Опубликованные страницы:
1-15,
15-24,
25-34,
35-43,
44-52,
53-61,
62-70,
71-85,
86-94,
95-103. Именно Захряпин-вшивик решается лично расправиться с главной героиней романа - Прасковьей Горяновой:
«Кто хоть раз висел на волоске, тот потом решится на всё. Кого отпели, тот уже отпетый. Я (Прасковья Горянова - авт.) потому так подробно остановилась на этой минутке, что повисела я на волоске, что отпел меня ещё тогда же Захряпин.
Знать бы мне, как он тогда сам перетрусил, что ему убить меня приходится сейчас же, без подготовлений, то есть прыгнуть с разбегу в
103
пропасть, почуять бы мне, что таким подлым душонкам (хоть они и способны убить) нужно очень долго приготовлять себя, что они не могут сразу, без того »разбега», который он в ту же ночь проделал, пытаясь меня прикончить, - да я бы тогда тут же, в избе, связала бы его как цыплёнка, скрутила бы да кипятком бы ошпарила до смерти, ни за что бы не стала револьвер об него поганить.
Ой, жаль, ой, жаль, что узнала я об этой трусости уже в поле, на лебяжинской дороге, куда он увёл меня, обезоруженную, покорённую, в дозор».12
И именно с физического уничтожения Захряпина, принёсшего столько бед Прасковье Горяновой, она начнёт уже своё мщение:
«К чему же тут нужны подробности, когда этот вшивик-Захряпин, не кто другой, а он, предатель, сломал на моих дверях печать, поставленную собственноручно Савёлом Марченко (большевиком - авт.), светлым из светлых людей, когда он, Захряпин, растащил всё моё по жёрдочке, когда у него в избе, ночью подкравшись, я увидела своих два плетёных кресла и высокие, до потолка, часы с медным маятником величиной с тарелку. Часы… Эти часы… Да через часы я и подожгла его избу в самую сухую погоду, да ещё днём».13
Но откуда у Захряпина-вшивика такое прозвище? Литературный Захряпин-вшивик состоял у ряжского купца Ушакова (реальное лицо, гимназисты Ушаковы значатся в Ряжской мужской гимназии - авт.) «…вроде как агентом на наше село и скупал для него кур, гусей. Маленький, в крупных и частых веснушках на белобрысом, редкоусом лице, он у нас на всю округу слыл ещё за «вшивика». Правда ли, неправда ли, но про него в людской молве сочинилась даже особая история, для смеху. На нем, покойном, всегда кишмя кишели птичьи вши, которых он нахватывался с кур, гусей. И вот будто едет наш Захряпин - вшивик по полю с возом ржи. А поля у нас бескрайние, безлюдные, далекие. Ой, наши поля! Увижу ли ль я их опять? ...Вши-то на нем куриные растревожились, завозились. Он огляделся кругом - ни души. Снял с себя рубаху - и ну их крушить… И вдруг луговка над самой его головой - кувырк да как пискнет: «Вшии-вик!» Вот как у нас в деревнях: не
видали, а видали, огребай, Захряпин, прозвище».14
Есть Захряпины и в других произведениях Макарова-писателя. Так, в его уже упоминаемом рассказе «Смерть», Яша Захряпин или коммунист Захряпин послан руководителем местной партячейки Сергеем Егоровичем Степанцевым к умирающему от чахотки коммунисту
104
Алексею Романовичу Минину. Для чего? С прозаической, но идеологически обоснованной целью: не дать уговорить себя причаститься перед смертью...
Не литературных, а реальных салтыковцев Захряпиных, равно, как и Меньшиковых, Макаровых, Коньковых или Пчелинцевых, можно встретить не только в метрических книгах церкви Смоленской Пресвятой Богородицы; есть они и среди арендаторов земель княгини Е.Э. Трубецкой. Реальные Захряпины арендовали у Елизаветы Эспе-
ровны небольшое количество земли: Пётр Н. Захряпин - 1/20 ½ десятин под озимые или - Ив. Захряпин - 2 десятины под яровые - в 1895 году; Ив.П. Захряпин - 1/19 часть десятины плюс 2 десятины под яровые и озимые в 1896-м. Встречается среди арендаторов земель княгини и Максим Захряпин.
Необычная салтыковская фамилия Жинжин полюбилась Макарову-писателю. Литературные: Егор Жинжин и его сын Мишка Жинжин, прозванный «изобретателем» и Мишкой Скворцом, особенно часто встречаются в его повести «Казачий хутор». В судьбы и характеры обоих литературных Жинжиных Иван Иванович вкладывает важные
смыслы повести:
«На собрании о сплошной коллективизации Мишкин отец, Егор
Жинжин, сдался первым из окостенелых единоличников.- Раз управление руля - на всеобщую, я вступаю, - наотрез заявил он в тон доклада Пустынкина, который рассказывал о неизбежности «поворота руля».
Мужики подумали, что Егор шутит. Но на другой день он отвёл свою лошадь и корову на
скотные дворы колхоза, а оттуда зашёл к Пустынкину и долго расспрашивал его, длинно и хитро выпытывая, действительно ли в центре решено «повернуть руль», - это выражение и употреблял Егор, с лёгкой руки Ивана Фёдоровича, - или, может быть, сплошной колхоз только и есть, что смелая затея приехавшего земляка…».15
Егор Жинжин (отец) отвёл свою скотину в колхоз, но… на один день! Его крестьянская натура не выдержала того, что его корова и лошадь - без хозяина:
«Во дворе было ещё совсем темно, разобрать ничего нельзя было. Казалось, что не коровы, а вся тёмная утроба двора медленно пережёвывает жвачку, тяжело вздыхая. Однако Егор был уверен, что отличил свою корову по небольшому белому пятну. Он тихо позвал:
- Тель… Тель…
105
Какая-то корова отозвалась ему хриплым, басистым мычанием.
- Не привыкла ещё. Тоскует по дому, - тихо проговорил Егор и опять, крадучись, отошёл от плетня и направился домой…».
Но когда совсем рассвело, крестьянин - единоличник» Егор Жинжин увёл своих животных с колхозного двора:
«- Обобществители нашлись какие! На земле счастье, рулю поворот! Дураков поищи! Довольно! Поверили раз, поставили животных на околеванье, да сла богу, спохватились вовремя. Милые вы мои, - останавливаясь и обращаясь к скотине, восклицал он, умиляясь до слёз, - какую казнь вы за ночь-ноченьку перенесли, по дому скучамши!»16
В метрических записях салтыковской церкви Смоленской Пресвятой Богородицы, конечно, есть и реальные Жинжины. Есть они и среди арендаторов земель княгини Елизаветы Эсперовны Трубецкой 1895-1897 годов. В 1895-м, - это Павел Жинжин, арендующий у княгини 1/14 десятины под яровые хлеба, Пав. Жинжин и Г. Спичкин и Алексей Жинжин, и Дм. А… (неразб. - авт.) и Як. Жинжин; в 1896-м - Яков и Анатолий Жинжины, взявшие в аренду две десятины под яровые и четыре - под озимые, далее - Яков и Алексей Жинжины, взявшие в аренду шесть десятин княжеской земли (две - под яровые, четыре - под озимые); а в 1897-м - Алексей Жинжин, Яков Жинжин, Фёдор
Жинжин, арендующие у княгини от половины десятины до четырёх: наибольшее - у Алексея Жинжина.
На страницах многих произведений Ивана Макарова, в том числе и написанных им в Рязани: в романе «Стальные рёбра» (1928 г.), в рассказах - «Ключ» (1928 г.), «Крестом Гапона» (1928 г.), «Смерть» (1929 г.), «Фортель - мортель» (1929 г.), «Остров» (1929г.) и даже в последнем законченном романе «Миша Курбатов» (1934, 1936 г.г.), уже «мо-
сковских» времён, читатель встретит многие фамилии его земляков, перечисленные выше. В рассказе же «Ключ», главный герой - вообще крестьянин села Салтыки. Читатель это знает… Салтыковец Иван Григорьевич Орешкин «выдвинут» новой советской властью на работу в губернское земельное управление… исключительно из-за «особенной
бороды»:
«Иван Григорьевич совершенно не знал, что у него какая-то особенная борода. Он даже испугался, когда председатель съезда сказал о ней и целый ливень восторгов хлынул вслед за тем. А потом, когда к нему подошли два художника и, бессовестно вглядываясь в его бороду, стали рисовать его, он сконфузился вовсе.
106
- У меня, маюшки, в общем, отросла этакая, растерянно и в то же время искренне желая умалить величие своей бороды, проговорил он художникам».
Салтыковцу, крестьянину-бедняку Ивану Григорьевичу Орешкину поручают распределение сельскохозяйственных машин по колхозам и совхозам губернии. Но не поняв суть этой работы, он распределяет «сельскохозяйственные машины» исключительно «по крестьянам села Салтыки»:
«Герасим вернулся через три часа. Ивана Григорьевича он застал в большой растерянности. Перед ним лежал лист бумаги, исписанный немощными каракулями. Герасим нагнулся и прочёл: «Список, как распределить анвентарь», а дальше следовало: «…по крестьянам села Салтыки». Потом значился поименный список салтыковцев и против каждого - название машины.
- Ты что делаешь-то? - спросил Герасим.
- Да вот, маюшка, никак не соображусь, кому бы эту жнейку определить. Я её двоим соображаю дать. Климаха Спичкин, скажем, подходит. По посеву, маюшка, Герасим, оно может, и не потребоваться ему жнея, - ну, он сойдется, глядишь, с кем, на свою часть крышу покроет. Опять всё на дело пойдет. А вот второго к нему и думаю пристегнуть
Арсяка - и не думаю. Мужик он, маюшка, у нас не крепкий, на него как взглянется, Герасим, а то и пропить свою часть сможет».17
Можно не сомневаться, что литературные герои рассказа «Ключ» «списаны» писателем с реальных односельчан-салтыковцев.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
1 ГАРО, ф. 627, оп. 269, д. 194.
2 ГАРО, ф. 937, оп. 5, д.18, л. 99.
3 О.В. Сидорова (Ершова). Богородицкое Салтыки тож… Рязанская земля:
история, культура, общество. - Ряз. обл. типография, 2019.
4 ГАРО, ф. 20, оп.1, д. 173.
5 ГАРО, ф. 627, оп. 269, д. 194, л. 100 (об.). Метрическая книга Ряжского уезда
за 1899 - 1903г.г. с. Салтыки.
6 Там же. Метрическая книга Ряжского уезда за 1899 - 1903г.г. с. Салтыки.
7 ГАРО, ф. 937, оп. 5, д. 18, л. 99.
8 Ю.В. Блудов. Ненаписанный роман: к 110-летию писателя И.И. Макарова. -
Литературная Рязань, выпуск 1-2. - Рязань, 2010, с. 380.
9 И. Макаров. Чёрная шаль. - М. Московский рабочий, 1970, с. 135.
10 ГАРО, ф. 150, оп. 9, л. 7. Данные на 1898 год.
11 И. Макаров. Стальные рёбра. - М. ГИЗ, 1936.
12 И. Макаров. Чёрная шаль. - М. Московский рабочий, 1970, с. 142.
107
13 И. Макаров. Чёрная шаль. - М. Московский рабочий, 1970, с. 212.
14 И. Макаров. Чёрная шаль. - М. Московский рабочий, 1970, с. 64.
15 И. Макаров. Чёрная шаль. - М. Московский рабочий, 1970, с. 289.
16 И. Макаров. Чёрная шаль. - М. Московский рабочий, 1970, с. 292.
17 И. Макаров. Казачий хутор. Повести и рассказы. - Рязань, 1962.
Глава тринадцатая
ЛИХАРЕВЩИНО И ЛЕБЯЖЬЕ -
СЁЛА РАНЕНБУРГСКОГО УЕЗДА.
РЯЗАНСКИЕ ДВОРЯНЕ ЛИХАРЕВЫ,
ШАТИЛОВЫ И ДОКУДОВСКИЕ
Среди арендаторов земель княгини Елизаветы Эсперовны Трубецкой встречаются и крестьяне соседних к Салтыкам (Богородицкому) сёл - Лихаревщино и Лебяжье. Лихаревщино и Лебяжье располагались (соответственно) всего в шести и в трёх верстах от имения княгини, но входили не в Салтыковскую волость, а в Ивановскую,
того же Раненбургского уезда Рязанской губернии. В более ранних документах (18-го века - авт.) встречаются, видимо, три разных селения, с одинаковым названием Лебяжье: с. Лебяжье (Лихоревщина), д. Лебяжье (Тютчево) и с. Лебяжье (Новосергиевское) - все они Раненбургского уезда Рязанской губернии. В первом случае, на 1782 год, владельцами с. Лебяжье (Лихоревщина) являлись: «капитанша» Головнина Александра Ивановна и вдова подпоручика Ивана Никитина Хитрово - Хитрово Наталия Алексеевна; во втором - владелицей д. Лебяжье (Тютчево) числилась «прапорщица» Полибина Прасковья
Федоровна, а в третьем - с. Лебяжье (Новосергиевское), на тот же 1782 год - «княгиня» Несвицкая Настасья Ивановна.1
Почти век спустя, в арендном списке княгини Е.Э. Трубецкой 1895 - 1897 годов значатся два арендатора из деревни Тютчево: это - Кузьма Иванов и Василий Панин. Следует добавить, что данные арендаторы указываются в этом списке как «крестьяне с. Лебяжье». В селе Лебяжье Ивановской волости Раненбургского уезда Рязанской
губении на 1897 год значится 374 мужских «наличных души»; в селе Лихаревщино - 326. Количество «душевой» земли в них различно: в Лебяжьем - 1 десятина 2 387 сажень, а в Лихаревщино - чуть меньше: 1 десятина 1 894 сажени. Выше приводились данные о том, что к вла-
108
дениям княгини Е. Э. Трубецкой «прилегали» «земли села Лебяжее Петра Максимова и Семена Петрова Горькова, крестьян села Салтыкова Федота Кузьмина Меньшикова, земли «товарищества крестьян села Лихаревщины 15 дворов, владеющие землею 50 дес., купленной с содействием Крестьянского Поземельного Банка».
Селения Салтыки, Константиновка, Аленки, Самарино, Троицкое, Шереметьево, Лебяжье, Лихаревщино и даже Журавинка - это всё малая родина писателя Ивана Ивановича Макарова. Не случайно перечисленные географические названия не сходят со страниц большинства его книг, особенно ранних. В том же романе «Чёрная шаль» о селе
Лихаревщино сказано: «По направлению к Лихареву селу, куда шла княжеская земля, поля наши простираются на двадцать три версты…». О деревне Аленки: «Землянка эта была устроена в самом глухом углу ржаных хлебов соседней деревни Аленки, гранича с хлебами казачинцев. На дне старой межевой ямы было вырыто углубление - здесь
некогда стоял отрубной казённый столб с чёрным двухглавым орлом, выжженным на затёсе...». О Лебяжьем: «лебяженская дорога», «лебяженцы»… Среди часто упоминаемых «макаровских» литературных названий есть и селение Яхонтовка - Лапоток, Бунин овраг, Бунин выгон. Объяснением тому может служить факт, что в далёком 1782 году вла-
дельцем деревни Яхонтово (Лапоток) Раненбургского уезда Рязанской губернии значится «прапорщик» Бунин Фёдор Максимович, а полвека спустя - «титулярный советник» Бунин Николай Амплеевич.2
Первый из них, Бунин Фёдор Максимович, по данным рязанской писательницы-исследовательницы И.К. Красногорской, родной дядя первой русской поэтессы Анны Буниной, и, возможно, его родственника - Ивана Бунина, Нобелевского лауреата.3 Стоит, наверное, добавить, что во время Первой мировой войны в делах Ряжской мужской
гимназии, среди молодых людей, сдающих экзамены на получение звания «вольноопределяющегося 2-го разряда» (они могли сами выбирать место военной службы - авт.), встречается и Бунин А.
Фамилия Лихарев также, встречается и в метрических книгах церкви села Салтыки Смоленской Пресвятой Богородицы... Название села - Лихаревщино, возможно, произошло от фамилии землевладельцев Лихаревых, записанных в Рязанскую дворянскую родословную книгу. По её данным древнейший род Лихаревых начался с трёх татарских выходцев - Бахтыхозя, Кадыхозя и Мамашхозя, которые в 1391 году прибыли в Московское государство, приняли святое крещение и
109
получили новые имена: Анания, Азария и Мисаила. Ананию (до крещения Бахтыхозя) дали прозвище Иван Лихарь. Он, единственный из трёх братьев, оставил после себя потомство, которое и стало Лихаревыми. Некоторые из них впоследствии служили кавалергардами. Среди них и Василий Лихарев, который «за оказанные им к службе ревность и прилежание» в 1721 году был произведён «из капитанов в премьер-майоры», а четыре года спустя, в 1725-м - в подполковники. Сын его, Дмитрий, был «камерпажем при дворе императрицы Екатерины Первой, а в 1733 году произведён в прапорщики. В свою
очередь, Дмитрий Лихарев - офицер Преображенского полка, закончил службу в чине полковника в отставке, а в дальнейшем возглавлял Скопинское уездное дворянство в Рязанской губернии. Род Лихаревых внесён в 6-ю часть родословной книги Рязанской губернии.4
Представители рода Лихаревых, в числе трёх рязанских дворянских родов (Лихаревых, Шатиловых и Докудовских - авт.) служили в Кавалергардском полку «Ея Высочества Государыни Императрицы Марии Федоровны», офицерский состав которого формировался из высшей аристократии России. Как известно, в полк набирали самых
рослых и видных молодых людей только дворянского происхождения. Кавалергарды участвовали во многих сражениях русской армии: при Аустерлице, в Крымской кампании, при Бородино. Так, подпоручик Лихарев значится и в Рязанском народном ополчении, созданном в 1812 году, во время войны с Наполеоном. Он отличился в военных
действиях близ подмосковной Коломны, вовремя доставив начальству важную депешу. 5
К 100-летию Кавалергардского полка, к 11 января 1899 года, по всей территории Российской империи собирались сведения о служивших в нём кавалергардах. Имена и послужные списки «рязанских» кавалергардов: Лихаревых, Шатиловых и Докудовских должны были войти в четырёхтомное издание этого знаменитого российского полка под названием «Сборник биографий Кавалергардов». Любопытно, что сбор материалов для сборника осуществлялся по «официальным» и неофициальным рязанским каналам. Так, князь Александр Михайлович Волконский, в письме рязанскому губернатору Николаю Семёновичу Брянчанинову сообщает: «… необходимо для готовящегося к печати истории Кавалергардского полка иметь сведения о бывших ка-валергардах, дворянах Рязанской губернии: Шатиловых… и Лихаревых… С этою целью мною написано в Рязанскую Учёную Архивную
110
Комиссию». В архиве этой комиссии («по генеральной описи» - авт.) было найдено семь дел, пять из них относились к роду Лихаревых и два - к роду Шатиловых.
Но эти дела надо было просмотреть, найти нужную информацию. И председатель рязанской архивной комиссии А. Повалишин, за неимением свободного времени, просит князя А.М. Волконского прислать «отдельного» человека, который бы и занялся изучением этих документов. Таким «отдельным» человеком стал секретарь Статистического Комитета В. Н. Крейтон: он был допущен в архив Рязанского дворянского депутатского собрания и приступил к работе. Позднее от князя А.М. Волконского поступает письменная просьба о добавлении к розыску и представителей дворянского рода Докудовских. По окон-
чании работы В.Н. Крейтон, письменно сообщит рязанскому губернатору Н.С.Брянчанинову о результатах его поиска.6
Так, о рязанских кавалергардах В.Н. Крейтон выбрал следующую информацию. Род Шатиловых «происходит от польских выходцев, и только одна ветвь его внесена в 6-ю часть родословной книги Рязанской губернии, а остальные числятся однодворцами». Шатиловы владели землями в Сапожковском уезде Рязанской губернии, и они
же, Шатиловы: Александр Петрович (1797г.), Алексей (1797г.?) и Василий Борисович (1767г.), также, как и Лихаревы, в разное время служили в Кавалергадском полку «Ея Высочества Государыни Императрицы Марии Федоровны». Значатся Шатиловы и в списках героев Отечественной войны 1812 года: они входили в состав регулярной армии, несшей основную тяжесть борьбы с французами.
О кавалергардах Докудовских В.Н. Крейтон сообщает следующее: Алексей Елисеевич Докудовский о своём роде написал, что его отец Действительный Статский Советник Докудовский входил в состав особой комиссии для рассмотрения дел опального князя Александра Даниловича Меньшикова - «челобитных и доношений» о его домах и счетах на нём…». А его дед по отцу Елисей Игнатьевич Докудовский, был «отставной Елизаветинской службы майор», все его «шесть сыновей, как подобает дворянам, служили в военной службе». Делая краткую характеристику сыновьям «деда Елисея» Алексей Елисеевич
Докудовский выделяет второго его сына - Алексея, который служил кирасиром: «был мужчина рослый, стройный и мужественный. Будучи майором, он в Москве познакомился с аристократическим домом Семёна Муравьева, вскружил голову дочери его, и когда папаша не
111
хотел отдать ея в руки безвестному и бедному дворянчику, он выкрал
её и обвенчался; она летами была гораздо старше его и вдобавок не-
взрачна лицом; это союз Бог не благословил».7
К началу ХХ века рязанские дворянские фамилии Шатиловых и Докудовских продолжают встречаться в архивных документах. Так, в списках учащихся Ряжской мужской гимназии значится гимназист Шатилов. Владимир Шатилов (14 июля 1903 г.р.; мать - Мария Георгиевна Шатилова) с первого класса гимназии (с 1913 г. - авт.) получает стипендию Рязанского дворянства, «в размере платы за учение в Ряжской мужской гимназии». Его отец - дворянин Василий Логинович Шатилов.
Сын же крестьянина «села Напольного Сапожковского уезда, проживающий в г. Сапожке», гимназист той же Ряжской мужской гимназии, Евгений Докудовский, также, освобождён от платы за обучение, но «по бедности». Гимназист Евгений Докудовский - старший сын
Георгия (в другом месте - Егора - авт.) Семёновича Докудовского. Его отец служит в 1914 году в Сапожковской уездной земской управе и имеет пятерых детей. «Надельной земли не имеет», но имеет собственный дом. Его дочь Александра Георгиевна (или Егоровна - авт.)
Докудовская учится в женской гимназии г. Сапожка.8 Можно добавить, что Георгию или Егору Семёновичу Докудовскому на 1914 год 38 лет, его жене - 37. Их сын - гимназист Ряжской мужской гимназии Евгений Докудовский учился в 1915 - 1916 учебном году на класс ниже гимназиста Ивана Макарова. Учился очень хорошо (на «4» и «5»), и у него, в числе немногих, «5» даже по рисованию.
Но в Ряжской мужской гимназии, одновременно с будущим писателем, учились и пятеро (!) сыновей дворян, получающих в разное время стипендию Рязанского дворянства. Это Иван Самароков, Владимир Шатилов, Михаил Сульменев, Иван Сульменев и Борис Савостьянов. Иван Сульменев и Борис Савостьянов были в 1914 - 1915 учебном году стипендиатами Дворянства имени П.Н. Реткина. 9 В 1917 - 1918 учебном году двое «стипендиатов» Рязанского дворянства (Михаил Сульменев и Иван Самароков) - одноклассники будущего писателя. Но фамилия гимназиста Владимира Шатилова не значится в числе выпускников Ряжской мужской гимназии...
То, что накануне «германской» - Первой Мировой войны и рязанским дворянам жилось несладко, свидетельствует прошение отца гимназиста Бориса Савостьянова. Коллежский регистратор Степан
112
Николаевич Савостьянов, пишет в 1913 году дирекции мужской гимназии: «Я не имею средств платить за право учения так, как жалования никакого не получаю и зарабатывать не могу». На момент написания прошения дворянину Степану Николаевичу Савостьянову (отцу) - 63 года, его жене - 52, у них четверо детей; сын Борис учится в 3-м
классе. К данному прошению приложено «Удостоверение о бедности», выданое Савостьянову-отцу Скопинским уездным дворянством.10
Продолжение следует - страницы
113-120.