Тысячелетие вокруг Балтики (22)
22. Дедукция за индукцией
(начало, предыд.)
Попробуем ответить на самый общий вопрос: Почему общая для всей Европы вторая волна экспансии варваров (норманнов) породила две столь разные системы как русская и англосаксонская? Один фактор мы уже называли ‑ Русский мир порожден непосредственным взаимодействием с Римским миром, а англо-нормандский государственный проект развивался в опосредованном контакте ‑ под циклическим влиянием, как притягивающим, так и отталкивающим, империи франков и в целом германского Подъема.
Не менее важным отличием является относительная ограниченность доступного пространства развития на тот момент для Англии и практическая неограниченность ‑ для Руси. Англосаксонский проект охватывал прибрежные территории вдоль западного морского пути «из норманнов в романы», что порождало такую же международную специализацию, торгово-пиратскую, как и у зачавших этот проект норманнов. Англо-саксонская земледельческая опора на острове важна как резерв выживания, но для развития в отдельный цивилизационный проект недостаточна.
В то же время русский мир имел в запасе намного более обширные свободные земли, но в зоне рискованного земледелия, потребовавшего социальной адаптации привнесенных из Европы аграрных технологий. Кроме того, долгая морозная зима, дебри темных лесов и сеть малых рек служили хорошим укрытием для земледельцев от чужих феодалов. Да и расстояния слишком велики для контроля внешней силой и даже для интенсивной торговли с развитием ремесел. Поэтому экспансия германского типа на эти земли была бы нерентабельной. Экспансия норманнской волны - тоже не рентабельна сама по себе, кроме как создания транзитных форпостов на пути в богатые греки.
В результате на Руси сложился уникальный баланс влияний всех внешних сил, сдерживаемых и уравновешиваемых развитием уникальной земледельческой культуры, соединившей славянские и угорские элементы культуры. Торговые и, как следствие, третейские (духовенские) части такой цивилизации развиваются с большой задержкой по отношению к равноправному альянсу германского типа аристократии и славянской общинной земледельческой организации. Причем скорее власть великого князя во главе аристократии зависит от земской поддержки, а не наоборот, как в германском мире.
Когда мы говорим о влиянии внешних империй на новый этнополитический подъем, нужно уточнить, что влияет не отдельно стоящий Рим, Константинополь или Париж. Влияют все контуры управления родительских цивилизаций как части мировой. При этом новые протоцивилизации подчинены тому или иному контуру управления текущего исторического Надлома. Таких контуров четыре: «правый» (исполнительный, военно-феодальный); «левый» (представительный, финансово-торговый); третейский (охранительно-духовенский) и центральный (политический).
Так, германский мир вплоть до XI века подчинен в качестве новой опоры западной части Римской империи, то есть исполнительному контуру мировой, но еще не всемирной цивилизации. В ходе Великого Раскола в этом западноевропейском контуре происходит Смена центра. Новый европейский центр в своей активной четверти (XI-XVвв.) имеет коалиционный характер - протоимперия франков распадается при этом на сугубо военно-феодальный немецкий контур и совместный с торговой олигархией французский, который опирается и начинает развивать еще более олигархический английский проект. Третий духовенский контур во главе с папой Римским остается при этом от старой империи, но тоже приобретает экспансивную военно-феодальную компоненту крестоносных орденов.
Второй контур мировой цивилизации (средиземноморский торговый) с центром в Константинополе после Великого Раскола остается прежним, хотя и вступает в острую конфронтацию с первым. Но при этом в византийском политическом центре тоже происходит смена конфигурации власти (Дно Надлома). Это связано, в том числе, с завершением норманнской экспансии, остановленной русской и англо-нормандской новыми державами. Поскольку русский мир никак не обращается в торгово-олигархический, Византия дистанцируется от Киева и ищет новую опору против Рима и новой немецкой протоимперии на западе Средиземноморья ‑ в лице англо-французской олигархии и прикормленной ею аристократии.
Таким образом, Русь в X-XII веках остается в целом не подчинена какому-то из контуров мировой цивилизации, но связана с западноевропейским и византийским контурами посредством своих побочных ветвей - западно-русской (балтийской) и южно-русской (черноморской). Третейским контуром мировой цивилизации в это время была исламская цивилизация, с которой Русь тоже будет связана опосредованно. В то же время англо-нормандская держава поначалу подчинена второму (торгово-пиратскому) контуру даже не мировой, а на уровне европейской цивилизации.
Теперь с учетом внешнеполитического контекста мы можем обратить внимание на принципиальное различие внутренней структуры первого и второго контуров, а значит и подчиненных им протоимперий. Правый, исполнительный контур основан на доминировании военно-феодальной иерархии. Внутри него даже епископы являются феодалами и военачальниками. Поэтому в этом контуре почти все политическое пространство занимает протоимперия, находящаяся в фазе Подъема, военной экспансии. Другое дело во втором, торгово-олигархическом контуре. Если бы он состоял только из протоцивилизации в фазе Подъема, то доминировала бы аристократия, а не олигархия.
Для доминирования олигархии необходима опора на протоимперию, но во-первых - находящуюся в более ранней фазе Подъема, а во-вторых нужен столь же серьезный противовес в лице старой духовенской элиты. Поэтому третейская роль епископов в истории Англии намного выше, чем в Германии или на Руси, и примерно равна роли военной аристократии, а главную роль играет торговая олигархия, то есть для средних веков ‑ это политическая партия королевы или королев (жен и матерей), а для нашего времени ‑ парламентские партии.
Аналогичная ситуация - в олигархической, французской части Германского мира. Франция вплоть до Нового времени была даже формально, да и сейчас еще культурно разделена на латинизированный юг и германизированный север. Поскольку север Франции - часть Германского мира, то сильная аристократия должна быть уравновешена не менее сильным духовенством юга Франции, вплоть до переноса сюда в Авиньон столицы католического мира, третейского контура европейской цивилизации.
Этот фактор внешнеполитического контекста, влияющий на развитие и структуру политики протоцивилизаций, отчасти проясняет вопрос, почему Мерсия даже вместе с Уэльсом не является полноценным аналогом Полоцкой земли вместе с Литвой. Потому что левый, торговый контур англосаксонской цивилизации должен включать не только земли, подчиненные центрам англо-норманнской военной аристократии. Должен быть также противовес в виде земель, где этой германской аристократии нет, а есть местная родовая знать, тесно связанная с церковью. Плюс между двумя равными полюсами должно быть нейтральное пространство для развития торговых факторий, непосредственно связанных с французскими торговыми партнерами.
Столица при этом также будет балансировать между военным двором короля и двором архиепископа при главной разыгрывающей роли двора королевы, связывающего торговую олигархию Англии с такими же партнерами на континенте. Что мы и видим на примере ведущей роли двора королев
Теперь попробуем спроецировать найденное обобщение для внешнего контекста на внутреннюю структуру протоцивилизации (как внешний контекст для ее ветвей). Правая ветвь, подчиненная исполнительному контуру той или иной более развитой внешней цивилизации, характеризуется доминированием военной аристократии над местной знатью и торгово-ремесленными городами, набором духовенства из своих рядов. Князья сами выстраивают внешние отношения по всем вопросам. Поэтому на начальных этапах внутренняя политика протогосударств правой ветви изолирована, почти герметична, и проявляется только в периоды кризисов. (Как и в нынешней Белоруссии тоже)
Например, конфликт первого минского князя Глеба Всеславича с Владимиром Мономахом имел непосредственным поводом карательную экспедицию Глеба, сжегшего соседнего Слуцк и продавшего жителей в рабство. Хотя главной причиной были набеги на киевские, черниговские, смоленские земли и формирование центра работорговли славянами в Друцке. Понятно, что киевский центр (как сегодня московский) эту наглую контрабандную вольницу пресек и зажал первого минского «батьку» в границах его вотчины. Так что тот не от хорошей жизни начал грабить и продавать подданных.
Только после этого внутреннее недовольство перевесило лояльность и возникла опора для вмешательства «союзного центра». Хотя поначалу поверили слезным обещаниям наглеца и оставили на княжестве. Какой ни есть, а все ж родня. Да и не было среди соседних ветвей Рюриковичей желающих нарушать выгодный всем Любечский договор, да еще брать на себя обузу убыточного княжества. Поэтому рецидивист снова начал междоусобную войну за головами и на этот раз был пленен, и как-то очень быстро умер в Киеве в 1119 году. Это событие похоже на узел 2/3 для правой русской ветви.
В аналогичном узле основного процесса в Киеве тоже имело восстание против торговой олигархии, которая собственно и перепродавала рабов из Друцка грекам. После этого Мономах также установил полный контроль над Киевом (1113), и перекрыл работорговлю полоцким князьям. Так что, возможно, для правой полоцкой ветви узловым 2/3 тоже является 1113 год, а Минск как центр левой торговой подветви полоцкой элиты был зачищен в промежуточном узле. Левая ветвь всегда запаздывает с адаптацией к новой реальности.
Аналогичная фаза германского Подъема тоже связана с войнами между Карлом II Лысым и его восточно-немецкими племянниками. Однако при анализе нужно учесть, что отношение всех Каролингов к местной родовой знати было одинаковым, грабеж и продажа подданных не считалась для германских феодалов грехом вплоть до XIX века. Так что причина конфликта была иной, но тоже связана с контролем торговли по Рейну и разграничением сфер влияния между основной протоимперией и правой ветвью.
Если причиной германского Подъема была первая волна варварской экспансии, а также финальный кризис западной части Римской империи, то есть ли аналогичная обобщенная причина для отдельного подъема правой ветви, что в Германии, что на Руси?
Если побочные ветви основного Подъема проходят через такие же стадии и четверти меньшего масштаба, то логично предположить и наличие предшествующих первичных и вторичных волн экспансии «внешнего пролетариата» (в терминологии Тойнби). Только по заветам Секста Эмпирика важно не перепутать при этом уровни рассмотрения. Побочная ветвь Подъема имеет меньший масштаб исторического пространства и времени, но также и меньший масштаб субъектов. Это уже не элиты протогосударств в целом, а их княжеская и боярская верхушка, тоже испытывающая давление соседей, мигрирующая к родственникам, организующая набеги на соседей.
На уровне цивилизаций предварительные волны «пролетарской» экспансии распространяют культуру (технологии), позволяющие общинам, родам, союзам родов властвовать над природой (пахотной землей, речными и морскими путями). На уровне субцивилизаций (четырех ветвей) речь идет о продвижении технологий власти над самими общинами, родами, соседствами как базовыми сообществами государства. Первая волна такой элитной экспансии тоже касается власти над землей, но «земля» здесь ‑ это уже не почва, а сообщество, часть страны.
С первых шагов протоимперии в Киеве великокняжеская власть подчиняет окрестную родовую знать, организуя военные походы. Кто-то как кривичи поддаются соблазну участия в походах на Киев и Царь-град, кого-то как древлян или радимичей с вятичами киевские князья принуждают платить налоги, а то и вовсе уйти с ключевых торговых перекрестков. Результатом становится отчасти уход местных князей от давления подальше вглубь своей земли, как древляне на север за Припять, а также перенимание технологий власти и распространение на отдаленных соседей. Наверняка на ятвягов киевский князь ходил при поддержке древлян и дреговичей. Отчасти реакцией на давление было приглашение своих варягов, как легендарного Тура к древлянам и Рогволда к отрезанной Вещим Олегом от Днепра части кривичей. Кроме того, с учетом нерентабельности торговли на дальних коммуникациях среди болот и лесов, сбор дани на Руси и вовсе явился главным стимулом к более интенсивному освоению земель и развитию хозяйств.
При этом освоение новых земель в разных контурах цивилизации имеет разный социально-политический эффект. Вовлечение саксонской знати в военную экспансию на соседей, полабских и прибалтийских славян привело к усилению правой немецкой ветви Германского мира. Наверное, это закономерно, потому что на начальных стадиях новая протоимперия осваивала самые лакомые для аграрного производства земли за Рейном, развивала технологии и накапливала силы для расширения. Поэтому в «правом» контуре самой сильной и ведущей является «правая» ветвь, что закономерно.
В то же время в русском пространстве правая ветвь необходимо обращена на запад, в сторону глобальной правой ветви. Более продвинутый и экспансивный сосед заведомо захватил и подчинил все боле менее удобные для земледелия земли (в обоих смыслах). С другой стороны основная великокняжеская власть тоже подчинили все боле менее удобные и продуктивные земли вдоль осевого военно-торгового пути «в греки». Так что правая ветвь в русской цивилизации оказалась заперта в маргинальном пространстве Большого Болота между Вислой и Бугом, Двиной, Днепром и Припятью. Поэтому в нашей цивилизации правая ветвь - слабее, а самой сильной является осевая ветвь, она поэтому так и называется «великорусская», потому что тоже открыта на восток и миграция элит ведет к расширению и усилению.
Небольшая полоса светлых лесов вдоль Двины позволяла центру правой ветви существовать, но не развиваться, а также наращивать давление на подданных. Отсюда стереотипы поведения белорусов ‑ всегда прибедняться («нема хлеба, нема доли»), ховаться в бурьяны при первом шорохе, и вообще партизанить в лесах при приближении начальства. Так что социальную активность традиционно проявляет тоже, скорее, женская половина податного населения, а мужская предпочитала помалкивать, опустив плечи и взгляд долу. Тем не менее, без пространства для экспансии ни одна ветвь не существует, а существует она обязательно в силу названных закономерностей. Так что основная часть протимперии обязательно направляет свою автономную правую ветвь в противоположном направлении и оставляет коридор для этого. Немецкую ветвь всегда направляли «нах Остен», а западнорусскую ветвь ‑ на северо-запад, в Прибалтику.
В английском случае правая мерсийская ветвь также изолирована от основного торгового пути, с направлением экспансии в сторону Уэльса и Ирландского пролива, а значит вынужденного освоения более продвинутых технологий мореплавания, но не только. Бирмингем, Ливерпуль, Манчестер, а также примыкающий к этому ряд Глазго - свидетельства несгибаемого упорства местных элит.
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Попробуем ответить на самый общий вопрос: Почему общая для всей Европы вторая волна экспансии варваров (норманнов) породила две столь разные системы как русская и англосаксонская? Один фактор мы уже называли ‑ Русский мир порожден непосредственным взаимодействием с Римским миром, а англо-нормандский государственный проект развивался в опосредованном контакте ‑ под циклическим влиянием, как притягивающим, так и отталкивающим, империи франков и в целом германского Подъема.
Не менее важным отличием является относительная ограниченность доступного пространства развития на тот момент для Англии и практическая неограниченность ‑ для Руси. Англосаксонский проект охватывал прибрежные территории вдоль западного морского пути «из норманнов в романы», что порождало такую же международную специализацию, торгово-пиратскую, как и у зачавших этот проект норманнов. Англо-саксонская земледельческая опора на острове важна как резерв выживания, но для развития в отдельный цивилизационный проект недостаточна.
В то же время русский мир имел в запасе намного более обширные свободные земли, но в зоне рискованного земледелия, потребовавшего социальной адаптации привнесенных из Европы аграрных технологий. Кроме того, долгая морозная зима, дебри темных лесов и сеть малых рек служили хорошим укрытием для земледельцев от чужих феодалов. Да и расстояния слишком велики для контроля внешней силой и даже для интенсивной торговли с развитием ремесел. Поэтому экспансия германского типа на эти земли была бы нерентабельной. Экспансия норманнской волны - тоже не рентабельна сама по себе, кроме как создания транзитных форпостов на пути в богатые греки.
В результате на Руси сложился уникальный баланс влияний всех внешних сил, сдерживаемых и уравновешиваемых развитием уникальной земледельческой культуры, соединившей славянские и угорские элементы культуры. Торговые и, как следствие, третейские (духовенские) части такой цивилизации развиваются с большой задержкой по отношению к равноправному альянсу германского типа аристократии и славянской общинной земледельческой организации. Причем скорее власть великого князя во главе аристократии зависит от земской поддержки, а не наоборот, как в германском мире.
Когда мы говорим о влиянии внешних империй на новый этнополитический подъем, нужно уточнить, что влияет не отдельно стоящий Рим, Константинополь или Париж. Влияют все контуры управления родительских цивилизаций как части мировой. При этом новые протоцивилизации подчинены тому или иному контуру управления текущего исторического Надлома. Таких контуров четыре: «правый» (исполнительный, военно-феодальный); «левый» (представительный, финансово-торговый); третейский (охранительно-духовенский) и центральный (политический).
Так, германский мир вплоть до XI века подчинен в качестве новой опоры западной части Римской империи, то есть исполнительному контуру мировой, но еще не всемирной цивилизации. В ходе Великого Раскола в этом западноевропейском контуре происходит Смена центра. Новый европейский центр в своей активной четверти (XI-XVвв.) имеет коалиционный характер - протоимперия франков распадается при этом на сугубо военно-феодальный немецкий контур и совместный с торговой олигархией французский, который опирается и начинает развивать еще более олигархический английский проект. Третий духовенский контур во главе с папой Римским остается при этом от старой империи, но тоже приобретает экспансивную военно-феодальную компоненту крестоносных орденов.
Второй контур мировой цивилизации (средиземноморский торговый) с центром в Константинополе после Великого Раскола остается прежним, хотя и вступает в острую конфронтацию с первым. Но при этом в византийском политическом центре тоже происходит смена конфигурации власти (Дно Надлома). Это связано, в том числе, с завершением норманнской экспансии, остановленной русской и англо-нормандской новыми державами. Поскольку русский мир никак не обращается в торгово-олигархический, Византия дистанцируется от Киева и ищет новую опору против Рима и новой немецкой протоимперии на западе Средиземноморья ‑ в лице англо-французской олигархии и прикормленной ею аристократии.
Таким образом, Русь в X-XII веках остается в целом не подчинена какому-то из контуров мировой цивилизации, но связана с западноевропейским и византийским контурами посредством своих побочных ветвей - западно-русской (балтийской) и южно-русской (черноморской). Третейским контуром мировой цивилизации в это время была исламская цивилизация, с которой Русь тоже будет связана опосредованно. В то же время англо-нормандская держава поначалу подчинена второму (торгово-пиратскому) контуру даже не мировой, а на уровне европейской цивилизации.
Теперь с учетом внешнеполитического контекста мы можем обратить внимание на принципиальное различие внутренней структуры первого и второго контуров, а значит и подчиненных им протоимперий. Правый, исполнительный контур основан на доминировании военно-феодальной иерархии. Внутри него даже епископы являются феодалами и военачальниками. Поэтому в этом контуре почти все политическое пространство занимает протоимперия, находящаяся в фазе Подъема, военной экспансии. Другое дело во втором, торгово-олигархическом контуре. Если бы он состоял только из протоцивилизации в фазе Подъема, то доминировала бы аристократия, а не олигархия.
Для доминирования олигархии необходима опора на протоимперию, но во-первых - находящуюся в более ранней фазе Подъема, а во-вторых нужен столь же серьезный противовес в лице старой духовенской элиты. Поэтому третейская роль епископов в истории Англии намного выше, чем в Германии или на Руси, и примерно равна роли военной аристократии, а главную роль играет торговая олигархия, то есть для средних веков ‑ это политическая партия королевы или королев (жен и матерей), а для нашего времени ‑ парламентские партии.
Аналогичная ситуация - в олигархической, французской части Германского мира. Франция вплоть до Нового времени была даже формально, да и сейчас еще культурно разделена на латинизированный юг и германизированный север. Поскольку север Франции - часть Германского мира, то сильная аристократия должна быть уравновешена не менее сильным духовенством юга Франции, вплоть до переноса сюда в Авиньон столицы католического мира, третейского контура европейской цивилизации.
Этот фактор внешнеполитического контекста, влияющий на развитие и структуру политики протоцивилизаций, отчасти проясняет вопрос, почему Мерсия даже вместе с Уэльсом не является полноценным аналогом Полоцкой земли вместе с Литвой. Потому что левый, торговый контур англосаксонской цивилизации должен включать не только земли, подчиненные центрам англо-норманнской военной аристократии. Должен быть также противовес в виде земель, где этой германской аристократии нет, а есть местная родовая знать, тесно связанная с церковью. Плюс между двумя равными полюсами должно быть нейтральное пространство для развития торговых факторий, непосредственно связанных с французскими торговыми партнерами.
Столица при этом также будет балансировать между военным двором короля и двором архиепископа при главной разыгрывающей роли двора королевы, связывающего торговую олигархию Англии с такими же партнерами на континенте. Что мы и видим на примере ведущей роли двора королев
Теперь попробуем спроецировать найденное обобщение для внешнего контекста на внутреннюю структуру протоцивилизации (как внешний контекст для ее ветвей). Правая ветвь, подчиненная исполнительному контуру той или иной более развитой внешней цивилизации, характеризуется доминированием военной аристократии над местной знатью и торгово-ремесленными городами, набором духовенства из своих рядов. Князья сами выстраивают внешние отношения по всем вопросам. Поэтому на начальных этапах внутренняя политика протогосударств правой ветви изолирована, почти герметична, и проявляется только в периоды кризисов. (Как и в нынешней Белоруссии тоже)
Например, конфликт первого минского князя Глеба Всеславича с Владимиром Мономахом имел непосредственным поводом карательную экспедицию Глеба, сжегшего соседнего Слуцк и продавшего жителей в рабство. Хотя главной причиной были набеги на киевские, черниговские, смоленские земли и формирование центра работорговли славянами в Друцке. Понятно, что киевский центр (как сегодня московский) эту наглую контрабандную вольницу пресек и зажал первого минского «батьку» в границах его вотчины. Так что тот не от хорошей жизни начал грабить и продавать подданных.
Только после этого внутреннее недовольство перевесило лояльность и возникла опора для вмешательства «союзного центра». Хотя поначалу поверили слезным обещаниям наглеца и оставили на княжестве. Какой ни есть, а все ж родня. Да и не было среди соседних ветвей Рюриковичей желающих нарушать выгодный всем Любечский договор, да еще брать на себя обузу убыточного княжества. Поэтому рецидивист снова начал междоусобную войну за головами и на этот раз был пленен, и как-то очень быстро умер в Киеве в 1119 году. Это событие похоже на узел 2/3 для правой русской ветви.
В аналогичном узле основного процесса в Киеве тоже имело восстание против торговой олигархии, которая собственно и перепродавала рабов из Друцка грекам. После этого Мономах также установил полный контроль над Киевом (1113), и перекрыл работорговлю полоцким князьям. Так что, возможно, для правой полоцкой ветви узловым 2/3 тоже является 1113 год, а Минск как центр левой торговой подветви полоцкой элиты был зачищен в промежуточном узле. Левая ветвь всегда запаздывает с адаптацией к новой реальности.
Аналогичная фаза германского Подъема тоже связана с войнами между Карлом II Лысым и его восточно-немецкими племянниками. Однако при анализе нужно учесть, что отношение всех Каролингов к местной родовой знати было одинаковым, грабеж и продажа подданных не считалась для германских феодалов грехом вплоть до XIX века. Так что причина конфликта была иной, но тоже связана с контролем торговли по Рейну и разграничением сфер влияния между основной протоимперией и правой ветвью.
Если причиной германского Подъема была первая волна варварской экспансии, а также финальный кризис западной части Римской империи, то есть ли аналогичная обобщенная причина для отдельного подъема правой ветви, что в Германии, что на Руси?
Если побочные ветви основного Подъема проходят через такие же стадии и четверти меньшего масштаба, то логично предположить и наличие предшествующих первичных и вторичных волн экспансии «внешнего пролетариата» (в терминологии Тойнби). Только по заветам Секста Эмпирика важно не перепутать при этом уровни рассмотрения. Побочная ветвь Подъема имеет меньший масштаб исторического пространства и времени, но также и меньший масштаб субъектов. Это уже не элиты протогосударств в целом, а их княжеская и боярская верхушка, тоже испытывающая давление соседей, мигрирующая к родственникам, организующая набеги на соседей.
На уровне цивилизаций предварительные волны «пролетарской» экспансии распространяют культуру (технологии), позволяющие общинам, родам, союзам родов властвовать над природой (пахотной землей, речными и морскими путями). На уровне субцивилизаций (четырех ветвей) речь идет о продвижении технологий власти над самими общинами, родами, соседствами как базовыми сообществами государства. Первая волна такой элитной экспансии тоже касается власти над землей, но «земля» здесь ‑ это уже не почва, а сообщество, часть страны.
С первых шагов протоимперии в Киеве великокняжеская власть подчиняет окрестную родовую знать, организуя военные походы. Кто-то как кривичи поддаются соблазну участия в походах на Киев и Царь-град, кого-то как древлян или радимичей с вятичами киевские князья принуждают платить налоги, а то и вовсе уйти с ключевых торговых перекрестков. Результатом становится отчасти уход местных князей от давления подальше вглубь своей земли, как древляне на север за Припять, а также перенимание технологий власти и распространение на отдаленных соседей. Наверняка на ятвягов киевский князь ходил при поддержке древлян и дреговичей. Отчасти реакцией на давление было приглашение своих варягов, как легендарного Тура к древлянам и Рогволда к отрезанной Вещим Олегом от Днепра части кривичей. Кроме того, с учетом нерентабельности торговли на дальних коммуникациях среди болот и лесов, сбор дани на Руси и вовсе явился главным стимулом к более интенсивному освоению земель и развитию хозяйств.
При этом освоение новых земель в разных контурах цивилизации имеет разный социально-политический эффект. Вовлечение саксонской знати в военную экспансию на соседей, полабских и прибалтийских славян привело к усилению правой немецкой ветви Германского мира. Наверное, это закономерно, потому что на начальных стадиях новая протоимперия осваивала самые лакомые для аграрного производства земли за Рейном, развивала технологии и накапливала силы для расширения. Поэтому в «правом» контуре самой сильной и ведущей является «правая» ветвь, что закономерно.
В то же время в русском пространстве правая ветвь необходимо обращена на запад, в сторону глобальной правой ветви. Более продвинутый и экспансивный сосед заведомо захватил и подчинил все боле менее удобные для земледелия земли (в обоих смыслах). С другой стороны основная великокняжеская власть тоже подчинили все боле менее удобные и продуктивные земли вдоль осевого военно-торгового пути «в греки». Так что правая ветвь в русской цивилизации оказалась заперта в маргинальном пространстве Большого Болота между Вислой и Бугом, Двиной, Днепром и Припятью. Поэтому в нашей цивилизации правая ветвь - слабее, а самой сильной является осевая ветвь, она поэтому так и называется «великорусская», потому что тоже открыта на восток и миграция элит ведет к расширению и усилению.
Небольшая полоса светлых лесов вдоль Двины позволяла центру правой ветви существовать, но не развиваться, а также наращивать давление на подданных. Отсюда стереотипы поведения белорусов ‑ всегда прибедняться («нема хлеба, нема доли»), ховаться в бурьяны при первом шорохе, и вообще партизанить в лесах при приближении начальства. Так что социальную активность традиционно проявляет тоже, скорее, женская половина податного населения, а мужская предпочитала помалкивать, опустив плечи и взгляд долу. Тем не менее, без пространства для экспансии ни одна ветвь не существует, а существует она обязательно в силу названных закономерностей. Так что основная часть протимперии обязательно направляет свою автономную правую ветвь в противоположном направлении и оставляет коридор для этого. Немецкую ветвь всегда направляли «нах Остен», а западнорусскую ветвь ‑ на северо-запад, в Прибалтику.
В английском случае правая мерсийская ветвь также изолирована от основного торгового пути, с направлением экспансии в сторону Уэльса и Ирландского пролива, а значит вынужденного освоения более продвинутых технологий мореплавания, но не только. Бирмингем, Ливерпуль, Манчестер, а также примыкающий к этому ряд Глазго - свидетельства несгибаемого упорства местных элит.
Продолжение следует