Что можно вычитать из аристотелева определения времени, если ты - Хайдеггер
Происходит интересное. Сам Хайдеггер явно замедляет и замедляет движение, растягивая каждый отрезок: не только в части главы, в главе - параграфы, а в параграфах два уровня дробности, помеченные сначала латинскими, а внутри греческими буквами, но еще и страничная длительность мельчайших подразделений заметно увеличивается. Все это как-то напоминает погоню Ахиллеса за черепахой, создавая, как и в том случае ощущение, что, может быть, Зенон и прав, и Ахилл таки ее никогда не догонит...
Но ведь мы знаем, что догонит. И будем надеяться, что и Х. придет к чему-то. Ставка-то велика: хоть что-то понять про "время", а значит, и про "бытие".
А для меня, как для читателя, пытающегося быть максимально внимательным и недоверчивым, избежать суггестии, попросту говоря, не дать заговорить себе зубы, это означает прежде всего не спешить, не переходить к следующему, не убедившись, что вполне понял предыдущее...
Потому - здесь будет про то, как я понял шесть страниц из 26-страничного подпункта "бета" в пункте "а" 1-го параграфа ("Время и временность") первой главы ("Проблема онтологической дифференции") второй, заключительной, части курса лекций "Основные проблемы феноменологии", прочитанного в 1927 году в Марбургском университете, изданном в 1975 году в качестве 24-го тома собрания сочинений Хайдеггера, а в 2001 году с Москве в переводе А.Г.Чернякова, недавно умершего, но успевшего до своей смерти написать и издать книгу "Онтология времени".
А вот теперь, говорит Х., после абриса суждений Аристотеля о времени, попытаемся понять, в чем он видел проблему и как ее решал.
Вернемся к его, Аристотеля, определению (я буду приводить и греческие тексты, поскольку Х. с ними работает): touto gar estin ho chronos, arithmos kineseos kata to proteron kai hysteron - Вот что есть время: нечто, исчисляемое в движении, выходящем навстречу в горизонте более раннего и более позднего (т.е. когда внимание обращено на "до" и "после". Это я точно процитировал то, как это приведено у Х. Но вот что нужно здесь отметить как важное для понимания способа его работы: в греческом оригинале нет ни "выхода навстречу", ни "горизонта", ни "внимания"; буквально Аристотель говорит "исчисляемого при движении относительно (kata) до и после".
И еще Аристотель уточняет: "Так что ясно, что время не есть движение, но его нет и без движения".
И дальше, вдумываясь в смысл этих слов и одновременно всматриваясь в сам феномен механического движения (на примере указки), Х. последовательно отвергает неверные интерпретации. Время - это не про саму движущуюся вещь, а про ее движение; время, как сказал уже сам Аристотель, не движение (когда предмет покоится, время идет); время - не места, проходимые движущимся телом (места остаются, время проходит)
Движение происходит во времени, оно внутривременно. Т.е. время - как бы футляр, вместилище движения, но при этом такое, что "движение как таковое всегда несет его на себе, как улитка несет свой дом".
Первый итог - как бы разочарование: "мы никогда не найдем здесь времени, если будем держаться того, о чем говорит Аристотель".
Но-но, рано отчаиваться. Ведь Аристотель "не просто говорит нечто неопределенное: время есть нечто, относящееся к движению, но он говорит точнее: arithmos kineseos, число движения или, как он это формулирует в одном месте: ouk ara kinesis ho chronos all' he arithmon echei he kinesis", время не есть само движение, но [время есть] поскольку движение имеет число.
Причем число здесь (Х. говорит, что на этом явно настаивает Аристотель) - не число исчисляющее, а число исчисляемое, arithmoumenon. ((Т.е., так надо, видимо, понимать, не инструмент счета, а свойство считаемой реальности)). "Время как число движения есть исчисляемое в движении".
Х. возобновляет расчистку от неверных смыслов. Что исчисляется? Не пройденный путь (это пространство, а не время). Не скорость, но "в понятии скорости уже спрятано время, поскольку движение требует времени".
Дальше Х. задается вопросом: не удивительно ли, что раз всякое движение требует времени, т.е. на движение затрачивается время, времени не становится меньше.
((Тут у меня сомнение: с чего это он взял, что не становится меньше? Откуда следует, что время бесконечно? А если конец есть, то как раз его все меньше и меньше, хотя мы ми не знаем сроков)).
На примере хоть карманных часов со стрелкой, хоть исчисления суток по движению солнца по небу мы все-таки видим, что время отсчитывается за счет того, что мы отслеживаем движение. Отсюда второй, более позитивный, итог:
"Мы видим, что Аристотель не так уж неправ, когда он говорит: время есть нечто, исчисляемое в движении".
В примере с солнцем, с его восходом и заходом, пригождается словечко "горизонт", вчитанное Хайдеггером в определение Аристотеля. "На что мы обращаем внимание, на какой горизонт глядим, когда... на закате солнца говорим: Наступает вечер, и тем самым определяем время суток?". Только ли на физический горизонт, или же "встреча с движущимся... происходит внутри некоторого другого горизонта?".
((В следующем звене мысли - очень, мне кажется, важное для понимания того, как работает Х. - его отношение к логическому кругу, к тавтологии)).
Он еще раз всматривается в гениальное (оценка Х.) определение Аристотеля. в его разворачивающем смысл пересказе: Время есть не просто нечто, исчисляемое в движении, но нечто, исчисляемое в движении, поскольку движение находится в поле внимания , направленного на "до" и "после", когда мы следим за ним как за движением. ((Обращаю внимание на то, как заиграла вторая вставка - слово "внимание". Она еще поработает!)).
Но ведь определять время как то, что встречается в горизонте "до" и "после", иначе: "раньше" и "позже", это - явная тавтотология. "Раньше" и "позже" суть определения времени. Мы, таким образом, получаем, что, согласно Аристотелю, время есть то, что встречается в горизонте времени, время есть время...
Тупик? Нет, говорит Х., "мы не должны цепляться за слова. ... Возможно, второе слово "время" говорит нечто иное и более исходное по сравнению с тем, что Аристотель имеет в виду в самом определении времени. Возможно, аристотелево определение времени вовсе не тавтология, просто оно изменяет внутренней взаимосвязи аристотелева феномена времени, т.е. расхожим образом понятого времени, ради более исходного времени, которое мы называем временностью".
Итак, у Аристотеля, прочитанного глубже, чем он, возможно, сам себя отчетливо и твердо понимал, Х. обнаруживает то самое движение вглубь, от расхожего понимания времени к глубинной его сущности, временности, которое он положил себе в качестве задания. Нужно докопаться до происхождения расхожего понимания, каковое мы и обозначили словом "временность". Происхождение принадлежит сущности, через одно мы доберемся до другого.
Ну последнее на сегодня. Время "встречает движение в определенным образом направленном счете". Речь, таким образом, направленности взгляда, внимания - именно на "до" и "после". Каким образом именно при такой направленности взгляда-внимания мы "проживаем опыт чего-то такого, что называется временем, нам и предстоит разъяснить".
((Явно начинает звучать тема интендирующего Dasein, не правда ли?)).
Но ведь мы знаем, что догонит. И будем надеяться, что и Х. придет к чему-то. Ставка-то велика: хоть что-то понять про "время", а значит, и про "бытие".
А для меня, как для читателя, пытающегося быть максимально внимательным и недоверчивым, избежать суггестии, попросту говоря, не дать заговорить себе зубы, это означает прежде всего не спешить, не переходить к следующему, не убедившись, что вполне понял предыдущее...
Потому - здесь будет про то, как я понял шесть страниц из 26-страничного подпункта "бета" в пункте "а" 1-го параграфа ("Время и временность") первой главы ("Проблема онтологической дифференции") второй, заключительной, части курса лекций "Основные проблемы феноменологии", прочитанного в 1927 году в Марбургском университете, изданном в 1975 году в качестве 24-го тома собрания сочинений Хайдеггера, а в 2001 году с Москве в переводе А.Г.Чернякова, недавно умершего, но успевшего до своей смерти написать и издать книгу "Онтология времени".
А вот теперь, говорит Х., после абриса суждений Аристотеля о времени, попытаемся понять, в чем он видел проблему и как ее решал.
Вернемся к его, Аристотеля, определению (я буду приводить и греческие тексты, поскольку Х. с ними работает): touto gar estin ho chronos, arithmos kineseos kata to proteron kai hysteron - Вот что есть время: нечто, исчисляемое в движении, выходящем навстречу в горизонте более раннего и более позднего (т.е. когда внимание обращено на "до" и "после". Это я точно процитировал то, как это приведено у Х. Но вот что нужно здесь отметить как важное для понимания способа его работы: в греческом оригинале нет ни "выхода навстречу", ни "горизонта", ни "внимания"; буквально Аристотель говорит "исчисляемого при движении относительно (kata) до и после".
И еще Аристотель уточняет: "Так что ясно, что время не есть движение, но его нет и без движения".
И дальше, вдумываясь в смысл этих слов и одновременно всматриваясь в сам феномен механического движения (на примере указки), Х. последовательно отвергает неверные интерпретации. Время - это не про саму движущуюся вещь, а про ее движение; время, как сказал уже сам Аристотель, не движение (когда предмет покоится, время идет); время - не места, проходимые движущимся телом (места остаются, время проходит)
Движение происходит во времени, оно внутривременно. Т.е. время - как бы футляр, вместилище движения, но при этом такое, что "движение как таковое всегда несет его на себе, как улитка несет свой дом".
Первый итог - как бы разочарование: "мы никогда не найдем здесь времени, если будем держаться того, о чем говорит Аристотель".
Но-но, рано отчаиваться. Ведь Аристотель "не просто говорит нечто неопределенное: время есть нечто, относящееся к движению, но он говорит точнее: arithmos kineseos, число движения или, как он это формулирует в одном месте: ouk ara kinesis ho chronos all' he arithmon echei he kinesis", время не есть само движение, но [время есть] поскольку движение имеет число.
Причем число здесь (Х. говорит, что на этом явно настаивает Аристотель) - не число исчисляющее, а число исчисляемое, arithmoumenon. ((Т.е., так надо, видимо, понимать, не инструмент счета, а свойство считаемой реальности)). "Время как число движения есть исчисляемое в движении".
Х. возобновляет расчистку от неверных смыслов. Что исчисляется? Не пройденный путь (это пространство, а не время). Не скорость, но "в понятии скорости уже спрятано время, поскольку движение требует времени".
Дальше Х. задается вопросом: не удивительно ли, что раз всякое движение требует времени, т.е. на движение затрачивается время, времени не становится меньше.
((Тут у меня сомнение: с чего это он взял, что не становится меньше? Откуда следует, что время бесконечно? А если конец есть, то как раз его все меньше и меньше, хотя мы ми не знаем сроков)).
На примере хоть карманных часов со стрелкой, хоть исчисления суток по движению солнца по небу мы все-таки видим, что время отсчитывается за счет того, что мы отслеживаем движение. Отсюда второй, более позитивный, итог:
"Мы видим, что Аристотель не так уж неправ, когда он говорит: время есть нечто, исчисляемое в движении".
В примере с солнцем, с его восходом и заходом, пригождается словечко "горизонт", вчитанное Хайдеггером в определение Аристотеля. "На что мы обращаем внимание, на какой горизонт глядим, когда... на закате солнца говорим: Наступает вечер, и тем самым определяем время суток?". Только ли на физический горизонт, или же "встреча с движущимся... происходит внутри некоторого другого горизонта?".
((В следующем звене мысли - очень, мне кажется, важное для понимания того, как работает Х. - его отношение к логическому кругу, к тавтологии)).
Он еще раз всматривается в гениальное (оценка Х.) определение Аристотеля. в его разворачивающем смысл пересказе: Время есть не просто нечто, исчисляемое в движении, но нечто, исчисляемое в движении, поскольку движение находится в поле внимания , направленного на "до" и "после", когда мы следим за ним как за движением. ((Обращаю внимание на то, как заиграла вторая вставка - слово "внимание". Она еще поработает!)).
Но ведь определять время как то, что встречается в горизонте "до" и "после", иначе: "раньше" и "позже", это - явная тавтотология. "Раньше" и "позже" суть определения времени. Мы, таким образом, получаем, что, согласно Аристотелю, время есть то, что встречается в горизонте времени, время есть время...
Тупик? Нет, говорит Х., "мы не должны цепляться за слова. ... Возможно, второе слово "время" говорит нечто иное и более исходное по сравнению с тем, что Аристотель имеет в виду в самом определении времени. Возможно, аристотелево определение времени вовсе не тавтология, просто оно изменяет внутренней взаимосвязи аристотелева феномена времени, т.е. расхожим образом понятого времени, ради более исходного времени, которое мы называем временностью".
Итак, у Аристотеля, прочитанного глубже, чем он, возможно, сам себя отчетливо и твердо понимал, Х. обнаруживает то самое движение вглубь, от расхожего понимания времени к глубинной его сущности, временности, которое он положил себе в качестве задания. Нужно докопаться до происхождения расхожего понимания, каковое мы и обозначили словом "временность". Происхождение принадлежит сущности, через одно мы доберемся до другого.
Ну последнее на сегодня. Время "встречает движение в определенным образом направленном счете". Речь, таким образом, направленности взгляда, внимания - именно на "до" и "после". Каким образом именно при такой направленности взгляда-внимания мы "проживаем опыт чего-то такого, что называется временем, нам и предстоит разъяснить".
((Явно начинает звучать тема интендирующего Dasein, не правда ли?)).