Про лучшее в мире советское образование... Часть II.
Про лучшее в мире советское образование... Часть I.
Обобщение наблюдений.
Изложенная картина довольно печальна, и мне могут возразить, что я обратил внимание главным образом на недостатки и не обратил внимания на достоинства. Скажут: если бы наша школа деградировала, то чем же можно объяснить те огромные успехи во всех отраслях нашей жизни, если выпускаемые кадры неудовлетворительны. Успехи нашей жизни бесспорны, но далеко не во всех областях. Огромны успехи в промышленности, в особенности тяжелой, в строительстве гигантских гидроэлектростанций, в повышении нашей обороноспособности, в благоустройстве наших городов, в общем повышении санитарного уровня населения, в механизации сельского хозяйства. В отношении транспорта прогресс идет, но слишком медленными темпами, а есть отрасли и стороны нашей жизни, где мы вообще успехами похвалиться не можем. Наша литература стабилизировалась на среднем уровне, сейчас уже нет писателей и поэтов подобных Л. Толстому, Достоевскому, Горькому, Некрасову, Пушкину, Лермонтову, Есенину. В музыке успехи только в отношении легких жанров, в науке крупные успехи только в области точных наук, а если мы перейдем к биологии и агрономии, то тут, в общем, даже не застой, а регресс. Огромный урожай 1956 г. достигнут за счет резкого повышения посевной площади, средний же урожай в последние годы ниже процентов на 20, чем было около 1938 года, и успех этого года по ряду областей сельского хозяйства объясняется именно тем, что за последние годы мы очень отстали: от низкого уровня не трудно добиться успеха. Мне могут сказать, что мои слова голословны. В другой статье я постарался обосновать свое мнение, и имел разговор в достаточно авторитетных кругах, где ничего мне возразить по существу не могли.
Между тем количество агрономов за двадцать лет резко возросло: нельзя их винить в падении нашей урожайности, тут действовали другие причины, но сигнализировать о наших неполадках сумели только единицы. В нашей современной массовой интеллигенции огромное количество лиц, не оправдавших те дипломы, которыми они обладают.
В отношении точных и технических наук дело обстоит иначе: процент полноценных работников, конечно, гораздо выше, так как в эти вузы попадает то, сравнительно небольшое, количество наших выпускников средних школ, которые в известной степени усвоили математику. Но, если принять во внимание то огромное количество студентов, которое учится в наших вузах (в газетах часто указывают, что оно превышает число студентов в большинстве европейских стран вместе взятых) и принять в соображение, что по большинству отраслей техники мы отстаем от Западной Европы, то ясно, что средний уровень даже нашей технической интеллигенции отстает как от Западной Европы и США, так и от уровня нашей старой технической интеллигенции.
Известный процент учащихся умеет преодолевать дефекты нашей школы, и этот процент при огромном общем количестве студентов дает достаточно внушительную цифру, вполне объясняющую огромные успехи в промышленности и других областях. Но каждый из нас наталкивается на множество недоделок, хорошо показывающих, что рядовой состав технической интеллигенции вовсе не высок.
Не надо забывать, что еще уцелело небольшое по числу, но значительное по своему удельному весу число лиц, получивших образование в старой школе, или в первые годы после Октябрьской Революции, когда школа сохраняла еще старый характер, и тут разница между интеллигентами старой и новой формации весьма заметна. Я возьму для примера хорошо мне известную среду научных работников, в частности профессоров, и коснусь признака независимого от специализации - знания иностранных языков. Для профессора старой формации характерно, что в среднем он свободно читал литературу на трех иностранных языках, обычно немецком, французском и английском. Типичным примером такого среднего старого профессора в отношении лингвистики является пишущий эти строки. Мое лингвистическое образование кажется каким-то чудом большинству мне знакомых молодых советских интеллигентов, но среди моих сотоварищей имеется немало свободно читающих на четырех-пяти языках, и это далеко не предел. Из моих знакомых не специалистов-лингвистов был один, ныне покойный (Л.И. Елькин), который прекрасно свободно читал литературу на языках: немецком, французском, английском, итальянском, испанском, шведском и польском, не говоря о том, что, окончив классическую гимназию, он хорошо знал латинский и греческий языки. Переехав в конце двадцатых или начале тридцатых годов в Баку, он в течении восьми лет самостоятельно овладел пятью языками: азербайджанским (читал лекции и принимал экзамены на этом языке), грузинским (составил словарь грузинско-русский с несколькими тысячами карточек), армянским, персидским и арабским. По образованию он был инженер путей сообщения, по должности - преподаватель (потом получил знание профессора) математики и механики: занимался он языками для отдыха в каникулярное время, подражая примеру великого математика Гаусса. А качество его знаний я имел возможность проверить, обратившись к нему за переводом нескольких труднейших мест одного итальянского романа, который я прочел с помощью словаря: перевод был дан мгновенно и совершенно убедительно.
Для нефилологов это, конечно, исключительный случай, но среди специалистов-лингвистов данный пример отнюдь не является рекордным.
И если в отношении языковой и другой внутренней культуры старая интеллигенция стоит в среднем выше новой, то этого, конечно, нельзя сказать о внешней культуре. Современная интеллигенция стремится одеваться гораздо более «культурно», чем прежняя. Пользуясь известным изречением «Есть две категории людей: одни одеваются, другие только прикрывают свои наготу», можно сказать, что большинство старых профессоров ограничивались прикрытием наготы, современные же профессора большей частью стремятся «одеваться». Конечно, и те и другие подкрепляют свое поведение соответствующими цитатами. Современные ссылаются не то на Белинского, не то на Горького, говоривших, что у человека должно быть красиво и внутреннее содержание и внешность [6] [6], мы же, старые нигилисты, скорее склонны ссылаться на одного известного математика, кажется Кронекера, говорившего: «Предоставим внешнее изящество портным и парикмахерам: это их специальность».
А каков уровень лингвистических познаний современной профессуры и вообще высших представителей современной интеллигенции? Любопытно было бы выяснить, сколькими языками владеют более или менее удовлетворительно современные академики, члены-корреспонденты, в особенности, например, такого учреждения как Всесоюзная Академия Сельскохозяйственных Наук им. В.И. Ленина, игравшая столь недавно видную (хотя и очень печальную) роль в развитии биологии: а ее заслуги в области философии не отрицаются и сейчас во многих «руководящих» высказываниях.
Поэтому я считаю себя вправе считать, что невеселая картина с нашей средней школой, нарисованная мной, вовсе не касается специально провинции и состава студентов педагогических институтов, да еще по таким отсталым наукам, как биология, Чтобы показать, что низкий уровень характерен не только для отсталых наук, сошлюсь на замечательную статью нашего выдающегося физика, академика П.Л. Капицы «Об организации научной работы Института физических проблем» (Вестник Академии Наук АН СССР. 1943, № 6). Вот его слова, стр.5: «Наши профессора и преподаватели часто, надо прямо сказать, не могут рассматриваться как ведущие ученые своей страны. Их требовательность к студентам, их система воспитания молодежи обычно направлена не на то, чтобы выделить наиболее творческую и сильную молодежь. Присутствуя на аспирантских экзаменах, я обычно наблюдал, что вузовской профессурой наиболее высоко ценится не тот студент, который более всего понимает, а тот студент, который более всего знает. А для науки нужны люди, которые, прежде всего, понимают». Если по отношению к такой передовой науке, как физика, и по отношению к московским вузам можно высказать такие слова, то, конечно, еще более справедливы они для наук отсталых и для провинциальных вузов. Вместе с тем в словах П.Л. Капицы имеется ясное указание на причину отсталости современной интеллигенции: преобладание знаний, и при том непрочных, над пониманием.
Для характеристики уровня московских вузов могу привести два примера. В Московском университете на третьем или четвертом курсе в группе палеонтологии студентки просили единственного студента, чтобы он сознательно ухудшил качество своей курсовой работы с тем, чтобы не выделяться среди остальных.
А в качестве образца приспособленчества к низкому уровню языковых познаний (а также, конечно, из угодливости к требованиям эпохи «борьбы с космополитизмом») приведу курс географии животных профессора Московского университета Н.А. Бобринского (1951 г.), где в тексте почти полностью изъята латинская терминология и даже нет в конце списка, позволяющего установить научное (латинское) название приводимых в тексте видов.
Глава вторая. О причинах невысокого уровня современной советской школы.
Неблагополучное положение средней школы в сущности сейчас никем из компетентных людей не оспаривается. Но объяснения этому даются разнообразные.
Массовость школы. Очень часто слышишь мнение, что более низкий уровень современной школы объясняется ее массовостью. В прежние времена якобы поступали только более способные ученики, а сейчас поступают все: уровень, следовательно, должен был понизиться. Это объяснение не выдерживает самой малейшей критики. Хорошо всем известно, что в прежние времена поступали в среднюю школу не по признаку больших способностей, а по признаку большей материальной обеспеченности родителей. Расширение приема должно было бы способствовать повышению, а не понижению уровня, так как вряд ли подлежит сомнению тот факт, что дети, происшедшие из малообеспеченных кругов, отличаются в среднем большим прилежанием. В широких народных массах таится огромное количество талантов, которым не давал ходу старый строй и многие из которых проявились именно после нашей Великой Революции. Возьмем хотя бы фалангу наших блестящих полководцев, многие из которых начали свою жизнь простыми крестьянами. И среди деятелей науки можно привести ряд примеров, где до высокого уровня доходили бывшие беспризорные и дети тех лиц, доступ которых, в особенности в высшую школу, хотя и не был закрыт, но очень затруднен. Следует иметь в виду, что в прежнее время в университеты принимали просто с аттестатом зрелости или со свидетельством об окончании реального училища и сдачей экзамена по латинскому языку (без всякого экзамена), сейчас в огромное большинство вузов конкурс, так что надо было бы ожидать, что уровень современных студентов будет выше прежнего.
Крайний либерализм в отношении учеников и несуразные требования к преподавателям. На этот пункт обращают сейчас большое внимание и это явление имеет огромное значение для объяснения положения в школе. Старая школа была характерна очень большим отсевом. Могу привести пример из собственных воспоминаний. В Третье Реальное Училище в С.Петербурге, где я учился, поступило в 1899 году в два параллельных первых класса около 104 человек (по 52 в каждом классе). Через семь лет училище кончили в 1906 году 40 человек (уже в одном классе) причем из этих 40 человек только семь закончили курс обучения в семь лет, ни разу не оставаясь на второй год. Правда, около 70 процентов окончивших поступили по конкурсу в высшие технические учебные заведения Ленинграда. Весьма возможно, что училище, в котором я имел удовольствие учиться, по строгости требований было выше среднего уровня.
В настоящее время наоборот: отсев считается совершенно ненормальным явлением и за это очень взыскивается с преподавателей. Мало того, стремясь к тому, чтобы в течение всего года не было «неуспевающих», т.е. имеющих хотя бы одну двойку, и за обилие неуспевающих соответствующего педагога «прорабатывают» все наши многочисленные организации. В наше время преподаватель не отвечал за число неуспевающих, и разбор его деятельности мог быть только в том случае, если было серьезное основание сомневаться в справедливости или квалификации преподавателя.
Большое количество неуспевающих решительно не отражалось на репутации учителя, важен был только результат обучения. Приведу пример из преподавания математики. Мой учитель, незабвенный Антон Феликсович Андрушкевич отличался тремя качествами: 1) знанием дела и опытностью (он уже был стариком); 2) исключительной строгостью и 3) объективностью. Нередки были случаи, когда по классной работе были такие отметки: ни одной пятерки, две-три четверки, 5-6 троек - остальное - двойки и единицы. Но балл на четверть он выводил не как среднее арифметическое, а по общей оценке, и никто в это не вмешивался. Может быть ученики ненавидели такого свирепого учителя? В младших классах его, конечно, недолюбливали за строгость, но в старших оценили за объективность и беспристрастие, и при окончании поднесли ему (поднесли только двум учителям: нашему классному наставнику, учителю истории А.И. Боргману и ему) значок об окончании выпуска с надписью: «Дорогому дедушке»; старик был очень тронут. Про него ходили легенды, что он был участник Польского восстания 1863 года и сражался на баррикадах Парижской Коммуны: по возрасту это подходило и с этим гармонировало то, что он хромал на одну ногу; по политическим взглядам он был, несомненно, весьма прогрессивный человек.
Теперь, что происходит в настоящее время не только в средней школе, но и в вузах? Возьму для примера Ульяновский Пединститут. После первой экзаменационной сессии выясняется, что наибольшее число неуспевающих на математическом факультете. Это и неудивительно: математические науки наиболее трудны, в Пединститут долгое время попадали те, кто не прошел по конкурсу в технические вузы и, наконец, долгое время при приеме как раз на этот факультет не было конкурса, даже «вербовали» для выполнения плана и вербовали иногда с таким усердием, что был случай принятия человека абсолютно не знавшего тригонометрии. После выяснения печального результата экзамена на математическом факультете собирается Ученый Совет, на котором «прорабатываются» преподаватели, допускающие такое «безобразие». Никаких резонов не принимается во внимание: считается не подлежащим критике положение, что все науки одинаково трудны. Естественно, что надо отличаться совершенно невероятной силой воли, чтобы в таких условиях не снизить экзаменационные требования. То же происходит и в средней школе. В современной школе учителя, подобные моему учителю математики А.Ф. Андрушкевичу, совершенно немыслимы, их, конечно, выжили бы в самый короткий срок. И ясно, что со средней школой получается то же самое, что случилось бы с армией, если бы за дезертирство и другие нарушения дисциплины наказывали бы не дезертиров, а командиров. За большой процент дезертиров, конечно, должен отвечать и командир, но главную ответственность должен нести нарушитель дисциплины, а не руководитель.
Можно провести и другую аналогию. Качество продукции должно проверяться потребителем, а не производителем и стремление к выполнению плана во что бы то ни стало приводило в первые годы нашей индустриализации к тому, что выпускали тракторы кое-как. Но огромный процент тракторов возвращался обратно, и с этим в промышленности борются весьма энергично. В школе же учитель является вместе с тем и бракером - сам оценивает качество своей продукции, а так как его деятельность оценивается по «качеству» его продукции - экзаменационным отметкам, то в результате получается систематическое снижение ценности современных отметок. Чтобы такого снижения не было, необходимо выпускные экзамены средней школы производить не персоналом данной школы, а специальными комиссиями из посторонних школе лиц. Такой порядок существует, например, в Англии. Некоторый контроль существует лишь в отношении литературы. При представлении учеников к медалям, написанное ими сочинение посылается для проверки в городские районы народного образования. Возможно, этим и объясняется, что в отношении почерка и вообще внешнего оформления современная школа стоит выше старой.
Приведу несколько иллюстрации деградации ценности отметок. Сейчас имеется очень много медалистов: мы знаем, что в вузы Москвы и Ленинграда подается так много заявлений от медалистов, что приходится ограничивать правило, по которому медалисты поступают в вуз: если бы это правило соблюдать, то немедалистам доступ в такие вузы, как Московский университет, был бы совершенно закрыт. Но медалисты, это люди, которые не имеют троек, а по большинству предметов имеют пятерки и четверки, следовательно, и по иностранному языку. А много ли студентов даже Московского университета способны пользоваться иностранной литературой?
Теперь приведу пару примеров из прошлого. Я сам отличаюсь средними способностями по языкам и, например, по немецкому языку в средней школе сначала получал тройки, потом четверки и лишь в последних классах пятерки, хотя я все время был прилежным учеником. Однако полученных знаний в средней школе оказалось вполне достаточно (никаких других учителей, кроме школьных, по немецкому языку у меня не было), чтобы в дальнейшем, путем самостоятельной работы, я приобрел достаточный запас слов, чтобы уже в университете читать свободно литературу и самостоятельно написать первую научную работу на немецком языке.
Другой пример: мой близкий родственник окончил в С.Петербурге Петровское коммерческое училище в 1916 году с весьма посредственными отметками по языкам (как собственно по языку, так и по коммерческой корреспонденции на соответствующем языке): по-английски и по-немецки - тройки, по-французски - четверка. С современной точки зрения это очень слабые отметки, свидетельствующие либо о неспособности, либо о лености ученика. Но это лицо в дальнейшем не только прекрасно освоило эти языки, но овладело также языками латинским, греческим и древнееврейским, обнаружив неплохие лингвистические способности.
Современная тройка обозначает (для большинства предметов) нечто много меньшее, чем старая двойка, четверка примерно равна тройке, а пятерки заключают в себе как настоящие пятерки, так и нечто гораздо низшее. Исключение составляют, как я уже указал, вопросы каллиграфии и орфографии: здесь требовательность, вероятно, или не снизилась, или снизилась сравнительно незначительно.
Сейчас как будто не вызывает уже сомнения, что с этим положением должно быть покончено: не бояться отсева и не возлагать на преподавателей ответственности за то, в чем они решительно не виноваты. Это поднимет авторитет преподавателей и будет одним из важных факторов по общему укреплению дисциплины в школе. Но это, конечно, вопроса совершенно не решает; есть и другие факторы, влияющие на уровень знаний выпускников средней школы.
Перегрузка учеников. По этому вопросу сейчас много пишут в газетах. Особенно авторитетный характер имеет письмо в «Литературную газету» от 10 мая 1956 года «Это очень важно», подписанное такими видными деятелями медицины, как профессоры В. Филатов, Г. Сперанский, В. Протопопов и др.
В этом письме авторы бьют тревогу по поводу чрезмерной перегрузки учеников из-за полной невыполнимости школьной программы. Считается, что при реформах нашей школы школьные программы много лет просто напластовывались и в результате оказались непосильными. Приводятся примеры большого количества часов, которые тратят ученики на школьные задания, например: «Дело доходит буквально до анекдотических случаев. В одной из школ Одессы проделали следующий опыт: предложили преподавателям выполнить уроки, которые они задали на дом своим ученикам. Учителя просидели за этой работой около шести часов!».
Хотя письмо подписано девятью деятелями медицинской науки (действительными членами, членами-корреспондентами, профессорами), но убедительностью эта фраза не отличается. Как в этом опыте преподаватели выполняли задания? Каждый по своему предмету? Но если преподаватель по своему предмету затрачивает больше времени, чем ученик, то это просто обозначает, что он - никуда не годный преподаватель, один из носителей тех фальшивых дипломов, которые фабрикуются при современной маниловщине в отношении учеников и студентов. А если одному преподавателю было поручено выполнить задания по всем предметам на данный день, то нисколько не удивительно, что он затратил гораздо больше времени, чем ученик, так как, естественно, что ему приходилось вспоминать многое, а ученики работают систематически. Мне приходилось иногда помогать по арифметике ученикам младших классов, и я часто оказывался в затруднении, так как заданную задачу я легко решал при помощи уравнений, но требовалось ее решить, не применяя уравнений. Уверен, что многие настоящие крупные математики растеряются, когда от них потребуют решить арифметическую задачу на образовательном уровне ученика младшего класса. Приведенный «опыт» поэтому не имеет ни малейшей убедительности.
Но в письме медиков есть одно ценное указание. Приведя пример одной ученицы 9-го класса, которая тратит очень много времени на домашнее приготовление уроков, письмо указывает: «В дни, когда по расписанию есть урок русской литературы (а это бывает 4 раза в неделю), Косенко тратит на подготовку к этим урокам 4-5 часов…».
Конечно, пример, приведенный в письме, весьма далек от того, чтобы быть типичным. Среди моих родных и знакомых мне известно много учеников и учениц, которые успешно кончали среднюю школу без всякой перегрузки в занятиях, но верно, что именно литература является наиболее трудоемким предметом в современной школе. И она вызывает большую нагрузку не только у учеников, но и учителей. Современные преподаватели русского языка и литературы - это подлинные мученики, обреченные на огромную работу по ежедневной проверке тетрадей. Эта скучная и непродуктивная в конечном счете работа не имеет сколько-нибудь приличного материального вознаграждения.
Теперь коснемся вопроса о напластовании. Если верить авторам письма, то выйдет, что нагрузка школьников все время возрастает и, значит, современная нагрузка должна быть много выше прежней. Посмотрим, так ли это. Бросил краткий взгляд на старые программы и программы школ первого периода существования СССР.
До Революции, как известно, было много типов средней школы: 1) классическая гимназия с латинским и греческим языками - 8 классов (с двумя подготовительными - 10); 2) так сказать «облегченный» тип классической гимназии - с одним латинским языком; 3) реальные училища без классических языков с 7-летним сроком обучения (не считая приготовительного класса); 4) очень разнообразные школы: военные, духовные семинарии, коммерческие училища, школы, где все преподавание велось (кроме русского языка и истории) на иностранном языке (немецком или французском), наконец, привилегированные школы и т.д. Все эти школы давали общее образование, но аттестат зрелости, дававший право на поступление в Университет без экзамена выдавали классические гимназии.
Как известно, преподавание в средней школе в старое время велось раздельно для мальчиков и девочек, за исключением немногих частных школ. Некоторые женские средние школы (так называемого ведомства императрицы Марии) имели сниженную, по сравнению с мужскими школами, программу.
Коснемся программы разных средних школ.
Образцом аттестата зрелости классической гимназии может служить аттестат В.И. Ленина, выданный в 1887 году. Там такие предметы: 1) Закон Божий, 2) Русский язык и словесность, 3) Логика, 4) Латинский язык, 5) Греческий язык, 6) Математика, 7) История, 8) География, 9) Физика и математическая география, 10) Немецкий язык, 11) Французский язык. По всем предметам 5, кроме логики, где было 4.
Мы видим - четыре языка (в том числе два древних), вот это действительно нагрузка! Математика не расчленена, но, несомненно, классическая школа давала прекрасное математическое образование: разницы между гимназистами и реалистами в технических вузах по уровню математики, по-моему, не наблюдалось.
Нет химии, как самостоятельного курса, и вовсе нет биологии.
На переломе столетий классическая гимназия претерпела бифуркацию: только небольшое число классических гимназий сохранило оба древних языка, у большинства осталась только латынь, но зато было введена биология (естествознание).
Лично я окончил в 1906 году Реальное училище, где не было древних языков, а было только два новых языка (французский и немецкий); продолжительность обучения была на год короче. Было уделено больше внимания на технические предметы, рисование, черчение как техническое, так и проекционное (начертательная геометрия). При моем пребывании в школе не было самостоятельного курса химии, краткие сведения по химии сообщались в курсе физики.
Многопредметность была характерна для некоторых специальных средних школ, например, для коммерческих училищ. Приведу список предметов Петровского училища в С.Петербурге от 1916 года: 1) Закон Божий, 2) Русский язык и словесность, 3) Английский язык,4) Немецкий язык, 5) Французский язык, 6) История, 7) География, 8) Естественная история, 9) Физика, 10) Космография, 11) Химия, 12) Арифметика, 13) Алгебра, 14) Геометрия, 15) Тригонометрия, 16) Аналитическая геометрия, 17) Коммерческая арифметика, 18) Бухгалтерия, 19) История торговли, 20) Политическая экономия, 21) Законоведение, 22) Товароведение с технологией, 23) Коммерческая география и статистика, 24) Коммерческая корреспонденция на русском языке, 25) то же самое на французском языке, 26) то же самое на английском языке, 27) то же самое на немецком языке, 28) Графические искусства (чистописание, рисование и черчение).
Я привел образцы программ дореволюционной средней школы!
Приведу теперь примеры удостоверений об окончании единой трудовой советской школы за первый советский период. Дело идет о 102-й школе (преобразованного 3-го Реального училища, в котором я учился) в Ленинграде на Греческом проспекте угол 7-ой Советской ул. Следует отметить, что программа ленинградских школ долгое время отличалась от программ московских средних школ. Удостоверение об окончании 102 школы за 1927 год заключает следующие предметы: 1) Родной язык и литература, 2) Арифметика, 3) Алгебра, 4) Геометрия, 5) Тригонометрия, 6) Естествознание, 7) Физика, 8) Химия, 9) География, 10) Обществоведение, 11) Французский язык, 12) Немецкий язык, 13) Рисование, 14) Пение, 15) Начала аналитический геометрии и анализа бесконечно-малых, 16) Мироведение, 17) Черчение, 18) Плакатное дело.
Удостоверение, выданное той же 102-й школой (тогда она называлась девятилеткой) и 1930 году указывает на следующие предметы: 1) Обществоведение, 2) Родной язык и литература, 3) Математика, 4) Естествознание, 5) Химия, 6) Физика, 7) География, 8) Иностранный язык: немецкий и французский, 9) Труда: а) в плакатных и чертежных мастерский и б) на земельном участке, 10) Изобразительные искусства, 11) Музыка и пение, 12) Физкультура.
Указано, что, сообразно принятому школой художественно-промышленному уклону, приобрел знания и навыки по следующим специальным предметам: 13) Техническому черчению и рисованию, 14) Живописи по трафарету и плакату, 15) Начертательной геометрии, 16) Технологии и 17) Изучению стилей.
Если сравнить все эти программы с программой современной школы, то обнаружим следующие различия. В современной школе резко сократились иностранные языки, вместо двух-четырех - всего один, а иногда и он не преподается (как это часто имеет место в сельских школах); сокращение по математике по сравнению с периодом 1916-26 года, так как исчезла аналитическая геометрия и основы анализа бесконечно-малых, а также начертательная геометрия.
Прибавились некоторые сравнительно незначительные предметы, как дарвинизм, логика, психология, конституция и, что особенно важно, вместо одного предмета: русский язык и литература (словесность) появились два отдельных предмета: русский язык и литература. Произошло еще одно весьма существенное изменение: в старой школе классные сочинения писались не только на уроках русского языка и словесности, но и по другим предметам: естествознанию, физике, истории, даже Закону Божьему. Последние годы распоряжением министерства классные сочинения (так называемые контрольные работы) были по всем предметам кроме литературы (и, кажется, математики) запрещены, причем в обход этого запрещения учителя проводят такие работы, но, чтобы скрыть такое страшное «преступление» от недремлющего ока инспекторов, они отметки, выставленные за один день, разбрасывают по нескольким дням.
Таким образом, сравнение программ старой и современной школы не обнаруживает никаких серьезных «напластований», никакой перегрузки современной школы. Но проведенное выше сравнение программ касается только одной стороны вопроса: качественного содержания программ, т.е. разнообразия предметов. Важно познакомиться и с количественной стороной, т.е. с количеством часов, затрачиваемых учеником на тот или иной предмет. Я проведу такое сравнение между прежним реальным училищем, средней советской школой конца тридцатых годов и современной школой. Для этого использую данные, приведенные в книге «Педагогика» под редакцией И.А. Каирова, 1939, стр. 218 и выпущенным Главным Управлением Школ Министерства Просвещения РСФСР Учебным планом средней школы на 1956/1957 учебный год. Я беру сравнение с реальным училищем, а не с гимназией, потому что реальное училище ближе по программе и потому, что оно (семь классов плюс приготовительный, плюс два класса начальной городской школы) имело фактически десятилетний срой обучения (Каиров, стр.215), как и современную советскую среднюю школу и реальное училище нормально кончали в 17 лет (для гимназии нормальный возраст для выпускника был 18 лет). Я объединил ряд предметов таблицы Каирова для большей наглядности и результат привожу далее (см. табл.1).
Мы видим, прежде всего, что общая нагрузка за 10 лет по часам советской средней школы превышает таковую для реального училища на 982 (за 1939 год) или 1281 часа для современной средней школы. Как будто значительная разница! Но эта разница заметно уменьшится, если мы примем во внимание такой предмет как физкультура. В планах советских школ он фигурирует и не фигурирует в плане реального училища. Но фактически физкультура была обязательным предметом (тогда она называлась гимнастика) и в том училище, где я учился, были два прекрасно оборудованных для шведской гимнастики гимнастические зала: шведская лестница, параллельные брусья, столбы для лазанья, матрасы для прыжков с трамплина и проч. Для современной программы характерно включение такого пункта, как «проведение экскурсий», но экскурсии и в наше время были, но не включались в учебный план. Сравнение будет более точным, если мы разделим все предметы на две категории: 1) требующие помимо занятий в школе и домашних занятий; 2) не требующие домашних занятий. К первой группе отойдут предметы 1-8 таблицы, ко второй 9-12. Получим новую табличку (табл.2).
Разница получается значительно меньшая, не позволяющая говорить о какой-либо особенной «перегрузке».
Сравним теперь учебный план средней школы 1939 года с реальным училищем. Мы видим снижение по трем предметам: 1) религии, что вполне естественно в связи с законом об отделении церкви от государства; 2) иностранному языку - более чем вдвое, так как преподавался только один язык; 3) черчению и рисованию, что вряд ли оправдано, так как и тогда уже ставился вопрос о политехнизации средней школы. Какие же предметы выиграли за счет этих сокращений и за счет некоторого увеличения общей нагрузки? Не говоря о физкультуре, мы видим, что главный выигрыш достался на долю четырех предметов: 1) русский язык и литература, 2) математика, 3) физика, химия и др. неорганические науки и 4) историко-географический комплекс наук. Мы вправе были бы ожидать, что по этим предметам ученики должны бы получить больше знаний, чем ученики старой школы, но на деле наблюдается обратное. Мы знаем, что программа математики в советской школе не шире программы старой школы и, следовательно, при затрате большего числа часов ученик не получает столько сведений, сколько ученик старой школы по приблизительно той же программе при затрате меньшего числа часов.
Сложнее обстоит дело с физикой и другими неорганическими науками. За первую половину 20-го столетия физика и связанная с ней техника обнаружили такой неслыханный прогресс, что расширение программ средней школы по этим предметам вполне естественно. Но большой вопрос, нужно ли такое ознакомление с физикой для всех оканчивающих среднюю школу? Ведь, несмотря на такую значительную программу, у очень многих по окончании школы не остается решительно никаких физических понятий. Не следует ли учесть тот несомненный факт, что склонности и способности людей неодинаковы и покончить с представлением об обязательности «единой школы», которая фактически уже давно не существует? Необходима бифуркация среднего образования. Если расширение объема физики и других точных наук (по крайней мере, для большинства учеников, имеющих уклон к техническим наукам) вполне понятно, то расширение объема русского языка и литературы (немногим уступающее экономии за счет одного выпавшего иностранного языка) решительно ничем не оправдано. Изучение русского языка стало легче в силу изменения орфографии, а необходимость «прохождения» всех сколько-нибудь крупных писателей решительно не может быть оправдана. Как история, несмотря на увеличение срока исторического процесса, должна укладываться в те же рамки, так и литература никаких тенденций к росту проявлять не должна.
Если мы теперь сравним учебные планы 1939 года и 1956/57 года (см. последний столбец таблицы № 1), то результат окажется прямо удивительным. Ведь реформа средней школы проходит под знаком политехнизации. Сообразно с этим вполне понятно увеличение числа часов по последнему пункту. Увеличение часов на физкультуру менее понятно и непонятно, какое отношение к политехнизации имеют два предмета, немного увеличившие число часов - русский язык и литература и психология. Можно только приветствовать сокращение таких предметов как биология и география с историей и проч., так как в этих предметах преобладает запоминание (а уж про дарвинизм после 1948 года и говорить нечего), но ведь сократились, хотя немного, даже такие предметы как математика, иностранный язык и даже столь важные при политехнизации рисование с черчением. Непонятно!
Серьезной перегрузки наши программы не имеют. Жалобы на то, что некоторые старательные ученики переутомляются под бременем нагрузки, объясняются следующими соображениями:
чрезвычайным однообразием схемы уроков, о чем подробнее будет ниже: сейчас считается необходимым на каждом уровне давать новое задание: в наше время было иначе. Каждый день были уроки с новым заданием и без такового и ежедневно приходилось готовить не по пяти-шести предметам, а по двум-трем;
очень большим различием способностей учеников: весьма возможно, что для некоторой категории учеников существующая программа трудна; надо создать школы применительно к разным способностям учеников, учитывая, что есть люди способные к математике, есть способные к технике и, наконец, есть люди с выраженными филологическими способностями. Страна нуждается во всех трех категориях работников и надо отказаться от попытки стричь всех людей под одну гребенку;
особенным характером преподавания литературы, положением, которое занимает этот предмет, и всем стилем преподавания современной школы. Этот стиль - стопроцентный догматизм, который проявляет особенно вредное влияние в преподавании литературы.
Про лучшее в мире советское образование... Часть III.
Про лучшее в мире советское образование... Часть IV.
Про лучшее в мире советское образование... Часть V.
Комментарии открыты в V части.
Обобщение наблюдений.
Изложенная картина довольно печальна, и мне могут возразить, что я обратил внимание главным образом на недостатки и не обратил внимания на достоинства. Скажут: если бы наша школа деградировала, то чем же можно объяснить те огромные успехи во всех отраслях нашей жизни, если выпускаемые кадры неудовлетворительны. Успехи нашей жизни бесспорны, но далеко не во всех областях. Огромны успехи в промышленности, в особенности тяжелой, в строительстве гигантских гидроэлектростанций, в повышении нашей обороноспособности, в благоустройстве наших городов, в общем повышении санитарного уровня населения, в механизации сельского хозяйства. В отношении транспорта прогресс идет, но слишком медленными темпами, а есть отрасли и стороны нашей жизни, где мы вообще успехами похвалиться не можем. Наша литература стабилизировалась на среднем уровне, сейчас уже нет писателей и поэтов подобных Л. Толстому, Достоевскому, Горькому, Некрасову, Пушкину, Лермонтову, Есенину. В музыке успехи только в отношении легких жанров, в науке крупные успехи только в области точных наук, а если мы перейдем к биологии и агрономии, то тут, в общем, даже не застой, а регресс. Огромный урожай 1956 г. достигнут за счет резкого повышения посевной площади, средний же урожай в последние годы ниже процентов на 20, чем было около 1938 года, и успех этого года по ряду областей сельского хозяйства объясняется именно тем, что за последние годы мы очень отстали: от низкого уровня не трудно добиться успеха. Мне могут сказать, что мои слова голословны. В другой статье я постарался обосновать свое мнение, и имел разговор в достаточно авторитетных кругах, где ничего мне возразить по существу не могли.
Между тем количество агрономов за двадцать лет резко возросло: нельзя их винить в падении нашей урожайности, тут действовали другие причины, но сигнализировать о наших неполадках сумели только единицы. В нашей современной массовой интеллигенции огромное количество лиц, не оправдавших те дипломы, которыми они обладают.
В отношении точных и технических наук дело обстоит иначе: процент полноценных работников, конечно, гораздо выше, так как в эти вузы попадает то, сравнительно небольшое, количество наших выпускников средних школ, которые в известной степени усвоили математику. Но, если принять во внимание то огромное количество студентов, которое учится в наших вузах (в газетах часто указывают, что оно превышает число студентов в большинстве европейских стран вместе взятых) и принять в соображение, что по большинству отраслей техники мы отстаем от Западной Европы, то ясно, что средний уровень даже нашей технической интеллигенции отстает как от Западной Европы и США, так и от уровня нашей старой технической интеллигенции.
Известный процент учащихся умеет преодолевать дефекты нашей школы, и этот процент при огромном общем количестве студентов дает достаточно внушительную цифру, вполне объясняющую огромные успехи в промышленности и других областях. Но каждый из нас наталкивается на множество недоделок, хорошо показывающих, что рядовой состав технической интеллигенции вовсе не высок.
Не надо забывать, что еще уцелело небольшое по числу, но значительное по своему удельному весу число лиц, получивших образование в старой школе, или в первые годы после Октябрьской Революции, когда школа сохраняла еще старый характер, и тут разница между интеллигентами старой и новой формации весьма заметна. Я возьму для примера хорошо мне известную среду научных работников, в частности профессоров, и коснусь признака независимого от специализации - знания иностранных языков. Для профессора старой формации характерно, что в среднем он свободно читал литературу на трех иностранных языках, обычно немецком, французском и английском. Типичным примером такого среднего старого профессора в отношении лингвистики является пишущий эти строки. Мое лингвистическое образование кажется каким-то чудом большинству мне знакомых молодых советских интеллигентов, но среди моих сотоварищей имеется немало свободно читающих на четырех-пяти языках, и это далеко не предел. Из моих знакомых не специалистов-лингвистов был один, ныне покойный (Л.И. Елькин), который прекрасно свободно читал литературу на языках: немецком, французском, английском, итальянском, испанском, шведском и польском, не говоря о том, что, окончив классическую гимназию, он хорошо знал латинский и греческий языки. Переехав в конце двадцатых или начале тридцатых годов в Баку, он в течении восьми лет самостоятельно овладел пятью языками: азербайджанским (читал лекции и принимал экзамены на этом языке), грузинским (составил словарь грузинско-русский с несколькими тысячами карточек), армянским, персидским и арабским. По образованию он был инженер путей сообщения, по должности - преподаватель (потом получил знание профессора) математики и механики: занимался он языками для отдыха в каникулярное время, подражая примеру великого математика Гаусса. А качество его знаний я имел возможность проверить, обратившись к нему за переводом нескольких труднейших мест одного итальянского романа, который я прочел с помощью словаря: перевод был дан мгновенно и совершенно убедительно.
Для нефилологов это, конечно, исключительный случай, но среди специалистов-лингвистов данный пример отнюдь не является рекордным.
И если в отношении языковой и другой внутренней культуры старая интеллигенция стоит в среднем выше новой, то этого, конечно, нельзя сказать о внешней культуре. Современная интеллигенция стремится одеваться гораздо более «культурно», чем прежняя. Пользуясь известным изречением «Есть две категории людей: одни одеваются, другие только прикрывают свои наготу», можно сказать, что большинство старых профессоров ограничивались прикрытием наготы, современные же профессора большей частью стремятся «одеваться». Конечно, и те и другие подкрепляют свое поведение соответствующими цитатами. Современные ссылаются не то на Белинского, не то на Горького, говоривших, что у человека должно быть красиво и внутреннее содержание и внешность [6] [6], мы же, старые нигилисты, скорее склонны ссылаться на одного известного математика, кажется Кронекера, говорившего: «Предоставим внешнее изящество портным и парикмахерам: это их специальность».
А каков уровень лингвистических познаний современной профессуры и вообще высших представителей современной интеллигенции? Любопытно было бы выяснить, сколькими языками владеют более или менее удовлетворительно современные академики, члены-корреспонденты, в особенности, например, такого учреждения как Всесоюзная Академия Сельскохозяйственных Наук им. В.И. Ленина, игравшая столь недавно видную (хотя и очень печальную) роль в развитии биологии: а ее заслуги в области философии не отрицаются и сейчас во многих «руководящих» высказываниях.
Поэтому я считаю себя вправе считать, что невеселая картина с нашей средней школой, нарисованная мной, вовсе не касается специально провинции и состава студентов педагогических институтов, да еще по таким отсталым наукам, как биология, Чтобы показать, что низкий уровень характерен не только для отсталых наук, сошлюсь на замечательную статью нашего выдающегося физика, академика П.Л. Капицы «Об организации научной работы Института физических проблем» (Вестник Академии Наук АН СССР. 1943, № 6). Вот его слова, стр.5: «Наши профессора и преподаватели часто, надо прямо сказать, не могут рассматриваться как ведущие ученые своей страны. Их требовательность к студентам, их система воспитания молодежи обычно направлена не на то, чтобы выделить наиболее творческую и сильную молодежь. Присутствуя на аспирантских экзаменах, я обычно наблюдал, что вузовской профессурой наиболее высоко ценится не тот студент, который более всего понимает, а тот студент, который более всего знает. А для науки нужны люди, которые, прежде всего, понимают». Если по отношению к такой передовой науке, как физика, и по отношению к московским вузам можно высказать такие слова, то, конечно, еще более справедливы они для наук отсталых и для провинциальных вузов. Вместе с тем в словах П.Л. Капицы имеется ясное указание на причину отсталости современной интеллигенции: преобладание знаний, и при том непрочных, над пониманием.
Для характеристики уровня московских вузов могу привести два примера. В Московском университете на третьем или четвертом курсе в группе палеонтологии студентки просили единственного студента, чтобы он сознательно ухудшил качество своей курсовой работы с тем, чтобы не выделяться среди остальных.
А в качестве образца приспособленчества к низкому уровню языковых познаний (а также, конечно, из угодливости к требованиям эпохи «борьбы с космополитизмом») приведу курс географии животных профессора Московского университета Н.А. Бобринского (1951 г.), где в тексте почти полностью изъята латинская терминология и даже нет в конце списка, позволяющего установить научное (латинское) название приводимых в тексте видов.
Глава вторая. О причинах невысокого уровня современной советской школы.
Неблагополучное положение средней школы в сущности сейчас никем из компетентных людей не оспаривается. Но объяснения этому даются разнообразные.
Массовость школы. Очень часто слышишь мнение, что более низкий уровень современной школы объясняется ее массовостью. В прежние времена якобы поступали только более способные ученики, а сейчас поступают все: уровень, следовательно, должен был понизиться. Это объяснение не выдерживает самой малейшей критики. Хорошо всем известно, что в прежние времена поступали в среднюю школу не по признаку больших способностей, а по признаку большей материальной обеспеченности родителей. Расширение приема должно было бы способствовать повышению, а не понижению уровня, так как вряд ли подлежит сомнению тот факт, что дети, происшедшие из малообеспеченных кругов, отличаются в среднем большим прилежанием. В широких народных массах таится огромное количество талантов, которым не давал ходу старый строй и многие из которых проявились именно после нашей Великой Революции. Возьмем хотя бы фалангу наших блестящих полководцев, многие из которых начали свою жизнь простыми крестьянами. И среди деятелей науки можно привести ряд примеров, где до высокого уровня доходили бывшие беспризорные и дети тех лиц, доступ которых, в особенности в высшую школу, хотя и не был закрыт, но очень затруднен. Следует иметь в виду, что в прежнее время в университеты принимали просто с аттестатом зрелости или со свидетельством об окончании реального училища и сдачей экзамена по латинскому языку (без всякого экзамена), сейчас в огромное большинство вузов конкурс, так что надо было бы ожидать, что уровень современных студентов будет выше прежнего.
Крайний либерализм в отношении учеников и несуразные требования к преподавателям. На этот пункт обращают сейчас большое внимание и это явление имеет огромное значение для объяснения положения в школе. Старая школа была характерна очень большим отсевом. Могу привести пример из собственных воспоминаний. В Третье Реальное Училище в С.Петербурге, где я учился, поступило в 1899 году в два параллельных первых класса около 104 человек (по 52 в каждом классе). Через семь лет училище кончили в 1906 году 40 человек (уже в одном классе) причем из этих 40 человек только семь закончили курс обучения в семь лет, ни разу не оставаясь на второй год. Правда, около 70 процентов окончивших поступили по конкурсу в высшие технические учебные заведения Ленинграда. Весьма возможно, что училище, в котором я имел удовольствие учиться, по строгости требований было выше среднего уровня.
В настоящее время наоборот: отсев считается совершенно ненормальным явлением и за это очень взыскивается с преподавателей. Мало того, стремясь к тому, чтобы в течение всего года не было «неуспевающих», т.е. имеющих хотя бы одну двойку, и за обилие неуспевающих соответствующего педагога «прорабатывают» все наши многочисленные организации. В наше время преподаватель не отвечал за число неуспевающих, и разбор его деятельности мог быть только в том случае, если было серьезное основание сомневаться в справедливости или квалификации преподавателя.
Большое количество неуспевающих решительно не отражалось на репутации учителя, важен был только результат обучения. Приведу пример из преподавания математики. Мой учитель, незабвенный Антон Феликсович Андрушкевич отличался тремя качествами: 1) знанием дела и опытностью (он уже был стариком); 2) исключительной строгостью и 3) объективностью. Нередки были случаи, когда по классной работе были такие отметки: ни одной пятерки, две-три четверки, 5-6 троек - остальное - двойки и единицы. Но балл на четверть он выводил не как среднее арифметическое, а по общей оценке, и никто в это не вмешивался. Может быть ученики ненавидели такого свирепого учителя? В младших классах его, конечно, недолюбливали за строгость, но в старших оценили за объективность и беспристрастие, и при окончании поднесли ему (поднесли только двум учителям: нашему классному наставнику, учителю истории А.И. Боргману и ему) значок об окончании выпуска с надписью: «Дорогому дедушке»; старик был очень тронут. Про него ходили легенды, что он был участник Польского восстания 1863 года и сражался на баррикадах Парижской Коммуны: по возрасту это подходило и с этим гармонировало то, что он хромал на одну ногу; по политическим взглядам он был, несомненно, весьма прогрессивный человек.
Теперь, что происходит в настоящее время не только в средней школе, но и в вузах? Возьму для примера Ульяновский Пединститут. После первой экзаменационной сессии выясняется, что наибольшее число неуспевающих на математическом факультете. Это и неудивительно: математические науки наиболее трудны, в Пединститут долгое время попадали те, кто не прошел по конкурсу в технические вузы и, наконец, долгое время при приеме как раз на этот факультет не было конкурса, даже «вербовали» для выполнения плана и вербовали иногда с таким усердием, что был случай принятия человека абсолютно не знавшего тригонометрии. После выяснения печального результата экзамена на математическом факультете собирается Ученый Совет, на котором «прорабатываются» преподаватели, допускающие такое «безобразие». Никаких резонов не принимается во внимание: считается не подлежащим критике положение, что все науки одинаково трудны. Естественно, что надо отличаться совершенно невероятной силой воли, чтобы в таких условиях не снизить экзаменационные требования. То же происходит и в средней школе. В современной школе учителя, подобные моему учителю математики А.Ф. Андрушкевичу, совершенно немыслимы, их, конечно, выжили бы в самый короткий срок. И ясно, что со средней школой получается то же самое, что случилось бы с армией, если бы за дезертирство и другие нарушения дисциплины наказывали бы не дезертиров, а командиров. За большой процент дезертиров, конечно, должен отвечать и командир, но главную ответственность должен нести нарушитель дисциплины, а не руководитель.
Можно провести и другую аналогию. Качество продукции должно проверяться потребителем, а не производителем и стремление к выполнению плана во что бы то ни стало приводило в первые годы нашей индустриализации к тому, что выпускали тракторы кое-как. Но огромный процент тракторов возвращался обратно, и с этим в промышленности борются весьма энергично. В школе же учитель является вместе с тем и бракером - сам оценивает качество своей продукции, а так как его деятельность оценивается по «качеству» его продукции - экзаменационным отметкам, то в результате получается систематическое снижение ценности современных отметок. Чтобы такого снижения не было, необходимо выпускные экзамены средней школы производить не персоналом данной школы, а специальными комиссиями из посторонних школе лиц. Такой порядок существует, например, в Англии. Некоторый контроль существует лишь в отношении литературы. При представлении учеников к медалям, написанное ими сочинение посылается для проверки в городские районы народного образования. Возможно, этим и объясняется, что в отношении почерка и вообще внешнего оформления современная школа стоит выше старой.
Приведу несколько иллюстрации деградации ценности отметок. Сейчас имеется очень много медалистов: мы знаем, что в вузы Москвы и Ленинграда подается так много заявлений от медалистов, что приходится ограничивать правило, по которому медалисты поступают в вуз: если бы это правило соблюдать, то немедалистам доступ в такие вузы, как Московский университет, был бы совершенно закрыт. Но медалисты, это люди, которые не имеют троек, а по большинству предметов имеют пятерки и четверки, следовательно, и по иностранному языку. А много ли студентов даже Московского университета способны пользоваться иностранной литературой?
Теперь приведу пару примеров из прошлого. Я сам отличаюсь средними способностями по языкам и, например, по немецкому языку в средней школе сначала получал тройки, потом четверки и лишь в последних классах пятерки, хотя я все время был прилежным учеником. Однако полученных знаний в средней школе оказалось вполне достаточно (никаких других учителей, кроме школьных, по немецкому языку у меня не было), чтобы в дальнейшем, путем самостоятельной работы, я приобрел достаточный запас слов, чтобы уже в университете читать свободно литературу и самостоятельно написать первую научную работу на немецком языке.
Другой пример: мой близкий родственник окончил в С.Петербурге Петровское коммерческое училище в 1916 году с весьма посредственными отметками по языкам (как собственно по языку, так и по коммерческой корреспонденции на соответствующем языке): по-английски и по-немецки - тройки, по-французски - четверка. С современной точки зрения это очень слабые отметки, свидетельствующие либо о неспособности, либо о лености ученика. Но это лицо в дальнейшем не только прекрасно освоило эти языки, но овладело также языками латинским, греческим и древнееврейским, обнаружив неплохие лингвистические способности.
Современная тройка обозначает (для большинства предметов) нечто много меньшее, чем старая двойка, четверка примерно равна тройке, а пятерки заключают в себе как настоящие пятерки, так и нечто гораздо низшее. Исключение составляют, как я уже указал, вопросы каллиграфии и орфографии: здесь требовательность, вероятно, или не снизилась, или снизилась сравнительно незначительно.
Сейчас как будто не вызывает уже сомнения, что с этим положением должно быть покончено: не бояться отсева и не возлагать на преподавателей ответственности за то, в чем они решительно не виноваты. Это поднимет авторитет преподавателей и будет одним из важных факторов по общему укреплению дисциплины в школе. Но это, конечно, вопроса совершенно не решает; есть и другие факторы, влияющие на уровень знаний выпускников средней школы.
Перегрузка учеников. По этому вопросу сейчас много пишут в газетах. Особенно авторитетный характер имеет письмо в «Литературную газету» от 10 мая 1956 года «Это очень важно», подписанное такими видными деятелями медицины, как профессоры В. Филатов, Г. Сперанский, В. Протопопов и др.
В этом письме авторы бьют тревогу по поводу чрезмерной перегрузки учеников из-за полной невыполнимости школьной программы. Считается, что при реформах нашей школы школьные программы много лет просто напластовывались и в результате оказались непосильными. Приводятся примеры большого количества часов, которые тратят ученики на школьные задания, например: «Дело доходит буквально до анекдотических случаев. В одной из школ Одессы проделали следующий опыт: предложили преподавателям выполнить уроки, которые они задали на дом своим ученикам. Учителя просидели за этой работой около шести часов!».
Хотя письмо подписано девятью деятелями медицинской науки (действительными членами, членами-корреспондентами, профессорами), но убедительностью эта фраза не отличается. Как в этом опыте преподаватели выполняли задания? Каждый по своему предмету? Но если преподаватель по своему предмету затрачивает больше времени, чем ученик, то это просто обозначает, что он - никуда не годный преподаватель, один из носителей тех фальшивых дипломов, которые фабрикуются при современной маниловщине в отношении учеников и студентов. А если одному преподавателю было поручено выполнить задания по всем предметам на данный день, то нисколько не удивительно, что он затратил гораздо больше времени, чем ученик, так как, естественно, что ему приходилось вспоминать многое, а ученики работают систематически. Мне приходилось иногда помогать по арифметике ученикам младших классов, и я часто оказывался в затруднении, так как заданную задачу я легко решал при помощи уравнений, но требовалось ее решить, не применяя уравнений. Уверен, что многие настоящие крупные математики растеряются, когда от них потребуют решить арифметическую задачу на образовательном уровне ученика младшего класса. Приведенный «опыт» поэтому не имеет ни малейшей убедительности.
Но в письме медиков есть одно ценное указание. Приведя пример одной ученицы 9-го класса, которая тратит очень много времени на домашнее приготовление уроков, письмо указывает: «В дни, когда по расписанию есть урок русской литературы (а это бывает 4 раза в неделю), Косенко тратит на подготовку к этим урокам 4-5 часов…».
Конечно, пример, приведенный в письме, весьма далек от того, чтобы быть типичным. Среди моих родных и знакомых мне известно много учеников и учениц, которые успешно кончали среднюю школу без всякой перегрузки в занятиях, но верно, что именно литература является наиболее трудоемким предметом в современной школе. И она вызывает большую нагрузку не только у учеников, но и учителей. Современные преподаватели русского языка и литературы - это подлинные мученики, обреченные на огромную работу по ежедневной проверке тетрадей. Эта скучная и непродуктивная в конечном счете работа не имеет сколько-нибудь приличного материального вознаграждения.
Теперь коснемся вопроса о напластовании. Если верить авторам письма, то выйдет, что нагрузка школьников все время возрастает и, значит, современная нагрузка должна быть много выше прежней. Посмотрим, так ли это. Бросил краткий взгляд на старые программы и программы школ первого периода существования СССР.
До Революции, как известно, было много типов средней школы: 1) классическая гимназия с латинским и греческим языками - 8 классов (с двумя подготовительными - 10); 2) так сказать «облегченный» тип классической гимназии - с одним латинским языком; 3) реальные училища без классических языков с 7-летним сроком обучения (не считая приготовительного класса); 4) очень разнообразные школы: военные, духовные семинарии, коммерческие училища, школы, где все преподавание велось (кроме русского языка и истории) на иностранном языке (немецком или французском), наконец, привилегированные школы и т.д. Все эти школы давали общее образование, но аттестат зрелости, дававший право на поступление в Университет без экзамена выдавали классические гимназии.
Как известно, преподавание в средней школе в старое время велось раздельно для мальчиков и девочек, за исключением немногих частных школ. Некоторые женские средние школы (так называемого ведомства императрицы Марии) имели сниженную, по сравнению с мужскими школами, программу.
Коснемся программы разных средних школ.
Образцом аттестата зрелости классической гимназии может служить аттестат В.И. Ленина, выданный в 1887 году. Там такие предметы: 1) Закон Божий, 2) Русский язык и словесность, 3) Логика, 4) Латинский язык, 5) Греческий язык, 6) Математика, 7) История, 8) География, 9) Физика и математическая география, 10) Немецкий язык, 11) Французский язык. По всем предметам 5, кроме логики, где было 4.
Мы видим - четыре языка (в том числе два древних), вот это действительно нагрузка! Математика не расчленена, но, несомненно, классическая школа давала прекрасное математическое образование: разницы между гимназистами и реалистами в технических вузах по уровню математики, по-моему, не наблюдалось.
Нет химии, как самостоятельного курса, и вовсе нет биологии.
На переломе столетий классическая гимназия претерпела бифуркацию: только небольшое число классических гимназий сохранило оба древних языка, у большинства осталась только латынь, но зато было введена биология (естествознание).
Лично я окончил в 1906 году Реальное училище, где не было древних языков, а было только два новых языка (французский и немецкий); продолжительность обучения была на год короче. Было уделено больше внимания на технические предметы, рисование, черчение как техническое, так и проекционное (начертательная геометрия). При моем пребывании в школе не было самостоятельного курса химии, краткие сведения по химии сообщались в курсе физики.
Многопредметность была характерна для некоторых специальных средних школ, например, для коммерческих училищ. Приведу список предметов Петровского училища в С.Петербурге от 1916 года: 1) Закон Божий, 2) Русский язык и словесность, 3) Английский язык,4) Немецкий язык, 5) Французский язык, 6) История, 7) География, 8) Естественная история, 9) Физика, 10) Космография, 11) Химия, 12) Арифметика, 13) Алгебра, 14) Геометрия, 15) Тригонометрия, 16) Аналитическая геометрия, 17) Коммерческая арифметика, 18) Бухгалтерия, 19) История торговли, 20) Политическая экономия, 21) Законоведение, 22) Товароведение с технологией, 23) Коммерческая география и статистика, 24) Коммерческая корреспонденция на русском языке, 25) то же самое на французском языке, 26) то же самое на английском языке, 27) то же самое на немецком языке, 28) Графические искусства (чистописание, рисование и черчение).
Я привел образцы программ дореволюционной средней школы!
Приведу теперь примеры удостоверений об окончании единой трудовой советской школы за первый советский период. Дело идет о 102-й школе (преобразованного 3-го Реального училища, в котором я учился) в Ленинграде на Греческом проспекте угол 7-ой Советской ул. Следует отметить, что программа ленинградских школ долгое время отличалась от программ московских средних школ. Удостоверение об окончании 102 школы за 1927 год заключает следующие предметы: 1) Родной язык и литература, 2) Арифметика, 3) Алгебра, 4) Геометрия, 5) Тригонометрия, 6) Естествознание, 7) Физика, 8) Химия, 9) География, 10) Обществоведение, 11) Французский язык, 12) Немецкий язык, 13) Рисование, 14) Пение, 15) Начала аналитический геометрии и анализа бесконечно-малых, 16) Мироведение, 17) Черчение, 18) Плакатное дело.
Удостоверение, выданное той же 102-й школой (тогда она называлась девятилеткой) и 1930 году указывает на следующие предметы: 1) Обществоведение, 2) Родной язык и литература, 3) Математика, 4) Естествознание, 5) Химия, 6) Физика, 7) География, 8) Иностранный язык: немецкий и французский, 9) Труда: а) в плакатных и чертежных мастерский и б) на земельном участке, 10) Изобразительные искусства, 11) Музыка и пение, 12) Физкультура.
Указано, что, сообразно принятому школой художественно-промышленному уклону, приобрел знания и навыки по следующим специальным предметам: 13) Техническому черчению и рисованию, 14) Живописи по трафарету и плакату, 15) Начертательной геометрии, 16) Технологии и 17) Изучению стилей.
Если сравнить все эти программы с программой современной школы, то обнаружим следующие различия. В современной школе резко сократились иностранные языки, вместо двух-четырех - всего один, а иногда и он не преподается (как это часто имеет место в сельских школах); сокращение по математике по сравнению с периодом 1916-26 года, так как исчезла аналитическая геометрия и основы анализа бесконечно-малых, а также начертательная геометрия.
Прибавились некоторые сравнительно незначительные предметы, как дарвинизм, логика, психология, конституция и, что особенно важно, вместо одного предмета: русский язык и литература (словесность) появились два отдельных предмета: русский язык и литература. Произошло еще одно весьма существенное изменение: в старой школе классные сочинения писались не только на уроках русского языка и словесности, но и по другим предметам: естествознанию, физике, истории, даже Закону Божьему. Последние годы распоряжением министерства классные сочинения (так называемые контрольные работы) были по всем предметам кроме литературы (и, кажется, математики) запрещены, причем в обход этого запрещения учителя проводят такие работы, но, чтобы скрыть такое страшное «преступление» от недремлющего ока инспекторов, они отметки, выставленные за один день, разбрасывают по нескольким дням.
Таким образом, сравнение программ старой и современной школы не обнаруживает никаких серьезных «напластований», никакой перегрузки современной школы. Но проведенное выше сравнение программ касается только одной стороны вопроса: качественного содержания программ, т.е. разнообразия предметов. Важно познакомиться и с количественной стороной, т.е. с количеством часов, затрачиваемых учеником на тот или иной предмет. Я проведу такое сравнение между прежним реальным училищем, средней советской школой конца тридцатых годов и современной школой. Для этого использую данные, приведенные в книге «Педагогика» под редакцией И.А. Каирова, 1939, стр. 218 и выпущенным Главным Управлением Школ Министерства Просвещения РСФСР Учебным планом средней школы на 1956/1957 учебный год. Я беру сравнение с реальным училищем, а не с гимназией, потому что реальное училище ближе по программе и потому, что оно (семь классов плюс приготовительный, плюс два класса начальной городской школы) имело фактически десятилетний срой обучения (Каиров, стр.215), как и современную советскую среднюю школу и реальное училище нормально кончали в 17 лет (для гимназии нормальный возраст для выпускника был 18 лет). Я объединил ряд предметов таблицы Каирова для большей наглядности и результат привожу далее (см. табл.1).
Мы видим, прежде всего, что общая нагрузка за 10 лет по часам советской средней школы превышает таковую для реального училища на 982 (за 1939 год) или 1281 часа для современной средней школы. Как будто значительная разница! Но эта разница заметно уменьшится, если мы примем во внимание такой предмет как физкультура. В планах советских школ он фигурирует и не фигурирует в плане реального училища. Но фактически физкультура была обязательным предметом (тогда она называлась гимнастика) и в том училище, где я учился, были два прекрасно оборудованных для шведской гимнастики гимнастические зала: шведская лестница, параллельные брусья, столбы для лазанья, матрасы для прыжков с трамплина и проч. Для современной программы характерно включение такого пункта, как «проведение экскурсий», но экскурсии и в наше время были, но не включались в учебный план. Сравнение будет более точным, если мы разделим все предметы на две категории: 1) требующие помимо занятий в школе и домашних занятий; 2) не требующие домашних занятий. К первой группе отойдут предметы 1-8 таблицы, ко второй 9-12. Получим новую табличку (табл.2).
Разница получается значительно меньшая, не позволяющая говорить о какой-либо особенной «перегрузке».
Сравним теперь учебный план средней школы 1939 года с реальным училищем. Мы видим снижение по трем предметам: 1) религии, что вполне естественно в связи с законом об отделении церкви от государства; 2) иностранному языку - более чем вдвое, так как преподавался только один язык; 3) черчению и рисованию, что вряд ли оправдано, так как и тогда уже ставился вопрос о политехнизации средней школы. Какие же предметы выиграли за счет этих сокращений и за счет некоторого увеличения общей нагрузки? Не говоря о физкультуре, мы видим, что главный выигрыш достался на долю четырех предметов: 1) русский язык и литература, 2) математика, 3) физика, химия и др. неорганические науки и 4) историко-географический комплекс наук. Мы вправе были бы ожидать, что по этим предметам ученики должны бы получить больше знаний, чем ученики старой школы, но на деле наблюдается обратное. Мы знаем, что программа математики в советской школе не шире программы старой школы и, следовательно, при затрате большего числа часов ученик не получает столько сведений, сколько ученик старой школы по приблизительно той же программе при затрате меньшего числа часов.
Сложнее обстоит дело с физикой и другими неорганическими науками. За первую половину 20-го столетия физика и связанная с ней техника обнаружили такой неслыханный прогресс, что расширение программ средней школы по этим предметам вполне естественно. Но большой вопрос, нужно ли такое ознакомление с физикой для всех оканчивающих среднюю школу? Ведь, несмотря на такую значительную программу, у очень многих по окончании школы не остается решительно никаких физических понятий. Не следует ли учесть тот несомненный факт, что склонности и способности людей неодинаковы и покончить с представлением об обязательности «единой школы», которая фактически уже давно не существует? Необходима бифуркация среднего образования. Если расширение объема физики и других точных наук (по крайней мере, для большинства учеников, имеющих уклон к техническим наукам) вполне понятно, то расширение объема русского языка и литературы (немногим уступающее экономии за счет одного выпавшего иностранного языка) решительно ничем не оправдано. Изучение русского языка стало легче в силу изменения орфографии, а необходимость «прохождения» всех сколько-нибудь крупных писателей решительно не может быть оправдана. Как история, несмотря на увеличение срока исторического процесса, должна укладываться в те же рамки, так и литература никаких тенденций к росту проявлять не должна.
Если мы теперь сравним учебные планы 1939 года и 1956/57 года (см. последний столбец таблицы № 1), то результат окажется прямо удивительным. Ведь реформа средней школы проходит под знаком политехнизации. Сообразно с этим вполне понятно увеличение числа часов по последнему пункту. Увеличение часов на физкультуру менее понятно и непонятно, какое отношение к политехнизации имеют два предмета, немного увеличившие число часов - русский язык и литература и психология. Можно только приветствовать сокращение таких предметов как биология и география с историей и проч., так как в этих предметах преобладает запоминание (а уж про дарвинизм после 1948 года и говорить нечего), но ведь сократились, хотя немного, даже такие предметы как математика, иностранный язык и даже столь важные при политехнизации рисование с черчением. Непонятно!
Серьезной перегрузки наши программы не имеют. Жалобы на то, что некоторые старательные ученики переутомляются под бременем нагрузки, объясняются следующими соображениями:
чрезвычайным однообразием схемы уроков, о чем подробнее будет ниже: сейчас считается необходимым на каждом уровне давать новое задание: в наше время было иначе. Каждый день были уроки с новым заданием и без такового и ежедневно приходилось готовить не по пяти-шести предметам, а по двум-трем;
очень большим различием способностей учеников: весьма возможно, что для некоторой категории учеников существующая программа трудна; надо создать школы применительно к разным способностям учеников, учитывая, что есть люди способные к математике, есть способные к технике и, наконец, есть люди с выраженными филологическими способностями. Страна нуждается во всех трех категориях работников и надо отказаться от попытки стричь всех людей под одну гребенку;
особенным характером преподавания литературы, положением, которое занимает этот предмет, и всем стилем преподавания современной школы. Этот стиль - стопроцентный догматизм, который проявляет особенно вредное влияние в преподавании литературы.
Про лучшее в мире советское образование... Часть III.
Про лучшее в мире советское образование... Часть IV.
Про лучшее в мире советское образование... Часть V.
Комментарии открыты в V части.