Тысячелетие вокруг Балтики (21)
21. Раздвоение второй волны
(начало, предыд.)
Продолжим обобщать эмпирические закономерности этнополитических подъемов. Можно обратить внимание на своеобразные пульсации лимитрофных зон на границах «родительских цивилизаций», вовлекающих варварское окружение в этнополитические процессы ‑ миграции, формирование протогосударств, пиратских команд, переходящих в наемные отряды на службе периферийной и позже имперской олигархии дружин.
Первый цикл такой предысторической пульсации ‑ проникновение торговли и более развитой культуры, аграрной и бытовой ‑ в ближнее зарубежье. Вовлечение в цивилизацию порождает демографический взрыв, и как следствие ‑ столь же неспешный обратный ход этнополитического «маятника» в виде нарастающего давления периферии на имперские провинции, колонии, фактории.
Необходимость сдерживать энергию окультуренных варваров порождает все более организованные ответные меры вплоть до организации варварских наемных отрядов и, особенно в периоды послевоенных экономических кризисов в центре ‑ поддержки центробежной экспансии условно лояльных варварских вождей. Это давление ближней периферии на дальнюю, в свою очередь, приводит к еще более широкой экспансии новой культуры с формированием в ходе этой экспансии протогосударственных союзов.
После формирования дальней земледельческой периферии, как славиний или англосаксонских аналогов, родственные связи ближней периферией еще сохраняются, как и военная взаимопомощь княжеских родов. По мере развития торговый путей и факторий на дальней периферии, она становится все более привлекательной для пиратских набегов в ходе следующей волны центробежной экспансии. Это в свою очередь порождает все более организованные протогосударства, вовлекаемые в этнополитический подъем.
Предысторическая «маятниковая пульсация» варварской периферии цивилизаций, похоже, разделена на такие же периоды, как и исторический этнополитический подъем. Эти периоды соответствуют основным «сословиям» или контурам, составляющим общество. Сначала идет волна экспансии аграрной культуры, земледельческих общин, создающих демографическую и экономическую базу для дальнейшего социального развития. В ходе этой предварительной волны экспансии формируется первичная аристократия княжеских родов, имеющих такую же семейную организацию, как остальные части сообщества. Однако, в отличие от времен до начала экспансии, это уже управленческая иерархия родов, а не сетевая родоплеменная структура на основе родства предков, культуры и экзогамных связей. Так что первая волна экспансии тем быстрее разлагает иноплеменные союзы, вовлекает и ассимилирует в протогосударственные союзы родовую знать, чем быстрее эта иноплеменная знать, в отличие от своей, признает неравный статус, свою подчиненность княжеским родам.
Закономерно, что предварительная волна центробежной экспансии быстрее всего созревает как можно ближе к военным и аграрно-производственным центрам родительской цивилизации, как первый Рим, Италия и Галлия, а не торговым центрам как Греция и Константинополь. Соответственно, центры новой аристократии (Турне, Аахен) и связанной с ними торговой олигархии (Париж) возникают вблизи дальних границ бывших имперских провинций, захваченных первой волной экспансии. При этом новая военная аристократия, вторгшаяся в более культурные земли, еще больше отрывается от своих племенных корней и еще больше опирается на не родственную, но готовую породниться местную знать.
Первая четверть этнополитического подъема, порожденного первой волной варварской экспансии в столкновении с цивилизацией, также представляет собой цикл из повторения центробежных и центростремительных стадий. Предварительная, нулевая стадия (до вокняжения Хлодвига в Париже) ‑ это экспансия нового военного центра «на юг», захват ближней земледельческой периферии «варварских королевств» и периферийных форпостов торговой олигархии. Родительская цивилизация при этом находится в очередном циклическом кризисе, который преодолевает, войдя в союз с новым центром. Вторая стадия подъема ‑ экспансия нового центра с опорой на старый для подчинения земледельческих германских племен, что не так просто осуществить, если бы не предварительное вовлечение знати этих племен в периферийные войны.
Вторая волна внешней варварской экспансии опирается на созданные первой волной новые торговые связи и фактории, освоенные торговые и военные пути. Это ведет к распространению на дальней периферии культуры мореходства, создания все более дальних торгово-пиратских походов и недосягаемых баз. Вместе с ними далеко на север с ограниченным ресурсом земель проникают и аграрные технологии, достаточные для выживания только между торгово-пиратскими экспедициями. Поскольку этнополитический подъем создает более емкий общий рынок и одновременно давит на земледельческую периферию в пользу ее внешней экспансии, экономическая база для основного занятия северных мореходов растет. Рождаемость на пиратских факториях повышается, что ведет к усилению второй волны экспансии и, в конечном итоге, к такому же возвращению этой волны к своему первоисточнику ‑ торговому центру (в Париже).
Соответственно, начинается этнополитический подъем на еще более отдаленной периферии, порожденный уже второй волной экспансии, с такой же «маятниковой пульсацией» стадий. Начиная с первой стадии этнополитический подъем на периферии не только испытывает, но и оказывает влияние на «родительские» старые центры цивилизации. Ослабление аристократического первого Рима вело к созданию нового парижского центра в его орбите. Однако на второй стадии союз с Парижем усилил позиции Рима в политической конкуренции со вторым, византийским центром. В свою очередь, кризис второго Рима, преимущественно торгового центра империи, породил первую стадию русского этнополитического Подъема на более отдаленной периферии. И тоже удалось преодолеть кризис и восстановить баланс с первым Римом, что в итоге и привело к невозможности для обоих подчинить друг друга ‑ и к Великому Расколу конца XI века.
Параллельно русскому этнополитическому подъему вторая волна варварской экспансии породила второй, англосаксонский Подъем. По этой причине общих причин, два этих этнополитических процесса почти синхронны. Однако, подъем Руси связан с кризисом одного из центров Империи, а подъем Альбиона ‑ в большей степени с кризисом нового центра в Париже, хотя и с ослаблением Константинополя как центра торговли во всем Средиземноморье ‑ тоже. Опять имела место практически синхронная пульсация стадий ‑ и в конце надлома старой Империи, и в начале подъема новой. Усиление Рима означало ослабление и Константинополя, и Парижа, но как следствие - рождение новых центров в Киеве и Лондоне, вернее - сначала в Новгороде и…
Где, интересно, находился аналог Новгорода для англо-норманнского Подъема? Так правильнее называть по аналогии с славяно-русским.
Если датский (а заодно норвежский и английский) король Кнуд Великий по фазе развития англосаксонского подъема и характеру правления соответствует Ярославу Мудрому, тоже лидеру всех восточных норманнов-русов, тогда английский «новгород» - это датская столица? Кстати, кто-нибудь помнит название городка Роскилле, где базировался датский король в те времена? Уже этот момент заставляет сомневаться. Все же первая северная столица будущей империи должна быть известна хотя бы самим англичанам. Как Аахен,столица Карла Великого, известен немцам и французам, или Новгород известен всем русским, даже украинским.
Роскилле ‑ это скорее оперативная база морских походов, защищенная от коллег-викингов в том числе расположением вдали от моря, примерно как Старая Ладога. А вот есть ли еще какой-то столь же древний датский город, славное норманнское имя которого известно всему англосаксонскому миру? Причем желательно вставший под эгиду датчан примерно тогда же, как и Новгород под защиту русских мечей. Еще лучше, если есть и другие статусные совпадения - перекресток важных торговых путей, столица северного архиепископства и автономного англо-норманнского княжества. (Все же «королевство» как перевод с древнеанглийского kingdom ‑ это анахронизм.)
Все эти исторические достоинства имеются лишь у одного претендента на роль северной столицы Англии IX-XI веков, ее датской части. Не бедный Йорвик ныне известен как Йорк, прототип самого богатого современного города. «Королевство» Нортумбрия также известно как ключевой субъект англо-норманнской политики в указанный период наряду с союзом Уэссекса и Мерсии. Роль датчан и англо-датской столицы в анналах английской истории IX-X веках не выглядит конструктивной. Однако и летописная роль Новгорода и норманнов-русов на первой стадии русской истории тоже не особо видна. Псковитянка Ольга была из кривичей, не словен, как и Этельфреда княжила во главе мерсийцев.
В летописной истории Новгорода после прихода Рюрика и восстания Вадима (864?) зияет умолчание примерно на сто лет, до княжения Владимира. Однако в это же время Хольмгард и Альдегьюборг являются частью норманнской истории в сагах. Так что умолчание связано, скорее, с противостоянием славяно-русского Киева Олега и Ольги с норманнами-русами, контролирующими Новгород и северные торговые пути. Аналогично после Хлодвига и до Пипина Короткого изначальная вотчина франков, находящаяся под влиянием саксонских соседей, практически отсутствует в истории франков.
Коротко проследим параллели для 2 англо-норманнской стадии. Начальный узел 1/2 связан с Этельредом II Неразумным, аналогом Владимира I. Хотя правильнее перевести с древнеанглийского прозвище Unread как Самовольный, противостоящий совету родовой знати. Один из признаков тиранической фазы ближе к узлу Дна Надлома первой четверти Подъема. Впрочем, еще более верным признаком была резня датчан в 1002 году - конец узла 1/2, и военное начало активной фазы 2-й стадии. Параллели с вынужденным уходом Владимира на византийскую военную службу, как и Этельреда к франко-норманнским родственникам ‑ мы уже обсуждали.
Как и наследники Владимира I или Пипина III, наследники Этельреда II начали борьбу за трон еще до его смерти, и продолжили сразу после. При этом на итог борьбы решительно повлияло участие внешнего имперского центра в лице Эммы Нормандской, жены Этельреда, а затем и Кнуда. Король Дании короновался в Лондоне, но фактически правил только в Йорке, на датской части Англии, а в Лондоне торговая олигархия и родовая знать объединились вокруг трона королевы. Так и Ярослав Владимирович, хоть и был назван великим князем Киевским, но правил в Новгороде, и тоже больше был вовлечен в норманнскую внешнюю политику. Впрочем, как и Ярослав, Кнуд добился большего дипломатией и щедрой поддержкой церковников, потому и был занесен ими в анналы как «великий», а не, скажем, «двоежёнец».
В отличие от Ярослава Кнуду не пришлось править Англией единолично (зато у него было еще две короны). Политическое влияние отдельного двора Эммы Нормандской особенно проявилось сразу после смерти Кнуда (1035), когда сложилось троевластие ставленника «региональных элит» Гарольда I, лидера торговой олигархии Эммы и англо-норманнской военной аристократии, оставшейся на время без лидера, вернее их лидер и законный наследник Хардекнуд был занят обороной Дании. По своему характеру этот кризисный период напоминает такую же фазу русской 15 стадии при позднем Хрущеве, начало 1960-х. Так что устранение Гарольда и прибытие датского короля Хардекнуда (1040) - это узел 2.16/17 (Дно Надлома внутри самой 2 стадии). Аналогом во 2 стадии русской истории является возвращение лидера норманнской партии Ярослава из Новгорода в Киев (1036).
Недолгое правление Хардекнуда при возвращении из Нормандии Эммы и брата ‑ тоже аналог «коллективного руководства» после переворота, как в начале брежневского времени. Лидер «силовиков» Хардекнуд сделал свое дело, и тоже вскоре умер. Далее произошел разворот в сторону внешней империи, при этом«брежневский» олигархический стиль правления Эдуарда Исповедника не вызывает сомнений. Прозвище опять же указывает на усиление третейской, церковной ветви элиты. В отличие от Ярослава Эдуард не успел вовремя умереть и войти в историю как сильный король, но угодил церкви как король слабый, подобно тому, как Горбачев угодил интеллигенции. Англосаксонская «перестройка» с 1053 года при фактическом распаде на отдельные княжества, а затем и формальная передача власти лидеру местных князей Гарольду Годвинсону (янв.1066, начало узла 2.18/90).
Опять, если сравнивать с фазами самой близкой нам 15 русской стадии, то переход власти Годвинсону ‑ аналог переучреждения лидерами республик «обновленного союза равных». Однако у самого сильного внешнего игрока ‑ империи франков оказался свой кандидат на трон Англии. Вильгельм I Завоеватель из нормандской династии ‑ это, получается, древнеанглийский аналог нашего Ельцина или древнерусского Всеволода Ярославича, также породнившегося с имперской династией Комнинов. И точно также смена власти в метрополии привела к ослаблению этих связей и попыткам переиграть все заново. Союз Франции и Фландрии против унии Нормандии и Англии привлек на свою сторону часть англосаксонской знати, так что «мятеж трех графов» в 1075 году ‑ аналог мятежа в Москве в 1993-м или распада тиумвирата Ярославичей (1073). Нужно только при этом учитывать, что Вильгельм после 1072 года правил в Англии лишь номинально, через наместников, а сам занимался войнами на континенте - поэтому характер правления в Англии был иным, нежели в Нормандии, скорее ‑ олигархическим.
Возможно, кто-то возразит, как великий Вильгельм, заложивший основы английского государства может быть поставлен на одну доску с Ельциным. Однако и Ельцин тоже при всех недостатках и такой же нелюбви к нему заложил правовые основы Российской Федерации. Не сам, конечно, но в том числе при помощи заморских советников, как и Вильгельм. Смерть Вильгельма в 1087 году и отделение Англии от Нормандии, поначалу не выглядевшее окончательным, стали моментом внутренней консолидации (узел 2.21/22). Вторым представителем нормандской династии на троне Англии стал Вильгельм II Рыжий, воспитанник архиепископа Кентерберийского. Как и Владимир Мономах, он стал воплощением усиления третейской ветви власти, но и ее раскола вследствие этого. Моментом внешней консолидации после смерти второго Вильгельма стал брак Генриха I с внучкой англосаксонского короля (1100, 2/3 = A.19/20).
Этим кратким сравнительным анализом мы пока ограничимся. Конечно, можно еще поискать английский аналог Полоцкого княжества, как центра правой ветви. Близких аналогий, как ранее с подчинением баварского герцогства, похоже, в английских анналах не найдется. Из похожих ситуаций мы называли убийство короля Эдуарда, сводного брата Этельреда Неразумного (аналоги Ярополка и Владимира Святославичей). Сведения английских хронистов намного более туманны, чем рассказ русских летописей. Можно только отметить, что королевы (жены и матери) в английской истории играют более активную роль, чем в русской или германской.
Вопрос, был ли у Эдуарда Мученика такой же союзник, как первый полоцкий князь для Ярополка? Ответ, видимо, связан с матерью Эдуарда, первой официально провозглашенной королевой Англии. Откуда она родом тоже неизвестно, но король Эдгар женился на ней, будучи избран местной знатью монархом северной Англии. Скорее всего, их брак и статус королевы связан с этим избранием. Также известно, что в северную Англию через Оркнейские острова и Ирландию (ответвление морского пути «из викингов в латиняне») набегали норвежцы, как и по Западной Двине. Основная часть Нортумбрии (аналог Новгородской земли) контролировалась «главными» норманнами из Дании, но в Мерсию они не смогли проникнуть. Вопрос, кто помог сдержать этот натиск?
До семейной унии с Уэссексом при Альфреде Мерсия одно время владела Лондоном. Это срединное «королевство» по своей роли больше похоже на разбросанную неширокими полосами вдоль всех рек славинию кривичей, распавшуюся позже на Псковскую, Смоленскую и Полоцкую земли. Западная Мерсия граничит и отчасти включает родовые земли валлийцев, как Полоцкое княжество на западе граничит и включает земли балтов, литвы. Однако в дальнейшей истории, по всей видимости, пока не видно британских аналогов ВКЛ, связанных с западной Мерсией и Уэльсом. Скорее, Шотландия является постоянным соперником Англии при поддержке европейцев ‑ вплоть до создания общей империи в 1714 году. Так что, пожалуй, стоит потренироваться на более близких к нам и менее туманных примерах, прежде чем сложится этот исторический британский паззл.
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Продолжим обобщать эмпирические закономерности этнополитических подъемов. Можно обратить внимание на своеобразные пульсации лимитрофных зон на границах «родительских цивилизаций», вовлекающих варварское окружение в этнополитические процессы ‑ миграции, формирование протогосударств, пиратских команд, переходящих в наемные отряды на службе периферийной и позже имперской олигархии дружин.
Первый цикл такой предысторической пульсации ‑ проникновение торговли и более развитой культуры, аграрной и бытовой ‑ в ближнее зарубежье. Вовлечение в цивилизацию порождает демографический взрыв, и как следствие ‑ столь же неспешный обратный ход этнополитического «маятника» в виде нарастающего давления периферии на имперские провинции, колонии, фактории.
Необходимость сдерживать энергию окультуренных варваров порождает все более организованные ответные меры вплоть до организации варварских наемных отрядов и, особенно в периоды послевоенных экономических кризисов в центре ‑ поддержки центробежной экспансии условно лояльных варварских вождей. Это давление ближней периферии на дальнюю, в свою очередь, приводит к еще более широкой экспансии новой культуры с формированием в ходе этой экспансии протогосударственных союзов.
После формирования дальней земледельческой периферии, как славиний или англосаксонских аналогов, родственные связи ближней периферией еще сохраняются, как и военная взаимопомощь княжеских родов. По мере развития торговый путей и факторий на дальней периферии, она становится все более привлекательной для пиратских набегов в ходе следующей волны центробежной экспансии. Это в свою очередь порождает все более организованные протогосударства, вовлекаемые в этнополитический подъем.
Предысторическая «маятниковая пульсация» варварской периферии цивилизаций, похоже, разделена на такие же периоды, как и исторический этнополитический подъем. Эти периоды соответствуют основным «сословиям» или контурам, составляющим общество. Сначала идет волна экспансии аграрной культуры, земледельческих общин, создающих демографическую и экономическую базу для дальнейшего социального развития. В ходе этой предварительной волны экспансии формируется первичная аристократия княжеских родов, имеющих такую же семейную организацию, как остальные части сообщества. Однако, в отличие от времен до начала экспансии, это уже управленческая иерархия родов, а не сетевая родоплеменная структура на основе родства предков, культуры и экзогамных связей. Так что первая волна экспансии тем быстрее разлагает иноплеменные союзы, вовлекает и ассимилирует в протогосударственные союзы родовую знать, чем быстрее эта иноплеменная знать, в отличие от своей, признает неравный статус, свою подчиненность княжеским родам.
Закономерно, что предварительная волна центробежной экспансии быстрее всего созревает как можно ближе к военным и аграрно-производственным центрам родительской цивилизации, как первый Рим, Италия и Галлия, а не торговым центрам как Греция и Константинополь. Соответственно, центры новой аристократии (Турне, Аахен) и связанной с ними торговой олигархии (Париж) возникают вблизи дальних границ бывших имперских провинций, захваченных первой волной экспансии. При этом новая военная аристократия, вторгшаяся в более культурные земли, еще больше отрывается от своих племенных корней и еще больше опирается на не родственную, но готовую породниться местную знать.
Первая четверть этнополитического подъема, порожденного первой волной варварской экспансии в столкновении с цивилизацией, также представляет собой цикл из повторения центробежных и центростремительных стадий. Предварительная, нулевая стадия (до вокняжения Хлодвига в Париже) ‑ это экспансия нового военного центра «на юг», захват ближней земледельческой периферии «варварских королевств» и периферийных форпостов торговой олигархии. Родительская цивилизация при этом находится в очередном циклическом кризисе, который преодолевает, войдя в союз с новым центром. Вторая стадия подъема ‑ экспансия нового центра с опорой на старый для подчинения земледельческих германских племен, что не так просто осуществить, если бы не предварительное вовлечение знати этих племен в периферийные войны.
Вторая волна внешней варварской экспансии опирается на созданные первой волной новые торговые связи и фактории, освоенные торговые и военные пути. Это ведет к распространению на дальней периферии культуры мореходства, создания все более дальних торгово-пиратских походов и недосягаемых баз. Вместе с ними далеко на север с ограниченным ресурсом земель проникают и аграрные технологии, достаточные для выживания только между торгово-пиратскими экспедициями. Поскольку этнополитический подъем создает более емкий общий рынок и одновременно давит на земледельческую периферию в пользу ее внешней экспансии, экономическая база для основного занятия северных мореходов растет. Рождаемость на пиратских факториях повышается, что ведет к усилению второй волны экспансии и, в конечном итоге, к такому же возвращению этой волны к своему первоисточнику ‑ торговому центру (в Париже).
Соответственно, начинается этнополитический подъем на еще более отдаленной периферии, порожденный уже второй волной экспансии, с такой же «маятниковой пульсацией» стадий. Начиная с первой стадии этнополитический подъем на периферии не только испытывает, но и оказывает влияние на «родительские» старые центры цивилизации. Ослабление аристократического первого Рима вело к созданию нового парижского центра в его орбите. Однако на второй стадии союз с Парижем усилил позиции Рима в политической конкуренции со вторым, византийским центром. В свою очередь, кризис второго Рима, преимущественно торгового центра империи, породил первую стадию русского этнополитического Подъема на более отдаленной периферии. И тоже удалось преодолеть кризис и восстановить баланс с первым Римом, что в итоге и привело к невозможности для обоих подчинить друг друга ‑ и к Великому Расколу конца XI века.
Параллельно русскому этнополитическому подъему вторая волна варварской экспансии породила второй, англосаксонский Подъем. По этой причине общих причин, два этих этнополитических процесса почти синхронны. Однако, подъем Руси связан с кризисом одного из центров Империи, а подъем Альбиона ‑ в большей степени с кризисом нового центра в Париже, хотя и с ослаблением Константинополя как центра торговли во всем Средиземноморье ‑ тоже. Опять имела место практически синхронная пульсация стадий ‑ и в конце надлома старой Империи, и в начале подъема новой. Усиление Рима означало ослабление и Константинополя, и Парижа, но как следствие - рождение новых центров в Киеве и Лондоне, вернее - сначала в Новгороде и…
Где, интересно, находился аналог Новгорода для англо-норманнского Подъема? Так правильнее называть по аналогии с славяно-русским.
Если датский (а заодно норвежский и английский) король Кнуд Великий по фазе развития англосаксонского подъема и характеру правления соответствует Ярославу Мудрому, тоже лидеру всех восточных норманнов-русов, тогда английский «новгород» - это датская столица? Кстати, кто-нибудь помнит название городка Роскилле, где базировался датский король в те времена? Уже этот момент заставляет сомневаться. Все же первая северная столица будущей империи должна быть известна хотя бы самим англичанам. Как Аахен,столица Карла Великого, известен немцам и французам, или Новгород известен всем русским, даже украинским.
Роскилле ‑ это скорее оперативная база морских походов, защищенная от коллег-викингов в том числе расположением вдали от моря, примерно как Старая Ладога. А вот есть ли еще какой-то столь же древний датский город, славное норманнское имя которого известно всему англосаксонскому миру? Причем желательно вставший под эгиду датчан примерно тогда же, как и Новгород под защиту русских мечей. Еще лучше, если есть и другие статусные совпадения - перекресток важных торговых путей, столица северного архиепископства и автономного англо-норманнского княжества. (Все же «королевство» как перевод с древнеанглийского kingdom ‑ это анахронизм.)
Все эти исторические достоинства имеются лишь у одного претендента на роль северной столицы Англии IX-XI веков, ее датской части. Не бедный Йорвик ныне известен как Йорк, прототип самого богатого современного города. «Королевство» Нортумбрия также известно как ключевой субъект англо-норманнской политики в указанный период наряду с союзом Уэссекса и Мерсии. Роль датчан и англо-датской столицы в анналах английской истории IX-X веках не выглядит конструктивной. Однако и летописная роль Новгорода и норманнов-русов на первой стадии русской истории тоже не особо видна. Псковитянка Ольга была из кривичей, не словен, как и Этельфреда княжила во главе мерсийцев.
В летописной истории Новгорода после прихода Рюрика и восстания Вадима (864?) зияет умолчание примерно на сто лет, до княжения Владимира. Однако в это же время Хольмгард и Альдегьюборг являются частью норманнской истории в сагах. Так что умолчание связано, скорее, с противостоянием славяно-русского Киева Олега и Ольги с норманнами-русами, контролирующими Новгород и северные торговые пути. Аналогично после Хлодвига и до Пипина Короткого изначальная вотчина франков, находящаяся под влиянием саксонских соседей, практически отсутствует в истории франков.
Коротко проследим параллели для 2 англо-норманнской стадии. Начальный узел 1/2 связан с Этельредом II Неразумным, аналогом Владимира I. Хотя правильнее перевести с древнеанглийского прозвище Unread как Самовольный, противостоящий совету родовой знати. Один из признаков тиранической фазы ближе к узлу Дна Надлома первой четверти Подъема. Впрочем, еще более верным признаком была резня датчан в 1002 году - конец узла 1/2, и военное начало активной фазы 2-й стадии. Параллели с вынужденным уходом Владимира на византийскую военную службу, как и Этельреда к франко-норманнским родственникам ‑ мы уже обсуждали.
Как и наследники Владимира I или Пипина III, наследники Этельреда II начали борьбу за трон еще до его смерти, и продолжили сразу после. При этом на итог борьбы решительно повлияло участие внешнего имперского центра в лице Эммы Нормандской, жены Этельреда, а затем и Кнуда. Король Дании короновался в Лондоне, но фактически правил только в Йорке, на датской части Англии, а в Лондоне торговая олигархия и родовая знать объединились вокруг трона королевы. Так и Ярослав Владимирович, хоть и был назван великим князем Киевским, но правил в Новгороде, и тоже больше был вовлечен в норманнскую внешнюю политику. Впрочем, как и Ярослав, Кнуд добился большего дипломатией и щедрой поддержкой церковников, потому и был занесен ими в анналы как «великий», а не, скажем, «двоежёнец».
В отличие от Ярослава Кнуду не пришлось править Англией единолично (зато у него было еще две короны). Политическое влияние отдельного двора Эммы Нормандской особенно проявилось сразу после смерти Кнуда (1035), когда сложилось троевластие ставленника «региональных элит» Гарольда I, лидера торговой олигархии Эммы и англо-норманнской военной аристократии, оставшейся на время без лидера, вернее их лидер и законный наследник Хардекнуд был занят обороной Дании. По своему характеру этот кризисный период напоминает такую же фазу русской 15 стадии при позднем Хрущеве, начало 1960-х. Так что устранение Гарольда и прибытие датского короля Хардекнуда (1040) - это узел 2.16/17 (Дно Надлома внутри самой 2 стадии). Аналогом во 2 стадии русской истории является возвращение лидера норманнской партии Ярослава из Новгорода в Киев (1036).
Недолгое правление Хардекнуда при возвращении из Нормандии Эммы и брата ‑ тоже аналог «коллективного руководства» после переворота, как в начале брежневского времени. Лидер «силовиков» Хардекнуд сделал свое дело, и тоже вскоре умер. Далее произошел разворот в сторону внешней империи, при этом«брежневский» олигархический стиль правления Эдуарда Исповедника не вызывает сомнений. Прозвище опять же указывает на усиление третейской, церковной ветви элиты. В отличие от Ярослава Эдуард не успел вовремя умереть и войти в историю как сильный король, но угодил церкви как король слабый, подобно тому, как Горбачев угодил интеллигенции. Англосаксонская «перестройка» с 1053 года при фактическом распаде на отдельные княжества, а затем и формальная передача власти лидеру местных князей Гарольду Годвинсону (янв.1066, начало узла 2.18/90).
Опять, если сравнивать с фазами самой близкой нам 15 русской стадии, то переход власти Годвинсону ‑ аналог переучреждения лидерами республик «обновленного союза равных». Однако у самого сильного внешнего игрока ‑ империи франков оказался свой кандидат на трон Англии. Вильгельм I Завоеватель из нормандской династии ‑ это, получается, древнеанглийский аналог нашего Ельцина или древнерусского Всеволода Ярославича, также породнившегося с имперской династией Комнинов. И точно также смена власти в метрополии привела к ослаблению этих связей и попыткам переиграть все заново. Союз Франции и Фландрии против унии Нормандии и Англии привлек на свою сторону часть англосаксонской знати, так что «мятеж трех графов» в 1075 году ‑ аналог мятежа в Москве в 1993-м или распада тиумвирата Ярославичей (1073). Нужно только при этом учитывать, что Вильгельм после 1072 года правил в Англии лишь номинально, через наместников, а сам занимался войнами на континенте - поэтому характер правления в Англии был иным, нежели в Нормандии, скорее ‑ олигархическим.
Возможно, кто-то возразит, как великий Вильгельм, заложивший основы английского государства может быть поставлен на одну доску с Ельциным. Однако и Ельцин тоже при всех недостатках и такой же нелюбви к нему заложил правовые основы Российской Федерации. Не сам, конечно, но в том числе при помощи заморских советников, как и Вильгельм. Смерть Вильгельма в 1087 году и отделение Англии от Нормандии, поначалу не выглядевшее окончательным, стали моментом внутренней консолидации (узел 2.21/22). Вторым представителем нормандской династии на троне Англии стал Вильгельм II Рыжий, воспитанник архиепископа Кентерберийского. Как и Владимир Мономах, он стал воплощением усиления третейской ветви власти, но и ее раскола вследствие этого. Моментом внешней консолидации после смерти второго Вильгельма стал брак Генриха I с внучкой англосаксонского короля (1100, 2/3 = A.19/20).
Этим кратким сравнительным анализом мы пока ограничимся. Конечно, можно еще поискать английский аналог Полоцкого княжества, как центра правой ветви. Близких аналогий, как ранее с подчинением баварского герцогства, похоже, в английских анналах не найдется. Из похожих ситуаций мы называли убийство короля Эдуарда, сводного брата Этельреда Неразумного (аналоги Ярополка и Владимира Святославичей). Сведения английских хронистов намного более туманны, чем рассказ русских летописей. Можно только отметить, что королевы (жены и матери) в английской истории играют более активную роль, чем в русской или германской.
Вопрос, был ли у Эдуарда Мученика такой же союзник, как первый полоцкий князь для Ярополка? Ответ, видимо, связан с матерью Эдуарда, первой официально провозглашенной королевой Англии. Откуда она родом тоже неизвестно, но король Эдгар женился на ней, будучи избран местной знатью монархом северной Англии. Скорее всего, их брак и статус королевы связан с этим избранием. Также известно, что в северную Англию через Оркнейские острова и Ирландию (ответвление морского пути «из викингов в латиняне») набегали норвежцы, как и по Западной Двине. Основная часть Нортумбрии (аналог Новгородской земли) контролировалась «главными» норманнами из Дании, но в Мерсию они не смогли проникнуть. Вопрос, кто помог сдержать этот натиск?
До семейной унии с Уэссексом при Альфреде Мерсия одно время владела Лондоном. Это срединное «королевство» по своей роли больше похоже на разбросанную неширокими полосами вдоль всех рек славинию кривичей, распавшуюся позже на Псковскую, Смоленскую и Полоцкую земли. Западная Мерсия граничит и отчасти включает родовые земли валлийцев, как Полоцкое княжество на западе граничит и включает земли балтов, литвы. Однако в дальнейшей истории, по всей видимости, пока не видно британских аналогов ВКЛ, связанных с западной Мерсией и Уэльсом. Скорее, Шотландия является постоянным соперником Англии при поддержке европейцев ‑ вплоть до создания общей империи в 1714 году. Так что, пожалуй, стоит потренироваться на более близких к нам и менее туманных примерах, прежде чем сложится этот исторический британский паззл.
Продолжение следует