По русским селениям Сыр-Дарьинской области (6)
И. И. Гейер. По русским селениям Сыр-Дарьинской области. (Письма с дороги). Т. I. Чимкентский уезд. - Ташкент, 1893. Другие части: [1], [2], [3], [4], [5], [6], [7], [8], [9], [10].
Письмо VI
Селение Черная Речка отделяется от своего соседа, селения Белые Воды, небольшой, но весьма шаловливой рекою Аксу. Как все горные речки, она капризна и непостоянна, подобно «ветерку полей», и эти два ее качества приносят огромный вред окрестным жителям. Пригреет ли жаркое туркестанское солнышко снежные гребни гор, пронесется ли по ущельям седых великанов ливень, Аксу вздуется, широко разольется по всем своим многочисленным рукавам, потащит крупную гальку и разом изменить фарватер, прекратив при этом всякое сообщение между берегами. Где вчера еще можно было ехать вброд, сегодня вырыта глубокая яма, и все дно реки усеялось крупными, круглыми, подвижными камнями, скользящими под ногами лошади, которая, беспрестанно спотыкаясь, нагоняет страх на всадника, так как угрожает ежеминутно вместе с ним окунуться в воду и завертеться в стремительном потоке неудержимо рвущейся вдаль реки. Движение по тракту замедляется. Ночью староста почтовой станции задерживает проезжающих, а наутро каждый переправляемый через Аксу экипаж сопровождается джигитами-проводниками, тщательно изучающими путь и указывающими его почтовой тройке. Крестьяне, извозчики и арбакеши совершают переправу на собственный страх и риск и нередко купаются в быстроструйном Аксу, а весною часто бывают случаи с трагическим финалом.
Река Аксу (Белые Воды). Источник: http://galery.mygorod.ru/images/19128.html
Подобные затруднения на оживленном почтовом тракте вызвали понятное стремление администрации соединить берега Аксу каменным мостом. Осенью 1892 г. уже были сделаны соответствующие изыскания, и в настоящее время все заинтересованные в этом сооружении с нетерпением ждут воплощения идеи на бумаге в каменную твердыню, которая наложит, наконец, узду на своеволие капризной реки.
Климатические и почвенные условия селения Белые Воды весьма благоприятны. Крестьянские усадьбы расположены на хрящеватом грунте, и через них проходит арык, выведенный из Аксу и несущий вместе с водою плодоносный ил. Подобное самоудобрение почвы несколько схоже с условиями культуры в Ходжентском уезде. Сады беловодцев по этой причине растут весьма успешно и побуждают крестьян сажать все, начиная с винограда, который они берут в соседнем кишлаке Манкент, и кончая персиками, которые разводят от косточек, привозимых из Ташкента. Полевые наделы отличаются теми же качествами, и беловодцы не знают урожая ниже сам-15. До настоящего года они ощущали недостаток в пахотной земле, но с восстановлением Боз-арыка земледельческих угодий у крестьян более чем достаточно.
Судьба восстановленного арыка довольно интересна. Когда русское оружие усмирило степь и киргиз не мог уже безнаказанно тревожить сарта, последний, преодолев страх, вышел из городов и стал самовольно колонизировать степь, занимая в ней лучшие места. Без сомнения, вторгавшийся во владения киргиза не имел определенного плана, но само вторжение велось весьма тактично. В один прекрасный день где-нибудь на бойкой торговой дороге, у маленького ключа, вырастал караван-сарай. Появление столь полезного учреждения нисколько не пугало киргиза, - он даже был рад этой торгашеской предприимчивости, которая в непогоду защищала его, вольного сына степей, от опасностей бурана и давала корм его верблюдам и лошадям. На следующий год сарт обсаживал свою саклюшку деревьями, а позади сарая воздвигал дувал, приготовлял поле под клевер или под ячмень и, сделав посев, начинал пользоваться водою ключа совместно с киргизами данной местности. Киргиз считал это вполне естественным: для караван-сарая нужен клевер, а чтоб его посеять, необходима земля и вода. На следующий год хозяин караван-сарая расширял свои владения далее. К прежним посевам он прибавлял пшеницу и танап бахчи. «Хорошо в летнюю пору на перепутье освежить себя сочною, сладкою дыней после утомительного пути на горбе верблюда, а еще лучше съесть дыню с мягкою, свежеиспеченною лепешкою», - думает киргиз и благодарит сарта за то, что тот неутомимо работает для его, киргиза, пользы.
В. В. Верещагин. Верблюд во дворе караван-сарая. 1869-1870
Проходит еще несколько лет. Около прежде одинокого караван-сарая прилепилось еще несколько других караван-сараев, а за ними, как грибы после дождя, полезли сакли, и вот появился целый кишлак. В одно прекрасное утро ближайший аул, проснувшись, был немало удивлен, не найдя в арыке своем ни капли воды, и обитатели обиженного аула, возмущенные самоуправством сартов, отправились в кишлак с законным требованием отдать им их воду. Но здесь, как дважды два четыре, сарты доказали им, что земля, занятая кишлаком, принадлежит им по давности владения, а, значит, и вода, ибо где же видано, чтобы право на землю отделялось от права на воду… После этого киргизам оставалось только откочевать вглубь степи, что они и делали, а сарты спокойно и уже окончательно устраивались на новом месте.
Так выросла целая масса кишлаков в той самой киргизской степи, которой еще не так давно сарт боялся пуще огня. Все это произошло так быстро, что к тому времени, когда началась русская колонизация, многие хорошие места уже были заняты сартовскими оседлостями. Вслед за караван-сараями перебрались в степь лавки с ситцами и базары, и киргизская матрона, вместе с своим простодушным супругом, не успела опомниться, как очутилась в цепких лапах торгаша-сарта. А этот последний, угождая вкусу степняка, твердо держит в памяти бывшее преобладание киргиза и старается наверстать все то, что деды и прадеды его отдали в уплату за удаль и храбрость киргизских батыров.
Манкент. Местность Чешме-Баши. Фото из «Туркестанского альбома» (1871-1872)
Такова история и кишлака Манкент, с маленькой вариацией, а именно: самоседы-манкентцы завладели не ключом - даром Божиим, а арыком, сооруженным кровавым потом киргизов. Последние, уступая натиску сартов, отдали им один арык, сохранив за собою право на другой - Боз-арык. Но сартам показалось этого мало; они старались овладеть и Бозом. Началась тяжба. Много было написано «арзов» [прошений], много было испорчено крови, много перебрано «биев» [судей], а толку не выходило никакого. Пока шло сутяжничество, арык не чистился, и в бассейне его ни одна из сторон не позволяла другой делать посевы, пока, наконец, арык пришел в негодность и обе стороны от него отказались. Тогда уездная администрация решила его восстановить для русских переселенцев, исхлопотав им пособие в триста рублей на прокормление рабочих, пока они будут копать арык. Весною текущего года в бассейне Боза уже посеяна крестьянская пшеница.
Ровные, хорошие всходы радовали сердца «хлiборобов», как вдруг на посевах появился какой-то червь и стал немилосердно истреблять их. Не зная как помочь горю, крестьяне наугад залили поля водою, благо реставрированный Боз давал возможность устроить потоп. Средство оказалось удачным: червь исчез, а всходы погнали уже стрелку и обещают обильную жатву.
Посредине селения возвышается прекрасное здание сельской школы, которая, вместе с тем, служит молитвенным домом, где в предпраздничные и праздничные дни грамотным крестьянином читаются часы и им же обученным хором исполняется церковное пение. Красный угол школы заставлен иконами и разукрашен местным любителем свободного искусства с возможною роскошью. Несколько спускающихся лампад снабжены шелковыми юбочками, кругом венки и кресты из полевых иммортелей, а в самом углу стоит аналой в парчовом одеянии, сшитом из старых эпитрахилей, собранных заботами и настойчивостью Н. И. Гродекова по монастырям внутренних губерний России. Подобного рода пожертвованиями пополнены ризницы всех уже выстроенных сельских церквей и снабжены молитвенные дома во всех селениях Чимкентского и, частью, Аулие-Атинского уездов. Учительницею в школе состоит жена крестьянина из тех же Белых Вод, имеющая соответственный диплом.
Сплошная аллея улицы в некоторых местах неожиданно прерывается пустырями: то усадьбы нескольких мордовских семейств, являющихся больным местом селения. Они прибыли еще при самом основании Белых Вод, но до сих пор еще не устроились, несмотря на более чем трехлетний срок пребывания в пределах области. С самого начала своего водворения они внесли раздоры в крестьянскую общину Белых Вод, заводили ссоры с киргизами и манкентскими сартами из-за потрав и, наконец, дошли до геркулесовых столбов кляузничества, подав просьбу о воспрещении туземцам прогонять скот через селение, так как он, проходя по улице, поднимает пыль и вредит древесным насаждениям. Обладая, что называется, «луженым горлом», они вначале брали перевес на сходках, а затем, когда общество сжилось и хохлы, осмотревшись на новом месте, выползли из своей скорлупы и положили конец легкой наживе на уловлении чужого скота, лучшее из мордвинов смирились и занялись делом, и остальные бросили наделы и отправились в Ташкент, не построив изб и не обработав наделов. Осенью и весною во время земельных переделов они появляются в селении в надежде сдать свои участки в аренду неприписанным еще новоселам, а затем опять исчезают. Такому чисто цыганскому шатанию решено положить предел предложением либо окончательно водвориться в селении, либо «для таких прогулок подальше выбрать закоулок». Помимо того, что в настоящее время слишком ценно каждое свободное место в селении и что бессмысленное шатание в течение трех лет из угла в уголь далеко не похвально, отсутствие зачисленных крестьян вредно отражается на экономической жизни постоянно живущих в селении. Уличные арыки, идущие мимо незастроенных усадеб, должны содержаться в порядка соседями, а иногда этим последним приходится и канализировать пустопорожнюю усадьбу отсутствующего соседа, так как иначе поливная вода не может попасть к ним на огороды. То же самое приходится сказать и о полевых наделах с тою лишь разницею, что забота о полевых арыках гораздо сложнее и труднее, так как протяженность полевых наделов гораздо больше, нежели протяженность усадебных мест.
Получив надел, эти шатуны сейчас же после передела скрываются из села под предлогом закупки семян. Постоянные жители начинают пахать и сеять, а шатунов все нет. Наконец приближается время полива, когда необходимо приниматься за чистку арыков. Крестьяне выходят в поле, и начинается работа. Главный арык ведется артелью, а побочные хозяевами, которые в нем заинтересованы. И вот тут появляется на сцену излишняя работа. Незасеянные и необработанные наделы отсутствующих лежат между запаханными землями и через них приходится вести канал, удлиняя его непроизводительно и увеличивая совершенно напрасно площадь испарения поливной влаги.
Из 97 дворов селения Белых Вод таких шатунов имеется четыре семейства, и это единственное селение Чимкентского уезда, где наблюдается подобное явление. Очевидно, что эти вечно отсутствующие домохозяева никаких сельских повинностей не несут и не участвуют в расходах - например, на содержание писаря, между тем как своею неисправностью они-то именно и дают больше всего работы этому последнему.
Заговорив о писаре, нельзя не остановиться на личности беловодского Николая. Вообще, надо заметить, что наш сельский писарь Сырдарьинской русской деревни ничего общего не имеет с своим российским собратом, вершителем волостных дел, зачастую пособником, а подчас и руководителем продувного старшины. Это - скромный труженик, исполняющий волю «мира» и начальства; никакой самостоятельности и силы он не имеет. Вт большинстве случаев здесь писарем бывает грамотей из тех же крестьян, прерывающий свои полевые работы для написания рапорта или справки. Николай в этом случае является исключением: писарство - его профессия. Появился он в степи лет 18 тому назад в качестве почтальона. Под ударами судьбы-мачехи он прошел много мытарств и, наконец, водворился, как сам говорит, на постоянное жительство в Белых Водах.
- Николай у нас первый человек, - говорят крестьяне, - уж чего-то он не знает! Одно слово, мудрец на все руки!
Как доказательство, сейчас же представляются его изделия. На крашенной коробке сделан «туалет»: две длинные красные лапы кулика заменяют ножки, а между ними вертится зеркальце. При общих похвалах сам мастер оживляется и, спотыкаясь на каждом слове, начинает рассказывать скороговоркою пьяниц:
- Тоже по художеству понятие имею… на счет скатерти, значит… Хозяйка свою истрепала, всю испачкала - хоть сейчас брось, а я ее под кисть! Грунт наложил, ландшафт вывел - как есть, клеенчатая вышла! Иконы вот еще мужичкам пишу, ничего, одобряют. Насчет вознаграждения не то, чтобы очень… да где им, сами еще бедняки… Так ли Господь одарил, или потому, что в жиле у меня кровь чистая, а только действительно могу. Все рукомесла чистые в моих руках - живопись, вывески тоже, обойное дело… и почерк твердый имею…
- Ну, це як Бог даст, инколы рука трусится, - перебил один из слушателей.
- Что ж, я не скрываю! Кто Богу не грешен, Царю не виноват: в день ангела своего на вешнего Николу испиваю, эго точно, потому никаких сродственников не имею нигде, ни в каких то есть странах - один, как перст!.. Печали и грусти бываю подвержен, но этим никому ущерба не причиняю и завсегда на своем месте…
- Нечего Бога-то гневить, Николай - душа добрая, никому обиды не делает, чего зря языком болтать! - подняли ропот крестьяне, возмущенные непрошенным вмешательством хохла, и тут же полились рассказы о доброте и самоотвержении Николая, исполняющего зачастую обязанности сиделки около больных и помогающего своим грошовым жалованьем беднейшим из крестьян.
Честь и хвала тебе, простая, добрая русская душа, что, истрепанная судьбою, осиротевшая в далеком краю и выброшенная из жизненного пира счастливцев, ты не упала духом, не пошла заливать свое горе в портерную большого города, а понесла свои скромные силы на службу серой сермяге, которая, оценив тебя, пригрела и приютила у себя, успокоила твои печали и обеспечит твое существование до гробовой доски!
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Письмо VI
Селение Черная Речка отделяется от своего соседа, селения Белые Воды, небольшой, но весьма шаловливой рекою Аксу. Как все горные речки, она капризна и непостоянна, подобно «ветерку полей», и эти два ее качества приносят огромный вред окрестным жителям. Пригреет ли жаркое туркестанское солнышко снежные гребни гор, пронесется ли по ущельям седых великанов ливень, Аксу вздуется, широко разольется по всем своим многочисленным рукавам, потащит крупную гальку и разом изменить фарватер, прекратив при этом всякое сообщение между берегами. Где вчера еще можно было ехать вброд, сегодня вырыта глубокая яма, и все дно реки усеялось крупными, круглыми, подвижными камнями, скользящими под ногами лошади, которая, беспрестанно спотыкаясь, нагоняет страх на всадника, так как угрожает ежеминутно вместе с ним окунуться в воду и завертеться в стремительном потоке неудержимо рвущейся вдаль реки. Движение по тракту замедляется. Ночью староста почтовой станции задерживает проезжающих, а наутро каждый переправляемый через Аксу экипаж сопровождается джигитами-проводниками, тщательно изучающими путь и указывающими его почтовой тройке. Крестьяне, извозчики и арбакеши совершают переправу на собственный страх и риск и нередко купаются в быстроструйном Аксу, а весною часто бывают случаи с трагическим финалом.
Река Аксу (Белые Воды). Источник: http://galery.mygorod.ru/images/19128.html
Подобные затруднения на оживленном почтовом тракте вызвали понятное стремление администрации соединить берега Аксу каменным мостом. Осенью 1892 г. уже были сделаны соответствующие изыскания, и в настоящее время все заинтересованные в этом сооружении с нетерпением ждут воплощения идеи на бумаге в каменную твердыню, которая наложит, наконец, узду на своеволие капризной реки.
Климатические и почвенные условия селения Белые Воды весьма благоприятны. Крестьянские усадьбы расположены на хрящеватом грунте, и через них проходит арык, выведенный из Аксу и несущий вместе с водою плодоносный ил. Подобное самоудобрение почвы несколько схоже с условиями культуры в Ходжентском уезде. Сады беловодцев по этой причине растут весьма успешно и побуждают крестьян сажать все, начиная с винограда, который они берут в соседнем кишлаке Манкент, и кончая персиками, которые разводят от косточек, привозимых из Ташкента. Полевые наделы отличаются теми же качествами, и беловодцы не знают урожая ниже сам-15. До настоящего года они ощущали недостаток в пахотной земле, но с восстановлением Боз-арыка земледельческих угодий у крестьян более чем достаточно.
Судьба восстановленного арыка довольно интересна. Когда русское оружие усмирило степь и киргиз не мог уже безнаказанно тревожить сарта, последний, преодолев страх, вышел из городов и стал самовольно колонизировать степь, занимая в ней лучшие места. Без сомнения, вторгавшийся во владения киргиза не имел определенного плана, но само вторжение велось весьма тактично. В один прекрасный день где-нибудь на бойкой торговой дороге, у маленького ключа, вырастал караван-сарай. Появление столь полезного учреждения нисколько не пугало киргиза, - он даже был рад этой торгашеской предприимчивости, которая в непогоду защищала его, вольного сына степей, от опасностей бурана и давала корм его верблюдам и лошадям. На следующий год сарт обсаживал свою саклюшку деревьями, а позади сарая воздвигал дувал, приготовлял поле под клевер или под ячмень и, сделав посев, начинал пользоваться водою ключа совместно с киргизами данной местности. Киргиз считал это вполне естественным: для караван-сарая нужен клевер, а чтоб его посеять, необходима земля и вода. На следующий год хозяин караван-сарая расширял свои владения далее. К прежним посевам он прибавлял пшеницу и танап бахчи. «Хорошо в летнюю пору на перепутье освежить себя сочною, сладкою дыней после утомительного пути на горбе верблюда, а еще лучше съесть дыню с мягкою, свежеиспеченною лепешкою», - думает киргиз и благодарит сарта за то, что тот неутомимо работает для его, киргиза, пользы.
В. В. Верещагин. Верблюд во дворе караван-сарая. 1869-1870
Проходит еще несколько лет. Около прежде одинокого караван-сарая прилепилось еще несколько других караван-сараев, а за ними, как грибы после дождя, полезли сакли, и вот появился целый кишлак. В одно прекрасное утро ближайший аул, проснувшись, был немало удивлен, не найдя в арыке своем ни капли воды, и обитатели обиженного аула, возмущенные самоуправством сартов, отправились в кишлак с законным требованием отдать им их воду. Но здесь, как дважды два четыре, сарты доказали им, что земля, занятая кишлаком, принадлежит им по давности владения, а, значит, и вода, ибо где же видано, чтобы право на землю отделялось от права на воду… После этого киргизам оставалось только откочевать вглубь степи, что они и делали, а сарты спокойно и уже окончательно устраивались на новом месте.
Так выросла целая масса кишлаков в той самой киргизской степи, которой еще не так давно сарт боялся пуще огня. Все это произошло так быстро, что к тому времени, когда началась русская колонизация, многие хорошие места уже были заняты сартовскими оседлостями. Вслед за караван-сараями перебрались в степь лавки с ситцами и базары, и киргизская матрона, вместе с своим простодушным супругом, не успела опомниться, как очутилась в цепких лапах торгаша-сарта. А этот последний, угождая вкусу степняка, твердо держит в памяти бывшее преобладание киргиза и старается наверстать все то, что деды и прадеды его отдали в уплату за удаль и храбрость киргизских батыров.
Манкент. Местность Чешме-Баши. Фото из «Туркестанского альбома» (1871-1872)
Такова история и кишлака Манкент, с маленькой вариацией, а именно: самоседы-манкентцы завладели не ключом - даром Божиим, а арыком, сооруженным кровавым потом киргизов. Последние, уступая натиску сартов, отдали им один арык, сохранив за собою право на другой - Боз-арык. Но сартам показалось этого мало; они старались овладеть и Бозом. Началась тяжба. Много было написано «арзов» [прошений], много было испорчено крови, много перебрано «биев» [судей], а толку не выходило никакого. Пока шло сутяжничество, арык не чистился, и в бассейне его ни одна из сторон не позволяла другой делать посевы, пока, наконец, арык пришел в негодность и обе стороны от него отказались. Тогда уездная администрация решила его восстановить для русских переселенцев, исхлопотав им пособие в триста рублей на прокормление рабочих, пока они будут копать арык. Весною текущего года в бассейне Боза уже посеяна крестьянская пшеница.
Ровные, хорошие всходы радовали сердца «хлiборобов», как вдруг на посевах появился какой-то червь и стал немилосердно истреблять их. Не зная как помочь горю, крестьяне наугад залили поля водою, благо реставрированный Боз давал возможность устроить потоп. Средство оказалось удачным: червь исчез, а всходы погнали уже стрелку и обещают обильную жатву.
Посредине селения возвышается прекрасное здание сельской школы, которая, вместе с тем, служит молитвенным домом, где в предпраздничные и праздничные дни грамотным крестьянином читаются часы и им же обученным хором исполняется церковное пение. Красный угол школы заставлен иконами и разукрашен местным любителем свободного искусства с возможною роскошью. Несколько спускающихся лампад снабжены шелковыми юбочками, кругом венки и кресты из полевых иммортелей, а в самом углу стоит аналой в парчовом одеянии, сшитом из старых эпитрахилей, собранных заботами и настойчивостью Н. И. Гродекова по монастырям внутренних губерний России. Подобного рода пожертвованиями пополнены ризницы всех уже выстроенных сельских церквей и снабжены молитвенные дома во всех селениях Чимкентского и, частью, Аулие-Атинского уездов. Учительницею в школе состоит жена крестьянина из тех же Белых Вод, имеющая соответственный диплом.
Сплошная аллея улицы в некоторых местах неожиданно прерывается пустырями: то усадьбы нескольких мордовских семейств, являющихся больным местом селения. Они прибыли еще при самом основании Белых Вод, но до сих пор еще не устроились, несмотря на более чем трехлетний срок пребывания в пределах области. С самого начала своего водворения они внесли раздоры в крестьянскую общину Белых Вод, заводили ссоры с киргизами и манкентскими сартами из-за потрав и, наконец, дошли до геркулесовых столбов кляузничества, подав просьбу о воспрещении туземцам прогонять скот через селение, так как он, проходя по улице, поднимает пыль и вредит древесным насаждениям. Обладая, что называется, «луженым горлом», они вначале брали перевес на сходках, а затем, когда общество сжилось и хохлы, осмотревшись на новом месте, выползли из своей скорлупы и положили конец легкой наживе на уловлении чужого скота, лучшее из мордвинов смирились и занялись делом, и остальные бросили наделы и отправились в Ташкент, не построив изб и не обработав наделов. Осенью и весною во время земельных переделов они появляются в селении в надежде сдать свои участки в аренду неприписанным еще новоселам, а затем опять исчезают. Такому чисто цыганскому шатанию решено положить предел предложением либо окончательно водвориться в селении, либо «для таких прогулок подальше выбрать закоулок». Помимо того, что в настоящее время слишком ценно каждое свободное место в селении и что бессмысленное шатание в течение трех лет из угла в уголь далеко не похвально, отсутствие зачисленных крестьян вредно отражается на экономической жизни постоянно живущих в селении. Уличные арыки, идущие мимо незастроенных усадеб, должны содержаться в порядка соседями, а иногда этим последним приходится и канализировать пустопорожнюю усадьбу отсутствующего соседа, так как иначе поливная вода не может попасть к ним на огороды. То же самое приходится сказать и о полевых наделах с тою лишь разницею, что забота о полевых арыках гораздо сложнее и труднее, так как протяженность полевых наделов гораздо больше, нежели протяженность усадебных мест.
Получив надел, эти шатуны сейчас же после передела скрываются из села под предлогом закупки семян. Постоянные жители начинают пахать и сеять, а шатунов все нет. Наконец приближается время полива, когда необходимо приниматься за чистку арыков. Крестьяне выходят в поле, и начинается работа. Главный арык ведется артелью, а побочные хозяевами, которые в нем заинтересованы. И вот тут появляется на сцену излишняя работа. Незасеянные и необработанные наделы отсутствующих лежат между запаханными землями и через них приходится вести канал, удлиняя его непроизводительно и увеличивая совершенно напрасно площадь испарения поливной влаги.
Из 97 дворов селения Белых Вод таких шатунов имеется четыре семейства, и это единственное селение Чимкентского уезда, где наблюдается подобное явление. Очевидно, что эти вечно отсутствующие домохозяева никаких сельских повинностей не несут и не участвуют в расходах - например, на содержание писаря, между тем как своею неисправностью они-то именно и дают больше всего работы этому последнему.
Заговорив о писаре, нельзя не остановиться на личности беловодского Николая. Вообще, надо заметить, что наш сельский писарь Сырдарьинской русской деревни ничего общего не имеет с своим российским собратом, вершителем волостных дел, зачастую пособником, а подчас и руководителем продувного старшины. Это - скромный труженик, исполняющий волю «мира» и начальства; никакой самостоятельности и силы он не имеет. Вт большинстве случаев здесь писарем бывает грамотей из тех же крестьян, прерывающий свои полевые работы для написания рапорта или справки. Николай в этом случае является исключением: писарство - его профессия. Появился он в степи лет 18 тому назад в качестве почтальона. Под ударами судьбы-мачехи он прошел много мытарств и, наконец, водворился, как сам говорит, на постоянное жительство в Белых Водах.
- Николай у нас первый человек, - говорят крестьяне, - уж чего-то он не знает! Одно слово, мудрец на все руки!
Как доказательство, сейчас же представляются его изделия. На крашенной коробке сделан «туалет»: две длинные красные лапы кулика заменяют ножки, а между ними вертится зеркальце. При общих похвалах сам мастер оживляется и, спотыкаясь на каждом слове, начинает рассказывать скороговоркою пьяниц:
- Тоже по художеству понятие имею… на счет скатерти, значит… Хозяйка свою истрепала, всю испачкала - хоть сейчас брось, а я ее под кисть! Грунт наложил, ландшафт вывел - как есть, клеенчатая вышла! Иконы вот еще мужичкам пишу, ничего, одобряют. Насчет вознаграждения не то, чтобы очень… да где им, сами еще бедняки… Так ли Господь одарил, или потому, что в жиле у меня кровь чистая, а только действительно могу. Все рукомесла чистые в моих руках - живопись, вывески тоже, обойное дело… и почерк твердый имею…
- Ну, це як Бог даст, инколы рука трусится, - перебил один из слушателей.
- Что ж, я не скрываю! Кто Богу не грешен, Царю не виноват: в день ангела своего на вешнего Николу испиваю, эго точно, потому никаких сродственников не имею нигде, ни в каких то есть странах - один, как перст!.. Печали и грусти бываю подвержен, но этим никому ущерба не причиняю и завсегда на своем месте…
- Нечего Бога-то гневить, Николай - душа добрая, никому обиды не делает, чего зря языком болтать! - подняли ропот крестьяне, возмущенные непрошенным вмешательством хохла, и тут же полились рассказы о доброте и самоотвержении Николая, исполняющего зачастую обязанности сиделки около больных и помогающего своим грошовым жалованьем беднейшим из крестьян.
Честь и хвала тебе, простая, добрая русская душа, что, истрепанная судьбою, осиротевшая в далеком краю и выброшенная из жизненного пира счастливцев, ты не упала духом, не пошла заливать свое горе в портерную большого города, а понесла свои скромные силы на службу серой сермяге, которая, оценив тебя, пригрела и приютила у себя, успокоила твои печали и обеспечит твое существование до гробовой доски!
ПРОДОЛЖЕНИЕ