Северные воды. Часть №7
Источник: kiev-andrash
Северные воды. Часть №1
Северные воды. Часть №2
Северные воды. Часть №3
Северные воды. Часть №4
Северные воды. Часть №5
Северные воды. Часть №6
Помимо Львова, новыми ренессансными планировками идеального города, обзавелись и другие города Речи Посполитой. Классический пример основания с нуля - город Замосць, основанный Яном Замойским, как столица его ординации в 1580 году, архитектор Бернардо Морандо, из Падуи.
Жовква, основана в 1597-1603, гетьманом Станиславом Жолкевским, архитекторы, итальянцы из Львова - Павел Римлянин, Павел Счастливый и Амвросий:
Броды, основаны тем же Жолкевским, в 1584 (внизу слева его портрет), но реально расстроены другим Станиславом, Конецпольским в 1630-х, возможный архитектор, Андреа дель Аква:
Были еще Бережаны, Збараж, Несвиж, Новые Стрелища и многие другие, где успешные, где не очень, попытки наложить на прежние веси новый дух. Собственно, идеальный город, к примеру тот же Львов, населенный купцами армянами, евреями, немцами, поляками, или шотландцами и греками, как в случае Брод, строился итальянскими архитекторами, часто с использованием голландской системы фортификаций, был воплощением новой эпохи с вполне утилитарными намерениями - местечко становилось центром-резиденцией правителя, местом представительских палат его окружения и богатых мещан, а так же точкой отсчета в экономической, социальной и религиозной сферах.
В том же Львове, Новый Город, как его называют - т.е. тот единственный Львов, который дошел до наших дней и который был якобы основан как польско-немецкий центр, после захвата Галиции Казимиром, королем Польши в XIV веке, стал основанием для возрождения Львова после пожара 1527 года.
Другими словами, налицо очевидная подмена. Измерения городской территории с предместьями (на которые тоже распространялось магдебуржское право) от 1608 года, показали что дарованные королем земли под город, оставались неизменными. Город не поменял свою площадь ни на лан. Его основные структуры в принципе остались такими же - Рыночная Площадь (ее современное фото внизу), осталась центром города как и до того.
Считается, что старый руский город, пришел в упадок и сам стал предместьем. Учитывая, что большая часть строений города была деревянной, пожар от 1527 года, превратил Львов в пепелище. Здесь наступает ключевой момент. Город, считавшийся до того образчиком немецкой колонизации и соответственно, немецкой планировки городской застройки, стал теперь образчиком итальянских идей и ренессансным образчиком cite ideale.
В чем же различие?
Основная территория города, та же.
Планировка - та же.
Распределение групп внутри города все так же сосредоточено вокруг армянской, руской, жидовской улиц-гетто. Поменялись только строения и отчасти их хозяева - кто то продал свои участки новым владельцам, большая часть домов, особенно вдоль рыночной площади, стали каменными. Но вместо немецкого города, теперь универсальный город.
Данные владельцев, указывают что в XV веке, более 60 % имущества в городе, было во владении немцев, за ними шли армяне, русины и поляки. В XVI веке, поток колонистов-немцев резко уменьшается, после чего уже поляки владеют 54% городского имущества. Мастера скульпторы и архитекторы теперь из Италии. Принятие "немецкого" городского права, Магдебуржского, создает казус, когда по нему живут "немцы", а "русины" живут по своему.
И здесь, как кажется, кроется ключ к пониманию - в системе Нового Мира, город без этого самого "права", был исключен из универсальной торговой сети, а значит, сделки сделанные в нем или полученные товары, могли быть нивелированы на основании не-равенства и не взаимности. Что интересно, Старый Рынок, центр так называемого "русинского" города, имел ту же структуру - рыночная площадь, институции власти в детинце и в замке на горе, но впоследствии стал местом обитания евреев.
Снова виден шифт о смене населения в XVI веке, когда растет число поляков, отчасти русин, но в большей степени евреев и армян. Нелишним будет напомнить, что "поляком" был шляхтич, подданный Короны, а потом еще и католик. Русином считался подданный Литовских или каких иных князей до того, как их земли перешли Короне (Польше), а впоследствии еще и греческой веры. Львиная доля "немцев" была ассимилирована поляками. По итогу получается, что не будь пожара 1527 года, Львов бы считался построенным по немецкому образцу, которого на деле как такового и нет - это условный расчерченный план городов, в шахматном порядке, который стал появляться в городской застройке XIV-XV веков и связан с "немецким расселением" на Востоке. С другой стороны, точно такие же прямоугольные и ровные планировки использовались королями Франции и Англии для основания новых "городов" бастид, а так же королями Англии при основании новых городов в Уэльсе.
Выходит весь период до идеального города, был полон идеальных городов?
Или просто не хватало пожаров?
Казимир, подчинивший себе Владимирское и Галицкое королевство, не захотел использовать старый город Львов, но основал новое поселение, рядом, заселив его немцами и поляками. Старый Львов пришел в упадок и превратился в предместье.
Сколько таких же историй могло быть в других местах?
Ради чего происходили эти смены и кто эти "немцы"?
Ответ кажется очевидным, немцы, они же тевтоны или германцы, народность центральной Европы, основа Священной Римской Империи. Но тогда они должны быть римлянами, а не немцами. Во первых потому что именно так называлась их государство. Слово германский, для обозначения империи, введено лишь Габсбургами, официально в 1512 году, когда в составе империи остались в основном земли севернее Альп.
Во вторых, идея этнической основы для самовосприятия и самоидентификации, весьма новая идея, возникшая не так уж давно. Никакого над-местечкового чувства единства никогда не было в Европе, разделенной на сотни уделов и государств. Французы стали таковыми под воздействием пропагандисткой машины Третьей Республики, рожденной от потери Эльзаса и Лотарингии, до которых не было дела ни овернцам, ни лимузьенцам, ни бретонцам. Только француз мог осознать, что от его Франции что то отняли, а для этого его нужно было воспитать таковым. История же XIV или XV века не знает никакой немецкой страны.
Есть Священная Римская Империя, разделенная на множество враждующих государств, где официальный язык - это латынь, а население смесь из разных диалектов и групп, зачастую враждебных друг другу. Никакого осознания общности не было в помине - вся империя это история склок и сепаратизма. Саксонцы противостоят франкам, на переферии есть швабы и баварцы. Тюрингия практически исчезает из системы племенных герцогств, а Лотарингия коллекция из различных земель, в пограничье между Восточным и Западным Франским королевством. Само языковое единство, как основание для цементации этноса, еще более иллюзорно. Внизу карта распространения немецких "языков", на 1945 год:
Видны три языковых области, которые до сих пор никуда не исчезли. Как видно с карты, основная масса немцев внутри польского этноса, выходцы из среднего пояса - в большинстве из Силезии, которая некогда была удельным княжеством польских Пястов, позднее уделом чешской короны и только в XVIII веке попала под прусскую власть, которая куда более активно, чем австрийские Габсбурги, занялась германизацией этих земель.
Впрочем, здесь вопрос был даже не столько в германизации, сколько в притоке колонистов из обнищавших и погрязших в сословной ригидности германских принципатов. Не лучше, кстати, ситуация с романскими языками, которые в более приближенном варианте, смотрятся так:
И это, после огромной работы, проделанной для унитаризации языковых пространств и стирания "диалектов", которых в одной только Франции было более 40 еще на середину XIX века. Едва ли германский язык XIV-XVI века был в лучшем состоянии, если он до сих пор хранит пределы исторических формаций прошлого Центральной Европы.
Но в данном случае, а именно в вопросе тех же колонистов на Востоке и резкой смены этнического соотношения внутри польского королевства, не в пользу немцев, возникает вопрос, все же, кого имели ввиду говоря про "немцев"?
Германоязычное население с запада?
Или жителя Римского Рейха?
Или вовсе, кого то иного, как минимум в статусе, как максимум в природе.
Нечто схожее с "античным" римский гражданин?
Почему волна этих самых немецких колонистов, не смогла затопить Францию, но прекрасно себя чувствовала на Востоке, практически полностью заняв все города Польского королевства? Или может это вовсе не нация, пришла на Восток, но те самые дидычи,обозначенные разными именами, которые в нынешнем звучании утратили свои смыслы, скрыты внутри иного арго? Если на миг представить, что волны этих переселенцев на Востоке, вовсе и не столько нация, сколько сословный статус, или вернее - воплощение этого статуса. Стоит только сместить время, как немецкие колонисты, немецкие "крестоносцы" и гуманисты эпохи Возрождения, станут одно моментным явлением, ведь, как уже говорилось мной - гуманизм это не ценность человека, но одержимость созданием совершенного человека. Возвышение Рима итальянского, как перелом нового цикла и отодвигание "немцев" в некое прошлое, показывает как на грани смены цикла, немец, колонист или купец или принц или "римский гражданин", становился воплощением части создающегося Роя, который впоследствии не смог развиться в нечто законченное, уступив место более ригидной, но надежной форме - религии, которая в еще более новой форме, стала нацией. При этом "немец" прежнего цикла, отнесенный к Империи Немецев, стал нацией, будучи идеалом устремлений, которые от обратного - стали немцами-нацией. Те "немец" - это был идеал "римлянина", "гуманиста", некий прообраз цивилизатора, чьим главным местом роения был рейх, но когда сила стоящая за этим явлением была ослаблена, идеал стал именем нарицательным, породив из собственного имени, имя для жителей внутри рейха - сделав их немцами.
Рухнувший цикл, разорил Рой, создав его зеркальные отражения, ставшие выраженными в семантике "античного" классицизма - героях и богах. но в ход пошли иные концепции и иные приемы, чтобы нивелировать не-свершившееся и так, два града - империя и церковь, окончательно разошлись, став каждая держаться своей части доставшегося им наследия, раздираемые внутри своими противоречиями и став плацдармом для исхода на восток и запад - в Галию и Сарматию, которые были для них, движением по сфере, а не уходом по сторонам. И снова, это лишь слова-очертания, идея, попытка видения, предположение, а не догма.
Картина, которую рисуют, намеренно подавая вывод впереди аргументов. Если сомнения есть в том, кто такие немцы, то почему не должно быть сомнений в том, кто такие поляки?
Известно, что славянский и германский языки, весьма схожи.
Они настолько близки, что в "седую древность", а именно во времена без креста и пера, это был почти один этнос, распавшийся на племена, часть которого легла в основание ядра будущих славян, а другая в основание ядра будущих "германцев".
И снова ремарка - германцы, голландцы, шведы и англичане, говорят на схожем языке, который превратился в их языки. Различия между этими языками в большей степени происходят от политических границ, а не объективного суждения. Равно как и говорящие на одном языке южные славяне, по религиозному и культурному признаку, стали тремя нациями - хорватами, сербами и боснийцами.
Но вернемся к полякам. которые имеют свои великодержавные мифы и претензии на тысячелетний рейх польской державы. Польша, созданная неким Мешко и привязанная к некоей формации под названием Civitas Schinesghe, имеет такую же размытую оптику прошлых событий , как и любая легендарная история, в большей части выдуманная для заполнения лакун между собственно вступлением некой условной территории в круг неких цивилизованных "людей" и пустотой до, которая весьма раздражает любого нарративного патриота, чья задача обосновать свою принадлежность к фиктивным по своей ценности над-образованиям : страна=государство, нация=семья, территория=родина.
Та же история присуща и полякам, чья летопись имеет своего книжного патриарха, основателя и крестителя - князя Мешко, якобы благого правителя создавшего сильное и славное государство из польских племен. Разумеется стоит приблизиться к этой Польше, как ее границы предстают весьма размытыми (как внизу на карте, где обозначены эти самые "города княжьи"):
Сам князь в некоем источнике западной историографии, Dagome iudex, предстает как правитель вручивший свои земли святому Апостольскому Престолу. Там же даются описания границ его государства.
Снова очередные нарративы в духе вижу не видя.
Правитель этой территории назван Дагоме, что не мешает считать его польским Мешко. У этого iudex'а есть сыновья Мешко и Ламберт, которые становятся "изгнанными братьями", чьи уделы забирает себе некий Болеслав, тоже описанный как сын Мешко, только от чешской принцессы. Здесь откровенно указаны под родовыми, территориальные обоснования - некий Дагоме и его жена Ота, становятся национальными правителями "независимого национального польского государства", создавая прикрытие немецкой волны - ведь Ота, дочь Дитриха Хальденслебена , правителя одной из имперских марок на севере, в так называемых "славянских землях" (вверху слева карта). Другой "сын" Догоме - Мешко, Болеслав, которого не упоминают. представляет другой вариант легенды - он получает тн Малую Польшу с Краковым, как свой удел будучи сыном чешской принцессы. На лицо местные легенды, объеденные под общим спудом. Скованное прошлое из частных легенд интересов.
С одной стороны Краковское начало, с его чешскими легендами, с другой про-имперское, которые обросли сказочными родовыми легендами, принятыми за чистую монету. В свое время, спаянные вместе под одной Короной, эти земли стали нуждаться в обосновании причин, почему местечковый сепаратизм локальных земель, должен уступить место размытой идеи "державы", как идеологии для всех территорий оказавшихся под властью монарха.
Считается, как и в легендах про Русь, которая Киевская, что почти 200 лет, некая территория пребывала в состоянии понимания своего единства, но при этом при полном разделении и распаде на части. Причем носителем этого единства выступал некий "народ", в то время как "элита", занималась только своими интересами и игнорировала "народ". Этот иносказательный разговор крансых-большевиков про конец старого режима и пробуждение земных, есть их ответ на попытки отректись от прошлого и их же попытка ускорить это самое пробуждение, чтобы доказать тщетность сохранения реликтов прошлого цикла - они мертвы в новом мире и новый бог не будем тем же, что уже мертв.
Отсюда и ярый интерес к прошлому и его перекраиванию.
Это проекция от обратного.
Нынешние границы интересов проецируются в прошлое и там же им ищутся способы придать видимость преемственности для будущего, аки наследника - то самое умысливание прошлого через призму свершившихся событий настоящего, к которому это прошлое имеет весьма отдаленное отношение, но вынужденно служить свою навязанную роль - быть основанием для манипуляций и хитросплетений рожденных в это время.
Для этого периода "разброда", придуманы свои словарные оправдания - распад, захват, объедение.
Они создают иллюзорную картину смыслов, которые ткут в свою очередь такое же иллюзорное полотно, призванное скрывать своими придуманными делениями на периоды, эпохи, сроки, очевидное - желание нарисовать прошлое привычными нонче живущим, словами, добавив лишь внешнего декора, разумной эволюции, отрицающей неизменность мира.
Разрозненные территории, которые были спаяны вместе в более близкую по привычной нам хронологии, эпоху, с ее более детализированными мифами, получают свой противовес в виде легендарных начал. Не будь "пястовской" Польши или "Киевской" Руси, никаких связующих начал для этих разнообразных территорий не было бы за пределами осязаемой оптики перелома XVIII века. Другими словами, подведение итогов, призванных по своему трактовать будущее и прошлое на рубеже более сильного в плане создания новых терминов и слов, XVIII века, породило его проекции в прошлое и будущее.
Именно интерпретация античности авторами XVIII века, а не XV, легла в основу создания картины античного мира, описанной и составленной уже после, в XIX веке. Равно как и видение всего, что было до, вновь таки, затуманено представлениями этой же эпохи. Нам куда ближе толкователи, чьими проекциями мы есть сами, чем те, кого они толковали. Набор исторических знаний, это лишь мировоззренческое соглашение, в котором фальсификация представления и восприятия, куда сильнее чем явная или мнимая фальсификация событий и людей.
Мир разума, вынужденный осваивать новое пространство через новый инструментарий и через новых людей, столкнулся с непреодолимой проблемой бессвязности и пустоты. Выдуманные святые, персонификации местных духов или божеств, игравшие вначале символическую роль, стали отделенными от своих первопричин, обретя автономию, истолкованную как само существующее явление, без связки с контекстом его возникновения.
Так, мир прежних властителей, их рой и их постепенные эманации деградирования, сталкивались с нарастающими эманациями восхождения нового земного человека. Именно его мыслили гуманисты, думая что смогут проложить мост между прошлым циклом и новым, сделав для павших удобную гавань, в которой они переживут бурю.
Превратно говорить о развитии разума, но правильнее сказать об освоении - разум, каким его имеет человек, был дан в полном наборе и состоянии, адаптируясь не только к набираемому опыту использования, но и к переменам внешнего поля, или лучше говорить, физики земли - которая ослабеванием Нечто, изменила мир созданный вчерашними богами, одновременно убрав давление на нынешних земных, которые воспряли через разум. Восхождение третьего сословия к вершине того, что они называли mundis, есть то самое определение земного начала, ра-ционального, становящегося вровень с великим, которое, напротив, постепенно деградировало и оказалось неспособным через кровь и рождения внутри генеалогий, передать способность быть знаком мира, вынужденно консервируя свой статус через привилегии и сословные кастовые стены.
Вся суть отступлений в историческое прошлое, это попытка увидеть внутри вороха наслоений построение той самой картины мира, которая проведет в движение нужные линии, указав целостный путь. Поэтому здесь я так много говорю об истории, считая инструментарий препарирования прошлого, ключами - clue. которые есть кр(л)уг времен. Планировка городов есть для меня моим ключом для разрезания пластов.
Этот ключ входит целостно в междумирье междудверья эпох. Рубеж, который обусловлен периодом 1580-е - 1620-е в западной историографии и 1620-е - 1720-е восточной европейской историографии, мне кажется главным водоразделом на разум до и после. Так мизере стало разумом, жалкие обрели сознание, свою природу подняв ее под лучи восставшего дневного светила, чье время заканчивается сейчас.
Поэтому толкование этой эпохи имеет двоякую природу.
С одной стороны - это создание мифов и нарративов разумного восприятия цельности, постепенно распадающейся на deo-альность и ре(а)-альность, с своими легендами объяснения, логикой и истолкованиями.
С другой стороны - это хаос умирающих традиций, которые из стройного, хоть и условно-верного состояния,распадаются на все более фантастические и хаотические именеции, порождая сумбурный мир, отвергаемый все более укрепляющимся разумом.
Отсюда сложность держать их оба.
Критика истории с позиций разума и оспаривания исторического нарратива, соседствует с совершенно иным мышлением, остатки которого застряли как вкрапления воздуха в застывшем стекле нового разумного видения, где огранщик Спиноза, выразил постулат к действию, как уходящие видят свой восход в момент N.
Подхватившие этот лозунг земные, возвели его в ранг самоцели, породив наш мир, который достигнув своей точки, по заданной триста лет назад траектории, опускает теперь все преимущества разумного начала, в угоду вновь восходящему в иной силе Нечто - TH, чье нынешнее проявление, закончит возможности земного мира без-бога, вновь лишив земных права свободной воли, которой они могли воспользоваться в этот период между-дверья, но во многом упустили свои возможности, загнанные в колею, знающей, но властной, хоть и ослабленной, рукой.
Препарирование мифов и нарративов разума, через историю, есть один из вариантов, собрать сферу в единую ALL - ность, вернув целостность явления, где все составные части и все бреги, будут вновь умыслены в одном расположении на ее поверхности, создав наново утраченный узор, из ясных и постигаемых точек миров.
Впрочем, это не даст всех ответов, определенно позволив лишь взглянуть на вехи прошлого цикла, ближнего к нам, едва ли дав достаточно света, посмотреть еще глубже.
Отсюда моя вольность в трактовании истории - для меня это, как и в случае с польскими князьями, не более чем рационализация неких изначальных идей, которые облекли в определенные легенды, а потом многократно просеяли через сито своих представлений, оставив мертвую картинку из образов героев и шутов, которые возможно никогда не существовали.
Картинка кликабельна
Северные воды. Часть №1
Северные воды. Часть №2
Северные воды. Часть №3
Северные воды. Часть №4
Северные воды. Часть №5
Северные воды. Часть №6
Помимо Львова, новыми ренессансными планировками идеального города, обзавелись и другие города Речи Посполитой. Классический пример основания с нуля - город Замосць, основанный Яном Замойским, как столица его ординации в 1580 году, архитектор Бернардо Морандо, из Падуи.
Жовква, основана в 1597-1603, гетьманом Станиславом Жолкевским, архитекторы, итальянцы из Львова - Павел Римлянин, Павел Счастливый и Амвросий:
Броды, основаны тем же Жолкевским, в 1584 (внизу слева его портрет), но реально расстроены другим Станиславом, Конецпольским в 1630-х, возможный архитектор, Андреа дель Аква:
Были еще Бережаны, Збараж, Несвиж, Новые Стрелища и многие другие, где успешные, где не очень, попытки наложить на прежние веси новый дух. Собственно, идеальный город, к примеру тот же Львов, населенный купцами армянами, евреями, немцами, поляками, или шотландцами и греками, как в случае Брод, строился итальянскими архитекторами, часто с использованием голландской системы фортификаций, был воплощением новой эпохи с вполне утилитарными намерениями - местечко становилось центром-резиденцией правителя, местом представительских палат его окружения и богатых мещан, а так же точкой отсчета в экономической, социальной и религиозной сферах.
В том же Львове, Новый Город, как его называют - т.е. тот единственный Львов, который дошел до наших дней и который был якобы основан как польско-немецкий центр, после захвата Галиции Казимиром, королем Польши в XIV веке, стал основанием для возрождения Львова после пожара 1527 года.
Другими словами, налицо очевидная подмена. Измерения городской территории с предместьями (на которые тоже распространялось магдебуржское право) от 1608 года, показали что дарованные королем земли под город, оставались неизменными. Город не поменял свою площадь ни на лан. Его основные структуры в принципе остались такими же - Рыночная Площадь (ее современное фото внизу), осталась центром города как и до того.
Считается, что старый руский город, пришел в упадок и сам стал предместьем. Учитывая, что большая часть строений города была деревянной, пожар от 1527 года, превратил Львов в пепелище. Здесь наступает ключевой момент. Город, считавшийся до того образчиком немецкой колонизации и соответственно, немецкой планировки городской застройки, стал теперь образчиком итальянских идей и ренессансным образчиком cite ideale.
В чем же различие?
Основная территория города, та же.
Планировка - та же.
Распределение групп внутри города все так же сосредоточено вокруг армянской, руской, жидовской улиц-гетто. Поменялись только строения и отчасти их хозяева - кто то продал свои участки новым владельцам, большая часть домов, особенно вдоль рыночной площади, стали каменными. Но вместо немецкого города, теперь универсальный город.
Данные владельцев, указывают что в XV веке, более 60 % имущества в городе, было во владении немцев, за ними шли армяне, русины и поляки. В XVI веке, поток колонистов-немцев резко уменьшается, после чего уже поляки владеют 54% городского имущества. Мастера скульпторы и архитекторы теперь из Италии. Принятие "немецкого" городского права, Магдебуржского, создает казус, когда по нему живут "немцы", а "русины" живут по своему.
И здесь, как кажется, кроется ключ к пониманию - в системе Нового Мира, город без этого самого "права", был исключен из универсальной торговой сети, а значит, сделки сделанные в нем или полученные товары, могли быть нивелированы на основании не-равенства и не взаимности. Что интересно, Старый Рынок, центр так называемого "русинского" города, имел ту же структуру - рыночная площадь, институции власти в детинце и в замке на горе, но впоследствии стал местом обитания евреев.
Снова виден шифт о смене населения в XVI веке, когда растет число поляков, отчасти русин, но в большей степени евреев и армян. Нелишним будет напомнить, что "поляком" был шляхтич, подданный Короны, а потом еще и католик. Русином считался подданный Литовских или каких иных князей до того, как их земли перешли Короне (Польше), а впоследствии еще и греческой веры. Львиная доля "немцев" была ассимилирована поляками. По итогу получается, что не будь пожара 1527 года, Львов бы считался построенным по немецкому образцу, которого на деле как такового и нет - это условный расчерченный план городов, в шахматном порядке, который стал появляться в городской застройке XIV-XV веков и связан с "немецким расселением" на Востоке. С другой стороны, точно такие же прямоугольные и ровные планировки использовались королями Франции и Англии для основания новых "городов" бастид, а так же королями Англии при основании новых городов в Уэльсе.
Выходит весь период до идеального города, был полон идеальных городов?
Или просто не хватало пожаров?
Казимир, подчинивший себе Владимирское и Галицкое королевство, не захотел использовать старый город Львов, но основал новое поселение, рядом, заселив его немцами и поляками. Старый Львов пришел в упадок и превратился в предместье.
Сколько таких же историй могло быть в других местах?
Ради чего происходили эти смены и кто эти "немцы"?
Ответ кажется очевидным, немцы, они же тевтоны или германцы, народность центральной Европы, основа Священной Римской Империи. Но тогда они должны быть римлянами, а не немцами. Во первых потому что именно так называлась их государство. Слово германский, для обозначения империи, введено лишь Габсбургами, официально в 1512 году, когда в составе империи остались в основном земли севернее Альп.
Во вторых, идея этнической основы для самовосприятия и самоидентификации, весьма новая идея, возникшая не так уж давно. Никакого над-местечкового чувства единства никогда не было в Европе, разделенной на сотни уделов и государств. Французы стали таковыми под воздействием пропагандисткой машины Третьей Республики, рожденной от потери Эльзаса и Лотарингии, до которых не было дела ни овернцам, ни лимузьенцам, ни бретонцам. Только француз мог осознать, что от его Франции что то отняли, а для этого его нужно было воспитать таковым. История же XIV или XV века не знает никакой немецкой страны.
Есть Священная Римская Империя, разделенная на множество враждующих государств, где официальный язык - это латынь, а население смесь из разных диалектов и групп, зачастую враждебных друг другу. Никакого осознания общности не было в помине - вся империя это история склок и сепаратизма. Саксонцы противостоят франкам, на переферии есть швабы и баварцы. Тюрингия практически исчезает из системы племенных герцогств, а Лотарингия коллекция из различных земель, в пограничье между Восточным и Западным Франским королевством. Само языковое единство, как основание для цементации этноса, еще более иллюзорно. Внизу карта распространения немецких "языков", на 1945 год:
Видны три языковых области, которые до сих пор никуда не исчезли. Как видно с карты, основная масса немцев внутри польского этноса, выходцы из среднего пояса - в большинстве из Силезии, которая некогда была удельным княжеством польских Пястов, позднее уделом чешской короны и только в XVIII веке попала под прусскую власть, которая куда более активно, чем австрийские Габсбурги, занялась германизацией этих земель.
Впрочем, здесь вопрос был даже не столько в германизации, сколько в притоке колонистов из обнищавших и погрязших в сословной ригидности германских принципатов. Не лучше, кстати, ситуация с романскими языками, которые в более приближенном варианте, смотрятся так:
И это, после огромной работы, проделанной для унитаризации языковых пространств и стирания "диалектов", которых в одной только Франции было более 40 еще на середину XIX века. Едва ли германский язык XIV-XVI века был в лучшем состоянии, если он до сих пор хранит пределы исторических формаций прошлого Центральной Европы.
Но в данном случае, а именно в вопросе тех же колонистов на Востоке и резкой смены этнического соотношения внутри польского королевства, не в пользу немцев, возникает вопрос, все же, кого имели ввиду говоря про "немцев"?
Германоязычное население с запада?
Или жителя Римского Рейха?
Или вовсе, кого то иного, как минимум в статусе, как максимум в природе.
Нечто схожее с "античным" римский гражданин?
Почему волна этих самых немецких колонистов, не смогла затопить Францию, но прекрасно себя чувствовала на Востоке, практически полностью заняв все города Польского королевства? Или может это вовсе не нация, пришла на Восток, но те самые дидычи,обозначенные разными именами, которые в нынешнем звучании утратили свои смыслы, скрыты внутри иного арго? Если на миг представить, что волны этих переселенцев на Востоке, вовсе и не столько нация, сколько сословный статус, или вернее - воплощение этого статуса. Стоит только сместить время, как немецкие колонисты, немецкие "крестоносцы" и гуманисты эпохи Возрождения, станут одно моментным явлением, ведь, как уже говорилось мной - гуманизм это не ценность человека, но одержимость созданием совершенного человека. Возвышение Рима итальянского, как перелом нового цикла и отодвигание "немцев" в некое прошлое, показывает как на грани смены цикла, немец, колонист или купец или принц или "римский гражданин", становился воплощением части создающегося Роя, который впоследствии не смог развиться в нечто законченное, уступив место более ригидной, но надежной форме - религии, которая в еще более новой форме, стала нацией. При этом "немец" прежнего цикла, отнесенный к Империи Немецев, стал нацией, будучи идеалом устремлений, которые от обратного - стали немцами-нацией. Те "немец" - это был идеал "римлянина", "гуманиста", некий прообраз цивилизатора, чьим главным местом роения был рейх, но когда сила стоящая за этим явлением была ослаблена, идеал стал именем нарицательным, породив из собственного имени, имя для жителей внутри рейха - сделав их немцами.
Рухнувший цикл, разорил Рой, создав его зеркальные отражения, ставшие выраженными в семантике "античного" классицизма - героях и богах. но в ход пошли иные концепции и иные приемы, чтобы нивелировать не-свершившееся и так, два града - империя и церковь, окончательно разошлись, став каждая держаться своей части доставшегося им наследия, раздираемые внутри своими противоречиями и став плацдармом для исхода на восток и запад - в Галию и Сарматию, которые были для них, движением по сфере, а не уходом по сторонам. И снова, это лишь слова-очертания, идея, попытка видения, предположение, а не догма.
Картина, которую рисуют, намеренно подавая вывод впереди аргументов. Если сомнения есть в том, кто такие немцы, то почему не должно быть сомнений в том, кто такие поляки?
Известно, что славянский и германский языки, весьма схожи.
Они настолько близки, что в "седую древность", а именно во времена без креста и пера, это был почти один этнос, распавшийся на племена, часть которого легла в основание ядра будущих славян, а другая в основание ядра будущих "германцев".
И снова ремарка - германцы, голландцы, шведы и англичане, говорят на схожем языке, который превратился в их языки. Различия между этими языками в большей степени происходят от политических границ, а не объективного суждения. Равно как и говорящие на одном языке южные славяне, по религиозному и культурному признаку, стали тремя нациями - хорватами, сербами и боснийцами.
Но вернемся к полякам. которые имеют свои великодержавные мифы и претензии на тысячелетний рейх польской державы. Польша, созданная неким Мешко и привязанная к некоей формации под названием Civitas Schinesghe, имеет такую же размытую оптику прошлых событий , как и любая легендарная история, в большей части выдуманная для заполнения лакун между собственно вступлением некой условной территории в круг неких цивилизованных "людей" и пустотой до, которая весьма раздражает любого нарративного патриота, чья задача обосновать свою принадлежность к фиктивным по своей ценности над-образованиям : страна=государство, нация=семья, территория=родина.
Та же история присуща и полякам, чья летопись имеет своего книжного патриарха, основателя и крестителя - князя Мешко, якобы благого правителя создавшего сильное и славное государство из польских племен. Разумеется стоит приблизиться к этой Польше, как ее границы предстают весьма размытыми (как внизу на карте, где обозначены эти самые "города княжьи"):
Сам князь в некоем источнике западной историографии, Dagome iudex, предстает как правитель вручивший свои земли святому Апостольскому Престолу. Там же даются описания границ его государства.
Снова очередные нарративы в духе вижу не видя.
Правитель этой территории назван Дагоме, что не мешает считать его польским Мешко. У этого iudex'а есть сыновья Мешко и Ламберт, которые становятся "изгнанными братьями", чьи уделы забирает себе некий Болеслав, тоже описанный как сын Мешко, только от чешской принцессы. Здесь откровенно указаны под родовыми, территориальные обоснования - некий Дагоме и его жена Ота, становятся национальными правителями "независимого национального польского государства", создавая прикрытие немецкой волны - ведь Ота, дочь Дитриха Хальденслебена , правителя одной из имперских марок на севере, в так называемых "славянских землях" (вверху слева карта). Другой "сын" Догоме - Мешко, Болеслав, которого не упоминают. представляет другой вариант легенды - он получает тн Малую Польшу с Краковым, как свой удел будучи сыном чешской принцессы. На лицо местные легенды, объеденные под общим спудом. Скованное прошлое из частных легенд интересов.
С одной стороны Краковское начало, с его чешскими легендами, с другой про-имперское, которые обросли сказочными родовыми легендами, принятыми за чистую монету. В свое время, спаянные вместе под одной Короной, эти земли стали нуждаться в обосновании причин, почему местечковый сепаратизм локальных земель, должен уступить место размытой идеи "державы", как идеологии для всех территорий оказавшихся под властью монарха.
Считается, как и в легендах про Русь, которая Киевская, что почти 200 лет, некая территория пребывала в состоянии понимания своего единства, но при этом при полном разделении и распаде на части. Причем носителем этого единства выступал некий "народ", в то время как "элита", занималась только своими интересами и игнорировала "народ". Этот иносказательный разговор крансых-большевиков про конец старого режима и пробуждение земных, есть их ответ на попытки отректись от прошлого и их же попытка ускорить это самое пробуждение, чтобы доказать тщетность сохранения реликтов прошлого цикла - они мертвы в новом мире и новый бог не будем тем же, что уже мертв.
Отсюда и ярый интерес к прошлому и его перекраиванию.
Это проекция от обратного.
Нынешние границы интересов проецируются в прошлое и там же им ищутся способы придать видимость преемственности для будущего, аки наследника - то самое умысливание прошлого через призму свершившихся событий настоящего, к которому это прошлое имеет весьма отдаленное отношение, но вынужденно служить свою навязанную роль - быть основанием для манипуляций и хитросплетений рожденных в это время.
Для этого периода "разброда", придуманы свои словарные оправдания - распад, захват, объедение.
Они создают иллюзорную картину смыслов, которые ткут в свою очередь такое же иллюзорное полотно, призванное скрывать своими придуманными делениями на периоды, эпохи, сроки, очевидное - желание нарисовать прошлое привычными нонче живущим, словами, добавив лишь внешнего декора, разумной эволюции, отрицающей неизменность мира.
Разрозненные территории, которые были спаяны вместе в более близкую по привычной нам хронологии, эпоху, с ее более детализированными мифами, получают свой противовес в виде легендарных начал. Не будь "пястовской" Польши или "Киевской" Руси, никаких связующих начал для этих разнообразных территорий не было бы за пределами осязаемой оптики перелома XVIII века. Другими словами, подведение итогов, призванных по своему трактовать будущее и прошлое на рубеже более сильного в плане создания новых терминов и слов, XVIII века, породило его проекции в прошлое и будущее.
Именно интерпретация античности авторами XVIII века, а не XV, легла в основу создания картины античного мира, описанной и составленной уже после, в XIX веке. Равно как и видение всего, что было до, вновь таки, затуманено представлениями этой же эпохи. Нам куда ближе толкователи, чьими проекциями мы есть сами, чем те, кого они толковали. Набор исторических знаний, это лишь мировоззренческое соглашение, в котором фальсификация представления и восприятия, куда сильнее чем явная или мнимая фальсификация событий и людей.
Мир разума, вынужденный осваивать новое пространство через новый инструментарий и через новых людей, столкнулся с непреодолимой проблемой бессвязности и пустоты. Выдуманные святые, персонификации местных духов или божеств, игравшие вначале символическую роль, стали отделенными от своих первопричин, обретя автономию, истолкованную как само существующее явление, без связки с контекстом его возникновения.
Так, мир прежних властителей, их рой и их постепенные эманации деградирования, сталкивались с нарастающими эманациями восхождения нового земного человека. Именно его мыслили гуманисты, думая что смогут проложить мост между прошлым циклом и новым, сделав для павших удобную гавань, в которой они переживут бурю.
Превратно говорить о развитии разума, но правильнее сказать об освоении - разум, каким его имеет человек, был дан в полном наборе и состоянии, адаптируясь не только к набираемому опыту использования, но и к переменам внешнего поля, или лучше говорить, физики земли - которая ослабеванием Нечто, изменила мир созданный вчерашними богами, одновременно убрав давление на нынешних земных, которые воспряли через разум. Восхождение третьего сословия к вершине того, что они называли mundis, есть то самое определение земного начала, ра-ционального, становящегося вровень с великим, которое, напротив, постепенно деградировало и оказалось неспособным через кровь и рождения внутри генеалогий, передать способность быть знаком мира, вынужденно консервируя свой статус через привилегии и сословные кастовые стены.
Вся суть отступлений в историческое прошлое, это попытка увидеть внутри вороха наслоений построение той самой картины мира, которая проведет в движение нужные линии, указав целостный путь. Поэтому здесь я так много говорю об истории, считая инструментарий препарирования прошлого, ключами - clue. которые есть кр(л)уг времен. Планировка городов есть для меня моим ключом для разрезания пластов.
Этот ключ входит целостно в междумирье междудверья эпох. Рубеж, который обусловлен периодом 1580-е - 1620-е в западной историографии и 1620-е - 1720-е восточной европейской историографии, мне кажется главным водоразделом на разум до и после. Так мизере стало разумом, жалкие обрели сознание, свою природу подняв ее под лучи восставшего дневного светила, чье время заканчивается сейчас.
Поэтому толкование этой эпохи имеет двоякую природу.
С одной стороны - это создание мифов и нарративов разумного восприятия цельности, постепенно распадающейся на deo-альность и ре(а)-альность, с своими легендами объяснения, логикой и истолкованиями.
С другой стороны - это хаос умирающих традиций, которые из стройного, хоть и условно-верного состояния,распадаются на все более фантастические и хаотические именеции, порождая сумбурный мир, отвергаемый все более укрепляющимся разумом.
Отсюда сложность держать их оба.
Критика истории с позиций разума и оспаривания исторического нарратива, соседствует с совершенно иным мышлением, остатки которого застряли как вкрапления воздуха в застывшем стекле нового разумного видения, где огранщик Спиноза, выразил постулат к действию, как уходящие видят свой восход в момент N.
Подхватившие этот лозунг земные, возвели его в ранг самоцели, породив наш мир, который достигнув своей точки, по заданной триста лет назад траектории, опускает теперь все преимущества разумного начала, в угоду вновь восходящему в иной силе Нечто - TH, чье нынешнее проявление, закончит возможности земного мира без-бога, вновь лишив земных права свободной воли, которой они могли воспользоваться в этот период между-дверья, но во многом упустили свои возможности, загнанные в колею, знающей, но властной, хоть и ослабленной, рукой.
Препарирование мифов и нарративов разума, через историю, есть один из вариантов, собрать сферу в единую ALL - ность, вернув целостность явления, где все составные части и все бреги, будут вновь умыслены в одном расположении на ее поверхности, создав наново утраченный узор, из ясных и постигаемых точек миров.
Впрочем, это не даст всех ответов, определенно позволив лишь взглянуть на вехи прошлого цикла, ближнего к нам, едва ли дав достаточно света, посмотреть еще глубже.
Отсюда моя вольность в трактовании истории - для меня это, как и в случае с польскими князьями, не более чем рационализация неких изначальных идей, которые облекли в определенные легенды, а потом многократно просеяли через сито своих представлений, оставив мертвую картинку из образов героев и шутов, которые возможно никогда не существовали.
Картинка кликабельна