Своими глазами. Министр-председатель Временного правительства А.Ф. Керенский
Начало: http://eho-2013.livejournal.com/1001284.html
Перелистываем страницы воспоминаний А.Ф. Керенского...
Карьера отца Александра Керенского Федора Михайловича на педагогическом поприще сложилась блестяще. Он довольно быстро дослужился до чина действительного статского советника (IV класс Табели о рангах, соот. военному чину генерал-майора). Чин давал право на потомственное дворянство, а обращаться к действительному статскому советнику советнику и его супруге следовало: "Ваше превосходительство". Статус директора мужской гимназии в губернском городе был очень высок. Выше его по чину был только губернатор Симбирской губернии. К тому же Ф.М. Керенского назначили еще и директором Мариинской женской гимназии (которую его сын в воспоминаниях почему-то называет средней школой для девочек), и он удачно совмещал оба поста.
Помимо высокого жалованья служба давала и ряд преференций - Ф.М. Керенскому полагалась роскошная казенная квартира, возможность бесплатно учить в гимназии сыновей и т.д.
И знакомства у Керенских были соответствующие, например, действительный статский советник Илья Николаевич Ульянов с семейством. И.Н. Ульянов также служил по ведомству просвещения - руководил народными училищами Симбирской губернии. Александр Керенский в воспоминаниях настаивал, что не дружил и даже не был близко знаком с Володей Ульяновым - разница в возрасте сказывалась...
Однако, когда Саша Керенский тяжело заболел, Володя регулярно приходил его навещать и читал вслух. Но вспоминали об этом другие - не Саша, и не Володя...
Когда мне исполнилось шесть лет, моему безмятежному детству пришел неожиданный конец. Вдруг все - родители, няня, старшие сестры, друзья дома - стали проявлять ко мне особую заботливость и нежность. Я почувствовал эту перемену, но не знал причины. И был весьма озадачен, когда на меня буквально обрушился град подарков. При этом меня осаждали просьбами не волноваться и не утомляться. Время от времени приходил доктор, который осматривал мое бедро и голень. А как-то вечером в детскую зашла мама, тихо присела на мою кровать и объявила, что скоро мы отправимся на тройке с колокольчиками в город Казань. Я был в восторге... Мы отправились в путь в закрытом возке, куда для согрева поставили жаровню. По приезде в Казань мать привела меня... на прием к известному специалисту по костным заболеваниям, профессору Студенскому. Тщательно осмотрев меня, он поставил диагноз: туберкулез бедренной кости. Когда профессор пришел к нам на следующий день, его сопровождал молодой человек приятной наружности. Они вновь осмотрели мою правую ногу, и молодой человек со сноровкой заправского сапожника снял какие-то мерки. Назавтра молодой человек... втиснул мою правую ногу в похожую на сапог металлическую штуковину выше колена так, что я не мог согнуть ногу. Я завопил благим матом, молодой же человек промолвил: «Прекрасно». А мама сказала: «Ведь не хочешь же ты до конца жизни остаться хромоногим, правда?» И заметив в моих глазах испуг, добавила: «Ну, вижу, что не хочешь. А потому веди себя разумно, когда мы вернемся домой, придется тебе полежать немного в кровати. И вот увидишь: скоро будешь бегать и играть сколько захочешь». Ее серьезный голос звучал успокаивающе. Через два дня мы отправились обратно в Симбирск. Вернулись домой как раз накануне Рождества, и я до сих пор помню, как меня вывезли к елке на специально сделанной кровати. Я пролежал в постели шесть месяцев и сидеть после этого мне разрешили лишь не снимая тяжелого кованого сапога с привязанным к каблуку дополнительным грузом.
Я всегда был живым подвижным ребенком, а потому лежать в кровати было для меня сущим наказанием. Много лет спустя сестра рассказывала, что за время болезни я стал просто несносен. «Впрочем, - добавила она, - вспышки раздражения быстро проходили. Тебя, а заодно и всех нас от твоих выходок спасало чтение». Я всегда любил книжки, но отнюдь не желал читать их сам. Но однажды во время болезни, устав от бесконечного лежания и хандры, я взял со столика какую-то книгу. И это положило конец скуке и тоске. Не помню сейчас ни названия, ни автора книги, но именно с этого мгновения чтение стало основной привычкой всей моей жизни. Я позабыл обо всем на свете, не замечал тяжести отвратительного кованого сапога. Я проглатывал книги и журналы, исторические романы, описания путешествий, научные брошюры, рассказы об американских индейцах и жития святых. Я познал обаяние Пушкина, Лермонтова и Толстого, не мог оторваться от «Домби и сына» и проливал горючие слезы над «Хижиной дяди Тома».
Должно быть, к лету 1887 года болезнь отступила, ибо хорошо помню радость от прогулок в деревне, где мы проводили каникулы. Я полностью выздоровел и снова стал жизнерадостным и веселым мальчишкой. Но что-то все-таки изменилось. Видимо, я вырос из детских штанишек, и общения с братом Федей стало явно недостаточно. До сих пор все мои чувства и ощущения сливались в одну гармоническую, но весьма зыбкую субстанцию, названия которой я не знал. Теперь же я знал, что имя ей было - Россия. В глубине души я чувствовал, что все окружающее меня, все, что происходило со мной, изначально было связано с Россией: красота Волги, вечерний звон, архиерей, торжественно восседающий в карете, запряженной четверкой лошадей, каторжники в кандалах, хорошенькие маленькие девочки, с которыми я ходил в танцклассы, оборванные босоногие деревенские ребятишки, с которыми играл летом, мои родители, детская, няня, герои русского эпоса, Петр Великий. Я стал размышлять, задавать вопросы, стремясь понять сущность того, что ранее считал очевидным.
«Когда болезнь надолго приковала пятилетнего Александра к постели, Владимир Ульянов навещал его дома: читал ему свою любимую «Хижину дяди Тома», рассказы об индейцах, Пушкина, Лермонтова, Диккенса. Эти месяцы, которые мальчик провел за чтением книг, во многом предопределили характер и всю дальнейшую судьбу Керенского… В июне 1917 года Керенский называл Владимира Ильича своим бывшим «учителем и старшим другом». (А. Майсурян. Другой Ленин).
В 1917 году А.Ф. Керенский и В.И. Ульянов-Ленин почти не встречались, разве что мельком, на многолюдных политических митингах. Но у Керенского было желание встретиться с земляком в неформальной обстановке...
Кадет Владимир Набоков, отец известного писателя, вспоминал: «Помню, Керенский уже в апреле, через некоторое время после приезда Ленина, как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним, и в ответ на недоуменные вопросы пояснил, что «ведь он живет в совершенно изолированной атмосфере, он ничего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему ориентироваться в том, что происходит». Визит, сколько мне известно, не состоялся. Не знаю, отклонил ли его Ленин или Керенский сам отказался от своего намерения».
Это вопрос - кто из них "сориентировал" бы оппонента в происходящем. А возвращаясь к детским воспоминаниям Керенского... Все же он не смог полностью обойти в них семейство Ульяновых. Симбирск был потрясен арестом Александра Ульянова, который как оказалось, с товарищами готовил террористический акт - массовое убийство в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Там проходила поминальная служба по убитому террористами императору Александру II, собравшая кроме царской семьи очень большое количество народа. Александр Ульянов путем взрыва бомб планировал убить императора Александра III с женой, детьми и близкими, а заодно и всех, кого "зацепит взрывом" в переполненном храме. Но спецслужбы оказались на высоте и бомбистов арестовали, не дав им привести в исполнение свой план.
А.Ф. Керенский вспоминал:
Симбирск напомнил о себе Санкт-Петербургу весьма неприятным образом, когда был раскрыт заговор с целью убийства Александра III. Осуществить заговор предполагалось 1 марта 1887 года, и одним из заговорщиков был сын директора симбирского департамента народных училищ и брат Владимира Ульянова (Ленина).
Александр и Владимир Ульяновы
И хотя Александр Ульянов был связан с моей жизнью лишь косвенно, в детском воображении он оставил неизгладимый след не как личность, а как некая зловещая угроза. При одном упоминании его имени в моем сознании сразу же возникала картина мчащаяся по ночному городу таинственной кареты с опущенными зелеными шторками, которая по мановению могущественной руки отца Сони увозит людей в неизвестность. Соня - маленькая девочка, которую иногда приводили к нам на танцевальные занятия, а отец ее занимал пост главы жандармского управления Симбирской губернии. Раскрытие в Санкт-Петербурге тайного заговора и арест сына видного симбирского чиновника послужили основанием для арестов в городе, которые, как правило, проводились по ночам. Тревожные разговоры взрослых об этих ужасных событиях проникли в нашу детскую, а тесные отношения нашей семьи с семьей Ульяновых привели к тому, что мы скоро узнали о казни их высокоодаренного сына. Таким было мое первое соприкосновение с революционным движением.
Членов семей "врагов отечества" в те годы арестовывать или подвергать каким-либо гонениям было не принято, в отличие от родственников "врагов народа" более позднего периода нашей истории.
Однако вскоре Владимиру Ульянову предстояло сдавать выпускные экзамены в гимназии... Он шел на золотую медаль. Директору гимназии намекнули, что брату цареубийцы лучше бы медаль не давать (вот было бы самое страшное из возможных в те годы наказаний)... И повод был - Владимир как-то надерзил директору гимназии на уроке по логике. Да и другие случаи отмечались... Поведение-то хромает!
Но Федор Михайлович сделал все, чтобы Володя медаль получил.
Он еще не раз будет оказывать своему ученику Ульянову покровительство, однако благодарности не получит, только сильно осложнит себе жизнь.
Посты из серии "Своими глазами":
Академик М.Н. Тихомиров: http://eho-2013.livejournal.com/979011.html
http://eho-2013.livejournal.com/979555.html
http://eho-2013.livejournal.com/980360.html
http://eho-2013.livejournal.com/980646.html
Писатель Л.А. Кассиль: http://eho-2013.livejournal.com/981495.html
http://eho-2013.livejournal.com/990391.html
Певица Н.В. Плевицкая: http://eho-2013.livejournal.com/991808.html
http://eho-2013.livejournal.com/993206.html
http://eho-2013.livejournal.com/996414.html
http://eho-2013.livejournal.com/1000632.html
Перелистываем страницы воспоминаний А.Ф. Керенского...
Карьера отца Александра Керенского Федора Михайловича на педагогическом поприще сложилась блестяще. Он довольно быстро дослужился до чина действительного статского советника (IV класс Табели о рангах, соот. военному чину генерал-майора). Чин давал право на потомственное дворянство, а обращаться к действительному статскому советнику советнику и его супруге следовало: "Ваше превосходительство". Статус директора мужской гимназии в губернском городе был очень высок. Выше его по чину был только губернатор Симбирской губернии. К тому же Ф.М. Керенского назначили еще и директором Мариинской женской гимназии (которую его сын в воспоминаниях почему-то называет средней школой для девочек), и он удачно совмещал оба поста.
Помимо высокого жалованья служба давала и ряд преференций - Ф.М. Керенскому полагалась роскошная казенная квартира, возможность бесплатно учить в гимназии сыновей и т.д.
И знакомства у Керенских были соответствующие, например, действительный статский советник Илья Николаевич Ульянов с семейством. И.Н. Ульянов также служил по ведомству просвещения - руководил народными училищами Симбирской губернии. Александр Керенский в воспоминаниях настаивал, что не дружил и даже не был близко знаком с Володей Ульяновым - разница в возрасте сказывалась...
Однако, когда Саша Керенский тяжело заболел, Володя регулярно приходил его навещать и читал вслух. Но вспоминали об этом другие - не Саша, и не Володя...
Когда мне исполнилось шесть лет, моему безмятежному детству пришел неожиданный конец. Вдруг все - родители, няня, старшие сестры, друзья дома - стали проявлять ко мне особую заботливость и нежность. Я почувствовал эту перемену, но не знал причины. И был весьма озадачен, когда на меня буквально обрушился град подарков. При этом меня осаждали просьбами не волноваться и не утомляться. Время от времени приходил доктор, который осматривал мое бедро и голень. А как-то вечером в детскую зашла мама, тихо присела на мою кровать и объявила, что скоро мы отправимся на тройке с колокольчиками в город Казань. Я был в восторге... Мы отправились в путь в закрытом возке, куда для согрева поставили жаровню. По приезде в Казань мать привела меня... на прием к известному специалисту по костным заболеваниям, профессору Студенскому. Тщательно осмотрев меня, он поставил диагноз: туберкулез бедренной кости. Когда профессор пришел к нам на следующий день, его сопровождал молодой человек приятной наружности. Они вновь осмотрели мою правую ногу, и молодой человек со сноровкой заправского сапожника снял какие-то мерки. Назавтра молодой человек... втиснул мою правую ногу в похожую на сапог металлическую штуковину выше колена так, что я не мог согнуть ногу. Я завопил благим матом, молодой же человек промолвил: «Прекрасно». А мама сказала: «Ведь не хочешь же ты до конца жизни остаться хромоногим, правда?» И заметив в моих глазах испуг, добавила: «Ну, вижу, что не хочешь. А потому веди себя разумно, когда мы вернемся домой, придется тебе полежать немного в кровати. И вот увидишь: скоро будешь бегать и играть сколько захочешь». Ее серьезный голос звучал успокаивающе. Через два дня мы отправились обратно в Симбирск. Вернулись домой как раз накануне Рождества, и я до сих пор помню, как меня вывезли к елке на специально сделанной кровати. Я пролежал в постели шесть месяцев и сидеть после этого мне разрешили лишь не снимая тяжелого кованого сапога с привязанным к каблуку дополнительным грузом.
Я всегда был живым подвижным ребенком, а потому лежать в кровати было для меня сущим наказанием. Много лет спустя сестра рассказывала, что за время болезни я стал просто несносен. «Впрочем, - добавила она, - вспышки раздражения быстро проходили. Тебя, а заодно и всех нас от твоих выходок спасало чтение». Я всегда любил книжки, но отнюдь не желал читать их сам. Но однажды во время болезни, устав от бесконечного лежания и хандры, я взял со столика какую-то книгу. И это положило конец скуке и тоске. Не помню сейчас ни названия, ни автора книги, но именно с этого мгновения чтение стало основной привычкой всей моей жизни. Я позабыл обо всем на свете, не замечал тяжести отвратительного кованого сапога. Я проглатывал книги и журналы, исторические романы, описания путешествий, научные брошюры, рассказы об американских индейцах и жития святых. Я познал обаяние Пушкина, Лермонтова и Толстого, не мог оторваться от «Домби и сына» и проливал горючие слезы над «Хижиной дяди Тома».
Должно быть, к лету 1887 года болезнь отступила, ибо хорошо помню радость от прогулок в деревне, где мы проводили каникулы. Я полностью выздоровел и снова стал жизнерадостным и веселым мальчишкой. Но что-то все-таки изменилось. Видимо, я вырос из детских штанишек, и общения с братом Федей стало явно недостаточно. До сих пор все мои чувства и ощущения сливались в одну гармоническую, но весьма зыбкую субстанцию, названия которой я не знал. Теперь же я знал, что имя ей было - Россия. В глубине души я чувствовал, что все окружающее меня, все, что происходило со мной, изначально было связано с Россией: красота Волги, вечерний звон, архиерей, торжественно восседающий в карете, запряженной четверкой лошадей, каторжники в кандалах, хорошенькие маленькие девочки, с которыми я ходил в танцклассы, оборванные босоногие деревенские ребятишки, с которыми играл летом, мои родители, детская, няня, герои русского эпоса, Петр Великий. Я стал размышлять, задавать вопросы, стремясь понять сущность того, что ранее считал очевидным.
«Когда болезнь надолго приковала пятилетнего Александра к постели, Владимир Ульянов навещал его дома: читал ему свою любимую «Хижину дяди Тома», рассказы об индейцах, Пушкина, Лермонтова, Диккенса. Эти месяцы, которые мальчик провел за чтением книг, во многом предопределили характер и всю дальнейшую судьбу Керенского… В июне 1917 года Керенский называл Владимира Ильича своим бывшим «учителем и старшим другом». (А. Майсурян. Другой Ленин).
В 1917 году А.Ф. Керенский и В.И. Ульянов-Ленин почти не встречались, разве что мельком, на многолюдных политических митингах. Но у Керенского было желание встретиться с земляком в неформальной обстановке...
Кадет Владимир Набоков, отец известного писателя, вспоминал: «Помню, Керенский уже в апреле, через некоторое время после приезда Ленина, как-то сказал, что он хочет побывать у Ленина и побеседовать с ним, и в ответ на недоуменные вопросы пояснил, что «ведь он живет в совершенно изолированной атмосфере, он ничего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему ориентироваться в том, что происходит». Визит, сколько мне известно, не состоялся. Не знаю, отклонил ли его Ленин или Керенский сам отказался от своего намерения».
Это вопрос - кто из них "сориентировал" бы оппонента в происходящем. А возвращаясь к детским воспоминаниям Керенского... Все же он не смог полностью обойти в них семейство Ульяновых. Симбирск был потрясен арестом Александра Ульянова, который как оказалось, с товарищами готовил террористический акт - массовое убийство в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Там проходила поминальная служба по убитому террористами императору Александру II, собравшая кроме царской семьи очень большое количество народа. Александр Ульянов путем взрыва бомб планировал убить императора Александра III с женой, детьми и близкими, а заодно и всех, кого "зацепит взрывом" в переполненном храме. Но спецслужбы оказались на высоте и бомбистов арестовали, не дав им привести в исполнение свой план.
А.Ф. Керенский вспоминал:
Симбирск напомнил о себе Санкт-Петербургу весьма неприятным образом, когда был раскрыт заговор с целью убийства Александра III. Осуществить заговор предполагалось 1 марта 1887 года, и одним из заговорщиков был сын директора симбирского департамента народных училищ и брат Владимира Ульянова (Ленина).
Александр и Владимир Ульяновы
И хотя Александр Ульянов был связан с моей жизнью лишь косвенно, в детском воображении он оставил неизгладимый след не как личность, а как некая зловещая угроза. При одном упоминании его имени в моем сознании сразу же возникала картина мчащаяся по ночному городу таинственной кареты с опущенными зелеными шторками, которая по мановению могущественной руки отца Сони увозит людей в неизвестность. Соня - маленькая девочка, которую иногда приводили к нам на танцевальные занятия, а отец ее занимал пост главы жандармского управления Симбирской губернии. Раскрытие в Санкт-Петербурге тайного заговора и арест сына видного симбирского чиновника послужили основанием для арестов в городе, которые, как правило, проводились по ночам. Тревожные разговоры взрослых об этих ужасных событиях проникли в нашу детскую, а тесные отношения нашей семьи с семьей Ульяновых привели к тому, что мы скоро узнали о казни их высокоодаренного сына. Таким было мое первое соприкосновение с революционным движением.
Членов семей "врагов отечества" в те годы арестовывать или подвергать каким-либо гонениям было не принято, в отличие от родственников "врагов народа" более позднего периода нашей истории.
Однако вскоре Владимиру Ульянову предстояло сдавать выпускные экзамены в гимназии... Он шел на золотую медаль. Директору гимназии намекнули, что брату цареубийцы лучше бы медаль не давать (вот было бы самое страшное из возможных в те годы наказаний)... И повод был - Владимир как-то надерзил директору гимназии на уроке по логике. Да и другие случаи отмечались... Поведение-то хромает!
Но Федор Михайлович сделал все, чтобы Володя медаль получил.
Он еще не раз будет оказывать своему ученику Ульянову покровительство, однако благодарности не получит, только сильно осложнит себе жизнь.
Посты из серии "Своими глазами":
Академик М.Н. Тихомиров: http://eho-2013.livejournal.com/979011.html
http://eho-2013.livejournal.com/979555.html
http://eho-2013.livejournal.com/980360.html
http://eho-2013.livejournal.com/980646.html
Писатель Л.А. Кассиль: http://eho-2013.livejournal.com/981495.html
http://eho-2013.livejournal.com/990391.html
Певица Н.В. Плевицкая: http://eho-2013.livejournal.com/991808.html
http://eho-2013.livejournal.com/993206.html
http://eho-2013.livejournal.com/996414.html
http://eho-2013.livejournal.com/1000632.html