Консервативная эволюция: «народная монархия». Памяти Гая Мария
Вот к этой концепции «народной монархии» следует присмотреться внимательнее. Интегрируя её с цивилизационным тезисом: «Европейцы проводят огораживания, устраивают колонии, резервации, рабство, уничтожают целые народы, в то время как русские этого не делают и ко всем относятся как к равным. Я считаю, что это большее достижение, чем Лувр». И, дополняя мысль: «Если так ставится вопрос - или Лувр, или уважение к людям, то конечно лучше обойтись без Лувра… Что надо, нам и европейцы построят, а жить в империи и давать закон народам - это только наше дело, этого они не смогут».
Всё это во взаимосвязи балансирует где-то неподалеку от того, чтобы подать заявку сформулировать общую тенденцию путинского консерватизма, в том его состоянии, как он сейчас «носится в воздухе». Разумеется, эта концепция не без дефектов с точки зрения последних требований заказчика - как раз потому любопытно проинвентаризировать её, угадывая отдалённую перспективу. Идеология, необходимая Путину, должна быть убедительной за рубежом, особенно на европейском направлении. Однако вряд ли получится соблюсти убедительное выражение лица, поведав, с целью внушить к себе почтение, что мы лучше, потому что лишили себя власти, передав её в единоличное пользование некоему лицу, и в этом наше огромное преимущество.
Не менее проблемно развивать превосходство на тезисе, который каким-то образом сопряжен с предыдущим и в различных вариациях гласит что-то вроде: «Наша русская цивилизация лучше, потому что она добрее, мягче, гуманнее, всех считает за людей, никого не угнетает, не колонизирует, и это никого_не_угнетение_ свобода_равенство_и_братство_со_всеми называется у нас империей». Ибо что практически должно следовать из этого свойства русской цивилизации? Видимо, что европейцы должны попроситься войти в состав России и стать духовно русскими, для чего неофитам достаточно провозгласить: «Нет цивилизации лучше, чем русская, и Путин - её носитель». Но вряд ли это будет работать. Культуртрегерство, основанное на постулате «русские лучше», не принесет внешнеполитических дивидендов. Оно не способно стать острием российской интеллектуальной экспансии на Западе. При всех недостатках там найдется достаточно иронии, чтобы заметить: «Медведи совсем обленились. Прошлый раз они хотя бы пробовали называть это социализмом». Действительно, апеллировать к объективным идеологическим построениям благопристойнее, чем пытаться напрямую уверить, что «мы лучше, потому что добрее».
Энтузиастам доктрины превосходства «русской цивилизации» полезно было бы, также, обнаружить, что обличительной критики в адрес Запада, которой наполнена разбираемая теория, на самом Западе больше, чем достаточно: предложение явно превышает спрос. Причем вот что интересно и заслуживает отдельной рефлексии с их стороны: за значительную долю тамошних явлений, коими российский агитпроп ежедневно пугает соотечественников, ответственны именно лица, которые мыслят о Западе тождественно русским цивилизационщикам. Это те самые персонажи, которые тянут там песню: долой империализм/милитаризм/фашизм (и усматривают их за каждым кустом), все равны, всем привет, всем открыть границы, всем помогать, все люди - люди, а негры, извращенцы, анархисты в первую очередь, они же самые угнетенные.
Но во внутриполитическом применении указанная концепция не намного лучше, хотя чтобы объяснить это, иронией не обойдешься. О её противоречиях шла речь в серии текстов, где она фигурировала как политтехнологическая установка «партии силовиков», стремящихся исключить «посредников» между «лидером» и «народом». Достичь желанной цели героям публикаций не так, чтобы очень просто. Борясь за расчистку пространства, знатоки народной души в погонах нет-нет, да сами и забегут вперёд батьки в пекло, отметятся, поразмахивают флажком на запретной территории. Удержаться в рамках, которые они же декларируют и строго рекомендуют всем прочим, нет никаких сил. Вот и свежее назначение идеологически озабоченного Михаила Леонтьева в «Роснефть» дополнительно подсвечивает портрет главы крупной компании, для которого бизнес - как и для большинства его бывших и действующих коллег по руководству структурами подобного масштаба - всегда больше, чем просто только бизнес.
На этой стадии разговора сами собой возникают наиболее известные имена практиков «народной монархии». Не приходится заблуждаться относительно того, каков вклад Сечина в политическую и идеологическую историю России: он состоит в том, чтобы самозабвенно защищать аппаратно-бюрократический принцип организации власти против единственно возможной альтернативы, для которой здесь был применён термин «элита». Из двух диаметрально противоположных способов организации правящего слоя: аппарат или элита (чиновничество или аристократия) Сечин решительно выбирает первое. Что бы ни думал по этому поводу он сам вместе с нанятым думать вместе с ним Леонтьевым - их борьба, бессмысленная и беспощадная, идёт вокруг этого. Её противоречивость в том, что какими бы соображениями она ни обставлялась, на выходе констатируется беспринципность как стандарт. Аппаратный принцип - это что? Принцип беспринципности. Методология безоговорочного бессмысленного исполнения, ставшая тотальной и убивающая всё, что пытается на неё опереться.
«Однополярность», с которой они параллельно пытаются сладить на мировой арене, чтобы внедрить её в России - другое название для того же самого. Ну, и, наконец, «цезаро-популистский комплекс» - так именовалась система левого аппаратного авторитаризма на страницах этого блога, когда нужно было подчеркнуть политическое оформление её истоков. Это именно то, дословно, что авторы подвергаемой рассмотрению концепции величают «особым сочетанием монархического и народного». А дальше я просто откопирую сюда всё то, что написал по этому поводу в гостях у «народно-монархических» оппонентов.
Цезаропопулистская конструкция совершенно не является русским изобретением, она типична для всех обществ, сместившихся влево. Рим после крушения там старой аристократии жил абсолютно по тем же правилам «сочетания монархического и народного». Концепция власти цезарей в этом и заключалась, она выросла из трибуната и левой революционной диктатуры марианской партии. Подобная же тенденция проявлялась в истории развития европейского абсолютизма, когда монархи, конкурируя со старой знатью, стремились опереться на низшее дворянство и третье сословие (а затем это заканчивалось революциями). Говорить об уникальности данного феномена в России - значит искусственно заужать горизонт, затыкать уши, закрывать глаза и отказываться понимать дальнейшую эволюцию, которую он в себе заключает.
Эволюция дальше такая. Если власть не реализуется как частично открытая аристократическая корпорация, как политическое сословие, она начинает осуществляться от имени монарха свитой, бюрократизирующимся аппаратом. Метафизически происходит следующее: власть утрачивает свою духовную сущность (вместе с сословием носителей её идеи) и овеществляется, редуцируется к аппарату власти, построенному на идеале покорного и бессмысленного исполнения. (Прообраз - аппарат вольноотпущенников у цезарей.) Народ, который якобы становится ближе к высшим инстанциям в результате этой подмены, ничего не выигрывает, так как в аппарат рекрутируется незначительное меньшинство, диктующее большинству свои правила игры. Вдобавок ко всему аппаратные режимы на первых порах нестабильны и любят устраивать большие кровопускания, имитируя продолжение «классовой борьбы», от чего страдают в первую очередь выдвиженцы низов, развивающие свою революционную карьеру и ведущие борьбу за место под солнцем (по аппаратным правилам). Дальнейшая деградация - см. по вышеприведенной ссылке.
Напоминание, особенно уместное, если учесть, что сегодня исполнилось 2100 лет с момента смерти человека, впервые запустившего цикл упомянутых выше метаморфоз. Гай Марий, этот прото-цезарь, прото-Кромвель, прото-Сталин, прото-«русский_царь» (в концепции «народной монархии») умер в Риме 13 января 86 года до н. э.
Продолжение следует.