Воспоминания о войне (10)
Воспоминания о войне (10)
Публикуются у super_kakadu
Опубликованное ранее: (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8) и (9).
robespierre1936
Самый главный праздник
День Победы - это праздник со слезами на глазах. Молодежь не знает, что такое война, а моя мама всегда говорила: «Пусть будет, как угодно, тяжело, только бы не было войны». 22 июня 1941 года у десятиклассников был выпускной вечер. А на следующий день им прислали повестки из военкомата. Прямо со школьной скамьи - и в огонь, в этот ад!
Я плохо помню войну. Мне было неполных 6 лет, а брату 3 года, когда наш папа поцеловал нас и сказал: «Слушайтесь маму». И ушел на фронт. Другой брат был еще в пеленках, мама отнесла его к соседке и пошла провожать. Стоял апрель, быстро таял снег, и было много воды, а мы были без галош, потому гуляли только на крыльце да по завалинке бегали.
Отец не был военнообязанным, но он отказался от брони и ушел добровольцем. Он был артиллеристом и погиб в Витебской области. В своем последнем письме он писал: «Я приобрел опыт войны, и убить меня может только случайность». После этого прислали похоронку.
До нас фронт не дошел, но о том, что творилось на оккупированных территориях, я много слышала от очевидцев. Не стану пересказывать с чужих слов. Об этом много написано книг, снято кинофильмов.
У нас были союзники: США, Англия, Франция. Они помогали нам техникой, продуктами. Я помню американский соевый белок в томате, очень вкусный, автомашины с высокими бортами и т.п. Однако 2-й фронт они открыли только в 44-м году, когда мы были близки к победе. Мы же заплатили за нашу победу кровью.
olhanninen
Как мой папа купил скрипку в Кенигсберге в 1945 году
Мой папа с 1940 года и всю жизнь не только страстно любил скрипичную музыку, но и мечтал научиться играть на скрипке. Во время войны мечта не исчезла, а укрепилась: в перерывах между боями он представлял, как вернется в Ленинград и будет по вечерам после работы в школе учителем играть для себя, а, может, и для любимой девушки.
И в апреле 1945 года в разбомбленном после штурма Кенигсберге мой папа купил эту скрипку
За год до войны папа полюбил классическую музыку и в особенности скрипичную благодаря скрипачу Иосифу Нусимычу, который в педагогическом училище, где учился папа, преподавал будущим учителям младших классов азы музыкальной грамоты. Ведь мой папа приехал в Ленинград семилетним мальчиком из деревни Елховка под Саратовом в 1929 году, и его родители-крестьяне не могли привить ему вкус к изящным искусствам.
После окончания школы папа ни минуты не сомневался в выборе профессии: он был очень добрый и любил детей, а дети - его за то, что с неподдельным интересом играл с ними и рассказывал интересные истории. Поэтому он решил стать учителем и поступил в педагогическое училище. А там преподавал Иосиф Нусимыч, фамилию которого я забыла. Помню только из папиных рассказов, что тот водил своих воспитанников в Филармонию на концерты скрипичной музыки и сам играл на скрипке. В его педагогические обязанности не входило учить юношей собственно музыке, а скорее знакомить их с музыкальной культурой, с чем он справлялся превосходно, но иногда забывал обо всем, начав играть на скрипке какой-то концерт, не мог остановиться и так играл до конца урока. А иногда вдруг Иосиф Нусимыч начинал рассказывать ученикам о таких музыкальных тонкостях, которые они воспринять были не в состоянии, но через некоторое время, разглядев в глазах юношей снисходительное недоумение, спохватывался и возвращался с музыкальных небес на педагогическую ниву.
Странный, рассеянный, постоянно забывавший то одно, то другое высокий и тощий одинокий человек этот поразил воображение моего папы именно игрой на скрипке после уроков, когда папа оставался послушать его игру: музыкант часто задерживался до позднего вечера в училище, чтобы не беспокоить музыкой соседей по коммунальной квартире.
И однажды весной папа набрался смелости и попросил его научить: вдруг у него получится, хотя уже знал, что учиться надо с детства, что уже поздно. Но ведь для себя, как Иосиф Нусимыч, папа хотел играть: человек он был скромный и все понимал.
Учитель дал ему несколько уроков перед окончанием учебного года. Папа со смущением рассказывал, что тот с грустью посмотрел на папины короткие пальцы, но кротко и обнадеживающе улыбнулся: он тоже не мог отказать в такой просьбе своему единственному внимательному слушателю.
А летом началась война и папа пошел в артиллерийское училище, стал командиром батареи, геройски воевал под Сталинградом и на Курской дуге, наконец дошел с однополчанами из своей 102 артбригады до Кенигсберга.
Когда 9 апреля Кенигсберг был взят, их гаубичная батарея стояла, конечно, под городом, но несколько раз бойцов посылали патрулировать центр. И во время одного патрулирования папа увидел разрушенный и разграбленный магазин музыкальных инструментов. На задании нельзя было отвлекаться, но проходя мимо, он запомнил улицу, а во время увольнения уговорил друзей пойти туда вместе с ним, потому что - а вдруг там, среди развалин, можно было найти скрипку? То есть так прямо он не сказал, чтобы однополчане над ним не посмеялись, а что просто интересно посмотреть на музыкальные инструменты.
В этот магазин музыкальных инструментов можно было зайти через витрину, потому что дверь была заперта, а витрина как раз разбита почти полностью. Среди осколков стекол валялись разбитые виолончели, пробитые барабаны и разбросанные тарелки. Зияла щербатая пасть пианино.
И вдруг за прилавком в темной глубине магазина папа углядел пыльный черный скрипичный чехол. Еще не веря удаче, он раскрыл его, а там лежала целехонькая скрипка!
Но папа не мог взять ее просто так. Видите ли, есть такие люди, которые органически не могу красть, под чем понимают любое присвоение чужого. Физически не могут. Например, если вещь потерянная, то такие пуристы будут до умопомрачения искать владельца, а если не найдут, переживать всю жизнь.
Даже не знаю, как это назвать, наверное, патологическая честность. Или просто честность.
- Что ты там рассматриваешь серди осколков, Коль? Пойдем, а то времени мало, не успеем вернуться к сроку! Что ты стоишь, пошли! - сказал ему однополчанин.
- Слушай, а давай посмотрим, может, тут есть кто живой, ну просто интересно, пойдем внутрь? - спросил папа. И пошел. Друзья со вздохом пошли за ним.
Здание было практически разрушено бомбой, от второго и третьего этажей остались только скелеты стен, и в квартирах на первом, без потолков, конечно, никого не было. Но полузасыпанная щебенкой лестница вела в подвал.
Дверь подвала была заперта, тогда друзья сбили хлипкий замок, включили фонарь и посветили в щель, потому что двери что-то мешало полностью открыться. Навалились, отодвигая приставленный изнутри шифоньер и вошли в вонючее помещение.
За шкафом, тихонько поскуливая в кулачок по-собачьи, тряс грязными лохмами седой старик. Больше в подвале никого не было.
- Гм, герр, - папа прочистил от пыли горло, вспоминая школьный немецкий, - сколько стоит эта скрипка? Хочу купить скрипку.
Друзья захихикали.
Старик продолжал мелко трясти головой и скулить, сжавшись в комочек. В глазах его не было никакой жизни и смысла.
- Скрипка, говорю, по какой цене? Ну, Вы владелец магазина или нет?
Старик никак не реагировал.
- Да не владелец он, пошли!
- Давайте ему оставим что-то, что ли, а то он такой какой-то? Последний раз спрашиваю, сколько стоит скрипка? Нам идти надо, понимаешь? Вот мы тебе тушенки и хлеба оставим и денег, столько хватит? Эй?
Папа потрогал старика за плечо, старик сильнее вжался в шкаф.
- Коля, оставь старикашку в покое, пока он прямо тут коньки не отбросил! Идешь ты или нет, в конце-то концов?!
Папа положил тушенку, хлеб и деньги. Оглянулся напоследок, поднимаясь по лестнице: старик из-за шифоньера не показался.
Рассказывая об этом папа обычно замолкал и виновато смотрел на меня, вздыхал:
- Не знаю, правильно ли, что я пытался найти владельца, ведь мы только напугали его до полусмерти. Но я же не мог, понимаешь, не мог взять чужую вещь и просто так уйти! С другой стороны, еду оставили и деньги. Очень хочется верить, что у него ничего с сердцем не случилось, очень. И что вообще с ним все в порядке.
Конечно, в подробностях он эту историю рассказал нам, своим дочерям, когда мы выросли. А когда были маленькие не врал, и просто говорил, что скрипку купил в магазине музыкальных инструментов в Кенигсберге, что тоже соответствовало истине.
Когда папа вернулся в Ленинград, первым делом он вместе со скрипкой пошел навестить своего учителя музыки. Но соседи уже жили в его квартире новые, и сказали, что, по слухам, перед самой блокадой скрипач исчез, и посмотрели на папу с интересом.
Папа пожал плечами и пошел в родное педагогическое училище, а когда спросил, где учитель музыки, то ему показали на молодого парнишку, только что из консерватории.
Так он и не узнал, что сталось с Иосифом Нусимычем, о котором сохранил самые светлые воспоминания.
На фронте папа уходил тренироваться на скрипке в лес, потому что однополчане говорили, что у него получается не очень. Он решил, что это потому что он мало занимался с учителем.
И после войны первым делом стал брать уроки игры на скрипке, экономя со стипендии и подработок. Но в общежитии университета, куда его вместо педучилища направила партия, на его скрипку ругались однокурсники.
Кстати, имидж скрипача сыграл не последнюю роль в том, что моя интеллигентная мама вышла за "деревенского в одной шинели" замуж. А не только фигурное катание, боевые награды, карьера журналиста и мягкий характер.
Но в маминой коммунальной квартире папину скрипку невзлюбили соседи.
Потом родилась сестра, через 7 лет я, и мы вместе с бабушкой и прабабушкой переехали в маленькую трехкомнатную распашонку.
Но отдельную! И поэтому папа снова стал брать уроки на скрипке: он думал, как было бы прекрасно - старшая дочка научится на пианино и они будут играть дуэтом! Однако, когда папа пытался репетировать, мы с сестрой начинали с диким хохотом носиться по маленькой гостиной, кидаясь друг в друга подушками и иногда попадая в скрипача-батюшку.
А мама стонала, что от такой какофонии у нее болит не только голова, но вообще все.
- Так у него же слуха нету, вот и какофонит! - кричала из кухни бабушка.
Только прабабушка его жалела: она вообще жалела всех.
И он прекратил.
А скрипка осталась.
Но самое главное, как считал не только сам папа, но и мы, его дети, внуки и правнучка, что наш папа, дедушка и прадедушка навсегда полюбил классическую музыку и приобщил к ней всех нас, чем обогатил нашу жизнь и сделал ее несравненно счастливей. И за что мы ему премного благодарны!
marusa_muse
Не могу я сейчас писать о войне.
И вообще писать не хочется.
Какой-то идиотизм ситуации.
Не могу написать о дяде Тиме, ибо он урождённый Винницы, всю войну провёл в партизанском отряде, воевал с бандеровцами, и его война закончилась в 1946-ом, ранением в лёгкое, от чего он и умер, когда его дочери (моей двоюродной сестре) было всего 15 лет. За несколько лет до смерти его признали ветераном Великой Отечественной.
И дед мой, отец отца, уже далеко после войны был признан ветераном, ибо его война была на Дальнем Востоке, с японцами, на флоте.
А сейчас сын мой, практически ежедневно в состоянии войны.
omia
И тихо-тихо стало в Ленинграде. Один, стуча, трудился метроном...
Когда началась война, моей маме было три года.
Две самых страшных блокадных зимы она пережила в Ленинграде.
Я с детства помню её рассказы почти наизусть.
О том, как в сентябре 1941 года осколком бомбы, попавшей в Зоопарк, была убита слониха Бетти, любимица всех ленинградских детей. Её предсмертный рёв был слышен у нас дома - в центре улицы Зверинской, одним концом упиравшейся в Зоопарк.
О том, как бабушка усаживала за стол маму, её старшую сестру - двенадцатилетнюю Лялю - и разрезала на три части блокадную пайку хлеба. Ляля была совершенно безучастной, ослабевшей от голода, и маленькая Люба (моя мама) каждый раз пыталась выхватить у сестры её кусочек хлеба. Иногда ей это удавалось - у Ляли не было сил сопротивляться, а мама мгновенно запихивала хлеб в рот и, давясь, проглатывала, чтобы невозможно было отобрать. Тогда бабушка молча разрезала пополам свою порцию и отдавала половину старшей дочери, будучи не в состоянии ругать младшую.
О том, как еле живая Ляля ходила с саночками, на которых стояли бидоны, за водой на Неву, как на обратном пути иногда уже почти у самых дверей дома, саночки, бывало, переворачивались, вся вода из бидонов разливалась, и приходилось снова совершать этот нелёгкий путь.
О том, как каждое утро мама начинала с одной и той же фразы. Она говорила бабушке: "Мамочка, я тебя очень прошу, посмотри, похалуйста, в буфете, ну вдруг ты найдёшь там хоть одну крошечку хлеба! А то вернётся Генечка с фронта, спросит: "Где же наша Любочка?", а ты скажешь: "Наша Любочка умерла от голода"... (Геня - мамин старший брат, ушёл 19-летним на фронт).
О том, как в первые дни после эвакуации, в Уфе, когда маму отправили в детский сад, она ходила после обеда вдоль столов и складывала в разбухающий карман фартучка куски хлеба и кашу, приговаривая:"Маме и сестре, маме и сестре". Две воспитательницы-башкирки плакали, глядя на неё, и повторяли:"Девочка, завтра тоже будет хлеб, завтра тоже будет!"
Мама за год до войны.
Я хочу, чтобы об этом помнили.
UPD
mar_mi
рассказ про скрипку очень тронул. и последний рассказ про блокадную семью.... господи, нельзя забывать подобное!
у моего свёкра отец был картографом во время войны, привез из германии баян для сына - ему на заказ сделал мастер, отец тоже расплатился с ним деньгами и едой. Баян всю жизнь был у нашего Петровича - он был самоучка, хорошо играл и очень ценил этот инструмент. Стоит в чехле, маленький кусочек военной жизни и память о Петровиче.
Публикуются у super_kakadu
Опубликованное ранее: (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8) и (9).
robespierre1936
Самый главный праздник
День Победы - это праздник со слезами на глазах. Молодежь не знает, что такое война, а моя мама всегда говорила: «Пусть будет, как угодно, тяжело, только бы не было войны». 22 июня 1941 года у десятиклассников был выпускной вечер. А на следующий день им прислали повестки из военкомата. Прямо со школьной скамьи - и в огонь, в этот ад!
Я плохо помню войну. Мне было неполных 6 лет, а брату 3 года, когда наш папа поцеловал нас и сказал: «Слушайтесь маму». И ушел на фронт. Другой брат был еще в пеленках, мама отнесла его к соседке и пошла провожать. Стоял апрель, быстро таял снег, и было много воды, а мы были без галош, потому гуляли только на крыльце да по завалинке бегали.
Отец не был военнообязанным, но он отказался от брони и ушел добровольцем. Он был артиллеристом и погиб в Витебской области. В своем последнем письме он писал: «Я приобрел опыт войны, и убить меня может только случайность». После этого прислали похоронку.
До нас фронт не дошел, но о том, что творилось на оккупированных территориях, я много слышала от очевидцев. Не стану пересказывать с чужих слов. Об этом много написано книг, снято кинофильмов.
У нас были союзники: США, Англия, Франция. Они помогали нам техникой, продуктами. Я помню американский соевый белок в томате, очень вкусный, автомашины с высокими бортами и т.п. Однако 2-й фронт они открыли только в 44-м году, когда мы были близки к победе. Мы же заплатили за нашу победу кровью.
olhanninen
Как мой папа купил скрипку в Кенигсберге в 1945 году
Мой папа с 1940 года и всю жизнь не только страстно любил скрипичную музыку, но и мечтал научиться играть на скрипке. Во время войны мечта не исчезла, а укрепилась: в перерывах между боями он представлял, как вернется в Ленинград и будет по вечерам после работы в школе учителем играть для себя, а, может, и для любимой девушки.
И в апреле 1945 года в разбомбленном после штурма Кенигсберге мой папа купил эту скрипку
За год до войны папа полюбил классическую музыку и в особенности скрипичную благодаря скрипачу Иосифу Нусимычу, который в педагогическом училище, где учился папа, преподавал будущим учителям младших классов азы музыкальной грамоты. Ведь мой папа приехал в Ленинград семилетним мальчиком из деревни Елховка под Саратовом в 1929 году, и его родители-крестьяне не могли привить ему вкус к изящным искусствам.
После окончания школы папа ни минуты не сомневался в выборе профессии: он был очень добрый и любил детей, а дети - его за то, что с неподдельным интересом играл с ними и рассказывал интересные истории. Поэтому он решил стать учителем и поступил в педагогическое училище. А там преподавал Иосиф Нусимыч, фамилию которого я забыла. Помню только из папиных рассказов, что тот водил своих воспитанников в Филармонию на концерты скрипичной музыки и сам играл на скрипке. В его педагогические обязанности не входило учить юношей собственно музыке, а скорее знакомить их с музыкальной культурой, с чем он справлялся превосходно, но иногда забывал обо всем, начав играть на скрипке какой-то концерт, не мог остановиться и так играл до конца урока. А иногда вдруг Иосиф Нусимыч начинал рассказывать ученикам о таких музыкальных тонкостях, которые они воспринять были не в состоянии, но через некоторое время, разглядев в глазах юношей снисходительное недоумение, спохватывался и возвращался с музыкальных небес на педагогическую ниву.
Странный, рассеянный, постоянно забывавший то одно, то другое высокий и тощий одинокий человек этот поразил воображение моего папы именно игрой на скрипке после уроков, когда папа оставался послушать его игру: музыкант часто задерживался до позднего вечера в училище, чтобы не беспокоить музыкой соседей по коммунальной квартире.
И однажды весной папа набрался смелости и попросил его научить: вдруг у него получится, хотя уже знал, что учиться надо с детства, что уже поздно. Но ведь для себя, как Иосиф Нусимыч, папа хотел играть: человек он был скромный и все понимал.
Учитель дал ему несколько уроков перед окончанием учебного года. Папа со смущением рассказывал, что тот с грустью посмотрел на папины короткие пальцы, но кротко и обнадеживающе улыбнулся: он тоже не мог отказать в такой просьбе своему единственному внимательному слушателю.
А летом началась война и папа пошел в артиллерийское училище, стал командиром батареи, геройски воевал под Сталинградом и на Курской дуге, наконец дошел с однополчанами из своей 102 артбригады до Кенигсберга.
Когда 9 апреля Кенигсберг был взят, их гаубичная батарея стояла, конечно, под городом, но несколько раз бойцов посылали патрулировать центр. И во время одного патрулирования папа увидел разрушенный и разграбленный магазин музыкальных инструментов. На задании нельзя было отвлекаться, но проходя мимо, он запомнил улицу, а во время увольнения уговорил друзей пойти туда вместе с ним, потому что - а вдруг там, среди развалин, можно было найти скрипку? То есть так прямо он не сказал, чтобы однополчане над ним не посмеялись, а что просто интересно посмотреть на музыкальные инструменты.
В этот магазин музыкальных инструментов можно было зайти через витрину, потому что дверь была заперта, а витрина как раз разбита почти полностью. Среди осколков стекол валялись разбитые виолончели, пробитые барабаны и разбросанные тарелки. Зияла щербатая пасть пианино.
И вдруг за прилавком в темной глубине магазина папа углядел пыльный черный скрипичный чехол. Еще не веря удаче, он раскрыл его, а там лежала целехонькая скрипка!
Но папа не мог взять ее просто так. Видите ли, есть такие люди, которые органически не могу красть, под чем понимают любое присвоение чужого. Физически не могут. Например, если вещь потерянная, то такие пуристы будут до умопомрачения искать владельца, а если не найдут, переживать всю жизнь.
Даже не знаю, как это назвать, наверное, патологическая честность. Или просто честность.
- Что ты там рассматриваешь серди осколков, Коль? Пойдем, а то времени мало, не успеем вернуться к сроку! Что ты стоишь, пошли! - сказал ему однополчанин.
- Слушай, а давай посмотрим, может, тут есть кто живой, ну просто интересно, пойдем внутрь? - спросил папа. И пошел. Друзья со вздохом пошли за ним.
Здание было практически разрушено бомбой, от второго и третьего этажей остались только скелеты стен, и в квартирах на первом, без потолков, конечно, никого не было. Но полузасыпанная щебенкой лестница вела в подвал.
Дверь подвала была заперта, тогда друзья сбили хлипкий замок, включили фонарь и посветили в щель, потому что двери что-то мешало полностью открыться. Навалились, отодвигая приставленный изнутри шифоньер и вошли в вонючее помещение.
За шкафом, тихонько поскуливая в кулачок по-собачьи, тряс грязными лохмами седой старик. Больше в подвале никого не было.
- Гм, герр, - папа прочистил от пыли горло, вспоминая школьный немецкий, - сколько стоит эта скрипка? Хочу купить скрипку.
Друзья захихикали.
Старик продолжал мелко трясти головой и скулить, сжавшись в комочек. В глазах его не было никакой жизни и смысла.
- Скрипка, говорю, по какой цене? Ну, Вы владелец магазина или нет?
Старик никак не реагировал.
- Да не владелец он, пошли!
- Давайте ему оставим что-то, что ли, а то он такой какой-то? Последний раз спрашиваю, сколько стоит скрипка? Нам идти надо, понимаешь? Вот мы тебе тушенки и хлеба оставим и денег, столько хватит? Эй?
Папа потрогал старика за плечо, старик сильнее вжался в шкаф.
- Коля, оставь старикашку в покое, пока он прямо тут коньки не отбросил! Идешь ты или нет, в конце-то концов?!
Папа положил тушенку, хлеб и деньги. Оглянулся напоследок, поднимаясь по лестнице: старик из-за шифоньера не показался.
Рассказывая об этом папа обычно замолкал и виновато смотрел на меня, вздыхал:
- Не знаю, правильно ли, что я пытался найти владельца, ведь мы только напугали его до полусмерти. Но я же не мог, понимаешь, не мог взять чужую вещь и просто так уйти! С другой стороны, еду оставили и деньги. Очень хочется верить, что у него ничего с сердцем не случилось, очень. И что вообще с ним все в порядке.
Конечно, в подробностях он эту историю рассказал нам, своим дочерям, когда мы выросли. А когда были маленькие не врал, и просто говорил, что скрипку купил в магазине музыкальных инструментов в Кенигсберге, что тоже соответствовало истине.
Когда папа вернулся в Ленинград, первым делом он вместе со скрипкой пошел навестить своего учителя музыки. Но соседи уже жили в его квартире новые, и сказали, что, по слухам, перед самой блокадой скрипач исчез, и посмотрели на папу с интересом.
Папа пожал плечами и пошел в родное педагогическое училище, а когда спросил, где учитель музыки, то ему показали на молодого парнишку, только что из консерватории.
Так он и не узнал, что сталось с Иосифом Нусимычем, о котором сохранил самые светлые воспоминания.
На фронте папа уходил тренироваться на скрипке в лес, потому что однополчане говорили, что у него получается не очень. Он решил, что это потому что он мало занимался с учителем.
И после войны первым делом стал брать уроки игры на скрипке, экономя со стипендии и подработок. Но в общежитии университета, куда его вместо педучилища направила партия, на его скрипку ругались однокурсники.
Кстати, имидж скрипача сыграл не последнюю роль в том, что моя интеллигентная мама вышла за "деревенского в одной шинели" замуж. А не только фигурное катание, боевые награды, карьера журналиста и мягкий характер.
Но в маминой коммунальной квартире папину скрипку невзлюбили соседи.
Потом родилась сестра, через 7 лет я, и мы вместе с бабушкой и прабабушкой переехали в маленькую трехкомнатную распашонку.
Но отдельную! И поэтому папа снова стал брать уроки на скрипке: он думал, как было бы прекрасно - старшая дочка научится на пианино и они будут играть дуэтом! Однако, когда папа пытался репетировать, мы с сестрой начинали с диким хохотом носиться по маленькой гостиной, кидаясь друг в друга подушками и иногда попадая в скрипача-батюшку.
А мама стонала, что от такой какофонии у нее болит не только голова, но вообще все.
- Так у него же слуха нету, вот и какофонит! - кричала из кухни бабушка.
Только прабабушка его жалела: она вообще жалела всех.
И он прекратил.
А скрипка осталась.
Но самое главное, как считал не только сам папа, но и мы, его дети, внуки и правнучка, что наш папа, дедушка и прадедушка навсегда полюбил классическую музыку и приобщил к ней всех нас, чем обогатил нашу жизнь и сделал ее несравненно счастливей. И за что мы ему премного благодарны!
marusa_muse
Не могу я сейчас писать о войне.
И вообще писать не хочется.
Какой-то идиотизм ситуации.
Не могу написать о дяде Тиме, ибо он урождённый Винницы, всю войну провёл в партизанском отряде, воевал с бандеровцами, и его война закончилась в 1946-ом, ранением в лёгкое, от чего он и умер, когда его дочери (моей двоюродной сестре) было всего 15 лет. За несколько лет до смерти его признали ветераном Великой Отечественной.
И дед мой, отец отца, уже далеко после войны был признан ветераном, ибо его война была на Дальнем Востоке, с японцами, на флоте.
А сейчас сын мой, практически ежедневно в состоянии войны.
omia
И тихо-тихо стало в Ленинграде. Один, стуча, трудился метроном...
Когда началась война, моей маме было три года.
Две самых страшных блокадных зимы она пережила в Ленинграде.
Я с детства помню её рассказы почти наизусть.
О том, как в сентябре 1941 года осколком бомбы, попавшей в Зоопарк, была убита слониха Бетти, любимица всех ленинградских детей. Её предсмертный рёв был слышен у нас дома - в центре улицы Зверинской, одним концом упиравшейся в Зоопарк.
О том, как бабушка усаживала за стол маму, её старшую сестру - двенадцатилетнюю Лялю - и разрезала на три части блокадную пайку хлеба. Ляля была совершенно безучастной, ослабевшей от голода, и маленькая Люба (моя мама) каждый раз пыталась выхватить у сестры её кусочек хлеба. Иногда ей это удавалось - у Ляли не было сил сопротивляться, а мама мгновенно запихивала хлеб в рот и, давясь, проглатывала, чтобы невозможно было отобрать. Тогда бабушка молча разрезала пополам свою порцию и отдавала половину старшей дочери, будучи не в состоянии ругать младшую.
О том, как еле живая Ляля ходила с саночками, на которых стояли бидоны, за водой на Неву, как на обратном пути иногда уже почти у самых дверей дома, саночки, бывало, переворачивались, вся вода из бидонов разливалась, и приходилось снова совершать этот нелёгкий путь.
О том, как каждое утро мама начинала с одной и той же фразы. Она говорила бабушке: "Мамочка, я тебя очень прошу, посмотри, похалуйста, в буфете, ну вдруг ты найдёшь там хоть одну крошечку хлеба! А то вернётся Генечка с фронта, спросит: "Где же наша Любочка?", а ты скажешь: "Наша Любочка умерла от голода"... (Геня - мамин старший брат, ушёл 19-летним на фронт).
О том, как в первые дни после эвакуации, в Уфе, когда маму отправили в детский сад, она ходила после обеда вдоль столов и складывала в разбухающий карман фартучка куски хлеба и кашу, приговаривая:"Маме и сестре, маме и сестре". Две воспитательницы-башкирки плакали, глядя на неё, и повторяли:"Девочка, завтра тоже будет хлеб, завтра тоже будет!"
Мама за год до войны.
Я хочу, чтобы об этом помнили.
UPD
mar_mi
рассказ про скрипку очень тронул. и последний рассказ про блокадную семью.... господи, нельзя забывать подобное!
у моего свёкра отец был картографом во время войны, привез из германии баян для сына - ему на заказ сделал мастер, отец тоже расплатился с ним деньгами и едой. Баян всю жизнь был у нашего Петровича - он был самоучка, хорошо играл и очень ценил этот инструмент. Стоит в чехле, маленький кусочек военной жизни и память о Петровиче.