ПМОАЦ. Миф об эллинском гении и неспособности армян понять халкидонское богословие (8)
Природа
Если, вспоминая природу говорить не о лесах, полях, ручейках и океанах, не про птичек и бабочек на лужайке, а обратиться конкретно к человеческой природе, то ее можно определить так: Природа или Естество (по-гречески Физис; по-армянски Бнутюн) - это то, что можно было бы обозначить как «характер» человека, то, что определяет человека именно как человека, отвечая на вопрос - каков он человек и почему он именно человек? Пониманию этого, отчасти, помогает латинское обозначение природы - натура. Природа человека одна на все семь миллиардов ныне живущих людей, и каждый из них, является ипостасью этой природы, и сам в себе являет эту природу во всей ее полноте. Таким образом, природа понимается и как умозрительная совокупность родовых признаков, то, что есть общего у человека со всеми другими людьми. Природа человека не есть субстанциональная реальность, поскольку реально существуют только ипостаси - конкретные люди, а одна на всех природа человека воспринимается умом в каждом из них, а через каждого, в совокупности рода людского. Поскольку природа является понятием общим, родовым, то в отношении людей может быть только природа человека, но не может быть природы Василия Петровича Иванова. И патриарх РПЦ Кирилл, и заводской инженер Иванов П.Г., и пастух Емеля с бродягой Женей, все они, являясь уникальными человеческими ипостасями, представляют одну и ту же природу человека.
Кроме этого, одна ипостась не может являть несколько природ, потому что природа всегда описывает ипостась ее являющую. Из каких бы многочисленных элементов, с их уникальной природой не состоял человек, природа его одна - природа человека. При том, что белок в теле человека имеет свою природу белка, углеводы свою, кальций свою, вода свою и так далее, никто не станет подсчитывать количество природ всего того, из чего состоит человек. Природа человека, при всей своей сложности, одна. Даже при том, что в человеке соединены два совершенно разных по своей природе начала - душа и тело, он все равно один. Небесная природа души и земная природа плоти, сохраняя в человеке все свои природные свойства, не смешиваясь и не изменяясь, тем не менее, в своем неизъяснимом соединении являют одну, единую природу человека. Можно сказать, что природа человека из двух природ - духовная и плотская, но, тем не менее, нужно признать, что она одна. При том, что у души свои свойства, которые не могут быть свойствами плоти, равно как свойства плоти не могут быть свойствами души, тем не менее, и те и другие свойства являются свойствами единой природы человека. Такая логика широко использовалась святыми отцами дохалкидонской эпохи, в том числе и Кириллом Александрийским. Так он пишет в своем первом письме Несторию: «не двойственен единый и единственный Христос, хотя Он и мыслится из двух и различных данных. Равно как и человек мыслится из души и тела, однако не двойственен, но один из того и другого».
Основываясь именно на этой логике, святой Кирилл, признавая соединение во Христе двух природ по их субстанции, то есть ипостасно, утверждал Его природное единство. Естественно, против природного единства, лишь призванного подтвердить единство ипостасное, выступали несториане. Для несториан не могло быть никакого природного единства именно потому, что не могло быть единства ипостасного. Согласно антиохийскому богословию, между божественным нетварным и человеческим тварным не может быть ничего общего и совместимого, а если исповедовать природное, а стало быть и ипостасное соединение, то получится гибрид, который и не божество и не человечество. Соответственно и кирилловцы отвечали несторианам, что если нет природного и реального ипостасного единства, то нет и настоящего Боговоплощения. Но вот до чего не могли додуматься несториане и кирилловцы, так это до сочетания разнородных утверждений по халкидонитскому принципу, где можно было бы исповедовать одну ипостась при двух природах. Ведь можно сколько угодно говорить о природах, что их одна, две или десять тысяч, проблемы это не снимает, потому что для дохалкидонского богословия реализация умозрительной природы в бытии и субстанции - это ипостась. Делая мысль понятной, можно сказать, что то, что являет природа в теории, ипостась являет в действительности. Что толку отстаивать двойственность того, что есть не более чем умозрение, если субстанциональная реальность все равно одна? В таком противопоставлении природы и ипостаси нет никакого смысла, поскольку все, что говорится о природе, прямо относится и к ипостаси, равно и наоборот, все, что сказано об ипостаси, прямо относится к природе. А потому, в устах святого Кирилла Александрийского его выражение «едина природа Бога Слово воплощенного» обозначало ничто иное, как единство Его воплощенной ипостаси. Впрочем, на это обращают внимание и апологеты халкидонизма, правда, объясняют это чисто по-халкидонитски. Они и Кирилла представляют не различающим терминологии и считающим, что ипостась и природа - это синонимы.
Но если в дохалкидонских богословских системах природа понималась как умозрение, а ипостась субстанциональной реальностью, то совсем по-другому это стало пониматься в богословии халкидонитском. Здесь субстанциональная реальность и умозрение поменялись местами. Как уже было сказано выше, создатели халкидонизма, как и несториане были категорически не согласны с субстанциональным единством во Христе, но не желая подпасть под анафемы Третьего Вселенского собора за исповедание двух ипостасей, просто решили переименовать термины! Чтобы исповедовать две субстанции при одной ипостаси, основоположники халкидонизма лишили термин ипостась его аутентичного значения индивидуальной субстанции и назвали то, что было ипостасью «природой», и уже эти две «субстанциональные природы» соединили в лишенной субстанциональности «ипостаси» как два предмета в некоем футляре. Ну, а поскольку даже в халкидонизме помимо нового понятия «субстанциональной природы» существует природа в ее аутентичном, умозрительном понимании, то здесь оказались две разные по смыслу природы - умозрительная общая и субстанциональная. При этом «природа субстанциональная» сама разделяется как минимум на два подвида - субстанциональную общую и субстанциональную частную. Такое разделение как раз и возникло при формировании верования во «Всечеловечество» Христа.
Впрочем, подобные представления являются только антибиблейской пеной, взбитой волнами безудержной страсти эллинистов к философствованиям при их потере интереса к Евангелию. Кроме этого, подобные экзотические верования халкидонизма не имеют прямого отношения к теме противоборства диофизитства с миафизитством. А потому, ознакомившись с проблемами халкидонитской богословской терминологии, необходимо обратиться к истории, приведшей к созданию самого имперского халкидонизма и его закономерного отвержения со стороны не подчиняющейся кесарю и папе значительнейшей части Церкви Божьей. Для изобличения любого из «православных» мифов об Армянской Церкви, историческая правда важна так же, как и правда богословская, поскольку как нельзя по наполненной ложью апологии халкидонизма судить о проблемах между вероучениями, так и нельзя по мифологизированной в халкидонизме истории Церкви понять подлинные причины возникновения этих проблем.
(1) МИФ ОБ ЭЛЛИНСКОМ ГЕНИИ И НЕСПОСОБНОСТИ АРМЯН ПОНЯТЬ ХАЛКИДОНСКОЕ БОГОСЛОВИЕ
(2) Как армяне не поняли халкидонское вероопределение
(3) Мудрость ставшая безумием
(4) Богословие и богословская терминология
(5) Ипостась
(6) Сущность
(7) Лицо
(8) Природа
(9) Кирилл и Иоанн. Антиохийская уния
(10) Евтихий и Флавиан, Лев и Диоскор
(11) Учение папы Льва
(12) Халкидонский собор
(13) Подлинная причина отвержения Халкидонского собора