Матушка Елизавета. Великая княгиня Елизавета Федоровна. Часть 22
Продолжение. Предыдущие части: Ч. 15 http://eho-2013.livejournal.com/532927.html
Ч. 16 http://eho-2013.livejournal.com/534807.html
Ч. 17 http://eho-2013.livejournal.com/536327.html
Ч. 18 http://eho-2013.livejournal.com/538438.html
Ч. 19 http://eho-2013.livejournal.com/539776.html
Ч. 20 http://eho-2013.livejournal.com/542549.html
Ч. 21 http://eho-2013.livejournal.com/549237.html
У Елизаветы Федоровны в обители было много административной работы, но она с радостью сама занималась и медициной, выхаживая порой совершенно безнадежных больных. Однажды в Марфо-Мариинскую лечебницу из городской больницы привезли женщину с тяжелейшими ожогами почти всей поверхности тела - из-за взрыва керосинки на ней вспыхнула облитая керосином одежда, и неповрежденными осталась только кожа на ступнях и ладонях. Ожоги воспалились, началась гангрена, все врачи были уверены, что помочь несчастной нельзя, и отправили ее к матушке Елизавете... умирать. И Елизавета сама взялась ей помочь. Дважды в день по два с половиной часа, утром и вечером, она обрабатывала ожоги и делала свежие перевязки. К концу процедуры матушка, в пропитанном гноем платье, сама валилась с ног от усталости. Но больная к общему удивлению пошла на поправку и вскоре выздоровела...
Пока Елизавета занималась делами Марфо-Мариинской обители милосердия, стараясь сделать ее все более цветущей, а помощь людям все более действенной, у Марии в Швеции начались большие проблемы... Отношения с мужем становились все хуже и хуже, и шведская королевская семья решила прибегнуть к уже опробованному сценарию. Король с королевой фактически давно не жили вместе, но во избежание династического скандала, официально было объявлено, что у королевы слабое здоровье, врачи порекомендовали ей теплый климат и она вынуждена проживать на Капри. Туда же под присмотр свекрови решили на все более и более долгие сроки "ссылать" строптивую жену принца Вилли. Шведская королева уже провела над невесткой подобный эксперимент и осталась им довольна, предоставив в результате сыну свободу на полгода.
В 1913 году, когда в России пышно праздновали 300-летие Дома Романовых, Марию вынужденно отпустили из Швеции на торжества. И непосредственно перед этой поездкой никаких новых "мер" против Марии не приняли, чтобы не пожаловалась могущественным родственникам и не спровоцировала скандал. У нее и так накопилось немало обид.
Мария с мужем и сыном
Но в России в вихре торжества ей не удалось найти никого, кто смог бы выслушать ее исповедь и помочь... Александре Федоровне постоянно нездоровилось, она вставала с постели лишь ненадолго, чтобы, облачившись в парадные одежды, предстать перед своими подданными. Императора буквально "разрывали на части" - обеды, приемы, балы, торжественные молебны, военные парады... Мария никогда не оставалась со своим царственным кузеном наедине, чтобы поговорить о сокровенном. Конечно, если бы она стала настаивать, добиваться личной аудиенции, требовать у государя помощи и защиты, Николай, несомненно, нашел бы для нее время. Но вот тут и сказались принципы викторианского воспитания, заложенные Эллой - требовать что-либо недостойно; пока ты надеешься справиться со сложной ситуацией сам, не обременяй других просьбами о помощи...
Как бы то ни было, а повидаться с близкими было очень приятно. Больше всего Марию порадовала встреча с братом. Он повзрослел, возмужал, и глядя на этого красавца-кавалергарда, Мария удивлялась - неужели это тот самый младший братишка, с которым совсем недавно они вместе играли и бегали по кремлевскому дворцу? Брат и сестра настолько соскучились, что каждую свободную минуту уделяли общению. На балу в Дворянском собрании они танцевали только друг с другом, и император, взиравший на них с улыбкой, все же был вынужден после седьмого танца послать адъютанта к своим юным кузенам с просьбой уделить внимание и другим гостям.
Дмитрий Павлович
Дмитрий не остался бы в стороне от ее проблем... Но не переваливать же свои беды на плечи любимого младшего брата? Да и что он мог бы сделать, мальчишка, юный офицерик, кроме как переживать за сестру? Вот разве что на какую-нибудь дерзкую выходку сгоряча решился бы. Мария и с братом не была до конца откровенна. И с Эллой тоже... Нельзя было портить близким такой праздник!
В Швецию она возвращалась с неохотой, не ожидая ничего хорошего. Предчувствие ее не обмануло - жизнь Марии (без ее участия и согласия) была уже распланирована надолго... Ей надлежало отправиться на Капри и проживать там под присмотром докторов и свекрови, а сын Леннарт должен был остаться в Стокгольме с отцом и няней. Кроме того, несчастной принцессе было запрещено ехать в Италию через Париж (встреча с Павлом Александровичем могла привести к непредсказуемым последствиям - вдруг велкий князь, оскорбившись за дочь, поднимет скандал?). Под предлогом участия в торжествах, посвященных Лейпцигскому сражению, где шведские принц и принцесса должны были появиться рядом как добрые супруги (нужно же пресечь кривотолки!), Марии предписывалось побывать в Германии, а потом, никуда больше не заезжая, следовать в Италию.
Она почувствовала себя в ловушке... "Формально оставаясь замужем, - горько жаловалась Мария, - я была обречена по полгода жить вдали от дома якобы по состоянию здоровья, в разлуке с сыном и под наблюдением, лишавшим меня даже той малой степени свободы, какой я прежде располагала - ситуация не просто тягостная, но и нелепая. Вместо того, чтобы тешить себя напрасными надеждами, вести борьбу, на которую все равно не хватало духа, не лучше было бы порвать ставшие непрочными узы, которые связывали меня с прошлым и начать совсем новую жизнь, где я, быть может, обрету счастье?"
Отныне Мария решила сама распоряжаться собственной судьбой. Она не позволит сломать себя и привести к медленному порабощению!
Толчком послужил эпизод, не столь уж и значительный, но превратившийся в последнюю каплю, переполнившую чашу терпения. Шведский доктор Мунте, пытавшийся доказать, что принцесса Мария психически не уравновешенна, тайно ездил в Москву, где конфиденциально беседовал с тетей Эллой о Марии, даже не поставив последнюю в известность. О чем он там сплетничал - Бог весть!
Элла никогда и никому не сказала о разговоре ни слова, но страшно встревожилась за племянницу... Она собиралась в ближайшее время навести справки о жизни Марии в Швеции и предупредить ее о плетущихся интригах.
Но Мария решила взять дело в свои руки, как-никак, она - великая княгиня из семейства Романовых и сумеет найти защиту! Принцесса обратилась за помощью к русскому дипломатическому посланнику. Каждый из них - и Мария, и вставший на ее сторону дипломат, написали о происходящем в Шведском королевстве Павлу Александровичу, умоляя вмешаться в судьбу дочери. Письма ушли с диппочтой... У Марии был готов и свой план освобождения - она для видимости, чтобы притупить бдительность мужа, согласилась поехать на торжества в Германию. Там-то уж она объявит Вильгельму о своем решении расстаться с ним и, невзирая ни на что, уедет во Францию к отцу, а вовсе не в Италию к месту "ссылки"... Кайзер Германии состоит в родстве и с Романовыми, и с тетей Эллой (в которую он был когда-то влюблен), в Берлине большое русское посольство, там никто не позволит чинить произвол в отношении кузины императора России!
От отца вскоре пришел ответ. Он извещал дочь, что ждет ее в своем доме, а Дмитрий, бывший в те дни в Париже, отправится за ней в Берлин, чтобы служить поддержкой и опорой. Мария попрощалась с королевской семьей и друзьями, не подозревавшими, что она уезжает навсегда, со всем, что окружало ее в Стокгольме, с дворцом, который был подарен ей тетей Эллой и который она с такой любовью обустроила. Тяжелее всего было прощаться с сыном, но Мария полагала, что сын вскоре будет с ней. А уж предположение, что она расстается с мальчиком на несколько лет, ей, по ее признанию, и в голову не могло прийти... (Трудно сказать, лукавила ли Мария или и вправду наивно полагала, что разрыв с семейством Бернадоттов нисколько не осложнит ее отношений с сыном? То, что пребывая под надзором свекрови, она не имела возможности по нескольку месяцев видеть Леннарта, было одним из факторов, толкнувших ее на бунт, не вызывает сомнения, но оставив мальчика в королевском семействе и сбежав от его отца, она не могла не догадываться, что вместе с надоевшим мужем теряет и сына...)
Как бы то ни было, ее план удался, и вскоре Мария очутилась в парижском доме отца, окруженная заботами родственников.
Через неделю король Густав отправил Николаю письмо:
"Дорогой Ники, (...) я хочу первым сообщить тебе печальные новости. (...) Как я говорил тебе, Мария должна была остаться на Юге и Вильям (Вильямом отец на английский манер именует Вильгельма. - Е.Х.) отправился с ней в Берлин, чтобы представлять меня на Лейпцигских торжествах. В Берлине она неожиданно встретилась со своим братом и только тогда сказала Вильяму, что собирается уехать в Париж и никогда не вернется обратно. Она разработала этот план еще до отъезда из Швеции и устроила все, не сказав никому здесь ни одного слова. (...) Она объяснила Вильяму, что у нее нет недобрых чувств ни к нему, ни к нам, она ни на что не жалуется, но она очень несчастлива и в своем доме, и в нашей стране, далее так продолжаться не может и у нее есть только один путь - уйти прочь. (...) Жаль говорить об этом, но мне кажется, что очень мало или вовсе нет надежды свести их снова вместе. (...) Ясно одно - надо сделать все возможное, чтобы избежать скандала ради наших семейств..."
До дома отца в Булони Мария добралась в состоянии, близком к нервному срыву. Павел Александрович с женой приняли ее очень тепло, но все же не могли скрыть тревоги - уж им-то как никому было известно, с какими трудностями связаны подобные решения.
Павел Александрович со своей второй семьей
Нервное напряжение последних месяцев ослабило Марию. Она, постоянно пребывая в депрессии, не могла должным образом сопротивляться болезни и слегла с тяжелым бронхитом, который быстро перешел в пневмонию. В те годы воспаление легких нередко приводило к смертельным исходам - антибиотиков медицина еще не знала, и средств для экстренной помощи практически не было. Общая терапия, уход и забота, да надежда на то, что организм сам справится с болезнью, - вот и все, что оставалось... И все же отец не раз говорил с Марией, советуя ей одуматься - будущее дочери представлялось непредсказуемым, а житейский опыт великого князя частенько рисовал это самое будущее в мрачных тонах. Однако Мария оставалась непреклонной и на все уговоры отвечала одно - к мужу она не вернется ни при каких обстоятельствах. Это не случайный каприз, это глубоко выстраданное решение.
Павел Александрович вынужден был принять доводы дочери. Он встал на сторону Марии и сам занялся устройством ее судьбы. Если другие родственники, на чьем попечении Мария с детских лет оказалась, видели суть этого устройства в непременном замужестве, то Павел Александрович стал согласовывать процедуру развода... Дело потребовало трудов и дипломатической ловкости. Великий князь часами просиживал в кабинете, составляя письма членам королевского дома Бернадоттов и императорского дома Романовых, да и прочим заинтересованным родственникам и друзьям из венценосных семейств Европы. Греческий королевский дом, например, вовсе не собирался бросать на произвол судьбы внучку своей королевы.
Вопреки опасениям великого князя, зерна его дипломатии упали на подготовленную почву. Российские дипломаты уже успели донести до императора Николая неблагоприятное мнение о докторе Мунте, игравшем в злоключениях Марии столь зловещую роль. Комментария со стороны императора не последовало, но он принял информацию к сведению. Элла, наконец, тоже опомнилась - последний визит доктора в Москву произвел на нее крайне негативное впечатление. Но в тот момент, когда тетя почуяла неладное, Мария уже успела сбежать в Париж...
Невероятно сложный по тем временам вопрос - расторжение брака между принцем и принцессой - решился удивительно быстро. Королева Швеции, возомнившая было, что в ее власти оказалась беззащитная сирота, увидев, что слишком много влиятельных особ готовы подняться на защиту Марии, "прикусила язык" и сочла за благо ретироваться со сцены... А король, всегда симпатизировавший невестке, но за государственными делами ухитрившийся просмотреть трагедию в семье собственного сына, вовсе не желал Марии зла и не возражал, чтобы она устраивала жизнь по своему усмотрению, даже если это наносило ущерб репутации принца Вильгельма и, соответственно, всей шведской короне...
В Швеции объявили о расторжении брака в декабре, а в России - несколько позже (сначала император должен был издать два указа по этому вопросу - один для Сената, другой для Синода - и соблюсти все тонкости бюрократической процедуры)...
Император Николай со своими детьми
В январе 1914 года великий князь Павел Александрович со всем семейством и с "блудной" старшей дочерью, вновь превратившейся из принцессы и герцогини в великую княгиню, вернулся на родину, в Петербург.
В Петербурге в то время гостила тетя Элла, приехавшая повидаться с сестрой, императрицей Александрой Федоровной. Мария очень боялась встречи с тетей. Что скажет ей Элла, приложившая столько сил для устройства ее брака, который просуществовал так недолго и бесславно распался. Наверное, будет осыпать упреками за то, что Мария не смогла сделать свою жизнь достойной, не смогла сохранить семью, не осознала долга, пренебрегла обязанностями... Но тетя была добра, ласкова, все понимала, сочувствовала и даже призналась, что горько корит себя за то, что поторопилась выдать племянницу замуж...
Никто еще не понимал, что мир уже стоит на пороге громадной политической катастрофы, и последствия ее будут столь страшны, что затмят все проблемы личной жизни членов династии.
Продолжение следует...
Ч. 16 http://eho-2013.livejournal.com/534807.html
Ч. 17 http://eho-2013.livejournal.com/536327.html
Ч. 18 http://eho-2013.livejournal.com/538438.html
Ч. 19 http://eho-2013.livejournal.com/539776.html
Ч. 20 http://eho-2013.livejournal.com/542549.html
Ч. 21 http://eho-2013.livejournal.com/549237.html
У Елизаветы Федоровны в обители было много административной работы, но она с радостью сама занималась и медициной, выхаживая порой совершенно безнадежных больных. Однажды в Марфо-Мариинскую лечебницу из городской больницы привезли женщину с тяжелейшими ожогами почти всей поверхности тела - из-за взрыва керосинки на ней вспыхнула облитая керосином одежда, и неповрежденными осталась только кожа на ступнях и ладонях. Ожоги воспалились, началась гангрена, все врачи были уверены, что помочь несчастной нельзя, и отправили ее к матушке Елизавете... умирать. И Елизавета сама взялась ей помочь. Дважды в день по два с половиной часа, утром и вечером, она обрабатывала ожоги и делала свежие перевязки. К концу процедуры матушка, в пропитанном гноем платье, сама валилась с ног от усталости. Но больная к общему удивлению пошла на поправку и вскоре выздоровела...
Пока Елизавета занималась делами Марфо-Мариинской обители милосердия, стараясь сделать ее все более цветущей, а помощь людям все более действенной, у Марии в Швеции начались большие проблемы... Отношения с мужем становились все хуже и хуже, и шведская королевская семья решила прибегнуть к уже опробованному сценарию. Король с королевой фактически давно не жили вместе, но во избежание династического скандала, официально было объявлено, что у королевы слабое здоровье, врачи порекомендовали ей теплый климат и она вынуждена проживать на Капри. Туда же под присмотр свекрови решили на все более и более долгие сроки "ссылать" строптивую жену принца Вилли. Шведская королева уже провела над невесткой подобный эксперимент и осталась им довольна, предоставив в результате сыну свободу на полгода.
В 1913 году, когда в России пышно праздновали 300-летие Дома Романовых, Марию вынужденно отпустили из Швеции на торжества. И непосредственно перед этой поездкой никаких новых "мер" против Марии не приняли, чтобы не пожаловалась могущественным родственникам и не спровоцировала скандал. У нее и так накопилось немало обид.
Мария с мужем и сыном
Но в России в вихре торжества ей не удалось найти никого, кто смог бы выслушать ее исповедь и помочь... Александре Федоровне постоянно нездоровилось, она вставала с постели лишь ненадолго, чтобы, облачившись в парадные одежды, предстать перед своими подданными. Императора буквально "разрывали на части" - обеды, приемы, балы, торжественные молебны, военные парады... Мария никогда не оставалась со своим царственным кузеном наедине, чтобы поговорить о сокровенном. Конечно, если бы она стала настаивать, добиваться личной аудиенции, требовать у государя помощи и защиты, Николай, несомненно, нашел бы для нее время. Но вот тут и сказались принципы викторианского воспитания, заложенные Эллой - требовать что-либо недостойно; пока ты надеешься справиться со сложной ситуацией сам, не обременяй других просьбами о помощи...
Как бы то ни было, а повидаться с близкими было очень приятно. Больше всего Марию порадовала встреча с братом. Он повзрослел, возмужал, и глядя на этого красавца-кавалергарда, Мария удивлялась - неужели это тот самый младший братишка, с которым совсем недавно они вместе играли и бегали по кремлевскому дворцу? Брат и сестра настолько соскучились, что каждую свободную минуту уделяли общению. На балу в Дворянском собрании они танцевали только друг с другом, и император, взиравший на них с улыбкой, все же был вынужден после седьмого танца послать адъютанта к своим юным кузенам с просьбой уделить внимание и другим гостям.
Дмитрий Павлович
Дмитрий не остался бы в стороне от ее проблем... Но не переваливать же свои беды на плечи любимого младшего брата? Да и что он мог бы сделать, мальчишка, юный офицерик, кроме как переживать за сестру? Вот разве что на какую-нибудь дерзкую выходку сгоряча решился бы. Мария и с братом не была до конца откровенна. И с Эллой тоже... Нельзя было портить близким такой праздник!
В Швецию она возвращалась с неохотой, не ожидая ничего хорошего. Предчувствие ее не обмануло - жизнь Марии (без ее участия и согласия) была уже распланирована надолго... Ей надлежало отправиться на Капри и проживать там под присмотром докторов и свекрови, а сын Леннарт должен был остаться в Стокгольме с отцом и няней. Кроме того, несчастной принцессе было запрещено ехать в Италию через Париж (встреча с Павлом Александровичем могла привести к непредсказуемым последствиям - вдруг велкий князь, оскорбившись за дочь, поднимет скандал?). Под предлогом участия в торжествах, посвященных Лейпцигскому сражению, где шведские принц и принцесса должны были появиться рядом как добрые супруги (нужно же пресечь кривотолки!), Марии предписывалось побывать в Германии, а потом, никуда больше не заезжая, следовать в Италию.
Она почувствовала себя в ловушке... "Формально оставаясь замужем, - горько жаловалась Мария, - я была обречена по полгода жить вдали от дома якобы по состоянию здоровья, в разлуке с сыном и под наблюдением, лишавшим меня даже той малой степени свободы, какой я прежде располагала - ситуация не просто тягостная, но и нелепая. Вместо того, чтобы тешить себя напрасными надеждами, вести борьбу, на которую все равно не хватало духа, не лучше было бы порвать ставшие непрочными узы, которые связывали меня с прошлым и начать совсем новую жизнь, где я, быть может, обрету счастье?"
Отныне Мария решила сама распоряжаться собственной судьбой. Она не позволит сломать себя и привести к медленному порабощению!
Толчком послужил эпизод, не столь уж и значительный, но превратившийся в последнюю каплю, переполнившую чашу терпения. Шведский доктор Мунте, пытавшийся доказать, что принцесса Мария психически не уравновешенна, тайно ездил в Москву, где конфиденциально беседовал с тетей Эллой о Марии, даже не поставив последнюю в известность. О чем он там сплетничал - Бог весть!
Элла никогда и никому не сказала о разговоре ни слова, но страшно встревожилась за племянницу... Она собиралась в ближайшее время навести справки о жизни Марии в Швеции и предупредить ее о плетущихся интригах.
Но Мария решила взять дело в свои руки, как-никак, она - великая княгиня из семейства Романовых и сумеет найти защиту! Принцесса обратилась за помощью к русскому дипломатическому посланнику. Каждый из них - и Мария, и вставший на ее сторону дипломат, написали о происходящем в Шведском королевстве Павлу Александровичу, умоляя вмешаться в судьбу дочери. Письма ушли с диппочтой... У Марии был готов и свой план освобождения - она для видимости, чтобы притупить бдительность мужа, согласилась поехать на торжества в Германию. Там-то уж она объявит Вильгельму о своем решении расстаться с ним и, невзирая ни на что, уедет во Францию к отцу, а вовсе не в Италию к месту "ссылки"... Кайзер Германии состоит в родстве и с Романовыми, и с тетей Эллой (в которую он был когда-то влюблен), в Берлине большое русское посольство, там никто не позволит чинить произвол в отношении кузины императора России!
От отца вскоре пришел ответ. Он извещал дочь, что ждет ее в своем доме, а Дмитрий, бывший в те дни в Париже, отправится за ней в Берлин, чтобы служить поддержкой и опорой. Мария попрощалась с королевской семьей и друзьями, не подозревавшими, что она уезжает навсегда, со всем, что окружало ее в Стокгольме, с дворцом, который был подарен ей тетей Эллой и который она с такой любовью обустроила. Тяжелее всего было прощаться с сыном, но Мария полагала, что сын вскоре будет с ней. А уж предположение, что она расстается с мальчиком на несколько лет, ей, по ее признанию, и в голову не могло прийти... (Трудно сказать, лукавила ли Мария или и вправду наивно полагала, что разрыв с семейством Бернадоттов нисколько не осложнит ее отношений с сыном? То, что пребывая под надзором свекрови, она не имела возможности по нескольку месяцев видеть Леннарта, было одним из факторов, толкнувших ее на бунт, не вызывает сомнения, но оставив мальчика в королевском семействе и сбежав от его отца, она не могла не догадываться, что вместе с надоевшим мужем теряет и сына...)
Как бы то ни было, ее план удался, и вскоре Мария очутилась в парижском доме отца, окруженная заботами родственников.
Через неделю король Густав отправил Николаю письмо:
"Дорогой Ники, (...) я хочу первым сообщить тебе печальные новости. (...) Как я говорил тебе, Мария должна была остаться на Юге и Вильям (Вильямом отец на английский манер именует Вильгельма. - Е.Х.) отправился с ней в Берлин, чтобы представлять меня на Лейпцигских торжествах. В Берлине она неожиданно встретилась со своим братом и только тогда сказала Вильяму, что собирается уехать в Париж и никогда не вернется обратно. Она разработала этот план еще до отъезда из Швеции и устроила все, не сказав никому здесь ни одного слова. (...) Она объяснила Вильяму, что у нее нет недобрых чувств ни к нему, ни к нам, она ни на что не жалуется, но она очень несчастлива и в своем доме, и в нашей стране, далее так продолжаться не может и у нее есть только один путь - уйти прочь. (...) Жаль говорить об этом, но мне кажется, что очень мало или вовсе нет надежды свести их снова вместе. (...) Ясно одно - надо сделать все возможное, чтобы избежать скандала ради наших семейств..."
До дома отца в Булони Мария добралась в состоянии, близком к нервному срыву. Павел Александрович с женой приняли ее очень тепло, но все же не могли скрыть тревоги - уж им-то как никому было известно, с какими трудностями связаны подобные решения.
Павел Александрович со своей второй семьей
Нервное напряжение последних месяцев ослабило Марию. Она, постоянно пребывая в депрессии, не могла должным образом сопротивляться болезни и слегла с тяжелым бронхитом, который быстро перешел в пневмонию. В те годы воспаление легких нередко приводило к смертельным исходам - антибиотиков медицина еще не знала, и средств для экстренной помощи практически не было. Общая терапия, уход и забота, да надежда на то, что организм сам справится с болезнью, - вот и все, что оставалось... И все же отец не раз говорил с Марией, советуя ей одуматься - будущее дочери представлялось непредсказуемым, а житейский опыт великого князя частенько рисовал это самое будущее в мрачных тонах. Однако Мария оставалась непреклонной и на все уговоры отвечала одно - к мужу она не вернется ни при каких обстоятельствах. Это не случайный каприз, это глубоко выстраданное решение.
Павел Александрович вынужден был принять доводы дочери. Он встал на сторону Марии и сам занялся устройством ее судьбы. Если другие родственники, на чьем попечении Мария с детских лет оказалась, видели суть этого устройства в непременном замужестве, то Павел Александрович стал согласовывать процедуру развода... Дело потребовало трудов и дипломатической ловкости. Великий князь часами просиживал в кабинете, составляя письма членам королевского дома Бернадоттов и императорского дома Романовых, да и прочим заинтересованным родственникам и друзьям из венценосных семейств Европы. Греческий королевский дом, например, вовсе не собирался бросать на произвол судьбы внучку своей королевы.
Вопреки опасениям великого князя, зерна его дипломатии упали на подготовленную почву. Российские дипломаты уже успели донести до императора Николая неблагоприятное мнение о докторе Мунте, игравшем в злоключениях Марии столь зловещую роль. Комментария со стороны императора не последовало, но он принял информацию к сведению. Элла, наконец, тоже опомнилась - последний визит доктора в Москву произвел на нее крайне негативное впечатление. Но в тот момент, когда тетя почуяла неладное, Мария уже успела сбежать в Париж...
Невероятно сложный по тем временам вопрос - расторжение брака между принцем и принцессой - решился удивительно быстро. Королева Швеции, возомнившая было, что в ее власти оказалась беззащитная сирота, увидев, что слишком много влиятельных особ готовы подняться на защиту Марии, "прикусила язык" и сочла за благо ретироваться со сцены... А король, всегда симпатизировавший невестке, но за государственными делами ухитрившийся просмотреть трагедию в семье собственного сына, вовсе не желал Марии зла и не возражал, чтобы она устраивала жизнь по своему усмотрению, даже если это наносило ущерб репутации принца Вильгельма и, соответственно, всей шведской короне...
В Швеции объявили о расторжении брака в декабре, а в России - несколько позже (сначала император должен был издать два указа по этому вопросу - один для Сената, другой для Синода - и соблюсти все тонкости бюрократической процедуры)...
Император Николай со своими детьми
В январе 1914 года великий князь Павел Александрович со всем семейством и с "блудной" старшей дочерью, вновь превратившейся из принцессы и герцогини в великую княгиню, вернулся на родину, в Петербург.
В Петербурге в то время гостила тетя Элла, приехавшая повидаться с сестрой, императрицей Александрой Федоровной. Мария очень боялась встречи с тетей. Что скажет ей Элла, приложившая столько сил для устройства ее брака, который просуществовал так недолго и бесславно распался. Наверное, будет осыпать упреками за то, что Мария не смогла сделать свою жизнь достойной, не смогла сохранить семью, не осознала долга, пренебрегла обязанностями... Но тетя была добра, ласкова, все понимала, сочувствовала и даже призналась, что горько корит себя за то, что поторопилась выдать племянницу замуж...
Никто еще не понимал, что мир уже стоит на пороге громадной политической катастрофы, и последствия ее будут столь страшны, что затмят все проблемы личной жизни членов династии.
Продолжение следует...