Комментарии к «второй маркизе» - 5. Нестыковки, нарративы и имена: Натали
Предполагаемый портрет Натали. https://gw.geneanet.org/hubertcottin?lang=en&n=de+lage+de+volude&oc=0&p=nathalie
Считается, что на этом портрете изображена старшая дочь «второй маркизы», Мари Луиз Стефани Беатрис Натали де Лаж де Волюд (1782-1841) . За достоверность не ручаюсь, картинка взята с генеалогического сайта, без всяких ссылок на источники. Натали, вполне вероятно, действительно училась рисовать - все-таки ее отец был художник-любитель, да и мать тоже рисовала. Будем считать, что юная особа с папкой для рисования похожа на на девушку на портрете- физионотрасе , сделанном в Нью-Йорке в 1796 году (см.ниже). Эта история как раз и будет про то, как и когда Натали попала в Нью-Йорк и как неожиданно сложилась там ее жизнь - совсем не так, как задумывала ее мать.
***
Рассказывая о своей жизни на нелегальном положении в Бордо в 1793 - начале 1794 года, маркиза де Лаж де Волюд о детях упоминает редко. Фактически дети фигурируют в трех эпизодах. Во-первых, это поездка к умирающему деду по отцовской линии в замок Тирак, после которой революционные власти вынудили бабушку д’Амблимон подписать бумагу о том, что Этьеннета находится в эмиграции - иначе бабушке не отдали бы детей под опеку (см. текст и комментарий). Во-вторых, восемь дней, которые Этьеннета провела с матерью и детьми в конце октября 1793 года перед тем, как ей нашли убежище у повитухи госпожи Кутансо (см. текст). И в-третьих, трогательная сцена прощания с детьми в доме госпожи Сеналь перед отплытием в Америку с чужим паспортом (см. текст).
Из этих трех эпизодов более или менее достоверен только первый; за подробности поручиться нельзя, но ничего противоречащего фактам там нет. А вот два других, которые так и хочется назвать «картина маслом», с фактами никак не согласуются.
Начнем с конца, то есть с начала марта 1794 года.
Я не смогла пойти к своей матери из-за охраны, которая там была поставлена. Мне предстояло отплыть через четыре или пять дней. Я хотела еще раз ее увидеть; я ей написала, что накануне отъезда пойду к госпоже де Фонтене, а на обратном пути пройду по аллеям Турни, и я умоляю ее сделать так, чтобы я могла ее увидеть через окно. С тех пор, как я находилась у госпожи Кутансо, я видела несколько раз своих детей, которых мама отправляла гулять в аллеи муниципалитета, причем малютки и служанка не знали, зачем это. Морис меня предупреждал, в котором часу они там будут, и я становилась у своего окна за занавеской, чуть-чуть ее приоткрыв - вот так я их видала в течение тех пяти месяцев, что я пряталась в здании муниципалитета. Но в этот раз перед отъездом я хотела их обнять, и я так умоляла мою мать найти мне средство повидать их в каком-нибудь надежном чужом доме, что она подумала про госпожу Сеналь, жену негоцианта, которая, как и она, жила в аллеях Турни, в большом отдельно стоящем доме, выходящем клином на театр. Это была достойная женщина, добрая мать семейства. Вот ей она передала такую настойчивую просьбу принять на насколько минут их и меня, что та пошла на эту любезность, которая, между тем, могла быть опасна для нее и для меня. Малютки не знали, что я оставалась в Бордо. Охватившая меня нежность, их удивление и радость при виде меня составляли трогательную сцену, которую моя бедная малютка Каликста не забыла, хотя ей было тогда лишь четыре с половиной года; она была даже так рассудительна и сдержанна, что когда ее сестры вернулись домой и стали говорить обо мне между собой, она им сказала: «Вы же знаете, что мама вам запретила говорить о ней».
Мне было смертельно больно оставлять в этой ужасной стране мою старшую дочь, которой было уже десять лет и которая была рослая для своего возраста и очень красивая. Я знала, что госпожа Сеналь должна через месяц уехать в Америку со своими пятью детьми; мне было невозможно вписать Натали в свой паспорт, и я подумала, что этой даме будет легко сделать так, чтобы ее присчитали к этой многодетной семье. Я стала ее умолять увезти мое дитя; она согласилась, и я прямо у нее написала своей матери, чтобы это устроить. Поскольку их судно направлялось, как и наше, в Нью-Йорк, мы договорились, что я буду ее ждать в этом городе. В мои планы никогда не входило остаться в Америке, и я отправлялась в этот путь лишь потому, что у меня не было другой возможности спастись из Бордо.
Таким образом, я уезжала в уверенности, что моя дочь скоро присоединится ко мне и я ее избавлю от всех опасностей такой гнусной страны, как наша. Моя мать нашла этот план очень разумным и первой стала настаивать на его исполнении.
Эта мера, продиктованная самой нежной заботой, впоследствии обошлась нам очень дорого, и стоила, может быть, счастья всей жизни. Однако же я не упрекаю себя за это, поскольку это обеспечило безопасность моей дочери.
Что здесь не так? Ну, прежде всего, по утверждению всех американских источников, одиннадцатилетняя девочка, которая в дальнейшем предпочтет называть себя просто Натали Делаж, прибыла в Нью-Йорк в конце 1793 года (в ноябре или декабре) вместе с госпожой Сенат и ее дочерью. В деталях источники расходятся - где-то пишут про отплытие из Бордо в сентябре 1793, где-то называют октябрь, но это может быть связано с тем, что судно отплыло из Бордо в конце сентября, а потом до начала октября ожидало у выхода из Жиронды разрешения покинуть Францию. Как бы то ни было, это не весна 1794 года, а осень 1793. Предполагалось, что мать девочки вскоре тоже приедет в Нью-Йорк, но это, как мы знаем, оказалось невозможным.
Несовпадение фамилий сопровождающей дамы - Senal (в опубликованных мемуарах) и Senat (в американских источниках) - может объясняться тем, что публикатор писем маркизы де Лаж де Волюд к герцогине Монтихо прочитал в рукописном тексте t как l. Недаром по-французски говорят не только «расставить точки над и», но и «расставить поперечные черточки на т» - mettre les points sur les i et les barres aux t; без поперечной черточки, которую многие ставят в последнюю очередь и иногда забывают, t очень легко перепутать с l. Поскольку в Америке эта дама оставила немало документальных следов, надо полагать, что ее фамилия была все-таки Сенат (по-французски тогда Сена, последняя буква т не произносится), а не Сеналь.
Но с датами расхождение налицо - в начале марта 1794 года и госпожа Сенат, и Натали уже давно были в Америке. Идея отправить старшую дочь подальше от революционной Франции должна была прийти в голову матери (или более разумной и практичной бабушке?) минимум на полгода раньше. Тогда и вся эта сцена свидания с детьми, возможно, имела место - но происходила не в марте 1794, а в начале сентября 1793 года.
Скорее всего, госпожа Сенат и была та самая американка, у которой Этьеннета несколько дней пряталась в июле 1793 года, когда из Нижней Шаранты в Бордо пришел запрос на ее выдачу.:
Меня приютила одна американка. Я провела у нее несколько дней, так сказать, «скрываясь». Каждый, кто туда приходил, оказывался всегда какой-нибудь совершеннейший роялист, которому мне можно было показаться; и поскольку эта дама собирала у себя всех, кто только был в Бордо в наибольшей степени настроен против революции, то я там за два дня успела побывать в обществе полусотни человек. Кроме того, она виделась с негоциантами, которые казались весьма настроенными в нашу пользу, но в дальнейшем стало ясно, что они желали только спасти свои головы. У нее собирались многие вожаки поговорить и обсудить, что делать дальше; пять молодых особ, которые жили в этом доме, давали удобный предлог там собираться.
«Пять молодых особ», возможно, и есть те «пятеро детей», с которыми госпоже Сенат предстояло уехать в Америку - если четверо из них были уже взрослыми, то понятно, почему в американский период упоминается уже только одна дочь.
Если госпожа Сенат имела американское гражданство или, по крайней мере, была женой / вдовой американского негоцианта, то ее отъезд в конце сентября - начале октября был весьма своевременным - через некоторое время всех находившихся в Бордо американцев арестовали (об этом пишет в своих мемуарах маркиза де Ла Тур дю Пен: «…однажды были арестованы все английские и американские негоцианты, жившие в Бордо. Их заключили в тюрьму, как и всех подданных этих двух стран, рабочих, слуг и прочих, кого удалось захватить»).
Косвенным подтверждением того, что Этьеннета последний раз виделась с Натали в сентябре, служит указание на возраст девочки: «Мне было смертельно больно оставлять в этой ужасной стране мою старшую дочь, которой было уже десять лет и которая была рослая для своего возраста и очень красивая.» Натали 28 октября 1793 года исполнилось 11 лет; в сентябре о ней еще можно было говорить, как о десятилетней, а в марте следующего года уже нет.
Если попытаться выстроить правдоподобную версию событий, то получится примерно вот что:
- В июле 1793 года Этьеннета несколько дней прячется в доме у американки госпожи Сенат, матери пятерых детей, из которых четверо уже взрослые, а младшая дочь - подросток.
- В сентябре обстановка делается еще более угрожающей, мать Этьеннеты переезжает в арендованный дом и распоряжается замуровать ценности, для Этьеннеты ищут убежище, госпожа Сенат с семейством собирается уезжать, и тут кому-то - или Этьеннете, или ее матери, а может быть, и госпоже Сенат - приходит в голову мысль отправить в Америку хотя бы Натали, которую действительно можно вписать в паспорт американки в качестве младшей дочери. Все это быстро организуется, и Этьеннета отбывает прятаться в Entre-deux-Mers. Скорее всего, перед этим она действительно успевает попрощаться с детьми - со всеми тремя (маленькая Каликста, вернувшись домой, слышит разговор сестер и напоминает им, что мама не велела говорить о ней).
- В конце сентября - начале октября госпожа Сенат с семейством уезжает в Америку и увозит Натали.
- 20 октября Этьеннета возвращается в Бордо и следующие восемь дней прячется в доме, где живет ее мать, а потом Казале приводит ее к повитухе госпоже Кутансо. В доме с бабушкой в это время живут две ее младшие дочери, Фанни и Каликста.
- В начале марта 1794 года Терезия Кабаррюс устраивает Этьеннете отъезд. Этьеннета проходит мимо окон матери, чтобы напоследок ее увидеть. А вот свидание с детьми, если оно и имеет место в марте, происходит как-то иначе, чем описано в воспоминаниях.
Теперь можно вернуться ко второму эпизоду, относящемуся к концу октября 1793 года.
Так я проводила часть утренних часов в слезах или с моими детьми, которых приносили ко мне в постель. Каликста начинала уже, я думаю, понимать, что такое горе и смерть. Бедная малютка! Она была так нежна и ласкова со мной! Казалось, она все слушает с таким страхом и вниманием! Я убеждена, что печальный, задумчивый и рассудительный характер, который она сохраняла с тех пор до самой смерти и который так поразил вас, происходит из тех первых впечатлений. Я думаю теперь, что мы, моя мать и я, недостаточно сдерживались перед этими бедными детьми. Старшей было девять лет, она была уже очень красива и довольно разумна; Фанни было только пять, и она пока отличалась лишь детской прелестью, очаровательным личиком и приветливостью, которая меня часто развлекала; но она казалась уже гораздо менее чувствительной и внимательной, чем бедная малютка Каликста, которой было на два года меньше.
В этот момент девочек в доме было не три, а две. Да и трудно себе представить, чтобы рослую для своего возраста десятилетнюю Натали «приносили в постель» к матери. Здесь, кстати, возраст Натали указан на год меньше реального - интересно, зачем? Возраст младших дочерей указан верный: Фанни родилась 28 декабря 1787 года, и осенью 1793 ей действительно было пять лет, а младшая Каликста родилась в январе 1790. Возраст Каликсты указан верно и для марта 1794 - четыре с половиной года (на самом деле четыре года два месяца).
Зачем были нужны маркизе де Лаж де Волюд все эти ухищрения? Почему было не рассказать своей испанской благодетельнице графине Монтихо правду? Имеющиеся источники не позволяют об этом судить с уверенностью. Можно только предположить, что отправка Натали в Америку в марте 1794, когда предполагалось, что сама Этьеннета прибудет туда раньше дочери и встретит ее на месте, выглядела делом во всех отношениях приличным и разумным - их встрече помешали форсмажорные обстоятельства, и Этьеннета вполне убедительно выступала в роли несчастной матери, которая не по своей вине оказалась разлучена с Натали. Возможно, те же самые действия, но в сентябре 1793, выглядели не столь красиво в глазах людей того круга, к которому принадлежала Этьеннета. Действительно, девочку, которой не так уж долго оставалось до возраста вступления в брак, отправили с чужими людьми в страну, где ее вряд ли могли воспитать ревностной католичкой и верноподданной сторонницей Бурбонов. При Старом порядке, да и потом, когда Наполеон восстановил отношения с католической церковью, девочку из аристократической семьи в этом возрасте поместили бы на воспитание в монастырь - если не на несколько лет, до выхода в свет и замужества, как в свое время саму Этьеннету, то хотя бы на несколько месяцев для подготовки к первому причастию, как младшую дочь маркизы де Ла Тур дю Пен в 1812 году. В 1793 году монастыри во Франции не функционировали, но в этом случае дать дочери подобающее воспитание было обязанностью матери. Возможно, Этьеннета опасалась, что будет выглядеть «плохой матерью» в глазах своих знакомых.
Систематическое занижение возраста Натали тоже вписывается в эту картину - иначе возникал бы вопрос, почему мать не выписала ее к себе по достижении восемнадцати лет, то есть в 1800 году.
С нашей нынешней точки зрения решение отправить Натали в Америку представляется вполне оправданным, но мы-то при этом вспоминаем про многочисленные эвакуации ХХ века, про тех детей, кого удалось спасти ценой разлуки с родителями - и про тех, кто вместе с родителями погиб. Да и вообще за прошедшие два с лишним века жертвовать интересами детей ради неких абстрактных принципов постепенно перестало (хоть и не везде) быть общепринятой и социально одобряемой практикой, так что нам теперь трудно даже представить себе те соображения, которыми руководствовалась Этьеннета - и тогда, когда отправляла дочь в Америку, и потом, когда выстраивала свой нарратив. Как бы то ни было, для Натали все сложилось, можно сказать, хорошо, хотя ее матери это «хорошо» совсем не нравилось.
Итак, Натали Делаж прибыла в Нью-Йорк в ноябре 1793 года вместе с госпожой Сенат и ее дочерью (остальные дети госпожи Сенат, видимо, были взрослыми и имели собственные паспорта). Все источники сходятся в том, что госпожа Сенат была учительницей; иногда ее называют гувернанткой Натали, но скорее всего, Натали поручили ее заботам именно для отправки в Америку. В Нью-Йорке госпожа Сенат вскоре стала преподавать французский язык в школе под название Ecole Economique на Энтони Стрит (теперь это Норт Стрит рядом с Бродвеем), где учились дети из французских семей - и эмигрантских, и давно уже поселившихся в Нью-Йорке. Натали жила вместе с ней и училась в этой школе.
Но уже в 1794 году госпожа Сенат смогла открыть собственную школу для девочек под названием DeSenat Seminary, где состав учащихся был иным - туда отдавали своих дочерей не только эмигранты, но и представители американской элиты, среди которых еще со времен участия Франции в войне за независимость США было много франкофилов. Они формировали спрос не только на приличное образование с обязательным французским языком, но и на обучение хорошим манерам.
План Нью-Йорка 1797 г. Школа госпожи Сенат располагалась в доме Бёрра на Partition Street (теперь это Fulton Street). Первая школа, где она работала, находилась на Anthony Street - это продолжение Catherine Street между Бродвеем и озером.
Среди учащихся упоминаются такие известные фамилии, как Ливингстон, Гамильтон, Скайлер, но для нашей истории важнее всего, что в этой школе училась Теодосия Бёрр (1783-1813), дочь сенатора Аарона Бёрра.
Дженни Огаста Браунскомб. Аарон Бёрр, Алексанр Гамильтон и Филип Скайлер на Уолл Стрит в Нью-Йорке в 1790 году. (1913). https://commons.wikimedia.org/wiki/File:Aaron_Burr,_Alexander_Hamilton_and_Philip_Schuyler_strolling_on_Wall_Street,_New_York_1790.jpg Бёрр ведет за руку семилетнюю Теодосию.
Мать Теодосии (тоже Теодосия, там и дедушка был Теодосий) была женщина очень образованная, активно интересовалась политикой (на стороне американских патриотов) и правами женщин, много делала для политической карьеры мужа и дочь растила в соответствии со своими убеждениями - девочке обеспечивали воспитание и образование на уровне того, что полагалось в то время мальчику из хорошей семьи. Теодосию учили французскому, латыни и греческому, она изучала античную историю, ездила верхом. Сенатор это всё не только одобрял, но и всеми силами поддерживал.
Генри Бенбридж (1743-1812). Портрет Аарона Бёрра (1756-1836) и его жены Теодосии Бартоу (1746-1794). https://en.wikipedia.org/wiki/File:Aaron_Burr_and_His_Wife_Theodosia_Bartow.jpg
Когда в мае 1794 года Теодосия-старшая умерла, Аарон Бёрр решил поручить воспитание своей дочери госпоже Сенат. У него был дом на Partition Street в Нью-Йорке, который он предложил в качестве помещения для школы; в этом же доме уже в начале августа 1794 года поселилась и госпожа Сенат c Натали - таким образом решилась проблема, с кем оставлять Теодосию во время частых отлучек отца, связанных с его политической деятельностью. Натали и Теодосия очень подружились. Натали фактически стала приемной дочерью Бёрра - он заботился о ней наравне с Теодосией, причем не только в материальном плане.
Аарон Бёрр в середине 1790-х. Портрет-физионотрас работы Ш.Б.Ж. Февре де Сен-Мемена. https://susanhollowayscott.com/blog/2019/9/2/four-faces-of-aaron-burr
Теодосия Бёрр. Портрет-физионотрас работы Ш.Б.Ж. Февре де Сен-Мемена по рисунку Т. Блюже де Вальденюи. 1796. https://www.nga.gov/collection/art-object-page.213878.html
Натали Делаж. Портрет-физионотрас работы Ш.Б.Ж. Февре де Сен-Мемена по рисунку Т. Блюже де Вальденюи. 1796. https://www.nga.gov/collection/art-object-page.213879.html Имя Натали написано так, как она сама стала его писать в Америке - не Nathalie, а Natalie, да и фамилию она сократила до Delage (de Delage de Volade с лишним de и ошибкой в слове Volude было кем-то добавлено уже потом)
Сохранившаяся переписка показывает, что сенатор внимательно следил за учебой и воспитанием обеих девочек, интересовался их мнениями по разным вопросам, давал советы. Насчет его отношений с госпожой Сенат высказывались разные предположения, но насчет Натали даже намеков никаких нет - Аарон Бёрр был образцовым приемным отцом. В 1801 году Теодосия вышла замуж за плантатора из Южной Каролины Джозефа Алстона (со временем он станет губернатором штата); Натали осталась в доме Бёрра.
А во Франции Наполеон, сделавшись Первым консулом, стремился привлечь на свою сторону представителей старых элит, если не видел в них серьезных противников. Он позволил вернуться многим эмигрантам, в том числе и маркизе де Лаж де Волюд, которая к тому времени лишилась отца и мужа (см. комментарий) и потеряла младшую дочь Каликсту, умершую в Испании от какой-то болезни. Маркиза стала строить планы возвращения Натали во Францию и устройства ее брака с подходящим женихом из аристократической семьи; она написала и самой Натали, и Аарону Бёрру, что девушке следует вернуться домой. Получатели писем, возможно, и не обрадовались, но никаких возражений не высказали. Аарон Бёрр договорился, чтобы Натали и сопровождающую ее даму (не пишут, была ли это госпожа Сенат или какая-то другая дама) взяли на борт корабля, который вез во Францию нового американского посла Роберта Р. Ливингстона с семейством и сотрудниками. На торжественном приеме в честь отбывающего посольства Натали познакомилась с тридцатитрехлетним посольским секретарем Томасом Самтером мл., сыном плантатора из Южной Каролины и видного деятеля американской революции генерала Самтера; Самтера-младшего устроил на эту должность все тот же Аарон Бёрр. Знакомство продолжилось на корабле, и к моменту прибытия в Нант 31 декабря 1801 года Натали и Томас определились со своими чувствами и решили пожениться.
Для матери и бабушки Натали это стало неприятным сюрпризом; с их точки зрения такой брак был ужасным мезальянсом - американский республиканец, не дворянин и не католик, им совершенно не подходил. Их удалось уговорить только соединенными усилиями посла Ливингстона и аббата Монтескью. 20 марта 1802 года состоялось венчание по католическому обряду и гражданская церемония с участием американского нотариуса, и Натали де Лаж де Волюд стала госпожой Самтер. В этом качестве она прожила довольно разнообразную и в целом благополучную жизнь, следовала за мужем в его дипломатической карьере (в частности, одиннадцать лет они прожили в Рио-де-Жанейро, где тогда был португальский королевский двор), управляла не слишком доходной плантацией в Южной Каролине, воспитывала семерых детей, поддерживала католическую церковь в США.
Портрет Натали Самтер (1826) из «Вандейского альбома» Луизы де Ларошжаклен (1808-1832). Подписано: «Натали (Самтер), ее фартук, ее вандейская шляпа. Не похожа.» http://shenandoahdavis.canalblog.com/archives/2013/02/08/26360876.html Рисунок сделан, когда Натали приезжала с дочерьми во Францию к матери.