Репортаж из городского бора, где у Дани и у Мики сегодня была самая сладкая земляника в мире
В тот день, когда мама купила батут, Даня с самого раннего утра изобретал схему бассейна, с котором никогда не тонут люди, «и даже лялечки».
Для этого на альбомном листе он разработал схему, напоминающую конструкции Жана Тэнгли (впрочем, сами работы швейцарского скульптора Даню не увлекли, как ему альбом не подсовывай): основное пространство занимает вода, а сбоку приделан компактный моторчик, подымающий волны так, что ни один человек не утонет.
Рисует Даня быстро, чирк-чирк - и готово. Но потом же чертежи нужно воплощать в жизнь, а для этого нужны взрослые - самому-то ему пока навыков не хватает и сноровки.
Инсталляции у него ещё выходят, как и снежинки вырезать из бумаги, а вот для осуществления более масштабных задумок нужна мама, дед Вова или, на крайний случай, я.
А с нами такая проблема - мы всё время занятые какие-то и нам не особенно важно, что Данечка сегодня решал проблему планетарной важности.
Ну, то есть, нам приятно, конечно, что у нас растёт такой изобретательный вьюноша, гуманист и изобретатель, готовый положить свои мозги на алтарь прогресса и улучшения мира во всём мире, но из-за фундаментальных открытий, потенциально переворачивающих судьбы миллионов людей, мы не пляшем шейк и джигу, не трясёмся всеми своими конечностями от восторга и восхищения, но снисходительно гладим Даню по голове, как малыша какого-нибудь.
И даже если «Малыш» написать с большой буквы, по большому счёту, ничего не изменится: Данька будет маяться от своей изобильности и приставать к родителям в поисках внимания.
У меня уже давным-давно, ещё в университетские времена, возникла такая возрастная метафора, тоже ведь связанная с водой. Правда, не с хлорированной и стоячей из бассейна, но с речной.
Просто однажды я внезапно увидел себя со стороны, разливающимся шире своих берегов.
Пока человек юн и сил у него много, он оказывается больше русла.
В зрелости такой человек совпадает с руслом и берегами, течёт плавно и гармонично, соразмерно судьбе.
Ну, а когда зрелость проходит и открывается портал старости, возможности начинают сужаться, воды становится гораздо меньше русла.
Оно становится всё менее полноводным, пока окончательно не пересыхает.
Дорога с ярмарки она такая, немного грустная, даже если идёт и водным путём.
Даня у нас в самом начале первого периода - самого яркого, обильного и плодоносного, того самого «золотого века», энергия которого питает всю дальнейшую жизнь.
Причём не только воспоминаниями, но и конкретными материями, вроде архетипов, складывающихся на наших глазах.
Поразительно, конечно, что, когда видишь Даню внутри этого детского рая, с его недоразумениями, маетой и нерешенными вопросами, вспоминаешь о своём прошлом, внутри чёрной дыры, когда тоже ведь ждал взрослости и самостоятельности как спасения.
Или выхода из затянувшейся зависимости от старшаков.
Из неприкаянности, связанной с непониманием «природы времени», которое если бесконечно, то, разумеется, утомляет. Хотя и является главной гарантией безбрежности его детства: ведь именно это незнание и "освобождает от ответственности" перед собственным будущим и взрослением. Перед будущим одиночеством, наконец.
При том, что Даня - человек позитивный, постоянно весёлый, кажется, я ни разу не видел его грустящим больше полуминуты.
Однако, куда же девать ему этот мощный избыток? Пойти в сосновый лес, где корни вековых деревьев способны заземлить любое количество энергии.
Я помню, стараясь произвести впечатление, изображал нянечке в детском саду «взрослого человека». У него было два важных внешних признака: взрослый человек должен обязательно класть ногу на ногу, а также скрещивать руки на груди.
Моё сегодняшнее открытие не менее фундаментально, чем моторчик для спасения утопающих: никакого Золотого века не существует!
Жара на нынешнее полнолуние выпала мощнейшая. Даня поначалу смеялся, что ему и не такое привычно, однако, сегодня и его придавило - пока до городского бора не дошли.
А в лесу - тени, тишина и раздолье.
Между прочим, ягод полно, самый пик сезона для земляники и костяники, призывно подмигивающей по краям шелушащихся тропок.
И полуголых людей много гуляет, особенно если учесть, что не выходной пока, идут, в основном к «курортной зоне» профилактория «Волна», построенного между Голубым карьером и морем Шершневского водохранилища.
А Даня выказывает себя букой и всё более узкие дорожки для прогулки выбирает - те, что ведут куда-то вбок.
Здесь, между полянами и особенно ароматными прогалинами, стоит сладковатый дух парного праздника - со стрекозами, лягушками и даже белками: Даня пальцем указал на одну, да так и замер, первый раз, как потом рассказывал всем домашним, живую белку увидел и странно, что не на дереве, не в дупле с шторками и крохотным торшером, но на земле - хотя и с эмблематически выгнутым хвостиком, распушенном на кончике.
Подтверждаю - и белка была, и лягушка прыгала, и кони мимо шли, один за другим, в облаках своего чернильного, что ли, запаха - катали горожан за скромную плату, идущую им на корм и содержание.
Лошади - это же важно: у нас в посёлке живёт парочка за высоким забором на улице Столбовой, но мы их с Данькой с прошлого года не видели.
Обычно, если идём куда мимо, по малому поселковому периметру или по большому, включающему экс-«Проспект», ну, или же отправляемся в экспедицию к железнодорожным рельсам, всегда мимо конского двора проходим и Даня просит приподнять его над изгородью или сам подбегает к забору и в щелочку смотрит, пока не увидит то, что хочет увидеть.
Однако, в этом году на Столбовой и запаха знакомого более нет и знакомого ржания.
Экология улицы будто бы радикально изменилась, одни и другие соседи достроили дома и только надпись «Продаю» на небольшой избушке напротив, висит уже какой год, успела выгореть.
Я как-то шёл по Столбовой один, без Дани, мимо конского двора и видел как к нему глухонемые дети подбежали, мальчик и девочка, точно так же, как Даня, прильнули глазами к щелям, а потом начали друг перед другом руками разводить: нет, мол. Тогда-то я всё и понял.
А в бору эти (хотя, разумеется, другие) лошади сами явились к нам с Даней и Микой и не по частям, как детки в максимально закрытой клетке, но во всей своей грации и красе.
Даня захотел немного попугаться и на копыта показывал, не шибанут ли, но делал это без энтузиазма, игрушечно.
Не думаю, что он испугался этих гордых животных, когда вновь свернуть на узенькую дорожку предложил.
Да Даня и сам объяснил мне свой выбор, как существу ограниченному и даже туповатому.
- Там, где людей нет - всегда ягод больше.
И точно! Стоило нам в бор углубиться, и стали мы зависать чуть ли не над каждой проплешиной между деревьями.
Даже Мика, привыкший к мерной качке и потрясыванию своей брички, заскучал и начал выказывать признаки грядущего нетерпения.
А это очень и очень нехороший знак.
Пришлось освободить Мику от колясочных пут и тоже обеими ногами поставить на твёрдую почву.
Так, постепенно, мы и продвигались в чащобу, не столько шли, сколько переползали с места на место по принципу: одну ягодку беру, вторую привечаю, третья мерещится.
Дальше нам забор посредине леса замерещился - это значит, что мы до Митрофановского кладбища доползли, самого старого и самого душеполезного городского погоста.
Где-то там, где уже не найти, моя прабабушка Аграфена Бочкова похоронена, да и вообще тут несомненно уютно.
Про Митрофановское я уже писал в книге «Невозможность путешествий», где есть главка «Пансионат "Над вечным покоем» про деревенское кладбище прямо посредине соснового леса - когда деревья, кажется, достают кронами облака и есть ощущение заполненности пространства, насыщенности его не только тишиной и покоем, но еще и постоянной медитацией.
Даже летом, в непосредственной близости от «курортной зоны» и куцых чердачинских пляжей, магнитом стягивающую сюда безответственную общественность из всех районов Чердачинска (по официальному административному делению их семь и мы сейчас находимся в Советском), воспринимающих погост как неожиданный бонус и приложение то ли к прогулкам, то ли нераспознанную достопримечательность.
Потому что обычно российские кладбища пусты и бесприютны - особенно на фоне высокого неба и новых многоэтажных кварталов, приближающихся к погостам всё ближе и ближе, а тут, несмотря на кварталы и кварталы могил, совсем другое настроение: нет потерянности.
Хотя большую часть Митрофановского и скрадывают деревья, будто бы наступающие на вечный городок со всех сторон и заполняющие его, точно триффиды.
Даня воспринял появление странного объекта точно должное - мало ли какую неожиданность лес подкидывать способен, ну, кладбище и кладбище, добавил только, что первый раз очутился на кладбище, так он и белку в первый раз сегодня увидел.
Белка заняла больше его внимания. Точнее, она дольше его занимала.
Хотя, если честно, Даня заинтересовался местом, тут же перестал ягоды собирать и кинулся искать бабу Олю Бережную, возникавшую в нашем разговоре еще в самую первую прогулку после приезда.
Даня углубился в раздел между кладбищенских участков, разглядывая лики мёртвых на памятниках - неожиданное подспорье в поисках бабы Оли: буквы он не знает, а вот лица…
Впрочем, как Ольга выглядела он не помнит.
Настойчиво так меня спрашивает, просит помощи: где да где Ольга лежит? Можно ли будет её выкопать? Как зачем? Да на косточки археологические посмотреть.
- Только по решению суда, Данечка, а без этого - это же преступлением будет, ты что! Понимаешь, я точно не знаю где, искать же нужно, а у нас времени в обрез. Или ты забыл, что сегодня батут привозят?
Ну, и как-то у нас с ним разговор про вампиров зашёл - тема, которая Даню давно интересует - чем они питаются, да как живут и почему летают? Почему гуляют лишь по ночам?
Сегодня же полнолуние, да ещё плюс - самое длинное Лунное затмение века, когда Луна проходит через тень Земли и чуть ли не на два часа становится «кровавой», совсем как розовый грейпфрут.
Так что самое время вести разговоры про всякую нечисть.
- Смотри, Даня, какая большая и спелая земляничка, а вот ещё одна, и ещё одна, и ещё!
Ягоды по краям кладбищенских тропинок блестят свежими каплями крови.
Говорят, нет ничего слаще ягоды на погосте, да только Даня раз за разом от ягод отказывается. Насытился, говорит, наелся.
Действительно, на обратном пути мы практически землянику не собирали.
Даже когда Мику прогуляться выпустили и он пошёл по «Тропе пенсионеров» в сторону от нашего родного посёлка куда-то к Голубому карьеру.
Выдохлись, наверное: день-то жаркий, знойный даже, за тридцать градусов с хвостиком.
Дома нас уже ждал установленный батут и это хорошо, что мы не мешались под ногами у взрослых, его собиравших, и вышли прогуляться на свежий сосновый воздух, да дикой лесной земляники поесть.
Даня, естественно, тут же забыл про прогулку и о существовании всего, кроме прыгалки, по краям которой висят запретительные и разъяснительные таблички.
Беременным нельзя на батуте прыгать. Пьяным. Курящим. Нельзя на голову приземляться и собираться на нем сразу двоим. Там ещё много всяких запретов наляпано, однако, первоначально Даня не обратил на них никакого внимания и прыгал, сколько мог.
А прыгать он может дольше, чем долго. Честное слово.
Можно было бы сказать, что первая встреча с кладбищем прошла для него безболезненно и была практически смыта другими впечатлениями, если бы сегодня я не убедился (и это тоже ещё одно глобальное открытие самого жаркого дня этого года), что Даня помнит всё, что, казалось бы, не помнит.
Он же вспомнил про Ольгу Бережную и соотнёс её с кладбищенской темой, хотя и позволил мгновенно переключить себя на вампиров.
Когда он от души напрыгался на батуте, то подкрался к моему компьютеру и попросил показать мне фотографии вампиров - а то стыдно же не знать, как они выглядят (сагу «Сумерки», которую обожает его старшая сестра Поля он, видимо, не видел).
Я забил в искалку «вампиры» и показал ему результаты поиска. Даня расстроился и закрыл лицо руками.
- Я не хочу это видеть, - сказал он таким тоном, каким продвинутые блогеры говорят: «Ну, вот и как мне это развидеть?»
Это не про страх, это про отвращение. Про быстро остывающее любопытство.
Страх у Дани выражается иначе, хотя от неприятной информации он тоже укрывает лицо ладошками.
Первый раз я увидел, как его пугает информация, которую он хотел бы развидеть, в прошлом году, когда мы с Полиной, как дураки, объясняли ему, что такое шаровая молния.
Второй раз Даня испугался, увидев в альбоме, посвящённом ватиканским музеям «Страшный суд» Микеланджело, но на этом его воплощённые страхи, кажется, закончились. Очень хочется в это верить.
По крайней мере, ночью он собрался вернуться на Митрофановское, чтобы познакомиться и подружиться с вампирами. Специально запоминал дорогу. Хвастался особенностями зрительной памяти, позволяющей ему всегда находить дорогу домой, где бы он ни был.
- Вампиры злые, потому что все относятся к ним по-плохому. А я должен с ними подружиться и отнестись как к обычным людям. Тогда они перестанут пить кровь и будут летать на своих крыльях просто так, для одного удовольствия. - Потом подумал и добавил весомо. - И тогда вообще никто никогда не умернёт.
«Умернёт» - Данин неологизм этого года, объясняющий попадание в смерть как нырок: раз - и в дамки, никакого страха.
Для этого на альбомном листе он разработал схему, напоминающую конструкции Жана Тэнгли (впрочем, сами работы швейцарского скульптора Даню не увлекли, как ему альбом не подсовывай): основное пространство занимает вода, а сбоку приделан компактный моторчик, подымающий волны так, что ни один человек не утонет.
Рисует Даня быстро, чирк-чирк - и готово. Но потом же чертежи нужно воплощать в жизнь, а для этого нужны взрослые - самому-то ему пока навыков не хватает и сноровки.
Инсталляции у него ещё выходят, как и снежинки вырезать из бумаги, а вот для осуществления более масштабных задумок нужна мама, дед Вова или, на крайний случай, я.
А с нами такая проблема - мы всё время занятые какие-то и нам не особенно важно, что Данечка сегодня решал проблему планетарной важности.
Ну, то есть, нам приятно, конечно, что у нас растёт такой изобретательный вьюноша, гуманист и изобретатель, готовый положить свои мозги на алтарь прогресса и улучшения мира во всём мире, но из-за фундаментальных открытий, потенциально переворачивающих судьбы миллионов людей, мы не пляшем шейк и джигу, не трясёмся всеми своими конечностями от восторга и восхищения, но снисходительно гладим Даню по голове, как малыша какого-нибудь.
И даже если «Малыш» написать с большой буквы, по большому счёту, ничего не изменится: Данька будет маяться от своей изобильности и приставать к родителям в поисках внимания.
У меня уже давным-давно, ещё в университетские времена, возникла такая возрастная метафора, тоже ведь связанная с водой. Правда, не с хлорированной и стоячей из бассейна, но с речной.
Просто однажды я внезапно увидел себя со стороны, разливающимся шире своих берегов.
Пока человек юн и сил у него много, он оказывается больше русла.
В зрелости такой человек совпадает с руслом и берегами, течёт плавно и гармонично, соразмерно судьбе.
Ну, а когда зрелость проходит и открывается портал старости, возможности начинают сужаться, воды становится гораздо меньше русла.
Оно становится всё менее полноводным, пока окончательно не пересыхает.
Дорога с ярмарки она такая, немного грустная, даже если идёт и водным путём.
Даня у нас в самом начале первого периода - самого яркого, обильного и плодоносного, того самого «золотого века», энергия которого питает всю дальнейшую жизнь.
Причём не только воспоминаниями, но и конкретными материями, вроде архетипов, складывающихся на наших глазах.
Поразительно, конечно, что, когда видишь Даню внутри этого детского рая, с его недоразумениями, маетой и нерешенными вопросами, вспоминаешь о своём прошлом, внутри чёрной дыры, когда тоже ведь ждал взрослости и самостоятельности как спасения.
Или выхода из затянувшейся зависимости от старшаков.
Из неприкаянности, связанной с непониманием «природы времени», которое если бесконечно, то, разумеется, утомляет. Хотя и является главной гарантией безбрежности его детства: ведь именно это незнание и "освобождает от ответственности" перед собственным будущим и взрослением. Перед будущим одиночеством, наконец.
При том, что Даня - человек позитивный, постоянно весёлый, кажется, я ни разу не видел его грустящим больше полуминуты.
Однако, куда же девать ему этот мощный избыток? Пойти в сосновый лес, где корни вековых деревьев способны заземлить любое количество энергии.
Я помню, стараясь произвести впечатление, изображал нянечке в детском саду «взрослого человека». У него было два важных внешних признака: взрослый человек должен обязательно класть ногу на ногу, а также скрещивать руки на груди.
Моё сегодняшнее открытие не менее фундаментально, чем моторчик для спасения утопающих: никакого Золотого века не существует!
Жара на нынешнее полнолуние выпала мощнейшая. Даня поначалу смеялся, что ему и не такое привычно, однако, сегодня и его придавило - пока до городского бора не дошли.
А в лесу - тени, тишина и раздолье.
Между прочим, ягод полно, самый пик сезона для земляники и костяники, призывно подмигивающей по краям шелушащихся тропок.
И полуголых людей много гуляет, особенно если учесть, что не выходной пока, идут, в основном к «курортной зоне» профилактория «Волна», построенного между Голубым карьером и морем Шершневского водохранилища.
А Даня выказывает себя букой и всё более узкие дорожки для прогулки выбирает - те, что ведут куда-то вбок.
Здесь, между полянами и особенно ароматными прогалинами, стоит сладковатый дух парного праздника - со стрекозами, лягушками и даже белками: Даня пальцем указал на одну, да так и замер, первый раз, как потом рассказывал всем домашним, живую белку увидел и странно, что не на дереве, не в дупле с шторками и крохотным торшером, но на земле - хотя и с эмблематически выгнутым хвостиком, распушенном на кончике.
Подтверждаю - и белка была, и лягушка прыгала, и кони мимо шли, один за другим, в облаках своего чернильного, что ли, запаха - катали горожан за скромную плату, идущую им на корм и содержание.
Лошади - это же важно: у нас в посёлке живёт парочка за высоким забором на улице Столбовой, но мы их с Данькой с прошлого года не видели.
Обычно, если идём куда мимо, по малому поселковому периметру или по большому, включающему экс-«Проспект», ну, или же отправляемся в экспедицию к железнодорожным рельсам, всегда мимо конского двора проходим и Даня просит приподнять его над изгородью или сам подбегает к забору и в щелочку смотрит, пока не увидит то, что хочет увидеть.
Однако, в этом году на Столбовой и запаха знакомого более нет и знакомого ржания.
Экология улицы будто бы радикально изменилась, одни и другие соседи достроили дома и только надпись «Продаю» на небольшой избушке напротив, висит уже какой год, успела выгореть.
Я как-то шёл по Столбовой один, без Дани, мимо конского двора и видел как к нему глухонемые дети подбежали, мальчик и девочка, точно так же, как Даня, прильнули глазами к щелям, а потом начали друг перед другом руками разводить: нет, мол. Тогда-то я всё и понял.
А в бору эти (хотя, разумеется, другие) лошади сами явились к нам с Даней и Микой и не по частям, как детки в максимально закрытой клетке, но во всей своей грации и красе.
Даня захотел немного попугаться и на копыта показывал, не шибанут ли, но делал это без энтузиазма, игрушечно.
Не думаю, что он испугался этих гордых животных, когда вновь свернуть на узенькую дорожку предложил.
Да Даня и сам объяснил мне свой выбор, как существу ограниченному и даже туповатому.
- Там, где людей нет - всегда ягод больше.
И точно! Стоило нам в бор углубиться, и стали мы зависать чуть ли не над каждой проплешиной между деревьями.
Даже Мика, привыкший к мерной качке и потрясыванию своей брички, заскучал и начал выказывать признаки грядущего нетерпения.
А это очень и очень нехороший знак.
Пришлось освободить Мику от колясочных пут и тоже обеими ногами поставить на твёрдую почву.
Так, постепенно, мы и продвигались в чащобу, не столько шли, сколько переползали с места на место по принципу: одну ягодку беру, вторую привечаю, третья мерещится.
Дальше нам забор посредине леса замерещился - это значит, что мы до Митрофановского кладбища доползли, самого старого и самого душеполезного городского погоста.
Где-то там, где уже не найти, моя прабабушка Аграфена Бочкова похоронена, да и вообще тут несомненно уютно.
Про Митрофановское я уже писал в книге «Невозможность путешествий», где есть главка «Пансионат "Над вечным покоем» про деревенское кладбище прямо посредине соснового леса - когда деревья, кажется, достают кронами облака и есть ощущение заполненности пространства, насыщенности его не только тишиной и покоем, но еще и постоянной медитацией.
Даже летом, в непосредственной близости от «курортной зоны» и куцых чердачинских пляжей, магнитом стягивающую сюда безответственную общественность из всех районов Чердачинска (по официальному административному делению их семь и мы сейчас находимся в Советском), воспринимающих погост как неожиданный бонус и приложение то ли к прогулкам, то ли нераспознанную достопримечательность.
Потому что обычно российские кладбища пусты и бесприютны - особенно на фоне высокого неба и новых многоэтажных кварталов, приближающихся к погостам всё ближе и ближе, а тут, несмотря на кварталы и кварталы могил, совсем другое настроение: нет потерянности.
Хотя большую часть Митрофановского и скрадывают деревья, будто бы наступающие на вечный городок со всех сторон и заполняющие его, точно триффиды.
Даня воспринял появление странного объекта точно должное - мало ли какую неожиданность лес подкидывать способен, ну, кладбище и кладбище, добавил только, что первый раз очутился на кладбище, так он и белку в первый раз сегодня увидел.
Белка заняла больше его внимания. Точнее, она дольше его занимала.
Хотя, если честно, Даня заинтересовался местом, тут же перестал ягоды собирать и кинулся искать бабу Олю Бережную, возникавшую в нашем разговоре еще в самую первую прогулку после приезда.
Даня углубился в раздел между кладбищенских участков, разглядывая лики мёртвых на памятниках - неожиданное подспорье в поисках бабы Оли: буквы он не знает, а вот лица…
Впрочем, как Ольга выглядела он не помнит.
Настойчиво так меня спрашивает, просит помощи: где да где Ольга лежит? Можно ли будет её выкопать? Как зачем? Да на косточки археологические посмотреть.
- Только по решению суда, Данечка, а без этого - это же преступлением будет, ты что! Понимаешь, я точно не знаю где, искать же нужно, а у нас времени в обрез. Или ты забыл, что сегодня батут привозят?
Ну, и как-то у нас с ним разговор про вампиров зашёл - тема, которая Даню давно интересует - чем они питаются, да как живут и почему летают? Почему гуляют лишь по ночам?
Сегодня же полнолуние, да ещё плюс - самое длинное Лунное затмение века, когда Луна проходит через тень Земли и чуть ли не на два часа становится «кровавой», совсем как розовый грейпфрут.
Так что самое время вести разговоры про всякую нечисть.
- Смотри, Даня, какая большая и спелая земляничка, а вот ещё одна, и ещё одна, и ещё!
Ягоды по краям кладбищенских тропинок блестят свежими каплями крови.
Говорят, нет ничего слаще ягоды на погосте, да только Даня раз за разом от ягод отказывается. Насытился, говорит, наелся.
Действительно, на обратном пути мы практически землянику не собирали.
Даже когда Мику прогуляться выпустили и он пошёл по «Тропе пенсионеров» в сторону от нашего родного посёлка куда-то к Голубому карьеру.
Выдохлись, наверное: день-то жаркий, знойный даже, за тридцать градусов с хвостиком.
Дома нас уже ждал установленный батут и это хорошо, что мы не мешались под ногами у взрослых, его собиравших, и вышли прогуляться на свежий сосновый воздух, да дикой лесной земляники поесть.
Даня, естественно, тут же забыл про прогулку и о существовании всего, кроме прыгалки, по краям которой висят запретительные и разъяснительные таблички.
Беременным нельзя на батуте прыгать. Пьяным. Курящим. Нельзя на голову приземляться и собираться на нем сразу двоим. Там ещё много всяких запретов наляпано, однако, первоначально Даня не обратил на них никакого внимания и прыгал, сколько мог.
А прыгать он может дольше, чем долго. Честное слово.
Можно было бы сказать, что первая встреча с кладбищем прошла для него безболезненно и была практически смыта другими впечатлениями, если бы сегодня я не убедился (и это тоже ещё одно глобальное открытие самого жаркого дня этого года), что Даня помнит всё, что, казалось бы, не помнит.
Он же вспомнил про Ольгу Бережную и соотнёс её с кладбищенской темой, хотя и позволил мгновенно переключить себя на вампиров.
Когда он от души напрыгался на батуте, то подкрался к моему компьютеру и попросил показать мне фотографии вампиров - а то стыдно же не знать, как они выглядят (сагу «Сумерки», которую обожает его старшая сестра Поля он, видимо, не видел).
Я забил в искалку «вампиры» и показал ему результаты поиска. Даня расстроился и закрыл лицо руками.
- Я не хочу это видеть, - сказал он таким тоном, каким продвинутые блогеры говорят: «Ну, вот и как мне это развидеть?»
Это не про страх, это про отвращение. Про быстро остывающее любопытство.
Страх у Дани выражается иначе, хотя от неприятной информации он тоже укрывает лицо ладошками.
Первый раз я увидел, как его пугает информация, которую он хотел бы развидеть, в прошлом году, когда мы с Полиной, как дураки, объясняли ему, что такое шаровая молния.
Второй раз Даня испугался, увидев в альбоме, посвящённом ватиканским музеям «Страшный суд» Микеланджело, но на этом его воплощённые страхи, кажется, закончились. Очень хочется в это верить.
По крайней мере, ночью он собрался вернуться на Митрофановское, чтобы познакомиться и подружиться с вампирами. Специально запоминал дорогу. Хвастался особенностями зрительной памяти, позволяющей ему всегда находить дорогу домой, где бы он ни был.
- Вампиры злые, потому что все относятся к ним по-плохому. А я должен с ними подружиться и отнестись как к обычным людям. Тогда они перестанут пить кровь и будут летать на своих крыльях просто так, для одного удовольствия. - Потом подумал и добавил весомо. - И тогда вообще никто никогда не умернёт.
«Умернёт» - Данин неологизм этого года, объясняющий попадание в смерть как нырок: раз - и в дамки, никакого страха.