Христоверы (12).
Продолжение. Начало см. в СТАРЫЕ РУССКИЕ СЕКТЫ, Христоверы (1), Христоверы (2), Христоверы (3), Христоверы (4), Христоверы (5), Христоверы (6), Христоверы (7), Христоверы (8), Христоверы (9), Христоверы (10) и Христоверы (11).
Здесь необходимо обратить внимание на "теневую" сторону этого явления, которая освещалась православными сектоведами, как правило, с явным искажением истины. Я имею в виду очень распространённые у нас байки и россказни о чудовищном разврате, который якобы царил в среде христоверов и вообще у всех сектантов, о "свальном грехе", которым будто бы всегда заканчивались их радения. Все подобные "высосанные из пальца" рассказы сводятся к одному: в конце радения тушатся свечи и все "хлысты" прыгают друг на друга, мужчины на женщин, женщины на мужчин; в наступившей темноте происходит сексуальная оргия или просто "свальня"; при этом не принимается во внимание ни родство, ни возраст...
Чтобы понять всю неправдоподобность этого бреда, достаточно только зайти в любой православный храм и посмотреть на прихожан.
Прихожане Храма Покрова Пресвятой Богородицы в П. Горный Щит.
Примерно такой же "контингент" был и в христоверческих "кораблях". Может быть только в пьяном угаре, совсем озверев и оскотинившись, кто-то мог ловить в темноте больных старушек. Но совсем невозможно, чтобы люди Божии, настроенные так возвышенно, проникнутые и воодушевлённые такими чистыми стремлениями, вдруг тут же обратились бы в зверей, в скотов... Всё это слишком грязно и мелко... Такие сплетни распространяются только с целью очернения и демонизации неугодных лиц.
Православные сектоведы усердно старались выбить на судебных следствиях показания "хлыстов", будто они причащаются грудью живой девицы, или кровью девственницы после первого совокупления с "христом", или кровью заколотого младенца. Н. В. Реутский в своём историческом исследовании, основанном якобы на "достоверных источниках и подлинных бумагах", подробно описывает приготовление "агнца непорочного": "Взяв нож, сам отец закалывал ребёнка и вырезал у него сердце. Текшую из трупа кровь собирали в чашу и затем её вместе с сердцем высушивали в печи. Приготовленный таким образом порошок смешивали с тестом, пекли из него хлеб и на своих сборищах раздавали этот хлеб вместо истинного св. тела и св. крови Христа Спасителя" (цит. по: Реутский Н. В. Люди Божьи и скопцы. - М., 1872, с. 35-37). Видимо, сознавая всю нелепость и надуманность подобных обвинений, чтоб его не уличили во лжи и клевете, Реутский замечает в конце, что этот "зверский обычай" едва ли сохранился, что, под влиянием духа времени, он "незаметно вышел из употребления. По крайней мере, сведений о существовании его в настоящее время (1870) нет".
Впрочем, другие сектоведы не доходили до такой мерзостной клеветы и ограничивались более безобидными выдумками: будто "хлысты" причащаются только белым хлебом и водою, особенно годовою, взятою из колодца, находящегося на родине Данилы Филипповича; или сухарями с изюмом и квасом; или дымом и пламенем семи зажжённых восковых свеч, взяв их в рот и там потушив; или причащение ограничивалось целованием обнажённого колена или другой, более интимной части "пречистого и животворящего" тела сидящей в углу "богородицы" (Буткевич Т. И. Обзор русских сект и их толков. - Харьков, 1910, с. 47). Утверждали также, будто у "хлыстов" после причастия бывает нечто в роде белой горячки или отравления. Нашлись и "очевидцы", которые рассказывали, что один "хлыст", приняв причастие в виде конфеты, двенадцать дней болел, лишился даже сознания, не мог двигаться и получил отвращение к пище. Другой "хлыст" после причащения будто бы начал ломать у себя печь, а затем с криком: "всего мира князь, всего мира князь!" прибежал к одной женщине и просил её запереть дом, приговаривая: "идут, идут!" Третий - в состоянии исступления вообразил себя волком и вспорол живот своей лошади. И т. д., и т. п.
По рассказам сектоведов, в Малороссии новообращённый будто бы приносил в собрание "хлыстов" две иконы - Спасителя и Божией Матери (преимущественно - данные ему умершими родителями в благословение), бросал их на пол и, став на них ногами - правою ногою на икону Спасителя, левою на икону Богоматери, - произносил торжественную клятву на верность "хлыстовству", как будто дело шло о вступлении в какое-нибудь тайное антиправительственное общество карбонариев-заговорщиков. Затем он клал иконы в небольшую пустую кадку, поставленную посреди молённой, снимал с себя штаны и нижнее бельё и открыто, при всех присутствующих, будто бы осквернял их самым гнусным образом. После этого неофит подходил к кормщику-"пророку", кланялся ему в ноги и целовал его в щёку и руку, а "пророчицу" или "богородицу" - в обнажённое колено (иногда - "во чрево пресвятое", для чего "богородица" якобы становилась на двух стульях, образуя своими ногами арку, под которую новообращённые подходили по очереди и - "прикладывались", как к иконе). Чиноприём заканчивался "братским целованием" принятого со всеми присутствующими "братьями". После всеобщего целования новообращённого "брата" якобы сажали между двух молоденьких "хлыстовок", которые щекотали его, запустив свои руки в карманы его штанов, и из которых одну он должен был избрать себе "сестрою" для "христовой любви". За этой нелепой, совершенно неправдоподобной сценой следовали "бешеные скачки", якобы неизменно заканчивающиеся "свальным грехом".
В истории можно заметить массу примеров того, как господствующие власти занимаются очернением и демонизацией своих оппонентов. Так, уже в Древнем Риме языческие власти обвиняли ранних христиан и в "свальном грехе", и в "Тиестовых пиршествах", и в "Эдиповых совокуплениях". «Нас обвиняют в трёх преступлениях, - писал раннехристианский апологет Афинагор (II в.), - в безбожии, в поедании человеческого мяса, подобно Фиесту, и в гнусных кровосмешениях Эдиповых» (Прошение, 3). О них же говорит и Евсевий Кесарийский: «распространилось среди язычников нечестивое и нелепейшее подозрение в том, что мы вступаем в недозволенную связь с матерями и сёстрами и вкушаем ужасную пищу»; «у нас-де Фиестовы пиры, Эдиповы связи и вообще такое, о чём нам не то что говорить, но и думать нельзя» (Церковная история, IV, 7, 11; V, 1, 14).
Минуций Феликс вложил в уста язычника Цецилия такую речь: «То, что говорят об обряде приёма новых членов в их (христиан) сообщество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их сообщество предлагается младенец, который, чтобы обмануть неосторожных, покрыт мукой, и тот, обманутый видом муки, получив предложение сделать невинные будто бы удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда - о нечестие! - присутствующие с жадностью пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. А их застолья известны; об этом говорят все, об этом свидетельствует речь нашего Циртинского оратора. В день солнца (воскресенье) они собираются для совместной трапезы со всеми детьми, сёстрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, предварительно привязанной к светильнику, бросают кусок мяса на расстояние большее, чем длина верёвки; собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник; в незнающей стыда тьме начинаются такие проявления похотливости - кому с кем придётся, о которых нельзя и говорить. Таким образом все они, если не самым делом, то по совести делаются кровосмесителями, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого» (Октавий, 9).
Как правило, репрессиям всегда предшествует демонизация: прежде чем убить, надо представить жертву в виде мерзкого отродья человечества. Тогда невежественная чернь сама будет находить и убивать "демонов". В. В . Болотов в "лекциях по истории Древней Церкви" говорит: "Если бы народ имел свободные руки, то история христианства обратилась бы в уличную бойню, и христианство было бы истреблено без остатка. Но само государство поставило на первых порах свою державную силу между христианством и простым народом и свело ярость народа до minimum'a."
Впрочем, уже в III веке христианские авторы сами начали обвинять монтанистов в совершении "свального греха". Августин утверждал, будто "погашенный свет" (lucerna extincta) и сексуальные оргии были в ходу у манихеев. Аналогичные обвинения выдвигались в период с VII по IX век против мессалиан, павликиан и богомилов.
В Средние века перед началом крестовых походов против альбигойцев их точно так же демонизировали: "В определённые ночи они [катары] собираются в условленном доме, причём каждый приносит с собой зажжённую лампу. Затем они начинают напевно произносить имена различных демонов, как будто совершают литанию, и продолжают делать так, пока внезапно не ощутят, что среди них появился Дьявол в форме какого-либо животного или иным образом. И как только они ощутят его в своей среде, то немедленно тушат все лампы и каждый пытается овладеть той женщиной, которая случится быть в тот момент ближе к нему" (цит. по: Саммерс М. История колдовства. - М., 2002, с. 48-49).
Подобные обвинения стали вполне типичными и повторялись в связи с каждым отдельным человеком или группой людей, подозреваемых в ереси. Так, в записи от 1175 года указывается, что еретики из Вероны собрались в подземном зале и, прослушав богохульную проповедь, погасили свет и устроили оргию. в XIII веке Братство Свободного Духа из Рейнланда, апостолики из Северной Италии, люциферианцы, появившиеся в Германии после 1227 года, и богемские адамиты в XIV и XV веках обвинялись в проведении сексуальных оргий в подземельях.
Кстати, "охота на ведьм" в XVII веке также основывалась на "сексуальных оргиях", которые приписывали обвиняемым женщинам. Инквизиторы считали, что шабаш оканчивается "свальным соитием" при полном мраке. И за "соитие с Дьяволом" сжигали на костре древних старушек.
Продолжение см. Христоверы (13).
Здесь необходимо обратить внимание на "теневую" сторону этого явления, которая освещалась православными сектоведами, как правило, с явным искажением истины. Я имею в виду очень распространённые у нас байки и россказни о чудовищном разврате, который якобы царил в среде христоверов и вообще у всех сектантов, о "свальном грехе", которым будто бы всегда заканчивались их радения. Все подобные "высосанные из пальца" рассказы сводятся к одному: в конце радения тушатся свечи и все "хлысты" прыгают друг на друга, мужчины на женщин, женщины на мужчин; в наступившей темноте происходит сексуальная оргия или просто "свальня"; при этом не принимается во внимание ни родство, ни возраст...
Чтобы понять всю неправдоподобность этого бреда, достаточно только зайти в любой православный храм и посмотреть на прихожан.
Прихожане Храма Покрова Пресвятой Богородицы в П. Горный Щит.
Примерно такой же "контингент" был и в христоверческих "кораблях". Может быть только в пьяном угаре, совсем озверев и оскотинившись, кто-то мог ловить в темноте больных старушек. Но совсем невозможно, чтобы люди Божии, настроенные так возвышенно, проникнутые и воодушевлённые такими чистыми стремлениями, вдруг тут же обратились бы в зверей, в скотов... Всё это слишком грязно и мелко... Такие сплетни распространяются только с целью очернения и демонизации неугодных лиц.
Православные сектоведы усердно старались выбить на судебных следствиях показания "хлыстов", будто они причащаются грудью живой девицы, или кровью девственницы после первого совокупления с "христом", или кровью заколотого младенца. Н. В. Реутский в своём историческом исследовании, основанном якобы на "достоверных источниках и подлинных бумагах", подробно описывает приготовление "агнца непорочного": "Взяв нож, сам отец закалывал ребёнка и вырезал у него сердце. Текшую из трупа кровь собирали в чашу и затем её вместе с сердцем высушивали в печи. Приготовленный таким образом порошок смешивали с тестом, пекли из него хлеб и на своих сборищах раздавали этот хлеб вместо истинного св. тела и св. крови Христа Спасителя" (цит. по: Реутский Н. В. Люди Божьи и скопцы. - М., 1872, с. 35-37). Видимо, сознавая всю нелепость и надуманность подобных обвинений, чтоб его не уличили во лжи и клевете, Реутский замечает в конце, что этот "зверский обычай" едва ли сохранился, что, под влиянием духа времени, он "незаметно вышел из употребления. По крайней мере, сведений о существовании его в настоящее время (1870) нет".
Впрочем, другие сектоведы не доходили до такой мерзостной клеветы и ограничивались более безобидными выдумками: будто "хлысты" причащаются только белым хлебом и водою, особенно годовою, взятою из колодца, находящегося на родине Данилы Филипповича; или сухарями с изюмом и квасом; или дымом и пламенем семи зажжённых восковых свеч, взяв их в рот и там потушив; или причащение ограничивалось целованием обнажённого колена или другой, более интимной части "пречистого и животворящего" тела сидящей в углу "богородицы" (Буткевич Т. И. Обзор русских сект и их толков. - Харьков, 1910, с. 47). Утверждали также, будто у "хлыстов" после причастия бывает нечто в роде белой горячки или отравления. Нашлись и "очевидцы", которые рассказывали, что один "хлыст", приняв причастие в виде конфеты, двенадцать дней болел, лишился даже сознания, не мог двигаться и получил отвращение к пище. Другой "хлыст" после причащения будто бы начал ломать у себя печь, а затем с криком: "всего мира князь, всего мира князь!" прибежал к одной женщине и просил её запереть дом, приговаривая: "идут, идут!" Третий - в состоянии исступления вообразил себя волком и вспорол живот своей лошади. И т. д., и т. п.
По рассказам сектоведов, в Малороссии новообращённый будто бы приносил в собрание "хлыстов" две иконы - Спасителя и Божией Матери (преимущественно - данные ему умершими родителями в благословение), бросал их на пол и, став на них ногами - правою ногою на икону Спасителя, левою на икону Богоматери, - произносил торжественную клятву на верность "хлыстовству", как будто дело шло о вступлении в какое-нибудь тайное антиправительственное общество карбонариев-заговорщиков. Затем он клал иконы в небольшую пустую кадку, поставленную посреди молённой, снимал с себя штаны и нижнее бельё и открыто, при всех присутствующих, будто бы осквернял их самым гнусным образом. После этого неофит подходил к кормщику-"пророку", кланялся ему в ноги и целовал его в щёку и руку, а "пророчицу" или "богородицу" - в обнажённое колено (иногда - "во чрево пресвятое", для чего "богородица" якобы становилась на двух стульях, образуя своими ногами арку, под которую новообращённые подходили по очереди и - "прикладывались", как к иконе). Чиноприём заканчивался "братским целованием" принятого со всеми присутствующими "братьями". После всеобщего целования новообращённого "брата" якобы сажали между двух молоденьких "хлыстовок", которые щекотали его, запустив свои руки в карманы его штанов, и из которых одну он должен был избрать себе "сестрою" для "христовой любви". За этой нелепой, совершенно неправдоподобной сценой следовали "бешеные скачки", якобы неизменно заканчивающиеся "свальным грехом".
В истории можно заметить массу примеров того, как господствующие власти занимаются очернением и демонизацией своих оппонентов. Так, уже в Древнем Риме языческие власти обвиняли ранних христиан и в "свальном грехе", и в "Тиестовых пиршествах", и в "Эдиповых совокуплениях". «Нас обвиняют в трёх преступлениях, - писал раннехристианский апологет Афинагор (II в.), - в безбожии, в поедании человеческого мяса, подобно Фиесту, и в гнусных кровосмешениях Эдиповых» (Прошение, 3). О них же говорит и Евсевий Кесарийский: «распространилось среди язычников нечестивое и нелепейшее подозрение в том, что мы вступаем в недозволенную связь с матерями и сёстрами и вкушаем ужасную пищу»; «у нас-де Фиестовы пиры, Эдиповы связи и вообще такое, о чём нам не то что говорить, но и думать нельзя» (Церковная история, IV, 7, 11; V, 1, 14).
Минуций Феликс вложил в уста язычника Цецилия такую речь: «То, что говорят об обряде приёма новых членов в их (христиан) сообщество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их сообщество предлагается младенец, который, чтобы обмануть неосторожных, покрыт мукой, и тот, обманутый видом муки, получив предложение сделать невинные будто бы удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда - о нечестие! - присутствующие с жадностью пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. А их застолья известны; об этом говорят все, об этом свидетельствует речь нашего Циртинского оратора. В день солнца (воскресенье) они собираются для совместной трапезы со всеми детьми, сёстрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, предварительно привязанной к светильнику, бросают кусок мяса на расстояние большее, чем длина верёвки; собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник; в незнающей стыда тьме начинаются такие проявления похотливости - кому с кем придётся, о которых нельзя и говорить. Таким образом все они, если не самым делом, то по совести делаются кровосмесителями, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого» (Октавий, 9).
Как правило, репрессиям всегда предшествует демонизация: прежде чем убить, надо представить жертву в виде мерзкого отродья человечества. Тогда невежественная чернь сама будет находить и убивать "демонов". В. В . Болотов в "лекциях по истории Древней Церкви" говорит: "Если бы народ имел свободные руки, то история христианства обратилась бы в уличную бойню, и христианство было бы истреблено без остатка. Но само государство поставило на первых порах свою державную силу между христианством и простым народом и свело ярость народа до minimum'a."
Впрочем, уже в III веке христианские авторы сами начали обвинять монтанистов в совершении "свального греха". Августин утверждал, будто "погашенный свет" (lucerna extincta) и сексуальные оргии были в ходу у манихеев. Аналогичные обвинения выдвигались в период с VII по IX век против мессалиан, павликиан и богомилов.
В Средние века перед началом крестовых походов против альбигойцев их точно так же демонизировали: "В определённые ночи они [катары] собираются в условленном доме, причём каждый приносит с собой зажжённую лампу. Затем они начинают напевно произносить имена различных демонов, как будто совершают литанию, и продолжают делать так, пока внезапно не ощутят, что среди них появился Дьявол в форме какого-либо животного или иным образом. И как только они ощутят его в своей среде, то немедленно тушат все лампы и каждый пытается овладеть той женщиной, которая случится быть в тот момент ближе к нему" (цит. по: Саммерс М. История колдовства. - М., 2002, с. 48-49).
Подобные обвинения стали вполне типичными и повторялись в связи с каждым отдельным человеком или группой людей, подозреваемых в ереси. Так, в записи от 1175 года указывается, что еретики из Вероны собрались в подземном зале и, прослушав богохульную проповедь, погасили свет и устроили оргию. в XIII веке Братство Свободного Духа из Рейнланда, апостолики из Северной Италии, люциферианцы, появившиеся в Германии после 1227 года, и богемские адамиты в XIV и XV веках обвинялись в проведении сексуальных оргий в подземельях.
Кстати, "охота на ведьм" в XVII веке также основывалась на "сексуальных оргиях", которые приписывали обвиняемым женщинам. Инквизиторы считали, что шабаш оканчивается "свальным соитием" при полном мраке. И за "соитие с Дьяволом" сжигали на костре древних старушек.
Продолжение см. Христоверы (13).