерпимом, валяются нагими по песку и жарятся на нем. Мужчины и женщины только что не ходят летом в том виде, как мать-природа произвела их на свет. Собаки, спутники и оберегатели кибиток, грызутся вместе с детьми, особенно когда голодные отнимают у них махан. Приходилось видеть, что из одного и того же казана (чугунного котла), в котором готовится кушанье для семейства, хлебают и собаки. Во многих кибитках кошки до того небоязливы, что спокойно расхаживают по махану и, мяукая, тащат на верх кибитки самый сытный кусок мяса. Собаки, увидя кошку, поднимают вой, хозяйка кричит, дети бегают вокруг: «Брысь! брысь!», но кот Васька слушает да ест.
Проводя жизнь чисто животную, киргизы не призадумаются убить кого-либо, особенно если заметят проезжего с состоянием. Многие из них не рассуждают о последствиях или думают, бросив в поле труп, что не откроют виновного. Вот общество людей, живущее по природе! вот общество, коего ищут многие, стремясь жить по природе! После этого осуждают еще просвещение.
Ставка по своему заселению среди сыпучих песков, куда едва проникала нога человеческая, соделалась ныне весьма важным и полезным местом, потому что она притягивает к себе кочующую орду, имеет над нею надзоре попечительный и сближает нечувствительно полудикаря с оседлостию. Едва протекла четверть столететия с ее основания, как уже некоторые из кочующих начали заводиться домиками и землянками, строить хутора кибиточные, приучаться к косе и сохе. Будущность, кажется, близкая, что кочевые степи покроются селищами, и благотворная мысль водворить киргизов приводится незаметно в исполнение. При жизни хана управление было подвержено нередко личным видам окружавших его особ, отчего народ роптал; при нем собираемые подати хотя имели определенное назначение, однако переходили в другие руки и расточались без пользы; при нем зякете и сугум не только не подвергались никакой отчетности, но даже не было известно, куда израсходовались и на что. Все было до такой степени произвольно, что хан терпел нужду в средствах к своему содержанию. Как прежде шло, так, думали, будет и нынче; но благодетельный начальник всего Оренбургского края, его высокопревосходительство Василий Алексеевич Перовский, обратил отеческую заботливость на орду, и в короткое время все приведено в точность. Здесь не у места излагать бывшие беспорядки: довольно сказать, что зякете и сугум получили приращение и, без сомнения, еще увеличатся.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
I. Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда. Часть 1. Часть 2. Часть 3.
II. Улус Хошотский, или Хошоутовский.
III. Астрахань.
Киргиз-казаки. «Le Magasin pittoresque», 1835
Несмотря на дикую жизнь киргизов, хан умел обуздывать их своевольство и обложил повинностями, которые были трех родов: а) зякете и сугум для хана, б) сугум для родоначальников, и в) сбор особый для содержания ханских рассыльных. Зякете установлен Магометом, а сугум и сбор особый введены Джангером. Происхождение зякете объясняется в книгах Корана и Хадисе [Хадисе есть собрание изречений и проповедей Магомета]; впоследствии смысл этой подати был разъяснен и утвержден собором муджтеидов [они были наместники и хранители закона после смерти Магомета], который изложил его в книгах Матуне и Шрух [Матуне и Шрух - книги, заключающие в себе основания и толкования религии: первая объясняет сокращенно, а вторая подробно]. В Коране сказано: «Исполняйте моление и производите зякете». В Хадисе: «Отдавайте зякете с вашего имения». Собором муджтеидов, в книгах Матуне и Шрух: «Поелику приношение зякете есть общее постановление для последователей Пророка (Магомета), существующее с самых первоначальных времен до настоящих дней, и ни один мусульманин не возражает противу святости такого учреждения, то уклоняющийся от зякете да будет отступник веры! опровергающий же да будет совратитель!» - Зякете означало собственно излишество, а по шаригату (закону общему) приношение от избытка; определено, однако, Нисабом [Нисаб слово арабское, значит основание и условие]: «Никто не должен рассуждать, справедливо ли или несправедливо, сообразно ли или несообразно условию и узаконению постановление владетеля о взимании зякете; но всякий должен повиноваться беспрекословно и вносить следуемую с него часть». На этом основании Джангер, как последователь и хранитель Корана, объяснял свой зякете, который простирался до 80.000 руб. сер., для поддержания достоинства ханского и его семейства, на расходы духовенства, устроение мечетей, благотворения и полезные учреждения. Сугум собирался скотом для угощения, по народному обычаю, приезжавших в ставку киргизов. Сугум для родоначальников был взнос добровольный, потому что они несли обязанности управления родами и пеклись о нуждах вверенного им народа; сбор особый на содержание рассыльных, простиравшийся до 1.850 руб. сер., введен для сношения с султанами, родоначальниками, и для содержания почт.
В быту киргизском скотоводство составляет единственное занятие; хотя оно не так обширно, однако насчитывают, приблизительно: верблюдов 58.903, коз 131.171, рогатого скота 158.792, лошадей 229.173, овец 1.092.476; всего 2.500.345 голов. Есть кибитки, которые имеют по 6.000 голов скота, чем тщеславятся друг пред другом, ибо этим обнаруживают свое богатство. У кого большие табуны, тот вельможа, аристократ. Скот прекрасной породы, лошади хотя очень красивые по наружности, однако не годятся в упряжь, и самая лучшая киргизская тройка пристанет на двадцативерстном расстоянии, и потом везет с большим трудом. Обывательская тройка из русских лошадей гораздо сильнее и здоровее: на таком расстоянии она не пристанет, - это испытано мною. Киргизские лошади, как уверяли меня, хороши для езды верховой, потому что они неутомимы, - но это также неосновательно: в двухчасовую езду до того изнурились хваленые лошади, что нужно было долго водить их, пока они, так сказать, пришли в себя. Говорю по опыту.
Киргизы пекутся о размножении скотоводства, потому что оно кормит их, ибо мясо - главная их пища, хотя входит в употребление хлеб. Весьма большое количество скота истребляется обычаями гостеприимства, постановлениями магометанскими, чтобы в день Курбан-бейрама (жертва Божественная) приносить его в жертву: тогда самый бедный тащит барана, а зажиточный не менее трех коров. В бедственные 1844 и 1845 годы, ознаменованные глубокими снегами и продолжительными морозами, погибло весьма много скота. Старожилы помнят, что около 40 лет тому назад Киргизская степь была покрыта множеством кустарников и хорошими пастбищами, а теперь она прорезывается грядами больших сыпучих песков, и скот терпит большой недостаток в траве; местами пересекается солонцоватыми топями и грязями (хаками), гибельными в зимние бураны, коими скот заносится сюда. При обыкновенном бездождии и нестерпимых жарах, сохнут и выгорают травы, между тем как орду окружают богатые губернии, изобильные хлебородием и водами. Внутри ее нет ни рек, ни речек, постоянно текущих. На границах ее со стороны Войска Уральского протекает небольшая речка Малой Узень, со стороны Саратовской губернии - речки Торгунь и Паника. В них водится самая мелкая рыба, ловом которой не занимаются киргизы.
В ставке ханской бывают две ярмарки, открытые в 1832 году: первая весенняя, начинающаяся с 15 апреля и оканчивающаяся 15 мая, а вторая осенняя, с 15 сентября по 15 октября. В весеннюю собирается очень много покупщиков скота из отдаленных, внутренних губерний; съезжаются торговцы с красными товарами из губерний Астраханской, Самарской, Саратовской, Симбирской, Казанской, Оренбургской и других. Обе ярмарки очень сильно содействуют обогащению ставки и умственному развитию кочующего народа.
Киргизы вероисповедания мугаммеданского, обряда суннитского [Известно, что персияне, шиитского вероисповедания (правоверного), упрекают киргизов в раскольничестве, а приверженцы суннитского называют их взамен раскольниками, оттого у них распря доходит до фанатизма, как это было в Европе по случаю споров о чистоте вероисповедания. Персияне зовут татар в насмешку татарами, объясняя, на своем языке, их происхождение от тат неверный и ар принимающий, т. е. принимающие неверную, раскольническую веру.]. У них долгое время не было нужного числа духовенства, кроме нескольких мулл казанских, но Джангер употребил все возможные старания об образовании у себя духовенства, из своих киргизов, почему отдавал учиться в школы оренбургские и к лучшим муллам, жившим по разным местам своей орды, не только детей, но и взрослых. В течение двадцатилетних усилий он достиг цели: природными киргизами заместил места мулл при кибитках и главной мечети. В настоящее время находятся при ставке: ахун с несколькими муллами, а в орде около 139 мулл, по одному на 170 кибиток. Духовенство не имеет никаких особых прав и содержанием пользуется от добровольных приношений за отправления обрядов религиозных и обучение детей. Ахун и муллы в ставке содержались при жизни хана, кроме приношений, пособиями его. Они наблюдают за исполнением обрядов своих суннитов, побуждая к тому увещаниями, почему каждый киргиз считает за обязанность бывать в мечети хотя один раз в день; болезнь только может остановить его. В мечеть входят и молятся в ней в шапках, некоторые входят босоногие, невзирая на холод, ибо Кораном повелено: «Да войдет правоверный, отряхнув прах от своих ног и очистив их от всякой нечистоты». - Этому правилу не следуют в точности, и я видел из всех молящихся одного мальчика босоногого во время холодное: было видно, что он дрожал. Входящий в мечеть идет прямо, не смотрит никуда, и, остановившись почти на половине, произносит про себя молитву, потом прикладывает к ушам руки, продолжает читать свою молитву, затем падает ниц на землю или, сделав несколько поклонов, садится, поджав ноги, и молится уже кланяясь и вздыхая. - Из женщин никто не входит в мечеть, и они, как бы отлученные от Бога и недостойные молиться Ему, проводят всю свою жизнь в рабстве и грубости, отнюдь не понимая своей тягости. Сроднившись с детства с мыслию, что они созданы для мужчин, они и умирают с тою же мыслию.
Поклоняющиеся исламизму, запечатлели его остатками идолопоклонства. Они верят духу доброму, худай, и злому, шайтану (черту). Они думают, что не признающие их Корана могут быть мучимы для блага религии. Верят, что души покойников сходят на землю со звезд. Считают того усопшего святым, над прахом которого вырастет большое дерево, и этого достаточно для внесения его в свой молитвенник. Заживо являются у них святые, которые, не имея средств к дневному пропитанию, одеваются в лохмотья, бродят между кибитками, гадают, предсказывают или произносят молитвы странным голосом, призывая на свою помощь духов. Яурунчи или джаурунчи (колдуны) гадают по бараньим костям: положив их на огонь, замечают треск, и по нему видят все на свете. Рамчи (прорицатели) предсказывают по цвету пламени, коим пылает брошенное в огонь баранье масло. Джулдузчи (астрологи) гадают по звездам, утверждая, что в них переселились знакомые им духи. Рассказывали мне, что еще находятся исступленные прорицатели, называемые бакси. Являясь в рубище и с потупленными глазами, бакси берет кобыз (род скрипки), садится, потом пронзительно поет и играет, коверкается постепенно, пока не заклубится пена во рту. Тогда, бросая кобыз, вскакивает, трясет головою и зовет духов. После тут же рассказывает, что говорили ему духи.
Хотя давно твердят свету: леность есть мать пороков, однако иной европеец не внимает этому; что же до азиатца, то его должно извинить, ибо он вовсе не знает ни этой поговорки, ни последствий лености; напротив, он думает, что достоинство и важность в том-то и состоят, чтоб ничего не делать, лежать на боку и болтать, что придет в голову: так поступают киргизы, начиная от простолюдина до аристократа; если хотите, то султаны подают примеры. Собравшись, несколько приятелей садятся на коврах, в кибитках ли это, или в домах, - известно, что они чуждаются мебели, - и разговаривают почти всю ночь. О чем же говорят? Подумает кто-нибудь, что они беседуют о благосостоянии вверенных им кибиток, - нимало: толкуют о пропавшей овце: какой она шерсти, годовая ли, и как пропала? Одни рассуждают об ней с важностию, - другие слушают с величайшим вниманием. Если кто потянется или вздремнет, тот считается за злого, несострадательного к пропавшей овце. - Всякая мелочная вещь, ничтожная новость занимает их гораздо более, нежели дело полезное. Не умея различать истинного занятия от пустословия, они охотно слушают всякий вздор и верят всему. Самая наружность киргиза выражает леность и беспечность. Посмотрите на очерк лица: нос несколько приплюснутый, мускулы выдавшиеся, лоб широковатый, глаза небольшие, губы несколько толстые, рот и подбородок маленькие, уши прямые, прижатые, лицо смуглое, почти оливковатое, руки жилистые и тело крепкое. Мужчины и женщины большей частию среднего роста. Мужчины отпускают небольшие бороды и усы, подстригая их; волосы на голове бреют; цвет волос черный, почти лоснящийся, и такой цвет встречал я преимущественно между женщинами. Одеваются в чапаны, называемые ими халатами, всегда длинные и пестрые разноцветные; во время зимы они опушиваются мехом. Шапка, называемая малахай, спускается на спину вроде капишона, виски прикрываются опущенными наушниками. Делаются малахаи нарядные, которые суть остроконечные, наподобие колпаков, и весьма высокие. В шапках являются в Совет, не снимают их ни пред султаном, ни пред ханом. Щеголи носят шапки круглые, как малороссийские, опушенные мехом, с круглой верхушкою красного цвета; такие же шапки носят девушки и женщины; последние повивают еще голову куском белого полотна вроде повойника, коего концы, довольно длинные, лежат на спине, и такой убор весьма схож с малороссийской серпянкою. Девушки повивают голову красной материею; невесты надевают на голову колпак с узкими полями, вышиною около аршина, который унизывают каменьями и побрякушками. Волосы как женщины, так и девицы заплетают. Женщины разделяют их на две или на три косы: две висят по плечам, а третью обшивают в бархат. Иногда вместо последней привязывают лопасть, украшенную кистями, лентами и бляхами. Девушки заплетают многие тоненькие косы, унизывая их серебряными бляхами, змеиными головками, цветными камешками, бубенчиками и бисером, к концам привешивают ленты, шнурочки и кисти. - Одежда бедного состоит из двух или одной рубашки и халата из самого грубого полотна, ергака, вроде длинного чапана, выделываемого из жеребьячей шкуры, и овчинного тулупа. Люди состояния посредственного носят халаты полушелковые, зажиточные - ергаки лучшей отделки, лисьи шубы, кафтаны и шелковые халаты, с опушкою или бахромою бархатною и золоченою. Подпоясываются шерстяными и шелковыми поясами, но отличительный и почетный убор обоего пола - это халат. В правлении Временного Совета я видел служащих - в пестрых шелковых халатах. На вопрос мой, можно ли так быть в Совете, переводчик отвечал мне: не только можно, но должно, потому что этот наряд служебный и почетный в обществе. - После этого мы невежи, являясь к высокостепенным особам в сюртуках. - Девический наряд от женского отличается только головною повязкою и сапогами на высоких подборах, около полутора вершка, и этим щеголяют: ходят на них очень скоро и по нескольку верст. Любят навешивать побрякушки, и им нравится брянчание. Оба пола, начиная с детей, ездят верхом на лошадях и верблюдах; повозок никаких не знают. Женщины, как и мужчины, сидят верхом ловко, и так твердо, как бы на стуле. Одетые в шелковое полукафтанье и с повойником на голове, с развевающимися на спине длинными концами, они рисуются в своей свободной и непринужденной скачке так, что светская наездница позавидовала бы их искусству. Многие стреляют метко. Мужеский и женский пол, проводя жизнь в кибитках, не любит движения, отчего от природы ленивы, неповоротливы и равнодушны к улучшению собственному. Довольствуясь куском мяса, называемого маханом, и супом, приготовленным из муки и горячей воды, называемым буданом, они не ищут более; хлеб употребляется очень мало. Любимое и прославленное питье кумыс употребляют одни зажиточные, равно как и чай кирпичный. То и другое я пил с удовольствием. Кирпичный чай оттого называется так, что он продается плитами наподобие кирпичей, и стоит до 1½ руб. сер. Отрезав определенную часть, кладут в чайник и кипятят около двух часов, потом прибавляют соли и чухонского масла, а бедные бараньего сала, и подают в особых чашках, равняющихся вместимостию до четырех стаканов; таковых чашек выпивают с хлебом по три, а иногда по четыре. Русские пьют охотно, особенно живущие с ними, и уверяли меня, что, быв пресыщены им, работают свободно до полудня. Сытность и легкость я сам испытал, и некоторые рассказывали мне, что этот чай истребляет геморрой, и что многие избавились от него. К числу кушаньев принадлежит еще биш-бармак. Это - крошево из бараньего мяса, смешанного с кусочками сала [Биш-бармак татарское слово, биш значит пять и бармак палец; дано ему это название потому, что едят пятью пальцами. Это кушанье не понравилось мне.]. - Из сала и жира приготовляют колбасы, имеющие вкус кровяных немецких (Brustwurst и Leberwurst).
Киргизы гостеприимны и стараются угостить чем только могут. Будучи склонны к лукавству и приобретению, они нередко изменяют самому гостеприимству, почитаемому везде священным. Не накормить или обидеть гостя - это поношение не только одной кибитке, но целому роду. Если киргиз-кайсак завидел вещь и она понравилась ему, то он начинает выхвалять ее, и хвалит дотоле, пока не подарят ему. Не догадывающийся или не желающий подарить подвергается опасности жизни. При входе моем в одну кибитку, женщины, осматривая мою одежду, хвалили ее, особенно им нравилась шуба из черных лоснящихся мерлушек. Старуха сказала потом чрез переводчицу: «Как хорош мех! желала бы носить такой и я. Кто ты такой: хозяин ли или чиновник?» - «Для чего она спрашивает?» - спросил я. - «Больно ей понравилась твоя шуба», - отвечала она. Не понимая смысла, к чему так нравилась шуба, я рассматривал внутреннее устройство жилья; но видно было, что старуха оставалась недовольною, что я все еще в шубе. - Мне рассказывали потом, что киргиз, забыв гостеприимство, ограбливал или убивал гостя и зарывал его в такое место, что концы, как говорится, в воду. Сколько я мог сам заметить, киргиз-кайсаки сребролюбивы, хитры и пронырливы, охотники погулять на чужой счет, и если им достается даром попить, то пьют до омертвенья. Весьма сладострастны, и при виде хорошенькой женщины обнаруживают порывы кипучие. Женившись на самой миленькой, обращают ее в работницы и рабыни. Они женятся не для того, чтобы любили впоследствии своих жен и детей или заботились бы об их благосостоянии; нет, для того, чтобы самому ничего не делать, жить в одном чувственном наслаждении, а жены работай на него. Собирается ли муж ехать куда-либо, - жена одень его, оседлай ему лошадь, посади на нее и запаси ему съестного на дорогу. Возвращается ли муж домой, - жена поди сними его с лошади, расседлай, накорми, напой ее, и смотри, чтобы кто не угнал с пастбища. Жена приготовь и подай ему кушанье, а он, поджав ноги, садится есть один; жена, стоя пред ним с детьми, не смеет дотронуться ни до махана, ни до будана, пока он не насытится. Если бы она подала ему кусок баранины весом в пятнадцать фунтов, то он постарается все съесть, а она, сложа руки, смотрит, как он уписывает и бросает ей с детьми одни обглоданные кости, которые тут же хватаются наперерыв детьми и собаками.
Отец, не имея никакого попечения о детях, выдает дочь замуж и женит сына для того только, чтобы избавиться от них. По причине многоженства, браки совершаются у них так легко, что у нас гораздо труднее познакомиться. В день самого бракосочетания ни жених, ни невеста не видятся, и сидят в отдельных комнатах или кибитках. Является мулла, прочитывает молитву одному жениху и благословляет его на брак. Можно жениться без муллы, стоит сказать при свидетелях: «Алдым» (беру), а ему отвечают: «Бердым» (отдаю). После произнесенного «алдым», жених не может отказаться, но он не может взять невесту с собою, пока не внесет за нее положенного калыма: он имеет право посещать ее во всякое время и проводить с нею ночи. Про таковые браки рассказывали мне довольно. Однажды киргиз повстречал в степи едущую с матерью дочь, которая ему очень понравилась. Он угождал им во всю дорогу и с ними приехал до их аула. Приглашенный войти в кибитку, он был угощен ими. По прошествии нескольких часов, он сказал матери «алдым», которая отвечала ему, что она не согласна на «бердым», потому что при них нет ни муллы, ни свидетелей. - «Ничего, матушка, я сам мулла [у магометан тот всякой мулла, который знает грамоту и Коран], что же до свидетелей, то они вот». Он закричал на ближние кибитки: «Будьте моими свидетелями, алдым!» Тогда мать была принуждена сказать «бердым», но не прежде отпустила к нему дочь, пока он не внес сполна калыма [Калым собственно значит подарок, но здесь разумеется продажа. Такой обычай, т. е. продавать невест, господствовал у наших предков, и он был всеобщим на Востоке. Теперь не искоренен еще в России между кочующими племенами.].
В обхождении киргизы по-видимому просты и оказывают почтение старшинам. Приветствуют друг друга поданием руки. Простолюдин подает свою руку хану, который не чуждается последнего байчума (бедняка), - это народный обычай. Большим уважением считается, если один протянет руку, а другой, положив ее на свою ладонь, прижмет и приударит своею рукою. Женщины приветствуются между собою одними вопросами - о здоровье, кочевье, и хвалятся, кто более услуживает мужу, собирает и устанавливает кибитку, куда прикочевывает и избирает место ставки, чтобы только угодить мужу. Не смотря на раболепную подчиненность и многоженство, часто гнездится в сердце женщин ревность, - от коей нередко иссыхают. Любя своих мужей, они дают им самые нежные наименования: глазик мой, светик мой, сердце мое, душа моя. Мужья не ревнуют к своим женам, но и не равнодушны, когда ухаживают посторонние. Бывают неверности со стороны жен, коих по Корану велено побивать каменьями, как у древних евреев. Женщины ходят с открытыми лицами и при встрече не закрываются. Султаны и зажиточные, слывущие аристократами, не показывают своих жен и смотрят за ними строго: чем более строгости, тем более неверности. Если мусульманка пожелает видеть кого, то она найдет возможность - и муж с рогами.
Рождение дитяти сопряжено с суеверным пособием. Когда женщина почувствует приближение родов, тогда призывают колдуна или прорицателя к облегчению страданий роженицы. - Обрезание совершается с большою точностию, и этому особо изучивается мулла, который отправляет обряд, при чтении молитв, над детьми от трех- до десятилетнего возраста. Имена собственные дают по произволу, даже неприличные, оскорбляющие слух, но это у них обыкновенное, житейское дело. Имена женщин скрывают, и если скажут, то совсем не то, какое они носят. Я спросил у мужа имя его жены, которая в это время, сидя у огня, выделывала овчину; он отвечал мне: «Нельзя сказать, грех: Макмет (Магомет) запретил сказывать; на том свете не признает тебя жена». - «Если грех, то пусть грех, - отвечал я, - по крайней мере дозволь мне посмотреть головной убор (повойник) твоей жены». - «Нельзя бы, но уж для тебя», - сказал он, - и велел своей жене развязать головную повязку и показать, как она складывается и навязывается. Не грех показывать джяуру (неверному), как убирается голова, а грех сказать ее имя, подумал я. Вот нравы! вот понятия! Да, у каждого народа свои заблуждения, а у полудикого неприличие считается приличием, не грех - грехом. Что у благовоспитанного оскорбило бы честь, то у кочующего не понятно как честь.
Покойника оплакивают с воем, особенно жены: он даже обязаны плакать, кричать, царапать свое лицо и рвать на себе волосы, исчисляя достоинства своего мужа и его нежную к ним любовь. Иные жены оплакивают его по утрам и вечерам - несколько недель, пред куклою, одетою в платье умершего. - Едва скончается муж, обмывают его тело, наряжают или пеленают и кладут на ковер. Сходятся родственники, мулла прочитывает молитвы и восхваляет умершего; потом несут его к могиле, в сопровождении плачущих жен и шеста с черным платком; на могиле снова читается молитва, и наконец погребают. По возвращении домой прочитывается молитва за упокой. Поминки отправляются ими через 40 дней, а важнейшими почитаются отправляемые через год. На могиле ставят дерево, и если оно примется, то покойника признают святым. - У могил я видел столбы каменные, раскрашенные и с надписью в похвалу умершего.
Киргизы весьма преданы суеверию, и знахарей у них бездна; им верят до того, что думают, что они в состоянии сделать сверхъестественное. У молодого ханского сына Сеит-Гирея я видел лошадь, родившуюся без хвоста, которая, будучи жеребенком, выделывала скачки вроде паяца, перепрыгивая через две и три лошади. Киргизы, изумляясь ее искусству, видели в ней силу демонскую, потому прибегнули к чародеям, чтобы заговорить ее. Не успев в этом, суеверы полагали, что вся причина ее резвости в том, что она бесхвостая, потому настаивали, чтобы ей вырастить хвост. В этом все усилие было тщетное, и колдуны сознались, что они не в силах заставить демонов отдать хвост. - И впрямь так, сказали киргизы, дело нестаточное! Демон не свой брат.
Для меня показалось странным, что киргизы, преданные обману знахарей, прибегают к пособию живущего в ставке врача, очень образованного и попечительного, А. Г. Пупорева, который хвалит их точность в исполнении приемов лечебных.
Большая часть киргизов руководствуется в ночных дорогах приметами созвездий. Полярная звезда Темир-казык (Железный Кол) занимает у них первое место. Утренняя звезда называется Чубан-джулдусы (Пастушья звезда); Большая Медведица (Джиды-каракчи), по их мнению, образована из семи волков, бегущих за двумя лошадьми - белою (Акбузат) и серою (Кукбузат), и когда первая съест вторую, тогда наступит кончина мира. Млечный Путь (Кушнун-юлы) называется Птичьего Дорогою, ибо думают, что по нему перелетают птицы из Европы в Азию. - Плеяды, или Дикий Баран (Иркар), весною нисходит на землю и растит траву для скота.
Год считается с марта, и первый его день называют Новым Годом (Науруз). Месяцы именуются по знакам зодиака. Пятница у них (джюма или джума) заменяет наше воскресенье. Название дней переняли у персиян, - неделя начинается с субботы, а именно: тембе или сембе суббота, джексембе воскресенье, дюсембе понедельник, сисембе вторник, сярсембе середа, бийсембе четверток и джума пятница. Счисление года называется гиджрою, которая начинается со времени бегства Магометова из Мекки в Медину, в 622 году по Р. Х. Иногда считают монгольскими кругами, состоящими из 12 годов, из которых каждый носит название какого-нибудь животного. Вот им имена: первый год сычкан (мыший), второй сыгыр (коровий), третий джулбарс (барсовый), четвертый тугушкан (заячий), пятый лу (драконовый), шестой джилан (змеиный), седьмой джилька (лошадиный), восьмой кой (по-монгольски хоин, бараний), девятый пичин (по-монгольски мечин, обезьяный), десятый таук (по-монгольски тако, куриный), одиннадцатый ит (по-монгольски нохо, собачий), двенадцатый дунгуз (по-монгольски гаха, свиный). Если припоминают какое-либо происшествие, то говорят: тому прошло уже четыре года собачьих, т. е. 48 лет, или два года собачьих и шесть простых, т. е. 30 лет. День считают от восхождения до захождения солнца. Протяжение дороги измеряют временем, например: от такого-то места до такого три дня езды (верховой обыкновенной).
Киргиз-кайсаки говорят испорченным татарским языком; есть слова непонятные ни для татарина, ни для турка, которые суть или монгольские, или испорченные китайские. Читающий Алкоран и его объясняющий почитается мудрецом. Султаны мало чем отличаются мудростью от простолюдина, ибо почти все, не зная грамоты, прикладывают к бумагам свои печати, а письма и дела читают муллы, которые и отвечают на них. О поэзии народной я ничего не слыхал. Некоторые из образованных султанов читают ее в турецких, персидских и арабских стихотворениях. Музыки стройной не слыхал; гармоника, везде проникшая, раздавалась по улицам Рын-песков. Употребляют, однако, дикую степную: кобызы (вроде скрипки) и чибызы (дудки камышовые).
Холод и зной переносят кочующие с удивительной твердостию. Я видел мужчин в степи с открытой шеею и грудью, почти в одной рубашке, но с малахаем на голове, в такое время, когда дул сильный северный ветер, шел снег, и только что впору шуба. Смотря на его тело, красноватое, закаленное непогодою, видишь как бы выдубленную кожу. Дети в рубашонках ползают около огня, разгребают своими ручонками уголья удушливого и зловонного кизяка [Навоз сушеный, но в ставке ханской употребляют еще вместо дров траву, называемую курпек или кепек, имеющую корень толстой и растущую по песчаным буграм; вьюк верблюжий продается 7 коп. сер.], и не чувствуют, как обжигают свои пальцы, прожигают рубашонки до самого тела, или же выбегают полунагие на простор, и, дрожа всем телом от мороза, дуют в рукав, висящий лохмотьями. При зное, почти нестерпимом, валяются нагими по песку и жарятся на нем. Мужчины и женщины только что не ходят летом в том виде, как мать-природа произвела их на свет. Собаки, спутники и оберегатели кибиток, грызутся вместе с детьми, особенно когда голодные отнимают у них махан. Приходилось видеть, что из одного и того же казана (чугунного котла), в котором готовится кушанье для семейства, хлебают и собаки. Во многих кибитках кошки до того небоязливы, что спокойно расхаживают по махану и, мяукая, тащат на верх кибитки самый сытный кусок мяса. Собаки, увидя кошку, поднимают вой, хозяйка кричит, дети бегают вокруг: «Брысь! брысь!», но кот Васька слушает да ест.
Проводя жизнь чисто животную, киргизы не призадумаются убить кого-либо, особенно если заметят проезжего с состоянием. Многие из них не рассуждают о последствиях или думают, бросив в поле труп, что не откроют виновного. Вот общество людей, живущее по природе! вот общество, коего ищут многие, стремясь жить по природе! После этого осуждают еще просвещение.
Ставка по своему заселению среди сыпучих песков, куда едва проникала нога человеческая, соделалась ныне весьма важным и полезным местом, потому что она притягивает к себе кочующую орду, имеет над нею надзоре попечительный и сближает нечувствительно полудикаря с оседлостию. Едва протекла четверть столететия с ее основания, как уже некоторые из кочующих начали заводиться домиками и землянками, строить хутора кибиточные, приучаться к косе и сохе. Будущность, кажется, близкая, что кочевые степи покроются селищами, и благотворная мысль водворить киргизов приводится незаметно в исполнение. При жизни хана управление было подвержено нередко личным видам окружавших его особ, отчего народ роптал; при нем собираемые подати хотя имели определенное назначение, однако переходили в другие руки и расточались без пользы; при нем зякете и сугум не только не подвергались никакой отчетности, но даже не было известно, куда израсходовались и на что. Все было до такой степени произвольно, что хан терпел нужду в средствах к своему содержанию. Как прежде шло, так, думали, будет и нынче; но благодетельный начальник всего Оренбургского края, его высокопревосходительство Василий Алексеевич Перовский, обратил отеческую заботливость на орду, и в короткое время все приведено в точность. Здесь не у места излагать бывшие беспорядки: довольно сказать, что зякете и сугум получили приращение и, без сомнения, еще увеличатся.
ПРОДОЛЖЕНИЕ